Я дарю вам молнию

Звезды Фонда
ЕЛИЗАВЕТА ГРИГ - ЗВЕЗДА ФОНДА ВСМ

 Фотография с конкурса 2004г
Автор неизвестен.


Старик жил в степи. На земле, напоминающей морщинистую «брошенку», которая выплакала молодые соки слезами и теперь не знает, как жить и кому принадлежать.
   Старая это была степь. Колючая и неприветливая.
По ночам здесь утробно выли ветры, а днем или сдирало кожу летнее солнце, или  дубил зимний холод.


   Каждый вечер на обочине дороги, недалеко от своей скромной хижины появлялся старик Джо.

   Эх, Джо!

   С высохшим, испеченным давным – давно лицом, похожим на  затвердевший хлебный каравай. Высокий, костлявый  и прямой, обросший  по шею  жесткими  желтыми волосами. С какого бока ни глянь – старая пальма, невесть откуда попавшая в степную глушь.  Седые, слегка поредевшие космы - листья развивались на ветру разлапистой кроной, то и дело падали на светло-голубые, выцветшие глаза.

   Где же ты сейчас, Джо?

   Около бетонного шоссе, в смуглой, легкой пыли он выставлял напоказ товар – штук двадцать банальных с первого взгляда емкостей разных объемов.
   Он приходил сюда, чтобы подарить людям молнии.
   Да, да, Не удивляйтесь.
   Он дарил молнии.
   В огромных сосудах – мощные и яростные.
   В средних – деликатные
   В самых маленьких – нежные и колкие, как иглы искусных вышивальщиц.

   - Примите, сэр! Эта смелая, ловкая молния сделает Вас сильнее .
   - Возьмите, миссис! Посмотрите, что за прелесть я Вам дарю. Молния, похожая на тончайшую паутинку. Кружево из огненных нитей. Вы окутаете им своего любимого, и он забудет обо все на свете. Обо всем, кроме Вас.
   - Подождите, сэр! Куда же Вы так спешите? Куда вы все несетесь, не замечая жизни? Остановитесь на мгновение! Неужели   слепы и глухи? Здесь на этой дороге я отдаю желающим силу небес.

   Наивный Джо.

   Проезжающие машины почти никогда не останавливались. А, если, кто и выходил из машины, то долго не задерживался. Крутил у виска пальцем, или хуже того - смачно плевал на драгоценные банки и спешил назад, в уютное нутро своих  любимых «мыльниц», охочих до бензина.

   Несчастный Джо.

   Когда все это началось? В общем-то недавно.
   Жил, как большинство. В жадном до человеческих душ городе. Много, много купюр, как честно заработанных, так  и полученных хитростью текло в его карманы и на банковские счета, долго, слишком долго он тратил, терял, проигрывал, пускал на ветер, расходовал на женщин.
   Как молочный олененок носился по лесу суетной жизни и никогда не думал о небе. Он на небо, увы,  не смотрел. Разве, что в ожидании дождя.
   Годы летели мимо, стирались крепкие копыта о коварные пни, и Джон все чаще ввинчивался взглядом в землю, опасаясь западни, думая о глубоких ямах, припасенных врагами для усмирения быстроногой юности.
   Позже, когда жизнь оборотилась в приторную конфету, за которую для чего-то нужно было рвать глотку соперникам, пришли томные мысли о теплой и уютной берлоге, но  ярость на сердце мешала принять такой конец надлежащим способом – спокойно и философски. Темные и, порой, все еще неуемные страсти брали верх над подобной тягой, а возможность удовлетворить свои, разжиревшие на денежных хлебах потребности через сосание лапы была призрачной, как утренний сон.

   Знаешь… Ты состарился, Джо.

   Однажды в летнюю грозу на душе у него вдруг стало муторно и зябко. Упрямая сила, накинув невидимый аркан, вытащила на улицу,в непогоду и заставила идти,куда глаза глядят. Это ли не странность в наш  технократический век? Для человека, привыкшего к роскоши комфортабельной жестянки на колесах.
   И пошло – поехало… Нудная перепалка с самим собой, смута в мыслях. Они привели к берегу реки, которая уже вспучилась от ливня и переваливалась с боку на бок, как растревоженная медуза.
   Стоял под струями дождя и думал о своем нерадивом помощнике, который почти порушил надежды на подписание нового контракта, сулящего вожделенные прибыли. А тот возьми и позвони ему…
   В тот самый момент, когда молния прожгла небо зазубренным блестящим штыком давно скрываемой злости.

   Злости, которая всегда была рядом, и от которой болело сердце.

   Метким решительным снарядом  собственная, переполняющая судьбу субстанция ярости полетела вверх, Душа переродилась в упругую тетиву и выплюнула прилипшую к ней грязь, безразличие, гнев.
   В тот момент, когда электрический разряд молнии вонзился в мякоть неба, принадлежащая Джону  огненная стрела соединилась с природной, исчезнув в двойнике навсегда.
   Он лежал на траве, сжимая в почерневшей  руке расплавленный телефон.
   А вверху  через весь нависший над землей свод орудовал гигантский умелый нож, отсекая куски начиненного  мудростью и тайнами пирога. Кусок этого пирога был подарен и Джону взамен только что украденных  черствых лепешек дьявольской кухни страстей, похоти и искуса. Он это почувствовал.

   Ощущение покоя и силы.

   Силы, которая не зависела от количества хрустящих, обманных бумажек.
Он был пригвожден этим странным открытием к земле.
   И вздрогнул.
   И обомлел.
  Земные соки теперь стали его собственной кровью,  а заоблачная энергия проникла в самые сокровенные и недоступные ранее закоулки внутреннего, теперь уже чистого, непорочного, как розовый младенец, мира.

   Ты родился вновь, Джо.

   - Сэр, посмотрите на ловкую молнию в этом сосуде. Она сделает Вас неутомимым в любви.
   - Мисс, Вам повезло. Изящная молния, которую Вы можете даже погладить через стекло, станет другом и помощником. Вы только начинаете жить. Не бойтесь! Впустите в себя то, что обитает над головой. Вам не придется тщательно осматривать дорогу, чтобы избежать падения. Ноги сами понесут Вас к цели.

   Врачи постановили: «Это чудо. Странное и необъяснимое стечение обстоятельств, непознанные способности человеческого существа».
   Он остался жив. Только раны на правой руке  уже никогда не затягивались,  но это мало беспокоило старика.

   Но был ли это тот самый Джо?

   Нет, нет, нет. Сто раз – нет.

   - Не проходите мимо, мэм. Неужели Вы не желаете вернуть молодость? Она – здесь. Под крышкой.
   - Что же ты сам, старик, не сотрешь отвратительные морщины со своего лица?
   - Вы находите свое лицо ужасными, а я мое – нет. В этом разница между нами. Я обрел то, что искал и больше мне уже ничего не нужно. Я даритель молний.

   Теперь каждую грозу они с женой ловили молнию.
   Жена направляла в небо длиннющую пластиковую трубку, а он осторожно и,по правде сказать,  неуклюже сгребал израненной, покрытой кровоточащими струпьями рукой очередную пленницу. Пойманная молния змейкой влетала в орудие ловли, а оттуда, юркнув, заполняла  банку из хрустящего чистотой стекла.
   Когда старая железная тачка загружалась полностью, они заканчивали утомительную охоту и, совсем не чувствуя себя героями, а лишь ответственными работягами, уходили домой – к очагу, простецкому бобово - рисовому ужину и жесткой, спартанской постели.
   Хранить ниспосланную добычу было нелегко. Летом они помещали сосуды на яркое солнце, чтобы дать золотому, светящемуся содержанию подкормиться энергией, а зимой располагали на специальных полках у очага, и, казалось, слышали благодарные вздохи из-под крышек.
   И не было ничего слаще в этом мире, чем любоваться накопленным сокровищем.

   Неутомимый Джо.

   - Хотите, чтобы Ваша жизнь изменилась? Тогда берите вот эту, похожую на ветку сирени, и ожидайте чуда.
   Правдолюбцы возмущались, обличая его в безумии:
   - Но там же ничего нет! Пустая банка из-под маринада.

   Они не видели! Никто. Никогда.

   Не замечали, что в  синем желеобразном сгустке, окруженном прозрачными инертными стенками, колышутся и просятся наружу молнии:
   плотные,  жгучие, как расплавленный чугун, клинки,
   изящные, задумчивые зигзаги,
   невесомые сетчатые островки,
   глубокие засасывающие расщелины,
   расцветающие астрами букеты,
   тонкие стрелы,
   таинственные водоросли,
   зернистые шары.
   просто искры на бархатном теле ночи.

   Бедные, бедные, бедные люди.


   В степи, у дороги их ждало чудо, а они, зевая во весь рот, шуршали шинами авто по своим многочисленным  земным делам, раскладывая на аккуратных полочках  скучные мысли о животе насущном, и язвительно улыбались:
   -  Как тебя зовут? Ты большой чудак, Джон! Можем отвести тебя к доктору.

   Ну, что же ты молчишь, Джо?