Знала осень, что сестрице зиме надо место уступить. Недолго она собиралась, сложила в саквояж свои любимые краски - охру и киноварь. Уронила на красу лесную прощальные слезинки-дождинки, кликнула пролётную стаю лебединую. Взяли они осень на крыло широкое, раздался с неба прощальный крик - это лебеди трубили, осень с землёй, полями, да лесами прощалась.
Скоро и зиме быть, она уже братца своего меньшего, самого послушного прислала: - Слетай братец, в края, откуда осень ушла. Лужи да слякоть легонько подморозь: плохо, когда снега ложатся в грязь. Я шубку новую хочу показать, а как в новой-то шубе, в валенках беленьких, по грязи идти? Да и роду людскому слякоть надоела. Ты уж, братец, поработай, только не переусердствуй.
Вот уж радости Морозцу! Такое важное дело сестрица доверила, старается. Дунул слегка - покрыло дыхание белым инеем облетевшие листья, зелень озимая поседела. Деревья инеем припушил, сестрицу ждёт, а её всё нет и нет.
Посильнее дунул Морозец, - надели лужи и мелкие пруды кафтаны из ледка тонкого, красиво получилось. Старается Морозец, всё дольше дышит, землю морозит.
Зябко в лесу, мёрзнут звери, мёрзнут птахи, большие и малые, холодно озимым в поле.
Все вокруг просят: «Приходи, зима скорее, снега приноси!»
Тоскливо и холодно зайцу Серёге, никто-то о нём не заботится, никто не кладёт, как прежде, листиков капустных под куст. Ребятишки из детского оздоровительного лагеря летом рядом жили, они зайца Серёгой и назвали, а белку Бэлой.
Хорошо, вкусно кормили, даже яблоки и бананы он попробовал в этом году. Вот весело в лесу было, хоть и шумно!
Радио там целый день играло, иногда и полезные вещи узнавал Серёга, лесным соседям рассказал, что живёт зима на острове Грумант, теперь его Шпицбергеном зовут, лежит тот остров в далёком Ледовитом океане.
Спит зима в пещере на мягкой постели из снега и пуха гагачьего, крепко и долго спит. Прислуживает ей, досмотр за островом и домом медведь белый ведёт.
«Видно, будильник завести забыли, вот и не просыпается зима», - рассуждает Серёга. Лично у него дом в кусте терновом, конечно колючки везде, зато лиса не сунется – не будет модница лесная шубку рвать, лапки рыжие колоть.
Постель у него тоже мягкая и тёплая. Спасибо ветру, много листьев в куст нанёс, загнивают листья, тепло снизу от них, хоть шубу снимай. Хорошо, конечно, спать, да поесть бы не мешало.
Надо и соседей проведать. Побарабанил лапкой по пню дубовому, под ним семейство ежа Иглыча жило, собиралось вчера семейство спать уйти, зевали все. Не выходит Иглыч, спит, поди. Хозяйственный мужик ёж, заготовки на зиму сделал, гнездо утеплил, всё у него путём, даже ему, Серёге, на сучке морковку оставил, не забыл друга. Набрал заяц сухих листьев, укутал пень, пусть спят ежи в тепле.
Позавтракал морковкой, погрыз веточек осиновых горьких, да только пуще есть захотелось. Знал Серёга, где можно вкусно и сытно поесть – Михайла, крёстный его, недавно капусту с поля убрал, кочерыжки остались.
Совсем люди заелись, такое лакомство в поле бросают.
Рядом поле, да идти туда боязно. Это Бэла виновата, она всему лесу растрещала: - Зиму встречайте, белое одевайте! Вчера гуси пролетели, снег на хвосте принесли.
Поверил Серёга соседке, пальтецо летнее серенькое снял, нафталином пересыпал, в шкап убрал, вырядился в шубку белую зимнюю. Тёплая, красивая шуба, да такого франта, во всём белом, среди серого поля и леса далеко видно волку и лисе.
Ох, уж эта Бэла, тоже в шубке новой, зимней, всё по верхам гуляет, из высшего она общества, с птицами дружбу водит. Высоко живёт, но страхов тоже полно, только смотри, не крадётся ли куница, не кружат ли ястреб и ворона! Пойду, узнаю, скоро ли снег выпадет.
До чего же белка весёлая, по деревьям носится, шишками во всех кидается, да так метко, вот и ему прямо в лоб попала, понятно, играет, Серёга даже не обиделся.
Высоко в дупле у неё дом, все в лесу знают, хозяйственная она и домовитая. В кладовочке сухие ягоды и грибы, орехи запасены, в дупле сухо, не дует. Свернётся, хвостом вход закроет, спит себе, отдыхает, но все лесные новости знает.
Пожаловался Серёга белке на голодную сегодняшнюю жизнь, можно бы к крёстному сходить, он накормит, не впервой. Друзья Серёгины знали: правду говорит заяц про крёстного.
Был он в прошлую весну малышом - несмышлёнышем, коршуна не заметил, тот его и схватил, собака Михайлы на коршуна кинулась, отняла зайчишку, принесла окровавленного Серёгу хозяину.
Смазал Михайла дёгтем зайчишке раны, выходил, в лес отпустил, да и наказал: - Смотри в оба! А коли нужда будет, заходи, не бойся, я вроде крёстного тебе.
Только идти к крёстному нужно через пашню и озимые, а в белой шубке нельзя. Летом и без Михайлы еды полно, на поле капустное воровать он не ходил, ещё мать учила честно жить: «Кто берёт без спросу, будет без носу».
Не хотел Серёга без носу жить, стукнул лапой по сосне, белку позвал, поговорить с соседкой нужно. Спрыгнула белка на веточку нижнюю, сверху тяжело разговаривать, новости для всего леса хорошие поведала. Свежим ветерком подуло, снегом пахнет, с края холодного потянулись тяжёлые облака.
Белые медведи постарались, снегом их загрузили. Зима на облаке сидит, словно барыня в карете. Над полем и лесом, над деревней, развязала у мешка завязочку, тряхнул ветер мешок, посыпался из него снег, всю ночь шёл, весь день сыпался. «Получите, раз просили» - думает зима, смотрит, как снег всё засыпает.
Давно деревенские жители большого снегопада не видели, даже старики такой снежной зимы не припомнят, да рады все: « много снега – много хлеба».
Завалило деревню и домик Михайлы по самые крыши, только труба над снегом торчит, дым из трубы идёт. Ничего старики не поймут, петухи давно пропели, а ночь не кончается, лампу зажгли, печь затопили.
«Вот ведь незадача, нас снегом засыпало, надо откапываться, а меня радикулит совсем скрючил, не согнуться, ни разогнуться, что делать-то? – сокрушается Михайла.- Не дом, а берлога медвежья».
- Не горюй, дед, дрова во дворе, мука в ларе, припасы в подполе, будем жить до весны, как медведь в берлоге, даже лапу сосать не придётся. Может, нас кто откопает, не у всех в деревне радикулит.
- А не слышишь ли, бабушка, вроде стучит кто – говорит дед с печки.
- Слышу, – отвечает Прасковья, по трубе кто-то барабанит.
- Ты в трубу-то крикни, отзовись, – советует дед.
- Крёстный! Ты жив ли? – доносилось из трубы.
- Живы, мы, живы, только откопаться не можем, радикулит у дедушки.
- Вы в дверь-то побарабаньте, я буду знать, где копать, позову лесника на подмогу.
Так и сделали. Бабушка в дверь на улицу стучит, заяц лапками, а лесник лопатой снег отгребают. До двери отгребли, откопали Михайлу с Прасковьей.
Надо бы спасателей за стол посадить, чаем напоить. Бабушка самовар согрела, лесник чаёк пьёт, а заяц по избам ходить, чаи пить, не приучен..
-Беги, крестник, зови своих длинноухих родственников, угощать будем, худого не сделаем..
Живенько зайцы на крылечке собрались, вкусненького всем хочется.
Достала бабушка из подполья зайцам угощенье: кочны капустные, ещё по морковке и репке дала. Всех накормила, наказала Серёге: - Голодно будет – приходите!
Всю зиму забегали зайцы к деду и бабушке, подкармливались. Скоро пришли весна с водой, да лето с травой, больше зайцы к Михайле не ходили. А сказка о той зиме осталась, я вам рассказала, а вы другим расскажите. Сказки должны жить и по свету ходить, так – то!