Сегодня я наиграюсь с любовником в папочку.
Папочка, свет жизни, я разбудила пожар в твоих чреслах, грех и душа моя. Губками выдыхаю сигаретный дымок кольцами, чтобы услышать: па-па. Люби-меня-крохотку, люби-свою-девочку- нимфеточку, а я напугаю тебя. Развратник, мы учудим фрейдиссимо и допьем коктейль ощущений.
Ты искусен и опытен, знаешь в любви толк. Сам говорил, что не пальцем делан. Осушал меня поцелуями и вытирал мохнатым полотенцем. Кутал плечи паром и нежил в пенной ванной, счастливый любовник.
А потом нес в постель как на взбитые облака и там безобразничал. Но сейчас я хочу другое.
Попробуй, откинь влажную ткань и согрей мое тело неровным дыханием. Подними свой порочный взгляд и увидишь цветок посреди снежной равнины, лилию, что молоком пахнет.
Остальное не нужно нынче. Бедра и роскошная грудь, шелковая кожа, все прочее, потому что не женщина я, а ребенок.
Вижу, опять смутился. Меня, бегущую ветра обыденности. Страшно шагнуть к границе дозволенного. Я опять напугаю, а разочаруешь – брошу.
Любимый, отчего так старательно ты отводишь трусливый свой взор? Не готов к этому? Неужели и впрямь у тебя было что-то с дочкой, и об этом ужасно вспомнить? Хорошо, я не стану спрашивать и не замечу бледности. Я закрою глаза на твою подленькую сущность ради нашей игры.
Потом юркну в постель и залезу под крылышко, стану на время маленькой дочкой, ведь мне теперь так не хватает отца, который недавно умер…
Папочка, ты помнишь, когда мне было двенадцать, у нас неожиданно погас свет, я же тогда напугалась. То были веерные отключения электричества во времена непорядка. Ты не утратил спокойствия и тихо сказал в темноте: не бойся, и усадил рядом. Мама находилась на кухне, где что-то готовила, и мы стали ждать, а когда тебе надоело, ты прилег, и я примостилась подле. Ты стал ласкать меня по головке, думая, что я все еще дрожу от страха. Я же, действительно, волновалась, но уже по-другому, оттого что ты был близко. Мне хотелось, чтобы ты не переставал гладить, а сердечко стучало. Я взяла твою отцовскую руку своей и потянула вниз, туда, где почувствовала беспокойство. Ты забылся и поддался движению, твоя сильная рука на миг стала послушной, готовой отдаться моей сумасбродной воле. Но потом ты опомнился и отстранился. Все продолжалось лишь несколько мгновений, может быть, меньше минуты, но мне не выбросить из памяти того вечера…
А теперь, папочка, ты погладишь мое естество, мою суть, то, что не сделал ранее. Я сожмусь доверчивой девчонкой, стыдливой и робкой. А когда туман сумасшествия укроет нас одеялом, несмело раздвину ножки, со страхом и любопытством.
Страсть лишает рассудка и разделит грех поровну. Полгреха ведь ты выдюжишь, если дочка подарит усладу? Повтори хриплым голосом, успокой: Ли-ла-Ли-ля-нас-никто-не-увидит…
Помню, мне было шесть, и мама попросила, чтобы я отнесла тебе полотенце, когда ты мылся. Я забыла постучать, спеша услужить быстрее, и проскочила в ванную. Ты стоял под душем, смывая остатки мыла, и тогда я увидела, что нельзя. Это нечто, огромное и влекущее, ужасное и великолепное в своей стати, чему я не знала названия; от него проваливалась душа и не отрывалось взгляда; я уставилась детскими глазенками и даже не поняла, что оно - составная часть тебя, твоя плоть, потому что прежде еще не видала восхищающего бесстыдства, а мое маленькое сердечко рвалось из клети, и я потянулась ручкой. Папа, ты прикрылся ладонью и сказал только слово: совесть и отнял полотенце, а я стремглав выскочила, боясь твоего гнева. И тогда я поняла, что это, что увидела, захватывающее дух и потрясшее меня, делающее беспомощной и робкой, внушающее страх и моление, оно и есть, называется совестью, о которой толкуют взрослые. А потом, когда я осталась в доме одна, я перевернула квартиру вверх дном в поисках совести; я заглядывала во все закутки и рылась в старых чемоданах, но тщетно. Позже, когда родители мне выговаривали нерасположение и допытывались, что я столь тщательно искала, я созналась, что искала совесть, потупив глазки, чувствуя, что того не следовало, и боясь, что накажут.… К моему удивлению, родители смеялись до слез, а потом мне было разъяснено, поведано, что такое есть совесть, я же не стала пускаться в дальнейшие объяснения…
… Как тебе мои губки? Отведай деликатес из устриц. Верхнюю и нижнюю по отдельности, а потом вместе. Только не напускай слюней, старайся.
Мерзавец и грязный трус, развратник, я хочу тебя такого. Прикоснись к ласковой нерешительности. Впадина твоей ладони, под которой тесно. Это все понарошку, почему ты сегодня так скован?
Потереби рыжее золото срамных волосьев и поцелуй Лиличке мочку уха. Опять повтори: Люблю-люблю-сладенькую-дочурку.
Стыдно раскраснеются щеки, и смешается со страхом истома: мама-не-узнает.
Я напою вином робости. Ты вдохнешь ароматы порока и на время забудешься хмельным угаром.
Поиграй же ты с ней, моей девочкой. Сомни запрет настойчиво и исторгни звуки. Я одарю робким стоном и пеньем серебряных колокольчиков.
Ли-ла? Ли-леч-ка, кто он?
Не подавись разочарованием. Да, не первый ты у меня, не первый, и у дочурки все было…
Прости меня, папочка. Там, в летнем лагере… Его звали Юлик, заносчивого и непохожего на других, обычных. Он был старше, и сердечко томилось, когда подружки шептали, что тот обо мне спрашивал. А когда на вечерней линейке нам доверили флаг, я растерялась и упала на глазах у всех, прямо к ногам Юлика. Скоро мне передали записку: Юлик ждет на поляне у заглохшего фонтана, что устал уже выпускать струю, и его заткнули. И я тогда побежала, сжимаясь от ночного страха. Порченый мальчик, под его взглядом я становилась послушной. Он сказал, что любит и даст увидеть все, расстегнул полинялые шорты и вел себя как взрослый мужчина. Он пригнул мне голову, а я поняла, что стыдно и поцеловала то, что видела у тебя тогда, прежде. Потом прибежали девчонки и над нами смеялись. Он на меня поспорил…
Не бей меня, папа, родненький!
Нет, бей, отстегай по попочке, чтобы я не ходила с мальчиками и не проказничала с ними. Вот так, пусть остаются на теле розы, еще много раз и больнее! Мама нас не увидит, а ты не бойся, я знаю, о чем молчать, знаю…
Люби меня, девочку-нимфеточку, ты душа моя и грех, я разбудила пожар в твоих чреслах.
Ты свет моей жизни, папочка…
Ведь это любовь, я верю!!!