Про улыбку, зубы и торт

Ирина Петракова
   Костя не был красавцем. Вернее, как поглядеть. А как поглядеть? Можно Нину его послушать. Костя не был красавцем. Вернее, как поглядеть. А как поглядеть? Можно Нину его  " Уж очень у него кожа гладкая была,"- скорее самой себе она объясняет, почему она, красавица, вышла за такого невзрачного. Наплывающие временами сомнения в правильности сделанного выбора, выливались в эпитеты "сущий урод" и "квазимодо".


   Дочь, которая родилась у Нины с Костей, между тем обожала своего папочку и гордилась им. Может и не без участия Нины родилась эта дочерняя привязанность. Как ни крути, а авторитет отца в семье - во многом заслуга матери. На неизменные же дочерины "любимый" у Нины наготове всегда была оговорка:"Уж не папочка ли!" А всё же не устояла когда-то перед Костиным очарованием молодости. Оно у всех имеет характер в основном атакующий. Упругая гладкая кожа, блестящие карие глаза, пышная черная шевелюра и белозубая улыбка.


   Собственно о белозубой улыбке. Где-то между сорока и пятидесятью годами Костя попрощался со всеми собственными зубами и поселил на их место армию здоровых таких молодцев-протезов. "Знакомый дантист" удружил ни размером, ни фасоном даже отдаленно не напоминающие родные. Трудно предположить теперь, что за добрый человек был тот дантист. Люди добрые! В ужастиках мумии всякие бывают, вампиры...Нет! Не то! Это надо было всё-таки видеть! Словом, новые зубы от друга-дантиста были Косте длинны и с трудом помещались во рту. Бог с ней, с белозубой улыбкой! Костя и с закрытым ртом теперь, казалось, корчил гримасу.

   У дочери при виде нового папиного лица сердце разорвалось от жалости. Она со страхом думала, что если папе придёт в голову заговорить или улыбнуться. Ведь это так естественно для нормального человека : говорить что-то и при этом улыбаться...

   Добрый дантист наверняка сказал что-нибудь вроде: "Отлично, Константин Васильевич! Вам очень идёт!" А, Константин, надо сказать, проработав всю жизнь на руководящих должностях таких и этаких уровней, сохранил какую-то детскую доверчивость к продавцам, слесарям, малярам, плотникам... Видно и к дантистам тоже. Уже будучи замминистра, Костя заплатил "доброму" сапожнику(брату дантиста должно быть) кругленькую сумму, втрое больше обычной, за ремонт эксклюзивной обуви своей внучки. Обувь пришла в негодность назавтра.

   Почему Константин никогда не  ходил с "разборками" в таких случаях. Не о том здесь речь. Слабость питал он к "простому люду", скорее всего, памятуя "босоногое детство своё". А по его рассказам выходило, что уже в семь лет он управлял телегой с лошадью и производил самостоятельные " финансовые операции" с населением, обеспечиваемым на той лошади молоком.

   Так вот, положившись на этот раз на заверения дантиста в неотразимости нового облика, в приподнятом настроении, чудом удерживая свои новые зубы внутри рта, Костя появился на пороге своего дома. По случаю "обновки" в его руке был перевязанная классическим порядком коробка с тортом. И кто же его встречал? Без труда догадались? Верно!  Его жена Нина. Причём тоже в возрасте между сорока и пятидесятью, в расцвете своих климактерических причуд.

   Боги! Нине в ту пору многое и без того было не мило. А тут ещё и её любимый Костинька гримасы гримасничать вздумал. Что уж сказал этакого Константин своей жёнушке..."Привет!" - сказал видимо. "Как дела?" - наверное. Ну и, как полагается, улыбнулся. Торт протянул.

   Да-а-а-а...Нина торт взяла. Сказать зачем? Для того, чтобы развязать верёвочку, снять с коробки крышку и запустить Косте в лицо. Она и не заметила, что дочь и без того смотрит на отца сквозь слёзы.

   Куда ушел папа весь в торте, дочь так и не узнала. И где он нашел силы вернуться потом домой и жить со своей Ниной ещё двадцать лет. Пока Нина не умерла.