День исполнения желаний

Жанна Лабутина
(маленькая повесть)

Поезд в Зазеркалье

Поезд набирал ход. Стоя у окна, Лидка смотрела на удаляющийся город. Состав, делая правый поворот, оставил позади многоэтажные новостройки, незаселенные и потому неживые. Потом промелькнули ярко освещенные корпуса завода "Красный котельщик". Прошло всего несколько минут, а состав, миновав на полном ходу одноэтажную северную окраину Таганрога, вырвался на степной простор, устремился в ночь, унося с собой пассажиров.
Лидка знала все, что оставляла позади. Это был ее город. Знала, что произойдет там завтра и в какой последовательности. Лекции в институте начнутся ровно в восемь. И именно завтра, "ПГ", как звали студенты своего замдекана Петра Георгиевича Голосова, в 309 аудитории, когда соберется весь поток вместе с гидроакустиками, сделает перекличку, и... прощай стипендия!
- Ну и пусть! - подумала Лидка. Дело, ради которого она пожертвовала стипендией, было важнее.
Подошла проводница, взяла протянутый билет.
- Куда едем? - спросила, разворачивая голубую бумажку.
- До Харькова.
Полистав раскладушку, в кармашки которой были вложены билеты, проводница подвела Лидку к открытой двери купе, жестом показала на верхнюю полку слева:
- Располагайтесь. Белье брать будете?
- Да, спасибо. В котором часу будет Харьков?
- Утром, около семи.
Проводница закрыла за собой дверь.
Была середина марта. Поезда шли полупустыми. В купе были заняты только нижние полки.
В дороге, не обремененные долгосрочными обязательствами, люди общаются легко. Молодая бабушка везла в Москву шестилетку внука. В Москве жила мать мальчика.
Эту информацию попутчики выдали сразу, узнав, что Лидка едет только до Харькова. Приличия были соблюдены, знакомство состоялось, но развивать тему не хотелось, и Лидка, бросив свою небольшую дорожную сумку на третью полку, взобралась наверх. Женщина внизу, обняв внука, начала негромко читать ему Андерсена. Грустную сказку о Русалочке.
Лидка отбросила подушку, чтобы удобнее было смотреть в окно. Она старалась не пропустить ничего. Маленькие, едва освещенные полустанки, небольшие станции, потом снова черная степь, и только вдалеке, на горизонте, редкая цепочка огней. Земля казалась необитаемой. Нужно было осознать, наконец, происходящее. Стук колес помогал думать.
Она ехала к отцу.
Лидия Георгиевна Ушкина - студентка третьего курса технического ВУЗа - ехала к своему отцу - Георгию Константиновичу Курлянскому. К человеку, которого никогда не было в ее жизни.
Она еще помнит, как сидела в детском саду вечерами на подоконнике с тайной надеждой, что придет за нею однажды отец,- красивый, светловолосый человек, которого Лидка давно и хорошо знала по фотографии.
В третьем классе она часами дежурила в шалаше, сооруженном дворовой компанией в палисаднике напротив подъездов, и внимательно всматривалась в лица людей, входивших в дом.
Если на дорожке появлялся военный, она, затаив дыхание, напряженно следила, в какой подъезд он свернет. Но гости в военной форме заходили в Лидкин подъезд редко. Отца среди них не было.
Лидка не хотела знать, что годы идут, что война закончилась, и все, кто хотел и мог вернуться, уже дома. Она не хотела знать, что человек, которого ждет, давно снял военную форму и постарел. Она не хотела знать, что где-то там, за горизонтом, он просто живет и, может быть, вполне счастлив без нее, - Лидки. Она была уверена, что отец придет, что она сможет узнать его сразу - по погонам, по наградам,  да просто потому, что он ее отец! Впрочем, приметы и награды Лидка придумывала сама.
В шестом классе в кроне огромного тополя, стоявшего напротив дома, она устроила себе тайный наблюдательный пункт. Брала с собою на дерево одеяло, пару бутербродов, и почти всегда свою любимую книгу - "Два капитана" Каверина. И снова ждала. Часы, дни, годы.
Она знала точно, что где-то за горизонтом этот человек ЕСТЬ. Письма, написанные Лидкой, не возвращались...

Поезд все ускорял ход. Порой начинало казаться, что, еще мгновение и земля не удержит эту летящую железную громаду. Колеса рвались на волю, не желая мириться с колеей, увлекая за собой пассажиров... Но мгновение заканчивалось, а поезд продолжал полет. Бояться становилось бессмысленно и смешно. Лидка легла на спину, закрыла глаза.
Она уже не помнила, когда и что писала отцу. Эти редкие письма просто падали с глухим звуком в синий почтовый ящик и навсегда исчезали в пространстве. Как в черной дыре. Кто-то получал их там, на другом конце этой непрочной, разорванной с одной стороны ниточки.
Лидке всегда хотелось знать: почему? В чем виновата она?
Лида усмехнулась, вспомнив свою наивную веру. Теперь-то она твердо знала, что ждать больше нельзя. Нужно брать инициативу в свои руки... В самом деле, если отец жив, если они не разминулись на Земле во времени, если их разделяет только пространство, то нужно преодолеть его! От Таганрога до Харькова всего-то одна ночь пути!

И вот вчера наступил, наконец, этот день. Лидка решила, скорее даже почувствовала, что, если не сейчас, то никогда не увидит его. Теперь она ехала в Харьков на встречу с отцом, которого у нее никогда не было. Что ждет ее там?

Чужой город

Харьков встретил гостью пасмурной погодой. Низкое серое небо. Промокшие серые дома. Незнакомые, суровые люди. Все было чужим. Но было у этого города одно, самое главное преимущество, за что Лидка простила городу все: здесь жил ее отец!
Лидка шла по улице и думала, что в эту самую минуту, где-то совсем рядом ходит он, не зная еще, что его взрослая дочь уже в городе. Лидка невольно искала в толпе молодое, знакомое по фотографии лицо...
Место в гостинице она получила сразу. В номере стоял огромный цветной телевизор, на тумбочке у кровати телефон. Дверца холодильника была открыта. Лидка прикрыла ее, чтобы пройти в комнату.
Номер был двухместный. Вторая кровать пуста. Лидка поправила макияж, положила в каждый карман по носовому платку. Адрес она знала наизусть с детства, но для надежности, положила в сумочку тетрадный листок с записью. На другом листке она написала номер своего телефона и номер комнаты. Глянула на себя в зеркало и, глубоко вздохнув, сделала шаг к двери.

Новые дома

"Новы будынки", - так называлась улица, которую искала Лидка. Место для харьковчан известное и первая же встреченная на улице женщина подробно объяснила девушке, как доехать. Около десяти часов утра по местному времени Лидка уже подходила к подъезду, в котором все эти годы жил ее отец. Лидка попыталась представить, что она - это он. Она хотела смотреть его глазами. Вот так, каждый день подходит он к этому подъезду, поднимается на третий этаж. Вот так же, протягивает руку к звонку. Слышит этот неприятный, резкий звук, потом приближающиеся шаги. Чьи они?
- Кто там?- спросил из-за двери женский голос
- Георгий Константинович здесь живет?
За дверью воцарилась тишина.

Дом, где разбиваются сердца

Наконец, щелкнул замок, в двери появилось женское лицо. Худая, высокая женщина с прямым пробором редких длинных волос смотрела на гостью.
- Он на работе. А вы, собственно, кто? С работы?
- Нет, - коротко ответила Лидка и замолчала. Слова остались в горле, там же, где стучало сердце. Женщина нахмурилась, посмотрела на Лидку внимательнее, но ничего не сказала. Пауза несколько затянулась. Наконец, словно на что-то решившись, женщина открыла дверь шире, сделала шаг в сторону, освобождая дорогу.
Сказала:
- Заходи, Лида...
Девушка растерялась. Вот так просто: заходи, Лида? Словно они знакомы! Словно она напряженно ждала этого звонка в дверь! Сколько лет? Лидка шагнула за порог.

Зазеркалье

И никакая это не черная дыра! Обыкновенная дверь! Обыкновенная квартира! Обыкновенные люди! Тогда почему? Женщина не предложила Лидке раздеться. Они прошли в комнату. Сели у круглого стола, накрытого скатертью. Первое, что бросилось Лидке в глаза, - это знакомая с детства "свадебная" фотография отца и ее матери. Именно та, что хранилась у нее в тайнике. Фотография была обрезана по контуру там, где было склоненное к мужчине женское лицо. Обрезанный портрет был увеличен, вставлен в рамку. Женщина перехватила Лидкин взгляд.
- Да,- сказала она. Я знала твою маму. Мы вместе работали. Немного даже дружили...
Молодость не терпит компромиссов. Лидка посмотрела незнакомке прямо в глаза:
- А как же вы могли выйти за него замуж, зная, что у него уже есть жена и ребенок?
Женщину вопрос не смутил. Чтобы найти ответ у нее было больше двадцати лет. Плотно сжатые губы растянулись в усмешке:
- Такое было время... Нужно было как-то устраиваться, Кругом разруха... Твоя мама уехала... Женщина не договорила. Встала, принесла из соседней комнаты старый фотоальбом. Положив на стол, начала листать.
- Вот.
На маленькой желтой фотографии стояла группа молодых женщин. Узнать кого-то было на ней трудно, но женщина утверждала, что впереди, обнявшись с подругой, стояла Лидкина мама. Лица были зачерчены чернилами, а сзади, на втором плане, прислонившись к дереву, стояла новая жена Лидкиного отца. В нижнем углу справа на фотографии было написано: "г. Рюгенвальд, июль 1945 года".
Хозяйка листала альбом, и с комментариями передавала фотографии Лидке.
- А это папа,- сказала женщина, найдя, наконец, то, что искала, и, подавая девушке изъятое из альбома фото.
- Папа?- удивилась Лидка. Там, где должно было жить это слово, было по-прежнему пусто.
- Георгий Константинович,- поправилась женщина.
Лидка взяла фото. Усталый немолодой незнакомый человек, похожий на киноартиста, сидел за столом с ручкой в руках, и снизу вверх, чуть повернувшись, смотрел на Лидку. Светлые длинные волосы зачесаны назад. Светлые глаза. Вздернутый нос. Выступающий вперед подбородок с ямочкой.
Мужчина не был счастлив. Без Лидки ему жилось плохо. Это было видно невооруженным взглядом. На столе перед несчастливым человеком стояла пластмассовая чернильница, и лежал листок бумаги. Человек собирался что-то писать. Уж не то ли самое письмо, которого Лидка ждала всю жизнь?
- Что же он не ответил на письма?  - обратилась она к женщине, - не получали?
Хозяйка снова встала, и через несколько минут принесла из соседней комнаты потертый старинный ридикюль без ручки.
Лидка сразу поняла, что это и есть та черная дыра, что затягивала письма.
Все четыре конверта лежали теперь перед отправителем.
- Он не читал их.
- Не хотел? Боль была похожа на ту, что бывает, когда сверло коснется зубного нерва, только болело где-то в груди.
- Вернее, не знал о них. Узнал недавно.
Женщина считала себя правой и глаз не прятала:
- Я не давала. Зачем? Сердце у него больное, волновать не хотелось... Потом эти письма нашел сын.
Это было что-то новенькое. О брате Лидка даже мечтать не могла. А он, оказывается, был.
Женщина продолжала. Теперь разговор затрагивал ее лично и тон несколько изменился. Подобрел, что ли:
- Валентин нашел и прочитал. Потом рассказал отцу. Это было перед тем, как сын ушел в армию. Он всего на два года младше тебя, и сейчас служит в Нара-Фоминске.
- А у отца именно тогда был первый инфаркт. Ты этого хотела?
Нет, Лидка хотела не этого. Она хотела, чтобы не было пустоты в ее сердце там, где должно было жить слово "папа". Она хотела, чтобы в детских спорах, когда, перебивая друг друга, кричали ее друзья наперебой: «а мой папа, а мой папа», она могла на равных произнести: “а мой папа все равно самый – самый!»
– Сильный, красивый, умный!
Она хотела, чтобы не было прочерка в ее метрике. Она хотела, чтобы в классном журнале в сведениях о родителях было записано:
– Курлянский Георгий Константинович. И все! Разве это так много? Разве не было у нее права на это?
– И чего ты хочешь теперь? Зачем приехала? – женщина подводила черту.
Отступать не имело смысла.
– Я хочу видеть его, – сказала Лидка и встала, - я остановилась в гостинице.
Лидка назвала гостиницу. Достала и положила на стол листок с номером своей комнаты и номером телефона.
– До свидания. Я буду ждать его, или его звонка. В номере есть телефон.
Женщина не ответила. Они молча дошли до двери. Молча простились. Дверь захлопнулась. Шагов слышно не было. Женщина осталась стоять у двери...

Выйдя из подъезда, Лида еще раз убедилась, что и здесь, в Зазеркалье живут обычные люди.
Во дворе гуляли мамочки с малышами. Старушка выгуливала болонку. С криком носились мальчишки, размахивая палками. Шла обычная жизнь. Обратный путь был короче. Уже через пол часа она была в гостинице.

Опять ожидание

Чтобы убить время, приняла душ, накрутила на бигуди волосы. Сходила на другой конец коридора погладить юбку. Запасную пару капроновых чулок она привезла с собой. Она должна быть, и будет безупречна! У нее не будет изъянов! Правда, у нее нет дорогих импортных вещей, таких, как у ее сверстников. Обувь Ростовской фабрики. Платья для Лидки они с мамою шьют сами. Вернее, шьет мама. Чтобы Лидка могла поехать к отцу, они за два дня в четыре руки «перелицевали» старенькое Лидкино пальто и теперь оно выглядело лучше нового.
Лидка вспомнила, как однажды ее институтская подружка Лариса Цирульская решила подсчитать на какую сумму, кто из ее однокурсниц одет. Арифметика получилась и вправду занятная. Лидировала сама Лариса. Отец ее был известным в городе судьей, и гардероб дочери формировался вне зависимости от стоимости вещей. Кольца, сережки, часики у Ларисы были золотыми. Пальто, дубленки, сапожки – импортными. Ниже всех оценила Лариса тогда Лидкин гардероб. Лидка с матерью жила на 90 рублей вдвоем. Все, что было на Лидке на момент «ревизии», стоило значительно меньше.
Зато друзей у Лидки было много, и она этим гордилась. Когда на экраны города вышел венгерский фильм “История моей глупости”, даже малознакомые люди в институте говорили Лидке, что она очень похожа на венгерскую актрису Эву Рудкаэ. Впрочем, самой ей казалось, что она больше похожа на Одри Хепберн, причем, не только внешне. Тот же стиль, те же манеры, та же непосредственность и отрешенность.
Да и учится Лидка ни в каком-нибудь педагогическом, куда берут почти без экзаменов, а в самом престижном Вузе города на факультете радиоэлектроники. Отец не будет стыдиться ее, когда узнает, какая она!
Время, словно остановилось. Телефон молчал. Началась передача на украинском языке. Лидка выключила телевизор. Часы над столом дежурной по этажу пробили четыре.
– Неужели она выдержала до конца рабочего дня и не позвонила отцу? – думала Лидка. И тут же отвечала себе:
– Выдержала же она двадцать лет. Жила, как ни в чем, ни бывало, не показав ему письма. Почему она должна поступить по-другому теперь?
– А, если она совсем не скажет ему? Лидка будет сидеть ждать, а он не придет! Ведь и он за прошедшие годы даже не попытался что-либо изменить в их отношениях. Мог сам разыскать дочь. Адрес у него был. Мог помогать материально, даже не ставя в известность своих домашних. Лидке были известны такие случаи. Да и перед Лидкиной матерью были у этого человека серьезные обязательства. Мать, судя по всему, до сих пор любит его и ждет.
Часы в коридоре пробили пять. Лидка закрыла глаза.
Вот, сейчас отец поднимается по лестнице. Сейчас жена говорит ему, что приехала его взрослая дочь. Сейчас он бросился к телефону. Сейчас раздастся звонок.
Телефон молчал. Лидка взяла трубку. Раздался длинный гудок. Телефон был исправен. Наверное, он просто задержался на работе. Жена предупреждала, что это бывает часто.
Ожидание становилось невыносимым. Что-то непоправимо ускользало от Лидки. Что-то она сделала не так. Устав от этого безнадежного ожидания, как от тяжелой работы, Лидка заснула.

Поздний визит

Ее разбудил стук в дверь. Спросонок ей показалось, что стучали ногами. Дверь была закрыта на ключ изнутри и крикнув через дверь:
– Подождите минуточку! – Лидка быстро переоделась, еще быстрее сбросила и затолкала под подушку бигуди, махнула щеткой по волосам. Бросила контрольный взгляд в зеркало. Таких волос не было ни у кого!
– Порядок! – сказала себе Лидка и бросилась к двери.
– Сейчас она увидит его! Не спрашивая, распахнула дверь. 
На пороге стояла улыбающаяся женщина с большим букетом белых роз и высокий стройный мужчина в расстегнутом пальто.
– Тамара, – сказала женщина без вступления, – ваша соседка по номеру, – здравствуйте!
– Здравствуйте! – у Лидки остановилось дыхание, – заходите.
Часы показывали половину восьмого. За окнами была уже ночь. На улицах зажгли фонари.
Отец не пришел!

Его величество случай

Женщина была лет на десять старше Лидки. Ей было явно за тридцать. Она светилась от счастья и потому казалась моложе. Поставив сумку, спутник стал прощаться с Тамарой. Они договорились, что через час он заедет за ней. Она должна быть готова.
Когда, проводив мужчину, Тамара вернулась в комнату и села напротив Лидки, она неожиданно спросила:
– У тебя что-то случилось?
– Скорее не случилось, – ответила девушка, – Не случилось то, чего я очень давно жду!
О, наши дорогие случайные попутчики! Как легко разговаривать с человеком, когда пути пересекаются где-то в пространстве только на мгновение! Даже на сутки, но эти сутки единственные! Когда можно в этот короткий срок открыть свою душу, прожить целую жизнь, не думая о последствиях, зная, что вероятность подобной встречи в будущем практически равна нулю. У каждого своя жизнь. Свое жизненное пространство. И только здесь и сейчас, в одной единственной точке судьбы на короткий миг соприкасаются.
Когда Лидка закончила свой рассказ, Тамара посмотрела на нее удивленно.
– И почему ты сидишь здесь? Он не придет!
Лидка уже знала это. Она не знала, что делать дальше? Завтра она уедет домой и все останется по-прежнему.
– Во-первых, ты не знаешь, сказала ли она ему о твоем приезде.
– Во-вторых, ты ведь ехала такую даль не для того, чтобы поговорить с ней?! Так?
– Да.
– Тогда почему ты сидишь тут? Одевайся!
Тамара начала было крутить диск, потом, глянув на часы, положила трубку.
– Виктор еще не доехал домой. Надо подождать!
– Виктор вчера сделал мне предложение, и завтра будет знакомить со своими родителями. Мы только что приехали из Москвы. Прямо с поезда. Эх, жаль, такси отпустили!
– Может тогда не надо? У вас свои дела?
– Ничего, – успеем! У нас впереди целая жизнь. Сначала мы отвезем тебя! Пусть твой отец сам скажет тебе, что не хочет тебя видеть! А мы посмотрим на него! Да и на нее заодно! Не-е-ет! Ты не можешь больше ждать! Ты и так ждала слишком долго!
Лидка улыбнулась, глядя на этот фонтан энергии и задора.
Она теперь знала, что надо делать! Она теперь была не одна! У нее была мощная поддержка.
Когда Виктор взял, наконец, трубку, Тамара коротко сказала:
– Вишенка! Все отменяется! Ты сейчас берешь такси, заезжаешь за нами в гостиницу. Нужно успеть в одно место. Это очень важно. Не волнуйся, я тебе все объясню. Мы успеем! Люблю! Целую! Жду!
Еще через полчаса они втроем ехали на такси в сторону Новых домов. Часы показывали половину десятого.

Встреча

Виктор остался сидеть в машине. Тамара поднялась с Лидой на третий этаж, и сама нажала звонок. В квартире работал телевизор. Других звуков слышно не было. Несколько минут они подождали. Потом Тамара нажала звонок снова. На этот раз более настойчиво. За дверью послышались шаги. Щелкнул замок. На пороге стояла недовольная хозяйка. Глядя куда-то мимо, она задала вопрос, прозвучавший совсем нелепо:
– Вам кого?
– Георгий Константинович дома? – громко спросила Тамара.
– Зачем он вам? – женщина не собиралась уступать.
В комнате кто-то чертыхнулся и недовольный мужской голос крикнул:
– Люся! Прекрати! Пропусти!
Женщина посторонилась, и Тамара вошла в квартиру. За нею вошла Лида.
Вот и свершилось! Еще один шаг! Сейчас! Лидка шагнула в комнату.
Немолодой, обрюзгший мужчина сидел перед телевизором на диване и курил. Гора окурков в пепельнице перед ним давала основание думать, что сидит он вот так уже давно. Не очень свежая майка была явным признаком того, что выходить из дома мужчина не собирается. По крайней мере, в ближайшее время.
– Вот и славненько, – сказала Тамара, – можно присесть?
Мужчина сделал жест, который можно было истолковать как приглашение. Тамара пододвинула Лидке стул, на краешек другого стула, присела сама. Повисла напряженная пауза.
– Ну вот, знакомство и состоялось, а ты хотела не ехать.
– Я только пришел с работы, – сказал мужчина, оправдываясь.
– Он только пришел, – подтвердила женщина, беря у него из-под рук пепельницу.
Лидка не могла даже рассмотреть отца. Она бросала на него короткие взгляды и тут же опускала глаза. От нелепости сложившейся ситуации она уже готова была расплакаться.
Мужчине было еще труднее. Он поневоле находился в центре всеобщего внимания и чувствовал себя так, словно его уличили в чем-то непозволительном. Кроме того, гости почувствовали, что гроза в доме гремела уже задолго до их прихода.
Лидка не могла произнести ни слова. Аудитория была великовата. Тамара тут же почувствовала неловкость ситуации.
– Вам, наверное, нужно поговорить вдвоем. Может быть, вы поговорите в другой комнате?
– Да, да, – засуетился мужчина, – конечно.
Он встал, приглашая Лидку последовать за ним. Они прошли в другую комнату, и мужчина закрыл за собой дверь. Однако прежде чем начать разговор, мужчина снял с Лидки пальто и отнес его в прихожую.
Женщине это явно не понравилось. Она недобро посмотрела на Тамару:
– А вы-то тут кто? – спросила она, – еще одна дочь?
– Нет, – сказала Тамара, – просто я хорошо знаю таких, как вы, и мне они не нравятся.

Тет-а-тет

Теперь они сидели в пустой комнате вдвоем, напротив друг друга, глаза в глаза. Слов у Лидки накопилось за эти годы много, но все они были предназначены отцу, а тот, кто сидел теперь рядом, был совершенно чужим. Девушка не знала, о чем говорить с ним. В самом деле, не станет же она ему рассказывать, что соседский мальчишка когда-то отнимал и ломал ее игрушки. Или о том, что не складывались у нее в школе отношения с классом, потому что не могла она участвовать в классных мероприятиях, туристических поездках, походах в театры или в кино, потому что не было у нее денег. И о том, что в институте за глаза ее называют «не от мира сего», она тоже не может рассказать!
Так прошло несколько минут.
Наконец, чтобы найти выход из тупика, в котором оказалась, Лидка открыла сумочку, достала из паспорта вчетверо сложенный желтый листок бумаги.
Это было письмо. Оттуда, из прошлого. Из давней весны 1947 года.
Письмо очень счастливого человека, получившего известие о рождении дочери. Он строил планы, мечтал о встрече с семьей, просил дождаться его. Он придумывал “своей девочке” имя. Говорил о том, что война не закончилась подписанием акта о капитуляции, что она продолжается, и только любовь помогает ему держаться там, в далекой Германии.
Мужчина прочитал письмо, аккуратно сложил. Положил на стол перед Лидой.
– Это было трудное время, – сказал он
Что-то подобное девушка сегодня уже слышала.
– Прости меня! – сказал мужчина, – я очень виноват перед тобой, и перед твоей матерью, – совсем тихо добавил он, – как она?
Лидка готовилась к ответу на этот вопрос. У нее была самая лучшая на свете мама. Ее даже сравнивать нельзя было с этой, за стеной.
– Она заочно закончила сначала техникум, а потом институт. Она работает на заводе инженером. Она сама научилась играть на аккордеоне и теперь учится в музыкальном училище. Она сама шьет. Она вяжет. Она добрая. Ее все любят!
– Господи! Причем тут это? – остановила она себя. Сухо всхлипнула и сказала совсем не то, что хотела сказать:
– Она всегда ждала вас! И я. Мы ждали вас.
Снова наступила тишина. Из соседней комнаты послышался голос Тамары:
– Нас ждет машина! Не молчите, время идет, – нам надо ехать!
Лида встала, за нею встал отец. Когда они вышли из комнаты, Тамара уже застегнула пальто и подошла к двери.
– Вы извините, – обратилась Тамара к мужчине – нам надо ехать. Внизу ждет такси.
Отец снял с крючка пальто, помог Лиде одеться. Когда они снова оказались лицом к лицу, Лидка вдруг поняла, что-то уже изменилось в ее жизни, и если в эту минуту, сейчас, она переступит порог, это будет навсегда, и уже никогда, ничего не сможет она исправить.
То, что для Лидки было приговором, хозяйка дома восприняла как избавление. Женщина суетилась, давала какие-то советы. К всеобщему удовольствию этот трагикомический спектакль стремительно приближался к финалу. Лидка изо всех сил сдерживала слезы, и пока ей это удавалось. Когда прозвучали последние слова прощания, Лидка подняла, наконец, глаза на мужчину, и взгляды их встретились.
Вместо дежурного прощания, глядя прямо в глаза девушке, мужчина спросил:
– Может быть, ты останешься у нас? Валентин в армии и комната его свободна.
От неожиданности все на секунду замерли, а хозяйка дома за спиной отца то ли всхлипнула, то ли икнула в тишине.
В приличном обществе согласно этикету, Лидка должна была поблагодарить Георгия Константиновича за предложение и отказаться. Но второй раз свое предложение отец мог и не повторить. И тогда уже навсегда. Маятник на мгновение замер в самой верхней точке. И снова на помощь пришла добрая московская фея:
– Конечно, – поддержала мужчину Тамара, – вам еще нужно время!
– Хорошо, – согласилась Лида, – только нужно забрать из гостиницы сумку.
Все, кроме хозяйки, облегченно вздохнули. Отец быстро оделся, догнав гостей на первом этаже. В такси они ехали вместе. Тамара с Виктором остались в номере, а Лидка с отцом на общественном транспорте добрались домой около двенадцати. После легкого ужина Лидку уложили спать в комнате ее брата.

Утро нового дня

Проснулась Лида от яркого солнечного света. Косой луч бил прямо в глаза. За стеной были слышны приглушенные голоса. Долго и возбужденно говорила женщина. Коротко и односложно отвечал мужской голос.
– Ну, вот и свершилось. Как просто все! Оказывается, и у нее есть не только отец, но и брат! На это она даже рассчитывать не могла! У нее есть родной брат и сейчас он служит в армии! С ума сойти! Какой он? Похож ли на Лидку?
Комната не выдавала тайн отсутствующего хозяина. Все было просто и обычно, как в студенческом общежитии, когда меняются жильцы, а предметы остаются. Ни полок с любимыми книгами, ни фотографий на стенах.
В комнату тихонечко постучали. Дверь приоткрылась, заглянул отец. Лидка мысленно выделила последнее слово. Оно еще жило само по себе. Как оторванная этикетка. Но все-таки это был ее отец!
– Давай, собирайся-умывайся, завтрак готов! Потом мы пойдем немного прогуляемся. Ты была в Харькове раньше?
– Нет, только проездом.
– Вставай!
Дверь закрылась. Теперь них были общие и пространство и время!

Другая жизнь

Лидка быстро вскочила, заправила постель, аккуратно сложив стопочкой постельное белье. Надела фланелевый халатик, сшитый накануне поездки, достала из сумки полотенце, пасту, зубную щетку и, постучав в дверь, вышла в большую комнату.
Стол был накрыт белой скатертью, на нем уже стояла хлебница, прикрытая салфеткой, тарелка с нарезанным сыром, лежали три яйца. На плоском, средних размеров блюдце лежали ровно три пластика сухой колбасы.
Когда, покончив с утренним туалетом, прической и макияжем девушка вышла к столу, на столе уже дымился кофе. Завтрак был недолгим. Скудость утреннего рациона хозяйка объяснила тем, что у нее язва. Почему на этой странной «диете» сидит отец, если язва у его жены, Лидка не поняла. Из-за стола она встала голодной.

«Хозяин»

Георгий Константинович работал начальником большого строительно-монтажного управления. Каждое утро он проводил планерки, подводя итог минувшего дня, расставляя по объектам сотни людей, технику, распределяя строительные материалы на день грядущий. Даже неожиданный приезд дочери не мог стать причиной неявки Курлянского на планерку. Даже если бы на него упал метеорит, Георгий Константинович встал бы, стряхнул метеоритную пыль и пошел на работу. Как и большинство не очень счастливых людей, он был трудоголиком.
Закончив планерку и убедившись, что без него работа не встанет, Курлянский предупредил своего зама, что уходит домой. За двадцать лет совместной работы это было впервые. Обычно Георгий Константинович приходил в Управление на рассвете и уходил ближе к полуночи. Выходных у него не было. Управление вело строительство многих объектов по всему городу, и нередко рабочий день начальника заканчивался где-нибудь на стройке.
Курлянский вообще отдыхать не умел. Только один раз за эти двадцать лет он решился оставить работу. Взял профсоюзную путевку, поехал на черноморское побережье, и даже прожил в санатории три дня, ежедневно названивая в Управление.
Больше он просто не выдержал. Собрал чемодан, взял обратный билет и, ровно через сутки, уже сидел в своем кабинете и рассматривал сводки о ходе работ. Больше попыток отдохнуть не предпринимал. Сегодня был особый день. Чем больше он думал о произошедшем, тем радостнее становилось у него на душе. Черт возьми, эта девочка его дочь! Если бы он попытался нарисовать ее образ, у него не получилось бы лучше. Умница. Красавица. А характер? Решила увидеть, – села на поезд и приехала! Эта мысль вернула его на грешную землю.
Его дочь сделала то, что должен был сделать он сам! И не сделал! Он попытался оправдаться тем, что не мог бросить работу, но тут же оборвал себя:
– Чушь! Хочешь сделать? Бери и делай, а не ищи причины.
– Ну, ничего! У него теперь будет время вернуть свои долги! Он все исправит!

День исполнения желаний

Они шли по Харькову вдвоем. Отец и дочь. У них были разные фамилии, но одна кровь и очень похожие лица. Чтобы не терять драгоценное время на давние обиды, они говорили только о том, что было теперь вокруг них. Они не могли ничего изменить в прошлом, они очень хотели исправить свое будущее. Небо над городом было ясным, полуденное солнце и ветерок быстро разогнав тучи, подсушивали асфальт и землю. Люди шли расстегнутые, улыбчивые с непокрыми головами. Неожиданно перед ними остановился большой, грузный человек, в куртке нараспашку. Широко раскинув руки, он радостно приветствовал Георгия Константиновича. Обнял его, потискал, пошлепал по плечам, не переставая говорить. Наконец, увидев, что спутница его друга остановилась, сообразил, что это юное создание не может быть ему никем, кроме как дочерью, – слишком уж очевидно было внешнее сходство, – остолбенел. Они много лет знали друг друга, когда-то работали вместе, дружили семьями, и дочери у Георгия не было!
Знакомый поднял брови, взглянул на Курлянского:
– Дочь?
Лидка видела, как борются в отце два чувства: гордость за нее, и желание громко заявить всему свету, что это его дочь, и смущение оттого, что нет у него пока права на эту гордость. Он не растил ее! Курлянский посмотрел на девушку. Она смущенно улыбнулась ему, словно давая право на ответ.
– Дочь! – слово для Курлянского было новое. Он произносил его впервые и, потому заметно покраснел, понимая, что этим признанием он заранее принимает на себя некоторые обязательства.
– Молод-е-ец! – сказал знакомый, – хорошая дочь!
Это был ее новый статус, со всей совокупностью дочерних прав и обязанностей. И быть его дочерью нравилось ей все больше.
Они бродили по Харькову несколько часов.
Когда заходили в магазины и Лидка, обводя взглядом прилавки, на чем-то задерживала его, отец с надеждой заглядывал ей в глаза:
– Нравится? Купить?
Лидке хотелось, и плакать, и смеяться. У нее почти никогда не исполнялись желания. Она даже разучилась чего-то хотеть. Что толку разглядывать витрины, если ты не можешь купить даже самого необходимого? Когда позапрошлой осенью неожиданно обнаружилось, что у Лидки нет пальто, деньги на его приобретение пришлось занять. Состояние, когда можно купить все, что захочешь, девушке знакомо не было, и она наслаждалась им, оттягивая выбор.
Когда, в очередном магазине отец предложил ей выбрать все, что Лидке понравится, она грустно улыбнулась и посмотрела ему в глаза:
– Сегодня первый и единственный день, когда мои желания исполняются! Как в сказке: день исполнения желаний!
Ассортимент харьковских магазинов был богат. Особенно, если сравнивать его с полупустыми полками таганрогского, центрального универмага. Однако Георгий Константинович скромность желаний своей взрослой дочери воспринял по-своему. Он позвонил кому-то по телефону, спросил у Лидки какой размер одежды и обуви она носит, и менее чем через час, они уже стояли у дорогой, резной двери сослуживца Георгия Константиновича.

Пещера Али-бабы

Дверь открыла пышная крашенная блондинка в ярком кимоно, больших золотых сережках и золотых шлепанцах. Булькающим, грудным голосом она выразила радость от встречи, увидев на пороге Курлянского с дочерью.
Лида уже знала, что муж блондинки - секретарь партийной организации Управления, где работал отец, и что сама блондинка часто бывает за рубежом, привозит и продает в Союзе разные вещи... Гостям выдали тапочки и провели в дом.
Интерьер комнаты напоминал скорее зал Эрмитажа, чем человеческое жилье. Обилие золота на обоях, золотые рамы картин на стенах, бархат, сверкающий атлас, мебель в стиле Людовика XIV, дорогие китайские вазы на полу. Смешение красок, стилей, эпох. Лидка видела нечто подобное только в исторических фильмах из жизни монархов. Правда, монархи жили скромнее, чем партийные лидеры.
Диван, кресла, даже рояль были прикрыты разложенной сверху одеждой. Девушка никогда еще не видела вблизи такого количества дорогих, красивых вещей.
– Выбирай!– Георгий Константинович начинал привыкать к роли волшебника, и это ему нравилось. Он хотел помочь Лидке в выборе, чтобы преодолеть ее нерешительность. Он очень задолжал этой милой девушке и хотел хоть чем-то искупить свою вину.
У Лидки замерло сердце. Все, о чем она даже мечтать не могла, было здесь. Французские, изящные лодочки на шпильке, цвета «беж», с большим репсовым бантом шоколадного цвета, белые необыкновенной красоты ажурные итальянские босоножки на модном широком каблуке, ажурное бледно-розовое платье из Парижа, – в таком даже королеве было бы не стыдно показаться, замшевые пиджаки и куртки, элегантные бельгийские костюмы пастельных тонов. Чуть в стороне висели на спинке кресла-трона кожаные женские сумочки.
– Жаль, что Лариска Цирулькина всего этого не увидит! – подумала Лидка. Она медленно шла по кругу, словно в музее, осторожно трогала вещь двумя пальцами и тихо отходила. Представить на себе что-либо из этих дорогих и красивых вещей она не могла. Но отец настаивал, чтобы она сделала выбор. Наконец, она увидела то, что искала. Скромная, чуть расширенная книзу светло коричневая юбка из тонкой шерсти с лавсаном по низу была отделана оборкой в мелкую складочку. Лидка показала на нее, и юбку тут же отложили.
Хозяйка была разочарована, – юбка польская, недорогая. Чтобы не упустить сделку, хозяйка быстро приложила к юбке французские туфли-шпильки нужного размера и кожаную, коричневую сумку в виде изящного чемоданчика на длинном ремне. Размеры были оговорены по телефону заранее, поэтому все, что предлагалось, соответствовало необходимому. Можно было надевать и идти. Лидка с ужасом подумала о цене выбранных вещей. Ей было жалко отца, которому придется платить за эти вещи втридорога.
Отец заставил девушку пройти вдоль вещей еще раз, выбрать, подумать. Хозяйка расхваливала свой товар, зная, что цену сегодня можно заломить любую, – начальник Управления выложит деньги с благодарностью, но Лидка была непреклонна.
– Нет! Спасибо! Достаточно!
Когда они покинули дом сослуживца, и направились, было на остановку троллейбуса, чтобы ехать домой, неожиданно выяснилось, что у Лидки нет, и никогда не было часов. Лидка не смогла ответить на вопрос:
– Который час? – заданный старушкой на остановке.
Отец молча взял ее за руку, и решительно направился к переходу. Прямо напротив остановки красовалась большая вывеска часового магазина, не оставляя Георгию Константиновичу выбора.

Самая маленькая большая мечта

Продавщица поняла сразу, что без покупки они не уйдут, и потому выложила перед Лидкой весь товар. Чего тут только не было! Часы большие и маленькие, с белыми циферблатами и с черными, в корпусах позолоченных и простых. Можно было сойти с ума от невероятности происходящего. Она давно определила, какие часы ей нравятся больше других: маленькая, размером с десятикопеечную монету «Чайка». В желтом корпусе, с центральной секундной стрелкой. Она не раз представляла себе, как изящно они будут смотреться у нее на руке, но представить, что будет вот так выбирать из огромного множества часов себе покупку, Лидка не могла даже в самой смелой фантазии.
Позолоченной «Чайки» с центральной секундной стрелкой среди часов не оказалось. Пришлось выбирать: либо желтенькие часы с браслетом, но без секундной стрелки, либо белые с ремешком, но со стрелкой. Выбрали первое.
Из магазина Лидка вышла с маленькими прекрасными часиками на левом запястье, и всю дорогу до отцовского дома ей очень хотелось, чтобы у нее кто-нибудь спросил:
– Который час?

Временная капитуляция

Что произошло за время их отсутствия, Лидка сказать не могла. Но что-то произошло точно. Люся встретила их почти радостно. Одобрила все покупки, а, увидев новую юбку, неожиданно для всех, и в первую очередь самое себя, куда-то сбегала и принесла необыкновенного качества и красоты кофту. Это была тонкая шерстяная кофта, молочно-белого цвета, с круглым воротничком и двумя продольными, ажурными дорожками впереди. Ее сделали в Югославии, а югославские вещи – Лидка знала это, – были одними из самых дорогих среди, продаваемых в Советском Союзе. Люся отдавала Лидке вещь, купленную для себя!
Лидку попросили примерить обновки и когда, переодевшись, она, наконец, вышла, отец не смог удержаться от комплимента.
Георгий Константинович с сожалением подумал, о том, что не видит встреченный утром сослуживец, его дочь сейчас. И еще, ему очень хотелось разделить свою нечаянную радость с сыном.
Воскресенье заканчивалось. Через три часа Лидка уедет, и жизнь в Зазеркалье потечет своим ходом, – размеренно и сыто. Время сомкнется за ней.
Никаких обязательств. Никаких писем. Все, что, было, было только здесь и сейчас.
– А брат!? – Лидка еще таила надежду.
– Я сейчас дам тебе его адрес, и сегодня же напишу ему! И ты напиши!
Из кухни появилась готовая взорваться Люся.
Она больше не могла изображать гостеприимство. Слишком больших усилий это стоило ей.
Гостье было мало ее мужа! Теперь она хотела отнять сына.
– Не смей давать адрес! Это мой сын!
– Люся! Перестань! Это ее брат! Они нужны друг другу!
– Не смей! Я не хочу! Не хочу! Зачем она приехала? Что ей нужно? – у женщины была истерика.
Отец положил на место все бумаги, закрыл секретер.
Вот и вернулось все на круги свои! Вот указали Лидке ее место! Не было у нее отца и не будет! Не положено!
– Все! Замолчи, как не стыдно тебе, она же ребенок! Если ты не прекратишь истерику сейчас же, я немедленно уйду отсюда. Комнату в общежитии я могу получить завтра же! – руки у отца дрожали, лицо побледнело. Ему было стыдно перед Лидкой, но ситуацией он не владел.
Женщина еще долго причитала что-то негромко, но дверь на кухню была теперь плотно закрыта, и слов было не разобрать.
Ужинали отец и дочь молча в большой комнате вдвоем. Люся приносила тарелки, с грохотом шлепала их на стол и снова уходила на кухню, плотно закрывая за собой дверь.
Чем ближе было время отъезда, тем напряженнее становилась обстановка в доме. Время, которого не вернуть истекало безмолвно и бестолково. Даже самый поверхностный, ни к чему не обязывающий разговор не клеился.
Лидка захотела иметь то, чего не было положено ей судьбой. Она понимала, что непоправимые обязательства были у отца и по отношению к этой недоброй, вздорной женщине, и по отношению к ее сыну. Даже его друзья сослуживцы, в конце концов, имели на него право, и только у Лидки этих прав по-прежнему не было. Еще час назад она была почти счастлива, но это был только сон, – обман Зазеркалья.
Купленные и подаренные ей вещи она сложила на столе в маленькой комнате. Аккуратно уложила в коробку туфли. Сверху положила коробочку с часами.
Часы показывали восемь вечера, но у Лидки было свое время, и ее куранты пробили ровно двенадцать. С последним ударом, – карета стала тыквой. Лошади превратились в крыс. А сверкающий сказочный заморский наряд превратился в привычное сиротское одеяние. Лидка улыбалась, но по щекам катились слезы.
Женщина не вышла, чтобы проститься.
Когда, присев на дорожку, Георгий Константинович увидел на столе в маленькой комнате оставленные Лидкой подарки, он резко встал, взял у Лидки из рук сумку, сложил туда коробку с «хрустальными башмачками», заморскую кофту и польскую юбку, положил в сумку коробочку из-под часов, застегнул молнию на сумке и вынес ее в прихожую. Коротко и жестко, сказав:
– Не дури, Лидия, прости ее, у нее нервы не в порядке! Или ты не можешь простить меня? Я тебя чем-то обидел сегодня? Что-то сделал не так? Лида, пожалуйста, прости меня!
Лидка не мгла говорить. Она тихо плакала.
Георгий Константинович вызвал по телефону такси, взял сумку, и они спустились к подъезду ждать. Машина пришла быстро. Ехали всю дорогу молча.
– Вот и все, – думала Лидка, – вот и увидела! И время не остановилось! И ничего не изменилось в этом мире!
Такси уносило их на самый край Зазеркалья, – на железнодорожный вокзал.
– Мне всегда казалось, что мой отец – самый сильный человек на свете! Самый умный! Самый красивый! Самый справедливый! И мне хотелось думать, что счастливый! У вас был выбор, и вы сделали его!
– Ты разочарована?
Лидка не ответила, потом, подумав, тихо спросила:
– Вы счастливы?
– Ты знаешь, ответ, ты все видела сама!
– Тогда почему?
Теперь промолчал он.
Встреч в будущем у них не было. Лидка напрасно потратила время. В Зазеркалье нельзя жить. Это только сказка, миф! Мираж. У нее никогда не было отца, и никогда не будет его. А брат? Он-то существует! И эта женщина? И этот человек – рядом, кто он? Ответов у нее не было.

Что остается от сказки?

Подъехали к вокзалу. Мужчина молча рассчитался с таксистом, помог девушке выйти из машины. У касс толпился народ, и Курлянский с дочерью подошли к окошку администратора, женщина поздоровалась с Георгием Константиновичем, они перебросились несколькими фразами. Лидка не слышала их разговора. Через несколько минут отец подошел, протянул девушке билет на поезд. Поезд был скорый, вагон – купированный, место – нижнее.
Но время работало против них. Оно утекало неслышно и уже начинало тяготить обоих. Когда до отхода оставалось минут десять, отец отнес вещи в купе, и они снова вышли, чтобы проститься теперь уже навсегда.
Неожиданно, словно вспомнив о чем-то, отец достал из нагрудного кармана портмоне, вынул из него тетрадный листок.
– Вот, – сказал он, – я хочу, чтобы вы знали друг друга. Валентин хороший мальчик и тебе он родной брат. Это адрес и номер воинской части, где служит Валентин. Если будет возможность, напиши ему. Он все знает и будет рад тебе. А на Люсю не обижайся, пойми ее.
Отец замолчал. Истекали последние секунды их встречи, но отец хотел сказать что-то еще.
– А это – подмосковный адрес моей двоюродной сестры. Ритуля живет на 42 километре Казанской дороги, работает в Москве. Она замечательный человек и примет тебя, как родную. Можешь довериться ей. Можешь остановиться у нее, тебе будет хорошо там, – я позвоню ей, все объясню.
Отец приоткрывал ей дверцу в свой мир. Допускал к близким ему людям, только оставался в стороне сам.
– И что же дальше? Мы никогда не увидимся больше?
– Почему? Будет возможность, – приезжай! Не держи обиды. Для долгих обид жизнь слишком коротка!
Поезд уже начал движение. Проводница опустила подножку, но дверь оставалась открытой, и Лидка видела, что отец продолжает идти рядом.
Вдруг он крикнул:
– Лида! Возьми! – и что-то протянул ей.
Девушка инстинктивно протянула навстречу руку, и мужчина быстро передал ей несколько скомканных бумажек в ладонь.
– Девочка, прости меня!
Состав быстро набирал ход. Перрон кончился и отец отстал, проводница закрыла вагонную дверь. Лидка, не разжимая ладони, прошла на свое место. В пустом купе девушка была одна. Можно было думать, плакать, смеяться,  не объясняя никому то, чего объяснить нельзя.
Закрыв дверь, Лидка села к окну, разжала ладонь. На столик упали три скомканные двадцатипятирублевки, – все, что осталось от сказки.
За окном  еще какое-то время мелькали освещенные улицы, дома, машины. Город жил обычной своей жизнью, не было ему дела ни до Лидки, ни до отца ее, оставшегося там, на перроне.
Наконец, отгремел железнодорожный мост, редкие безлюдные полустанки сменялись непроглядной чернотой, и вновь казалось, что на всей земле живым остался только этот поезд, неумолимый и стремительный. Лидка достала из сумки коробочку. Часики отсчитывали первые часы ее новой жизни, жизни человека, у которого есть, и теперь всегда будет, отец.
Лидка приложила часики к уху, закрыла глаза. Как быстро пролетело время! Как много событий произошло за эти короткие часы. И все в этом мире осталось по-прежнему. Земля была по-прежнему необитаема, а все, что случилось с Лидкой в Зазеркалье, уже почти перестало быть реальностью. Только три скомканные бумажки на столе, да несколько сказочных предметов в сумке напоминали о нем. Завтра с утра у нее лекции, потом лабораторная работа по технике СВЧ, а после занятий, вечером, она непременно должна успеть в яхт-клуб, на свои любимые курсы. Завтра они будут изучать такелаж и правила предупреждения столкновения судов на воде. Жизнь продолжается!