Шамиль Нугаев
УРОКИ БУДДИЗМА
Автору на собственной персоне пришлось испытать, что такое программа Temple stay, то есть жизнь в буддистском храме в качестве временного монаха. Чтобы вырваться из бешеной суеты московской жизни, погрузиться на пару недель в атмосферу миросозерцания, поразмышлять о философских проблемах, я оплатил Temple stay в монастыре Михванса, расположенном на самом юге Южной Кореи. Конечно, жизнь досужего жителя мегаполиса в монастыре отличается от жизни настоящего монаха. Но любознательный путешественник и при таком положении вещей может извлечь для себя некоторые уроки.
Одетые в желто-оранжевые одеяния и сидя на подогретом полу храма, мы слушали наставника, который призывал нас глубоко задуматься над вопросом «Как освободить свою душу от мирских желаний и страданий?» и постараться избавить сердца от бренных забот, превратить их в пустой сосуд, чтобы в него по капле начала поступать духовная сущность Будды. Последовав этим наставлениям, я внимательнейшим образом сосредоточился на созерцании своего внутреннего я, и почти мгновенно пришло озарение: я совершенно четко осознал, что сразу после возвращения в Москву мне необходимо будет поставить машину на техосмотр, вызвать сантехников для ремонта ванной, сделать прививки любимому коту, найти время и силы пообщаться с соседом-армянином, пребывавшем в безудержном горе от того, что жена родила ему третью девочку подряд. Еще в голове всплыли проблемы с паровым отоплением на даче, где, кстати, сосед по шумок перенес забор и оттяпал у меня метр землицы, еще нужно было подрезать отцветшую сирень, покрасить сарай, душевую кабину и, чтобы избежать наездов тещи, обязательно поменять газовые баллоны …
…Когда я очнулся от этой «медитации», наставник стоял рядом, положив свою святую длань на мою голову, и, обращаясь к остальным медитирующим, говорил: «Берите пример с этого человека. Он с первого раза сумел погрузиться настолько глубоко, что ушел от всех бренных забот, лицо его просветлилось, осветилась и его духовная сущность!». Не скрою, мне было очень приятно это слышать от благонравного наставника, хотя перед мной все еще продолжало стоять лицо тещи, выговаривавшей мне за то, что ей самой приходится выносить мусор с участка.
«Конечно, - рассуждал я, - наставник прекрасно все понял и выбрал меня просто наугад, чтобы воодушевить всех остальных, продемонстрировать, что самопогружение возможно и следует к нему стремиться».
Натирая после ужина миску из-под супа куском соленой редьки (здесь так моют посуду), я решил сегодня же не терять времени даром и, погружаясь всю глубже и глубже в духовную сущность Будды, постараться втереться в доверие к какому-нибудь монаху и разузнать побольше разных подробностей из истории буддистских монастырей и их послушников. Но после ужина была долгая молитва под мерный стук огромного барабана, а потом нам выдали одеяла и предложили лечь на пол и заснуть. Стоило мне лечь, как мои веки сомкнулись и проснулся я в четыре утра, чтобы опять идти на молитву.
Для претворения своего тайного плана в жизнь, прежде всего я выделил одного монаха, который не производил впечатление «зашоренного» и недоступного. Это был стройный человек в сером одеянии (т.е. постоянный послушник) с открытым лицом и внимательными доброжелательным взглядом. Мы познакомились, а я стал называть его коротко – Чон. Мое же имя, хотя я для простоты представился ему как Саша, показалось ему слишком сложным и он попросил позволения называть меня попроще – Раша. Первым делом он поинтересовался, сколько мне лет? Исключительно для того, чтобы узнать с какой степенью почтительности ко мне относиться. Когда выяснилось, что мы почти ровесники, он вздохнул свободнее, и наше общение приобрело демократичный характер. Я ему честно изложил свою цель: узнать о жизни монахов и монастырей то, что скрыто от туристов и досужих наблюдателей. Он легко согласился мне помочь и разбудил меня на следующий день в два часа ночи.
- Good Morning, Russia! – сказал, теребя меня за плечо.
Меня еще так никто не будил. «Неплохо звучит! Державно!» - подумал я спросонья, и мы с Чоном пошли встречать восход Солнца. Протопав минут тридцать в полной тишине по извилистой тропе, мы оказались на вершине холма, с которого открывался потрясающий вид на Желтое море, переходящее в Восточно-Китайское, которое в свою очередь растворялось в водах Тихого океана. Мы застали удивительную предрассветную минуту, полную волшебной тишины. Туман стелился над прибрежными водами, еще мгновенье и взойдет солнце, все замерло в ожидании этого мига. Вокруг было полное безмолвие.
- Какая тишина! – восхитился я.
Чон молча отвернулся и начал спускаться по тропе. Когда мы приблизились к монастырю, я вновь обратился к нему:
-Какая же там все-таки была тишина!.
-Так и было, - согласился он, - Пока ты не сказал об этом вслух и все не испортил!
И это был для меня первый урок истинного буддизма.
Утренние прогулки с Чоном доставляли мне настоящее наслаждение. В эти осенние месяцы пейзажи окрестностей Михванса были настоящей отрадой для настроенного на лирический лад москвича, сбежавшего в далекую страну в поисках покоя. Меняющиеся при каждом повороте горной тропы живописные картины были потрясающи по своей красоте и так и просили кисти талантливого художника, чтобы перенести их на холст. Деревья и кустарники меняли свои наряды, и при дуновении легкого ветра начинался пятицветный листопад, душу омывал освежающий морской воздух с запахами цветов, травы и чувством легкой грусти за то, что все на свете преходяще. Казалось, что летящие на фоне голубого неба ярко-красные, желтые и палевые листья тоже являются частью национальной идеи южнокорейцев, которая объединяет все население этой страны в единое целое. Создавалось совершенная уверенность в том, что грохочущих городов с их наземным транспортом, шумным и тесным метрополитеном, заполненными людьми улицами просто не может существовать в этом мире полном гармонии.
Во время заутренних прогулок Чон рассказывал мне буддистские легенды из истории древней Кореи. Яркой исторической личностью, по его мнению, был молодой человек по имени Ким Ю Шин, который жил в королевстве Шилла и обучался в храме для аристократов. К 18 годам он не знал себе равных в военном искусстве и мечтал стать великим полководцем. Но влюбился в юную красавицу и, будучи не в силах противостоять своему чувству, каждую ночь проводил у возлюбленной. После строгого разговора с матерью Ким Ю Шин твердо решил не размениваться на пустяки, и никогда больше не видеть своею возлюбленную, в чем и дал клятву матери. Однажды, возвращаясь с занятий, он задремал в седле. И конь, предоставленный сам себе, по привычке принес его к дому прекрасной девы. Рассвирепевший Ким Ю Шин на глазах у возлюбленной ударом меча убил своего коня. А девушка, увидев эту ужасную сцену, и поняв всю ее подоплеку, вонзила кинжал в свое сердце. Потрясенный смертью возлюбленной Ким Ю Шин ушел в горы, где провел семь лет, самостоятельно тренируя душу и тело. Вернувшись, он продемонстрировал правителям столь выдающиеся навыки, что был назначен командующим армии Шилла. Одержав ряд блестящих побед над войсками враждебных государств, он способствовал объединению Корейского полуострова. Остаток своих дней он провел в особой милости у императора и умер в покое и уважении.
- Это был истинный герой нашей Родины! - заключил рассказ Чон.
На следующее утро он продолжил. Полководец Ким Ю Шин для достижения победы над государством Когуре, простиравшимся на территории, занятой сейчас Северной Кореей и значительной частью восточного Китая, вступил в тайне от императора (древнекорейские полководцы часто обладали большей реальной властью, чем императоры) в сговор с китайцами и, фактически, продал им почти всю землю Когуре в обмен на военное союзничество. Кроме этого, он способствовал тому, что сыновья стареющего императора Когуре, ненавидящие друг друга в борьбе за власть и наследство, тоже вступили в тайный сговор с китайцами.
-Таким образом, - заключил Чон, - Ким Ю Шин способствовал ослаблению центральной власти, падению авторитета императора, а следовательно, был первейшим врагом корейского народа!
- Так он герой или враг? – попытался уточнить я.
- Он и герой и враг! – ответил Чон, - Неужели это непонятно?
И это был для меня второй урок истинного буддизма.
История королевства Шилла, вообще, богата легендами и преданиями. Чон рассказал, что уже в VIII - IX вв. широкое распространение получила отливка бронзовых колоколов для буддийских монастырей. Первый бронзовый колокол был отлит в 725 году для монастыря Санвонса, а одна из самых трагических историй, связанная с отливкой колоколов относится уже ко второй половине VIII века. В Кенджу (бывшей столице Южной Кореи) в самом известном и древнем буддистском храме Пульгукса был отлит всемирно известный колокол Эмилле, около четырех метров в высоту и больше двух – в диаметре. Но работа по его отливке долго не ладилась, то колокол без видимых причин трескался, то издавал какой-то скрипящий, недостойный великого храма звук, то и вовсе не резонировал воздух и умолкал через несколько мгновений после удара. И тогда один из колокольных мастеров, любимая девушка которого вышла замуж за другого и уже родила дочь, рассказал правителю, будто бы он видел сон, что дракону - покровителю кузнечного горна нужно принести в жертву невинного ребенка-девочку. И указал при этом на дочь своей возлюбленной. Монахи отобрали у рыдающей матери маленькую дочку и бросили ее в расплавленную бронзу. После этого колокол обрел удивительно мелодичный голос. Только многие до сих пор слышат в нем плач девочки, кричащей "Эмилле!" – «Мамочка!».
- Этот колокольный мастер настоящий зверь и подлец! – возмутился.
- Да, это так ! – согласился Чон, - Но благодаря его подлости колокол Эмилле до сих пор услаждает слух каждого буддиста. А прошлое уже не вернешь!
Это был для меня еще третий урок истинного буддизма.
Неподалеку от главных поселений Шиллы, рассказывал мне Чон, - стояла естественной преградой от всех внешних врагов гора Тохамсан, которая считалась священной. Главный министр при дворе Шиллы, сказочно богатый человек, решил установить в одной из пещер горы огромную статую Будды в честь своей матери из прошлой жизни (у буддистов множество жизней и перерождений), которая была бедной вдовой. Пещеры подходящих размеров не нашлось, и пришлось вырубить в горе новую. В ней и построили храм Соккурам со статуей Будды посередине. Современники оценили такой поступок главного министра, а вот его родная мать – нет. Она, будучи из знатного рода, потребовала от сына, чтобы он построил храм и в ее честь. И министр приказал заложить храм Пульгукса, о котором мы говорили выше. Таким образом реально живший человек умудрился построить два храма в честь двух своих матерей.
Чон знал огромное количество исторических легенд, в правдивость которых свято верил и мне сомневаться не позволял.
-Если эти истории сохранились в веках, значит они – истинная правда - говорил он.
Я же старался его подвигнуть к рассказам о каких-нибудь современных пикантных буддистских историях.
- Неужели все осталось в прошлом? – спрашивал я, - Неужели сейчас в буддистском мире ничего интересного не происходит?
И Чон рассказал недавнюю буддистскую историю о том, как было поколеблено общепринятое в отношении этой религии мнение о том, что последователи этой мировой религии обожествляют все живое, включая насекомых и растения, никогда не наносят вред окружающей среде и, тем более, людям, что они воплощение мудрости, терпения и сострадания.
- Так оно в действительности и есть, - сказал Чон, - Только у каждого правила есть исключения.
Исключения бывают
В центре города шла жестокая драка, в которое участвовало около тысячи человек, облаченных в серые и оранжевые деяния. Начавшись с взаимных оскорблений, выкрикиваемых через громкоговорители, перешедшая затем в кулачный поединок, драка быстро приобретала более жестокий характер, в ход пошли все подручные средства: резиновые шланги, деревянные палки, булыжники, выкорчеванные из мостовой, металлические прутья от оград, стальная арматура, пустые бутылки. Драка шла не на жизнь а на смерть: проломленные головы, перебитые руки и ноги, лужи крови на мостовой не останавливали воюющие стороны. Когда несколько человек уже лежали бездыханными на поле боя, подоспела полиция. Несколько сотен облаченных в бронежилеты служителей порядка, закрываясь пластиковыми щитами и размахивая дубинками, не менее жестоко в течение пяти минут избивали драчунов и, в конце концов, разделили их на два враждующих лагеря. Подъехали пожарные машины и разогнали нарушителей спокойствия мощными струями ледяной воды, сбивавшей их с ног и срывавшей с них оранжевые одеяния. С начала драки прошло всего 15 минут, а на улице уже не было ни одного человека, проехали уборочные машины, полили мостовую, и место побоища опять засияло чистотой под весенним солнцем.
Все это не так давно произошло в столице Южной Кореи славном городе Сеуле. В результате десять человек тяжело ранены, включая двух полицейских и одного журналиста. В таком виде выплеснулись на суд общественности противоречия, возникшие в одной из крупнейшей буддистской общины страны, базирующейся в храме Чогай, в самом центре Сеула. Цена вопроса – годовой бюджет общины размером в десять миллионов долларов. Его-то и не поделили две враждующие фракции монахов храмового комплекса Чогай. Возмущению восьмимиллионной армии южнокорейцев, являющихся последователями чогайского стиля дзен-медитации не было предела. В конечном счете, дело решалось в суде.
- Разве это неинтересно? - спросил я.
- По-настоящему интересным, Раша, - назидательно произнес Чон, - Это станет только через века!