Недавно попалась мне, наконец, книжка воспоминаний о Зиновии Ефимовиче Гердте, написанная его друзьями и знакомыми. Мое соприкосновение с этим замечательным человеком было столь кратким, что будто бы и вспоминать не следовало, но очень захотелось, и вовсе не для публикации, а для моих друзей. И для себя, конечно.
Сначала я влюбилась в его голос.
Это был голос лукавого фильма «Фанфан Тюльпан», который, собственно, и повествовал о перипетиях блистательной французской комедии. А какие актеры! Мы смутно догадывались, что прекрасный голос, переводивший текст на русский язык, мог бы подробнее прокомментировать происходящее на экране, потому что оказавшаяся с нами в кинотеатре Наталия Дмитриевна, наша училка английского, она же училка упраздненного на тот момент французского, покатывалась со смеху, как нам казалось, совсем не по делу. А потом говорила нам: «Хорошо, что вы не понимаете по-французски!» - мы были еще весьма юными созданиями, и считалось, что нас нужно оберегать от излишней информации. Хватило и того, что мы видели.
Честно говоря, тогда я не знала даже имени этого голоса, просто не зафиксировала. А когда в Киев приехал Образцов и мы посмотрели «Необыкновенный концерт», голос обрел имя – Зиновий Гердт.
Потом был «Фокусник» Петра Тодоровского, который нам почему-то тоже нельзя было смотреть, но мы как-то ухитрялись – все, чего было нельзя, но очень хотелось, в конце концов становилось можно. До чего изобретательна была советская интеллигенция! Чего только ни придумывали киноманы, а мы ими были - кинотеатры повторного фильма, лекции о киноискусстве, закрытые просмотры и кинолектории в Доме кино, киноклубы, где показывали «фрагменты из фильмов» – дело в том, что иногда весь фильм был к демонстрации запрещен, а разрешались только фрагменты. Однажды в киноклубе Тартуского университета Юрий Михайлович Лотман предварил показ такого несанкционированного фильма замечательным вступлением: «Фрагмент – сказал он – это часть целого. Но никто никогда не определил, какая часть». Дальше шел фильм с небольшими купюрами - и волки были сыты, и, главное, овцы целы!
А потом появился фильм «Лев зимой» с Кетрин Хепберн и Питером О'Тулом. Но что бы осталось в памяти об этой трогательной мелодраме, хоть и с великолепными актерами, если бы снова не этот голос! Это была блистательная работа с некрасивым названием - дубляж. Озвученный Зиновием Гердтом О'Тул был грандиозен.
Много лет спустя, уже став знаменитостью, Зиновий Ефимович оказался в Киеве. В Доме актера, бывшей караимской кенасе, был устроен его вечер - если я правильно помню, по инициативе Ефима Петровича Чеповецкого, детского писателя, киевлянина. Нас пригласила моя подружка Людочка Игнатенко, актриса киевского ТЮЗа, «заслуженная Людмила Сергевна Украины», как мы ее звали.
Народу набилось порядком, хоть об этом событии не было предварительно объявлено. Зиновий Ефимович рассказывал множество забавных актерских историй. Я думаю, он делал это часто при встречах со зрителями, потому нет смысла пересказывать. Одну, впрочем, вспомню. Однажды он пошел в зоопарк c внучкой. Они долго ходили, разглядывали зверей, потом очутились у клетки с львом. Зверь взревел, раскрывши широко пасть, и произвел серьезное впечатление. Девочка спросила: «Дед, а он может съесть человека?». «Запросто» – заверил дед. Тогда внучка сказала: «Дед, а какой троллейбус ходит к нам домой?» «А тебе зачем знать?» «Ну, а вдруг лев тебя съест, мне же надо знать, как до дому доехать».
Потом еще очень похоже и обаятельно показывал Людмилу Гурченко, с которой снимался в фильме Казакова «Тень» по Шварцу.
Его замучили записками, но он с удовольствием отвечал.
А я послала ему стишок:
Палитрой Вашей звуковою
О'Тула так окрашен зев!
Еще бы! Он ведь – лев зимою,
А Вы – во все сезоны лев!
Гердт замечательно рассмеялся, прочитав, и сказал, пряча записку в карман: «Ну, эту я домой жене отвезу, пусть знает!»
После вечера мы оказались рядом с Чеповецким и Людочка сказала: «Ефим Петрович, а этот стишок прислала Клавочка». Ефим Петрович схватил меня за руку и потащил в крохотную комнатку, где отдыхал Зиновий Ефимович. И мы познакомились! А потом, за малостью места в этой каморке, с полчаса сидели, упираясь коленками друг в дружку и, взявшись за руки, читали по очереди, а иногда хором, «киевские» стихи Пастернака, которого, как оказалось, оба любим:
Запомню и не разбазарю:
Метель полнощных маттиол,
Концерт, и парк на крутояре,
Недвижный Днепр, ночной Подол…
И, перебивая друг дружку:
Опять Шопен не ищет выгод,
И, окрыляясь на лету,
Один прокладывает выход
Из вероятья в простоту.
Задворки с выломанным лазом,
Хибарки с паклей по бортам,
Два клена в ряд. За третьим, разом -
Соседней Рейтарской квартал.
Тогда я не знала, что Зиновий Ефимович знает Пастернака чуть ли не наизусть.
Я успела еще признаться ему в любви, не очень связно рассказав о том, о чем поведала выше, мы расцеловались и расстались. Вот такая встреча была.
…И вдруг узнаю, что французы сделали ремейк старого «Фанфана». Ура, ура! Эрзац-Жерар Филип - Винсент Перес!! Эрзац - Джина Лолобриджида - Пенелопа Крус!!!
А кто же, господа, у вас будет Гердтом?
И на фига мне тот фильм без него…