Блог моего брата

Предисловие

Недавно я разбирала старые вещи брата и нашла ноутбук, который он очень любил. Там я обнаружила папку с интригующим названием «Блог», в которой оказались его заметки

«о жизни, которая пролетает, о себе, её догоняющем, о людях, которые удивляют своим очарованием и с удивительной периодичностью разочаровывают. Об их симпатиях и улыбках, о грусти и одиночестве и, конечно, о мечтах этого многообещающего города».

Надеюсь, его история натолкнёт кого-нибудь на те, совсем не новые мысли, от которых многие бегут, стараясь не замечать очевидных вещей, способных сделать нас немного счастливее.

С уважением,
София Лагерфельд

09/2009.




Сегодня
15/08/2009

— Да пошли они все! Стоит только перестать быть теми, кем они ждут нас видеть — всё! Понимаешь? «На созвончиге, малыш!» Мы не очень-то нужны такими, какие мы есть на самом деле. Велика мудрость полюбить меня хорошего, а вы полюбите меня настоящего!

Молчу, с улыбкой наблюдая за своим другом, эмоции которого просыпаются не чаще, чем он расстаётся с очередной возлюбленной. Как секс у невлюблённых взрослых пар — редко, но регулярно. Мой милый Василий, друг с ординарным именем и неординарной внешностью фотомодели — отъявленный меланхолик, и настоящая его беда лишь в том, что весь свой темперамент близким людям он показывает только в финальных сценах прощаний. До этого он, как правило, мил, обаятелен и молчалив.

Девушки этого города, которые стараются выглядеть старше, описывают его своим подружкам, как безумно сексапильного и загадочного красивого мужчину.
Женщины, которым приходится напротив — стараться выглядеть младше говорят о нём, в силу своего возраста и устоявшихся приоритетов, немного проще и доходчивей:

— Ты знаешь, он работает управляющим в «Swiss Hotel». Машина, квартира в центре Москвы. И, да, он — безумно красив. Молчаливый и замкнутый временами, правда.

В общем, все сходятся только в одном — его красоте и загадочности натуры, изучить, которую, похоже, не удалось пока никому. Не без сопротивления последнего, надо заметить.

— А ты себя настоящего показываешь? Ты же часто прячешься в своём панцире, прикрываясь улыбкой. Начни отношения с правды. Расскажи о том, каким ты был в детстве, о своей первой любви, не знаю... о мечтах! Придурок, ты кому-нибудь рассказывал о своих мечтах до того момента, как расстанешься?..

Сбиваюсь со своего взывания к поискам истины в собственной консерватории — кажется, что мой телефон завибрировал, сигнализируя о пришедшем сообщении.

— Хватит уже дёргаться над своим телефоном. Сообщения он ждёт!

Я действительно жду смс и, пожалуй, самого важного смс в моей жизни. Но на данный момент, телефон молчит. Вибрирует всё вокруг, но только не он! Или это просто я дрожу, нервничая?

— Какие мечты? Кому они интересны? Всем интересны неэфемерные вещи, чувак! Поддающиеся количественному измерению — сколько я зарабатываю, сколько комнат у меня в квартире, сколько у меня сантиметров, наконец... Ты достал уже со своим телефоном, всё в порядке будет! Обещаю тебе...

Словно от неожиданности роняю телефон на пол, почувствовав, что он завибрировал. Стекло на мобильном трескается...

— На счастье. К сегодняшнему дню — это хорошая примета...



Автопортрет
15/08/2007

Я старался, но где-то по дороге стал таким, какой есть...

Быть и казаться. Первое разочарование себя приходит, когда мы видим своё изображение на первой видеозаписи. Или впервые слышим свой записанный на диктофон голос. Вероломство зеркала и слухового органа. Каждый день мы видим лишь отражение себя в зеркале, которое всё переворачивает слева направо, но за неимением другого способа причёсываться и оглядывать свой внешний вид, человечество обречено видеть себя немного не таким, какое оно есть на самом деле.

Решил вести краткие записи своих впечатлений, своего рода блог для себя будущего, пожилого и ворчливого старика. Что могу сказать о себе сегодняшнем себе повзрослевшему? Если собрать всё хорошее, что слышал о себе, то я — как минимум гений, как максимум — божественное вмешательство в жизни мирской. Если всё плохое, то — перед зеркалом на меня смотрит каждое утро (не)полное ничтожество. Правда, надеюсь, всё же посередине. Перефразировав Сергея Шнура — просто мужчина: кофе, сигареты, щетина. Циник во мне подсказывает, что я — это воплощение «немного»: немного красив, немного умён, немного глуп, немного успешен, немного романтичен, немного наивен. Немного циничен. Чтд.

Вы же наверняка знаете, что мужчины могут говорить о себе часами? Я тоже это знаю, поэтому не буду уходить во все эти описания «я люблю то, это и вон то»: какие французские вина предпочитаю, как обожаю итальянскую кухню, и их же оперу, современную музыку и несовременный джаз, односолодовый виски...

Постойте, я же не люблю односолодовый виски. Не суть. Суть жизни лишь в поступках. У меня их давно не было. Не сказать, что у меня нет жизни, но то, что отсутствует точка опоры — это наверняка. Глупые мечты детства сменились ещё более глупыми мечтами молодости, чувствую — идёт зрелость с полным отсутствием таковых. А это плохо и скучно. Люблю детей и понимаю, что живу только ради своих будущих. Пока, хоть и временами весёлою, но всё же пустою жизнью. Дарю не безвозмездно мех женщинам в своих магазинах. Снимаю студию на Большой Ордынке и вечерами делаю то же что и многие холостые жители этого города: встречаюсь с друзьями, пью, танцую, спорю, завожу романы, терплю фиаско, смотрю кино, играю в покер, читаю, снова спорю и снова пью. И, конечно, ищу Её. Не её — девушку вечера, а Её — девушку жизни, бабушку моих внуков.




Чистильщик бассейна
17/08/2007

— Тофу и зелёный чай, пожалуйста.
— Роллы с огурцом, лососем, омлетом. Кофе и пачку сигарет.
— Как ты можешь пить столько кофе?

Мой близкий друг — Александр, мы работаем вместе уже два года на поприще консультантов по торговой недвижимости в одной известной британской компании. Он не любит кофе, хотя и курит. Хм, бывает.

— Сань, Джармуша на тебя нет!
— У меня есть Оксана, и я её очень люблю. Уж эти твои метросексуальные шуточки.

Когда я пришёл работать в компанию, у меня совсем не было опыта в данном направлении, но свежий взгляд и жадность к новым умениям помогли пройти испытательный срок. Саня же был звездой рынка — на его счету было три блестящих московских проекта. Поначалу мы очень ревностно относились друг к другу — на проектных совещаниях он часто авторитетно приглушал все мои идеи. Но проходили месяцы, мой опыт креп, как и голос. Совещания плавно превратились в еженедельные арии нашего дуэта. Мы до хрипоты критиковали идеи друг друга, но с большей яростью кидались на того, кто посмел поспорить с концепцией любого из нас, стоило какому-нибудь проектировщику или аналитику подать голос. Мы были сильным тандемом — громогласный, с внешностью вышибалы Саня и я, (очень) скромная пародия на Аль Пачино. Если инвестор отказывался слушать уверенный тон Саши, мои вкрадчивые угрожающе-убедительные интонации действовали безотказно. Мы были одной из лучших команд и, отказываясь работать друг без друга, портфель наших проектов раздувался всё сильнее.

— С утра звонил Растановский. Они выкупили большое здание рядом с ГУМом. Хотят, чтобы придумали концепцию нового торгового центра. Мы участвуем?
— Куда ты, туда и я. Чук и Гек — мы с тобой одной крови, Сань.
— Скорее Зита и Гита, — хохочет он на весь ресторан.
— Несмотря на соседство с ГУМом, переулок совсем не проходной. Может, порекомендуем сделать там офисное здание?
— Офисы не наша тема, давай время на раздумья возьмём.

Молча кивает, принимаясь жадно поглощать свой обед, затем прерывается:

— Слушай, а ты не хочешь дайвингом заняться?

Вы знаете, что такое невесомость? Теперь это знаю и я. Месяц занятий с тренером и я полноценный дайвингист. Времени слетать на море не было, но привычка погружаться требовала утоления потребности побыть хоть на какой-то глубине. Офис компании был расположен рядом с открытым бассейном, и я после работы стал каждый день приходить и плавать на глубине пять метров, чтобы по прошествии часа, вынырнув, любоваться уже на ночное небо.

Часто, когда рассказывают историю какого-нибудь американского популярного человека, перечисляют все профессии, которыми он пытался овладеть до того, как стал звездой эстрады или телевидения. У меня больше всего вызывали улыбку — таксисты и чистильщики бассейна. Теперь я часто шучу, что профессиональная чистка бассейнов значится и в моём послужном списке. На дне бассейна лежал длинный шланг, отдалённо напоминающий пылесос. А так как плавать под водой одному в течение часа было немного скучно, я начал, на радость директору бассейна, бесплатно ежедневно пылесосить.

Концепция торгового центра в переулке неподалёку от ГУМа была придумана мною именно там — под водой со шлангом в руках. Это была идея «Свадебного универмага», в котором есть всё: бутик праздничных платьев, магазины для подарков новобрачным, туристическая компания свадебных путешествий, прокат лимузинов. Наверное, лучшая моя работа так и не была воплощена в жизнь — я сменил род деятельности, а другой консультант не решился реализовать необычную концепцию, предложив инвестору ничего не менять и сдать помещение в аренду под офис.

Вдохновение приходит внезапно там, где меньше всего ожидаешь, но провидение не всегда даёт возможность воплощения потенциально лучшему нашему начинанию.




Roy London
30/08/2007

Раздражённый цык моей очаровательной певицы влетает в мою ушную раковину, проскочив турникет царства Морфея, который сам, подлец, похоже, уснул, вытаскивает меня наружу. Прощай мой Фиджи, Йовович, яхта и недопитое шампанское. Привет, унылая реальность.

— Твой телефон опять звонит. Сколько можно? — Это только в субботу, в остальные дни недели он делает вид, что отключён...

На определителе — моя сестрёнка София. На часах — 05:30

— У меня отлетел колпак на Садовом. Что мне делать?!

Слава Богу, ничего серьёзного. Тут же представился катящийся колпак из фильма Коэнов «Человек, которого не было», постепенно превращающийся в летающую тарелку. Кажется, я снова проваливаюсь в сон. Только не к Миле, чёрт побери, а куда-то в другую вселенную...

— Я ударила машину об какую-то кочку. И что-то погнула. А ещё колпак...
— Ты в порядке? Машина ехать может? Поезжай домой, завтра всё закажем... И колпак тоже. Люблю, целую, сплю.

Люблю её. Самая вредная симпатичная девушка на свете. Одарённая, даже талантливая, хотя это-то не удивительно — есть в кого... при таком-то брате. Её словами о ней самой: «меланхолик, эстет, параноик, невротик с бессонницей, неустойчивостью к соблазнам, сбивчивой речью, чужими шутками, навсегда разбитым сердцем, абсолютным цинизмом и напускной дружелюбностью. Помешана на себе и никого не любит, никогда не забывает обиды, и в чём разбирается хорошо, так это в классных вечеринках и своих комплексах. И да, у неё линзы!» У неё красивые голубые глаза. Она умеет готовить. Редко. Она умеет спорить со мной. Часто.

— Выживает сильнейший? На самом деле так звучит закон джунглей в мультике про Маугли в галимом переводе. Суть естественного отбора на самом деле заключается в том, что выживает — наиболее приспособленный. И я считаю, что это существенный нюанс.
— Да... но открою тебе великую тайну: время лечит и...
— Время лечит? Время ни хрена не лечит. Со временем многое забывается, а боль никогда не проходит, если не проходит причина.

В общем, мой Иисус Христос в женском обличье. Причём не та несуразная девочка из «Догмы», а очень привлекательная, из июньского «Vogue», молодая особа. Не удержусь: с дерзким языком. Всё-таки начитанность и критичность ума — это тот коктейль, которым обладающий, будет угощать не себя, а всех остальных. Оставаясь где-то в глубине безнадёжным романтиком.

Как-то она рассказала интересную историю. В то время в гости к ней приехал довольно известный продюсер Пол Браун, сценарист популярных «Секретных материалов» и нескольких других сериалов. В своё время он был учеником Роя Ландона, знаменитого преподавателя актёрского мастерства.

Ещё ребёнком Рой Ландон был известным актёром на Бродвее. Повзрослев и перестав быть «милым смазливым мальчиком», он перестал получать роли. Но, будучи очень талантливым и отучившись у знаменитых преподавателей, включая Уту Хаген, он решил сам стать преподавателем актёрского мастерства.

Рой переехал из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. В своей гостиной он поставил ряд стульев, позвал приятелей и начал вести занятия, на которых разыгрывались сцены из пьес и фильмов. Первое, что он спрашивал: «Была ли это сцена о любви, о власти или о смерти?». Например, сцена расставания мужчины и женщины — «it’s about love and death»/«о любви и смерти», сцена увольнения начальником подчинённого — «it’s about death and power»/«о смерти и власти».

О занятиях Роя пошёл слух, и ряд стульев превратился в два ряда, потом в три, затем в гостиной стало тесно, и Рой арендовал отдельное помещение. Туда стало приходить ещё больше студентов, актёров, режиссёров, сценаристов. А потом ученики Роя начали получать премии Оскар и Золотые Глобусы. Вроде очередная история успеха, что тут добавить к биографии одарённого человека?

На своё пятидесятилетие Рой Ландон устроил большую вечеринку, на которую пришли все его выпускники, включая вечно занятых на съёмках Брэда Питта и Шэрон Стоун.

Это была его лучшая вечеринка. После неё ему предстояло уехать снимать свой собственный фильм.

Но через три недели Рой умер.

Оказалось, что у него был СПИД, но он никому об этом не говорил. Четыре последних месяца жизни он вёл занятия в очень интенсивном режиме, как будто хотел успеть всё передать.

Когда Рой умирал, рядом с ним была медсестра. После того как он внезапно перестал дышать, она вышла из комнаты, чтобы позвонить и сообщить близким, что Рой Ландон умер. Набирая номер, медсестра услышала стон и прибежала обратно. Он был в сознании, схватил её за руку и повторял: «Я должен провести ещё одно занятие, я должен дать ещё один урок!» Она спросила: «Зачем, Рой, почему?»

— Потому что я ошибался: ...It’s not about power. It’s not about death. It’s about love, it’s all about love.

С этими словами он умер. Когда я услышал эту историю, мне захотелось поплакать. Не «позволить скупой мужской слезе скатиться по щеке», а именно поплакать. И не о себе, не о своём одиночестве, а том, куда нас заводит бессмысленность всех наших великих целей, которые мы ставим себе как приоритет номер один. Забывая о том, что этот мир — подарок Бога, который, быть может, и ненавидит нас (привет Хэнку Муди), но всё же где-то любит и подарил возможность любить самим. Только мы слишком часто забываем ради чего вся наша жизнь. А о чём ваша?




Jamais vu
02/09/2007

Стою на балконе в гостях у моей великой джаз-дивы. Утомлённый и смешной: классика жанра — взлохмаченный, голый, в женских тапочках и с папиросой в зубах. Не хватает только приехавшего «мужа из командировки». Взгляд скользит по переулкам Арбата, остановившись на ломаной линии, разделяющей дома и небо, сталкивается с пробуждающим солнцем. Мне показалось, что оно мне подмигнуло, подмигиваю в ответ, обречённо вздохнув. Не люблю я его, вернее сейчас, когда рассветает, люблю, на набережной люблю, но вот минуты через три, когда буду в постели стараться уснуть, а оно начнёт приставать ко мне и всё нахальнее заглядывать в глаза, словно дознаватель — вот тогда уверенно ненавижу. И по-моему, это взаимно. Мы — словно два вахтёра, которые с радостью друг друга встречают на пересмене, но довольно ревнивы друг к другу, когда вынуждены бодрствовать вместе.

Ложусь и засыпаю быстро, как засыпает, должно быть, какое-нибудь далёкое существо, живущее в одиночестве у себя на планете. Вспоминается Маленький Принц. Книгу, которую буду читать своему ребёнку, который ещё не родился, и нет даже намёка на то, когда он будет, но... мне кажется, что я тебя уже жду, малыш. Жду твоих первых криков по ночам. К чёрту викторианскую мораль: «children must be seen, not heard». Хочу просыпаться от твоего плача, успокаивать тебя и засыпать снова с тобой. Засыпаю... и просыпаюсь в тот же миг, но за окном уже темно, на телефоне около сорока пропущенных вызовов.

Нахожу записку на кухне:

«Уехала на встречу с продюсером. Ключи оставь у консьержа. XXX»

Варю кофе и, пропуская просмотр неотвеченных звонков, открываю в интернете страницу женщины, блог которой читаю вот уже третий месяц.

Мы никогда не были знакомы, да и никогда не будем. Случайно попав на её сайт, я, немного зачитавшись, закрыл, забыв через минуту. Но на следующий день это повторилось. Затем вошло в привычку. Сегодня я знаю её довольно хорошо, знаю её темперамент, привычки, угадываю настроение по вступительному предложению. Удивительно, но сейчас она — мой спасительный огонёк и загадывая, что у неё прошёл день удачно, я зажмуриваю глаза, как в детстве.

Ей 45 лет, она разведена и последние три года всё, что её радует — это десятилетняя дочь. Блог её похож на послание в бутылке — помимо меня его читают всего два человека: её подруги, которые заглядывают, впрочем, очень редко.

А ещё, похоже, она бежит от воспоминаний. Закуриваю, с улыбкой вчитываясь в описание её очередного трудного понедельника. Смеюсь над несмешной для всех остальных, но не для нас, шуткой. Вечером она смотрела футбол и с возмущением вспоминает гол, забитый рукой. «Ладно — Марадона, ладно во время чемпионата мира — но ты-то, ты-то куда, мой грязный макаронник!» Сейчас она уже спит.

— Твой тайный поклонник желает тебе спокойной ночи, пусть завтрашний день принесёт только радость, — шепчу я.

Не то чтобы я взял на себя какую-то псевдосоциальную функцию, но мне кажется, что у каждой женщины должны быть поклонники. Пусть даже такие необычные как я.

И снова я на балконе. Ночь, но декорации всё те же — и тапочки, и сигарета. Вдыхаю запах моего любимого города. Летняя ночная Москва пахнет очень особенно, вы не замечали? Накатывает ощущение вновь— влюблённости в этот город. Как будто я в первый раз вижу, слышу, чувствую этот город.

Жаме вю — никогда не виденное.

Ты приходишь туда, где был сотни раз и ощущаешь себя там впервые. Ты садишься за столик в кафе, в котором тебя самого уже воспринимают как мебель — ты уже не гость здесь, ты константа, постоянная этого заведения. Ничего не заказываешь, официант Артём, историю жизни, которого ты знаешь подробнее, чем, наверное, свою, приносит твой любимый кофе и минеральную воду. И вдруг ощущаешь, что ты в первый раз здесь. Всё как будто неизведанно, обоняние прислушивается к незнакомым запахам, руки трогают незнакомую на ощупь необычную фактуру столешницы, глаза осматривают немного вычурный интерьер заинтересованным взглядом любопытного дизайнера. Память разума всё это уже видела сотни раз, но память чувств пуста в эти мгновения.

В последнее время это чувство приходит всё чаще. Будто насыщенный эмоциями разум стирает старые впечатления, устав ждать новых. Не знаю радоваться этому или нет — мне дороги мои ощущения, даже если эти ощущения остались в прошлом. Не люблю старые вещи и с радостью переезжаю с места на место. Обожаю выкидывать неудавшиеся давние фотографии, но забывать, вычёркивать что-то из памяти — тут я на мировом чемпионате старьёвщиков воспоминаний уверено принесу золотую медаль нашей сборной. То немногое плохое, что было в моей жизни, я вспоминаю иногда даже с улыбкой, так как в прошлом я вижусь себе другим, не таким, какой я сейчас, а потому прощать себе ошибки прошлого становится проще, чем забить гол рукой.

«Это была рука Бога» — сказал как-то Диего Марадона после того, как рукой, которую не заметил арбитр, выиграл полуфинал чемпионата мира. Может и все те ошибки, которые мы оставляем в прошлом, стоит прощать себе, а не пытаться вычеркнуть их из жизни, словно они были испытанием Бога, пути, которого неисповедимы.




Хочешь кофе?
07/09/2007

Наверное, это не будет признанием в любви этому необычному на вкус напитку. Хотя о его вкусе и слагают легенды — и божественен, а что не божественно? И неповторим, а что повторимо? Мне кажется Бог, а кофе всё-таки Его рук дело, создавая какао, просто решил сделать более крепкий ремикс, а получилось нечто новое — особенное. Вечно у Него так — вы же знаете, чем кончился Его ремикс с обезьянами.

Одно мне непонятно — как можно пить кофе без сигарет? Помню то время, наивное такое, когда я бросил курить. Так вот тогда я очень серьёзно понял, что пить эту коричневую терпкую бурду — полная бессмыслица. Одно дело мириться с такой эстетикой при наличии определённых градусов, но здесь и их нет. Кофеина вообще, ходят недобрые слухи, в чае больше. Но что знаю точно, так это то, что курить и пить чай — ну очень дискомфортно. Это как целоваться с настоящим другом/подругой — вроде и целоваться в радость, и подругу любишь, но где-то что-то не то... Или чего-то где-то нет. То ли дело эспрессо и долгожданная сигарета.

Я сторонник версии происхождения названия кофе от арабского «кахва» — возбуждающий напиток. Бедный русский язык — столько слов, а чтобы передать «возбуждение» мы можем использовать только одно слово, которое звучит немного подзаборно, не так ли?

— Мама, я сегодня познакомилась с мальчиком, который живёт в соседнем доме. Мы играли в твистер и были так возбуждены!

Так вот кофе действительно возбуждающий напиток. Если кофеин заставляет просыпаться, то сам вкус кофе приводит в сознание наши мысли, возбуждает их.

Я похож на скромного опытного любовника, изначально не желающего признаваться в любви, но ежедневно доказывающий чувства действиями. Утром я улыбаюсь только ему, днём урывками уделяю ему время, ибо занят, занят! Вечером же мы можем спокойно сидеть вместе с друзьями или просто быть вдвоём наедине в небольшом кафе в центре уставшей Москвы.

Мне нравится он любым: горячим и прохладным, нарядно одетым в хорошенькую чашку и в скромной домашней кружке. Я знаю, что в старости он будет со мной. Он хотя и повышает моё артериальное давление, всё-таки не способствует моему здоровью, но какие страстные отношения этому способствуют? Это почти единственная вещь, которую не одобряет моя мама. Из тех, что знает моя любимая женщина, конечно. Хотя я никогда не видел её утром без чашки горячего кофе. В общем, не Монтекки она моему Капулетти. Та ещё Джимми Джармуш.

Всем людям в детстве нужен кумир. Не идол — поп-звезда, артист или что-то в этом роде, а человек, на которого мы хотим быть похожи. Часто это отец, старший брат, одноклассник. Не сказать, что я неординарность вселенной, но кумиров в моей жизни не было.

Комплекс противоречия, затянувшийся юношеский максимализм, лидерство в школе, переросшее в лидерство в дружбе — всё это заставляло смотреть на других мужчин трезво и отчуждённо. И сейчас, ровно посередине своей жизни, мне хочется верить, что я не потерял от этого много. Думаю, что, замечая достоинства других людей, пытался развить их в себе отстранённо.

Возможно, это будет звучать несколько натянуто, но, попытавшись рассмотреть свою привычку к кофе, я вижу за этим некий прозрачный, но всё же призывный пример для подражания.

Уметь согревать — несмотря на все истерики о глобальном потеплении, нам часто очень холодно. Уметь быть горячим, возбуждающим не только чьё-то тело, но и мысли. Уметь остывать — ведь в ожогах нет радости. Уметь быть рядом, когда кому-то очень нужно.

Быть любимым в любых своих состояниях и, в свою очередь, пробуждать стабильность даже в ой-каких-нестабильных людях, быть сладким послевкусием перед чьим-то сном, быть привычным, родным, быть в радость кому-то по утрам — это ли не наше маленькое счастье большого города?

...хотя всё это, конечно, лишь повод. Повод посидеть с другом, повод пригласить кого-то на свидание, повод побыть наедине с собою и честно поговорить. Кофейку?




Ненависть
15/09/2007

«Н. — стойкое активное отрицательное чувство человека, направленное на явления, противоречащие его потребностям, убеждениям, ценностям»

Мы сидим и молча пьём кофе. Льёт дождь — люди, проносящиеся за окном, вооружившись зонтами, кажутся нашествием грибов-мутантов. Играет инструментальная версия Фил Коллинза «In The Air». Со стороны мы, должно быть, напоминаем пару, которая пришла на первое свидание. Я держу в руках сплетённую из салфетки розочку, она — грустно улыбается своим мыслям.

Когда-то мы были парой, теперь встречаемся раз в полгода. Жалуемся на неудачи, ворчим о погоде, об отсутствии романтики в текущих отношениях, об этом набившем оскомину городе. Встречи с негласно оговорённым раз и навсегда сценарием.

— Я подала на развод. Он уезжает к своей секретарше. Господи, я ощущаю себя героиней второго плана дешёвого сериала. А он с ослиной упёртостью винит во всём происшедшем меня. Довольно искренне, представляешь?!

Молчу, зная, что Ольге надо выговориться, чтобы затем, получив от меня честный, хоть и не без примеси самой настоящей ненависти, приговор, уйти с облегчением в новую жизнь. В течение часа она рассказывает о том, как уже всё отболело, про свою готовность к новой жизни, но, слушая её, я вспоминаю то, что было у нас.

У каждого человека есть, была или будет любовь. Часто — на протяжении всей жизни и не одна. Но настоящее противоположное чувство — чувство ненависти — мы испытываем довольно редко. Не ненависть к образу, а к личности, с которой нас столкнула жизнь. Ольга, пожалуй, единственный человек, к которому я испытываю это чувство. И оно чертовски взаимно.

Когда-то у нас была любовь с первого взгляда. Красивый, почти приторный роман двух людей, одинаково привыкших жить «жизнью взахлёб» под девизом Горация «carpe diem». Через какое-то время мы решили обменяться дневниками наших отношений, который вели — мы оба любили символизм и различного рода фетиши отношений. После одновременного прочтения мы так же одновременно кинулись друг на друга с проклятиями. Выяснилось, что мы были абсолютными противоположностями: то, что было важным для неё — было смешным для меня и наоборот. Это было самым ярким предательством провидения. Словно внезапно вы узнаёте, что весь мир не такой, каким вы его представляли. Вернее мир тот же, только оказывается, что вы... допустим сумасшедший, а все окружающие это знают и относятся к вам соответствующе, при этом вы думаете, что вполне нормальны.

 Мы поделили все кафе и клубы этого города, настолько мы не могли допустить даже мысли о том, чтобы увидеть друг друга. Прошёл год, и мы случайно встретились на презентации одной компании. На тот момент она уже вышла замуж и, обменявшись телефонами, мы договорились «как-нибудь встретиться»...

На столе — книга её любимого и моего нелюбимого Фаулза, который, кстати о ненависти, словами своей героини как-то сказал:

«Ненавижу невежество и необразованность. Напыщенность и фальшь. Злобу и зависть. Ворчливость, низость и мелочность. Всех заурядных мелких людишек, которые не стыдятся своей заурядности, коснеют в невежестве и серости».

Столько «злобы» и сколько «напыщенности» в этих словах. Вспоминается старая шутка про «ненавижу расизм и... негров».

Хотя, зная нашу приверженность к упомянутой любви к символизму, эта книга на столе — её дань нашей маленькой взаимной теперь уже ненависти.

Поймав мой взгляд, с улыбкой произносит:

— Я помню, как ты его «любишь». Как Ницше — «Идёшь к женщине, возьми плеть!», так и я — иду к тебе, беру Фаулза. Кстати, на моего мужа его книги не произвели никакого впечатления, зато очень задели истории про наши отношения. Что и стало якобы началом его разочарования...
 — Какого чёрта?! Зачем ты вообще ему что-то рассказывала? Если ты по-настоящему любишь человека — береги его, лелей его, оберегай его. Не уставай доказывать ему, что он — это Он, понимаешь? С большой буквы. That guy. Тот самый. Тот, которого ты ждала, в одиночестве каждого месяца, слушая «Summer Time».
— У него вроде не было комплексов по поводу моего прошлого...
— И кто признается в этом? Себе в этом сложно признаваться, не то, что любимому человеку. Что он нашёл там — у своего чудного секретаря, чего не было у тебя? Ты — красива, умна, искренна. С тобой интересно, ты — прекрасная мать, отличная любовница — и это говорю тебе я! Самый беспристрастный твой судья, который действительно терпеть тебя не может. Неужели ты не понимаешь, что наша честность никому не нужна?! Мы не хотим знать всей правды от людей, которые являются нашей единственной грёбаной надеждой на сказку в этом несказочном мире.

И тут я почувствовал как что-то, что бесило нас друг в друге с того злополучного вечера истины — растворилось в одно мгновение. Стало таким понятным всё наше неприятие друг друга.

— Ты ведь сейчас мне улыбаешься?
— Да, ты такой красивый... как в ту ночь, когда мы познакомились. Просто сейчас я поняла, что мы...
— Всего лишь отражение друг друга в зеркале?
— Да... В тот вечер, когда мы расстались — это было всего лишь разочарование себя самих... Это как первый раз увидеть себя со стороны, просматривая видеозапись со своим участием.

Не проронив ни слова, улыбаясь, мы просидели, взявшись за руки ещё какое-то время. На прощание она чмокнула меня в щёку и, захлопнув дверь машины, уехала искать свою сказку. И я верю, что она найдёт её. Обязательно найдёт.




Нет способностей
20/09/2007

Один скромный девятнадцатилетний юноша мечтал писать картины, но ректор Венской художественной академии сказал, что художника из него не выйдет. Теперь весь мир знает этого молодого человека как Адольфа Гитлера.
Сейчас мне иногда нравится угадывать детские мечты у взрослых людей. Если напротив скромная девушка из интеллигентной семьи, вы наверняка не прогадаете, поставив на то, что она хотела стать учительницей. Если девушка из такой же семьи, но довольно общительная — телеведущая. Эмоциональная — актриса...

Профессия пожарного по результату одного социологического опроса, проведённого в штатах, является самой сексуально-привлекательной. В три года моё либидо было ещё в какой-то другой вселенной, но пожарным я желал стать страстно. Потом, в первом классе я понял, что взрослые не умеют придумывать правильные конструкторы, и профессия пожарного уступила мечте стать директором фабрики по производству игрушек.

Следующая профессия мечты была невольно предопределена моими родителями — родившись в семье медиков, редкий ребёнок не вознамерится стать врачом, «как папа». Эта мечта покинула меня, когда подошло время зимней сессии второго курса медицинского института. И вот я смотрю на себя в зеркало, и хочется, подобно Эйнштейну показать себе язык, но... сегодня я всего лишь скромный продавец меха. Довольно далеко от пожарного, но рядом с выдумщиком игрушек — особенно для выросших девочек, мечтавших стать королевами.

Сегодня был не самый удачный день. Показ, который должен был проводиться на крыше торгового центра, пришлось перенести из-за разразившейся грозы. Половина из трёхсот приглашённых, несмотря на смс и звонки, всё же пришли. Пришлось спасать ситуацию глупой лотереей и слепым саксофонистом, который, надо отдать ему должное, покорил сердца почти всех.

Подхожу к фортепьяно и откидываю крышку, предвкушая, как пальцы коснутся любимых клавиш. Знаю, что через десять минут весь негатив уйдёт, а новый джазовый мотив, возможно, будет лучшим в моей жизни. Начинаю импровизировать, закрываю глаза и вспоминаю...

— Вы знаете, ваш мальчик, как бы так выразиться... не имеет ярко выраженных способностей к музыке. Мне кажется, будет лучше, если вы его отдадите на спорт...
— Но он уже занимается спортом... — Это хорошо, да и потом в этом году группа уже полностью скомпонована.

Дёргаю за руку своего отца:

— Пап, пойдём. Тренер будет ругаться — тренировка уже началась. Я же мальчик, зачем мне эти глупые игры на пианино? Я бокс люблю.

Папа что-то ворчит, про то, что пианино ещё никому не помешало, но я, маленький артист, пытаясь скрыть своё разочарование, начинаю говорить про то, как глупо выглядит мальчик, играющий на пианино.

Если тётку из музыкальной школы я не помню совсем, то преподавателя класса рисования я никогда не забуду. Высокий худощавый мужчина, лет сорока, с рано поседевшими волосами, но чтобы сбить несколько приятное описание добавлю, что нос его был длинным и немного изогнутым на кончике, а плечи не шире моих — шестилетнего мальчика. В довершение от него пахло старой одеждой.

— Он совсем не способен рисовать. Ребёнка, который не может вывести ровный круг, я не возьму.
Дубль номер два:
— Пап, пойдём. Тренер будет ругаться — тренировка уже началась. Я же мальчик, зачем мне эти глупые рисования? Я бокс люблю.

Несколько лет назад мои друзья пожаловались, что, начиная ремонт квартиры, они решили отдать хороший, но старый инструмент в музыкальную школу, где им ответили, что возможно возьмут, но возможно и нет — «рискуйте, везите». На ровном месте я загорелся, перевёз их пианино к себе, вызвал настройщика, накупил самоучителей и... так и не выучив нот, не освоив постановку рук, стал играть.

Сейчас я могу уверенно исполнить «Полёт шмеля» в переложении Сергея Рахманинова, и человек с музыкальным образованием никогда не поверит, что я нигде не учился пока, конечно, не посмотрит, ужаснувшись, на то, как я ставлю руки.

Год назад я стал учиться рисовать портреты и моя техника владения карандашом, конечно же, далека от таковой у действительно одарённых людей, но я и не претендую, не стремлюсь быть мастером кисти. Всё, что нужно иногда — это просто иметь возможность выразить то, что мы чувствуем. И выразить не миру, а самим себе.

Альберта Эйнштейна не приняли в Политех Цюриха, институт его мечты, посоветовав поступить в выпускной класс школы в Арау. Это не сравнение божьего дара гения с моей скромной яичницей. Всё, что я хочу сказать — если мир поверхностно доказывает вашу неспособность к чему-либо, не стоит безмолвно верить и бросать начинания, к которым, возможно лишь поначалу неуверенно, немного стесняясь, тянется ваше эго.




Чжень-нян
24/09/2007

Это было самое яркое празднование дня рождения со времён моего детства. После сложных переговоров с одними застройщиками мы с моей очаровательной спутницей жизни и бизнеса заехали во вроде бы случайно выбранный ресторан, где уже ждали нас почти все мои друзья. Крики «Сюрприз!», шарики, шампанское, даже бенгальские огни — просто новый год без мандаринов. Звучит зло, но дело было в том, что приглашены моей подругой были только друзья мужского пола, коих у меня много, но куда меньше, чем друзей противоположного, а по душевной близости последние не уступали первым. Уже не помню почему «так получилось», но помню, что обида осталась у многих моих подруг и по сей день.

Самый ужасный день рождения — это самый тихий день рождения. Тот был не из таких. Было очень шумно. Как сейчас помню свою маму в наикрасивейшем, но таком простом, даже скромном чёрном платье от Версаче. Она улыбалась всем, курила и о чём-то говорила с моей тогдашней «любовью». И тут ворвалась моя настоящая навсегдашняя самая искренняя любовь — София:

— Бразер! Желаю тебе самого настоящего счастья и самой настоящей любви! Жаль, большего ты не заслуживаешь. Меньшего, впрочем, тоже.

Только очень близкие люди способны на действительно дорогие подарки, остальные просто играют в лотерею с шансами хуже русской рулетки, если им, конечно, вообще не наплевать и подарок не просто дань ритуалу поздравить человека с очередными прожитыми 365 днями (350 000 минут без сна). Моя София подарила мне Борхеса. Когда-нибудь я, возможно, сам напишу книгу и посвящу её, естественно:

«Той, без помощи и улыбки которой, не написано было бы и строчки — моей Лагерфельдине...»

Ночью, после того, как мой очаровательный организатор неожиданного празднования уснул, я тихо убежал на кухню, где под незабвенные кофе и сигарету наконец-таки уединился с моим любимым в те времена Хорхе Луисом.

Это сейчас его книги покрылись пылью на моих полках — после его последних дуэтов с Касаресом разочарование было оглушающим. Тогда же увлечение им было сродни подглядыванием пятилетних дурачков в отверстие стены деревенской женской бани: и забавно, и необычно, и будоражит — понимаешь, что нечто новое ждёт тебя впереди, неизведанное и такое манящее.

Первый рассказ, выбранный наугад, до сих пор живёт в моей памяти. Помню даже имена главных героев истории.
Это был рассказ о девушке Чжень-нян и юноше Ван Чжу, которые встретили друг друга и полюбили. Отец девушки признался как-то молодому человеку, что был бы рад видеть его зятем, но, позабыв свои слова, на встрече с чиновником провинции пообещал выдать дочь за него.

Ван Чжу, не желая видеть любимую женой другого, собрался уехать, оставив Чжень-нян, верную дочь своего отца, но ночью, подойдя к своей лодке, он услышал знакомый голос.

— Отец был несправедлив к нам. Я не могу расстаться с тобой.

Они уплыли вместе в ту ночь. Спустя пять лет она подарила ему двоих детей. Единственное, что омрачало их счастье — было переживание за её отца. Решившись, они отправились в путь обратно — навести отца, два внука — хороший повод для прощения. Ван Чжу оставил её одну в лодке и отправился к дому свёкра. Но там, встав на колени, он услышал:

— О чём ты? Чжень-нян вот уже пять лет как лежит в постели в болезни.

Слуги отца, узнав о второй Чжень-нян, не поверив, отправились к реке и, убедившись, вернулись обратно. Больная, услышав об этом, поднялась с постели и с улыбкой направилась к реке. На берегу две Чжень-нян встретились. Они обнялись, и два тела слились в одно. Всю оставшуюся жизнь Ван Чжу и Чжень-нян прожили вместе и были счастливы.

У каждого из нас есть свои призраки. Не фантомы, но мечты, которые живут где-то далеко. Мы ждём, что когда-то они воплотятся, и мы встретим себя утром на берегу. И станем совсем другими, с ясным будущим, счастливым и новым продолжением нашей жизни. Мы встретим рассвет иначе, воздух будет свежим и тёплым, и вы будете подмигивать вслед улыбающемуся вам ребёнку из проезжающего автомобиля. И жизнь станет прекрасна...

Ирония в том, что призраки не становятся реальностью, и Ван Чжу уплыл в ту ночь на лодке один. Но у него была мечта, и он жил ею. Куда хуже, когда призраки исчезают, и не остаётся сил верить.

В голове отдаётся эхом мягкий перебор струн мелодии Нэнси Уилсон из «Ванильного неба», что же там говорила одна девушка... Каждая проходящая минута — это шанс изменить всё вокруг. 350 000 шансов в год — у нас гораздо больше возможностей, чем мы думаем, вы не согласны?




Клубы
15/10/2007

«Какие дикие нравы, какие лица! Что за бестолковые ночи, какие неинтересные, незаметные дни! Неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры всё об одном. Ненужные дела и разговоры всё об одном охватывают на свою долю лучшую часть времени, лучшие силы, и в конце концов остаётся какая— то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха, и уйти и бежать нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме или в арестантских ротах!»
Антон Чехов, «Дама с собачкой», 1889 г.

— Это значит, мать твою, что я больше никогда в этот клуб не приду!
— И что ты потеряешь?
— ?!
двое неизвестных, клуб «РАЙ», 2007 г.

Можно сколь угодно вздыхать о пустоте всей клубной публики. Но тут всё зависит от того, как вы на неё смотрите. Видите каждого в отдельности или судите обо всех в целом. Нравы и лица, как и всегда, различны. Каждый человек — это отдельная история, ведь «лица» — это когда вы видите многих одновременно, не вглядываясь.
Встречаю случайно свою вечную любовь — Софию, в баре одного московского клуба. Окружена своими подругами. В верхней губе некоторых — силикон, у некоторых — в груди, но объединяет их не это чудо медицины, а вечный сканер в сетчатке. Что она с ними делает? С радостью замечаю, что поисковика в глазах моей сестрёнки нет.

— Привет, маленькая! Как ты? Мы что-то пьём, я любуюсь ею.
— О чём такая серьёзная, Лагерфельдина?
— Как-то вечером, когда я была маленькой, я сказала папе, что самая красивая улица ночью — это Новый Арбат. Тогда мы сели с ним в его Ладу, доехали до Нового Арбата и просто катались по нему полночи. Сегодня я вспомнила это, когда ехала по тому же (совсем другому?) ночному Новому Арбату уже на своём бумере с джипом охраны (знакомых) позади. И как, знаешь, в фантастических сериалах девяностых, где были такие порталы, в которых пересекаются прошлое и настоящее — еду я, бесчувственный циник, а по встречке пролетает призрак папиной машинки, в которой я же — маленькая девочка, восторженная и мечтательная.

Меня начинает лихорадить, внутри всё меняется и будто тень — холодная волна проносится по моему лицу с замершей улыбкой пятиминутной давности. Сестрёнка, не замечая, продолжает:

— Ещё пример — я постоянно проезжаю сад Эрмитаж, где на сгоревшие развалины наплывают обрывки воспоминаний о блеске, угаре, кокаине и полной эйфории. И у меня каждый раз мороз по коже. Мороз по коже вообще во всех этих местах, на всех улицах, где всё было, уже было, было по-разному. Это как зайти в здание школы, в которой училась десять лет назад. Это как услышать по радио Джо Кокера. Это как услышать случайно в толпе запах мужского парфюма, который был у кого-то, с кем была очень близка. У меня от этого мороз по коже. Я бегу от всего пройденного, познанного, испытанного и пережитого. Но оно, похоже, бежит за мной. We may be through with the past, but the past isn’t through with us.

Увидев мои глаза, моё солнышко обнимает меня и быстро переводит тему:

— Все повально увлечены фотографированием. Большинство моих друзей и приятелей. Большинство из них — бездарны. С другой стороны — какое это имеет значение? У них есть точка опоры. У меня нет точки опоры.

И немного подумав, добавляет:

— Я хочу, чтобы у меня была точка опоры.

И мы стоим, внезапно протрезвевшие, в окружении танцующих людей. Громко играющая музыка почти заглушает громко звенящую где-то глубоко внутри
пустоту.

Не видя солнца, домашнее растение тянется к горящей лампе.




Чёрный квадрат
14/02/2008

«Я долгое время не мог ни есть, ни спать... и сам не понимал, что такое сделал».
Казимир Малевич 1915 г.

«Когда твой отец узнал, что родился ты, перед тем как поехать ко мне в роддом, он подошёл к зеркалу и показал себе язык...»
из воспоминаний моей матери

В то утро я проснулся за несколько минут до телефонного звонка.

Телефон разорвал тишину в 08:15 Это была мама.

— Сегодня умер папа.

В этот момент я понял, что больше никогда не смогу ничего исправить в наших отношениях. Заставить его гордиться. Увидеть его с моими детьми. Танцующего с мамой на моей свадьбе.

Последний год мама неотлучна была с отцом в больнице. Мы пережили похороны и последующий год все вместе — мама, моя сестрёнка и я словно постоянно держась за руки.

Смерть близких часто объединяет даже распадающиеся семьи, реже — разобщает навсегда. Перечитывая Камю,
моего любимого «L’Etranger» я пропускаю теперь первоначальную страницу, боясь увидеть первые три слова романа. Но ещё больше, до разрывающей боли в сердце я боюсь их когда-нибудь произнести.

Малевич нарисовал «Чёрный квадрат» после смерти сына.




Кисловодск
20/02/2008

Иногда хочется спрятаться подальше от всех и немного побыть одному. Эти выходные я старался не думать ни о чём, не слышать никого, не видеть ни одного знакомого, да и незнакомого лица, и, конечно, ничего не вспоминать. Как много слов в предыдущем предложении, начинающихся на «не/ни». Ненависть, негатив — одно начало — отрицание. В отрицании всего я и провалялся три последних дня, выключив звук на мобильном. Новый рекорд: 133 непринятых вызова.

Единственный, кого я видел и действительно был рад — это курьер из службы доставки. Мой ночной спаситель курящего человека, у которого кончились сигареты.

— Человек — существо социальное, ему жизненно необходимо общение, — увещевает меня подруга, и мой бухгалтер по совместительству. — Сегодня — день выплаты заработных плат, и я звоню узнать — переводить ли мне премии? Выбирайся из постели, ты так с ума сойдёшь.

Пытаюсь сообразить, что можно ответить на дружеское участие, не выказав при этом раздражения. А оно всё нарастает от осознания того, что выбираться из постели мне всё-таки придётся, и, отнюдь, не из-за боязни сойти с ума — меня ждёт встреча с инвесторами в 17:00.

Вокруг себя замечаю несколько пепельниц, две чашки с недопитым кофе, пустые банки из-под газировки. Вставая, наступаю на что-то и понимаю, что наступил на свой завтрак — коробка с пиццей не оставляет сомнений — то, что внутри раздавлено не меньше меня.

Здравствуй, мой ненаглядный, ненавистный холодный душ. Жаль, я не могу заставить тебя кричать и материться. А ты можешь. Продолжаю материться, узнав, что у меня кончился кофе. Зло подмигиваю себе в отражение и отправляюсь в соседнее от моего дома «Mi Piace». Ни черта оно мне не пьяче, только поблизости больше нигде кофе выпить мне не светит. Заказываю свои любимые сырники, которые оказываются совсем «не очень», открываю компьютер, просматриваю почту.

Плохое настроение усиливается то ли от посредственного качества интернета в кафе, то ли от песни по радио. Поёт, кажется, моя экс-подруга, роман с которой так прекрасно начался и так премерзко закончился. Ситуация, наверное, до боли знакомая столичным профурсеткам: всё было так сказочно, пока я не узнал, что она замужем.

Телефон, вибрирует о пришедшем сообщении. «Сынок, у тебя всё хорошо?» Перезваниваю.

— Ты же знаешь, я не из тех мамаш, которые преследуют своих великовозрастных сынков с надоедливыми переживаниями, но вчера тебя никто не мог найти. Как ты там?
— Всё хорошо, мамуль... хотя ты знаешь, если честно, всё так... надоело, что ли. Словно что-то теряю и никак не могу понять что...
— Вкус к жизни, мой дорогой. Мне кажется, тебе стоит отдохнуть, сменить обстановку. Я понимаю, что ты занят, но редкие дела нельзя не перенести, не так ли?

Спустя пять часов я спускаюсь с трапа. Рейс «Москва— Минеральные Воды». Полёт на высоте 9 000 метров прошёл незаметно, благодаря Шоу и его послесловием к «Пигмалиону». И если на взлёте меня, как Буншу, терзали смутные сомнения, то при посадке меня охватила уверенность в том, что всё в моей жизни устроится.

— Молодой человек, вам в Кисловодск? Жаль у меня в машине нельзя курить, но зато недорого возьму.
— Возьмите дорого, но курить разрешите в окошко?

За окном такси проносится ставропольская степь, встречая кавказские горы. Вдали замечаю утёс, лазая по которому мальчишками я попал под камнепад. Я укрылся тогда в расщелине, а мой лучший друг побежал за помощью. По дороге он испугался того, что нам перепадёт от взрослых и, вооружившись верёвкой, вытаскивал меня в одиночку. Говорят, что он, спившись после армии, сел в тюрьму за убийство по неосторожности. Надо найти его адрес, написать письмо, что ли. Друг, который когда-то спас меня. Улыбаюсь, вспоминая его вечно шкодливую рыжую мордочку.

— А вот и Кисловодск наш, вам куда именно?

Называю адрес санатория моей тётушки. Несколько лет назад она выкупила полуразрушенное здание в центре города и, набрав кредитов, стала носиться со строителями, санитарными службами и прочей нечистью в одиночку. Спустя три года санаторий расцвёл, помолодел, чего не скажешь о ней. Моей второй маме, как я люблю её называть.

— Простите, а вам назначено?

Обожаю всех её секретарей, заместителей, охранников. Вымуштровку они проходят не хуже, чем террористы в «Аль-Каиде». Преданность в глазах подчинённых всегда вызывала во мне уважение к её таланту руководителя. Казалось бы, такая мягкая, добрая и милая женщина. Но стоило провинившемуся услышать её холодный тон, как, глядя на его вид, я сам был готов поклясться, что это точно у него не повторится.
— Да, передайте, что судебный исполнитель из Москвы прилетел по её душу, — продолжая нашу давнюю традицию, произношу я.

Видя мой серьёзный вид, секретарь, побелев, молча удаляется в кабинет моей любимой. Слышу, как раздаётся крик моей тётки:

— Что?! Мой любимый племянник прилетел, и без звонка?

Меня в очередной раз вычислили и через мгновения немного душат и много целуют.

— Ну зачем ты называешь меня племянником, шеф? Всю интригу портишь. Я так хотел пригласить тебя в ресторан с интимным придыханием в голосе.
— Проходили, а потом весь город обсуждает моего загадочного молодого любовника, — смеётся она. — Но предложение поужинать принимаю. Безотказная у тебя тётка!

Моя улыбка кажется мне шире коридора, по которому иду в свой номер. Мои любимые апартаменты с невероятно большим балконом-террасой. Скидываю вещи и, что-то напевая, иду в ванную. Спустя мгновения капли тёплого душа нежно шепчут мне: «Счастлив?». «Счастлив!» — шепчу в ответ.

— Аня, передай, пожалуйста, всем, что я срочно уехал на обследование. Телефон будет отключён, — мой голос звучит серьёзно и грустно, причина отмены всех встреч — оправдано, пусть и несколько загадочно.

С озорной улыбкой отключаю телефон, быстро одевшись и, подмигнув тётушкиному секретарю, выбегаю навстречу моему любимому городу №2.

Вечером шеф, моя тётка, сажает меня в свою машину и везёт в «Замок коварства и любви». Чудесный ресторан, расположенный в замке Аликоновой долины. Как гласит легенда, один простой юноша Али был влюблён в дочь местного князя, но, как и водится во всех порядочных преданиях, она должна была выйти замуж за другого. И тогда, как вы уже догадались, влюблённые решили сбежать. Их почти догнали, когда они, скрываясь от погони, бежали вдоль ущелья. Осознав, что попытка убежать терпит фиаско, юный Али Конов предложил любимой сброситься со скалы, «чтобы хотя бы умереть вместе». Она согласилась, но... не прыгнула вслед за ним. На этом месте она и её новый муж построили замок, в котором жили долго и не очень счастливо.

Улыбаюсь, киваю в ответ на рассказы моей тётушки обо всех интригах этого городка. Вино медленно проникает в мой мозг, а мысли уносятся куда-то далеко, покидая меня. Остаётся лишь чувство упокоения, будто сердце подмигивает мне...




Богоугодное заведение
28/03/2008

Догадываюсь, что делают благочестивые пары по воскресениям — воскресное служение свято — церковь ждёт. Не религиозные пары, особенно те, что с детьми, собираются и едут в продуктовый супермаркет. Студенты отлёживаются дома после бурной ночи, проводят время с семьёй, которая часто жалуется на то, что их «постоянно нет дома». Подружки встречаются, чтобы в полупустом кафе померяться смс-ками своих поклонников. Кто-то просто лениво читает, смотрит телевизор или болтает по телефону. Неленивые мамы ведут своих дочерей в музей. Сыновья смотрят футбол с отцами. Это, пожалуй, самый добрый день недели в жизни. Всё население планеты готовит себя к очередному трудовому марш-броску.

Зайдя в богоугодное заведение привести в порядок ногти, после, из кафе рядом с домом, я обычно звоню всем тем, кто мне близок, но с кем не могу увидеться по тем или иным, не зависящим от нас, причинам.

— Привет, дорогая. Миллион лет не слышал тебя!
— Как вовремя! Ты не представляешь, кто рядом со мной сейчас. Мила!
Первая серьёзная любовь, длиной в три года (привет Бегбедеру). Манака, как ласково я прозывал её тогда. Самая красивая девочка нашей школы. Мы стали встречаться, когда я был на первом курсе медицинского института, она — института культуры. У нас был одинаковый, пожалуй, даже слишком романтичный взгляд на мир, но в восемнадцать лет — разве не ужасно когда это не так? Через полгода мы стали жить вместе. Её мечтой было танцевать в «Тодесе» и, однажды, после очередных просмотров у Аллы Духовой — её приняли.

Мы стояли на границе великой стены счастья — молодые влюблённые, немного сумасшедшие, много мечтательные и уверенные, что все наши мечты и надежды уже совсем скоро сбудутся. Затем начались постоянные гастроли — мы переезжали с места на место, калейдоскоп новых лиц, новых городов, новых друзей. Через два года она ушла из группы, чтобы основать свою школу и выступать самостоятельно.

В те времена моими близкими друзьями были ребята, что называется «из плохой компании». И в один прекрасный день мы, молодые и дерзкие, перешли дорогу людям куда серьёзней нас. Я был даже ранен, правда в руку, но это немного скрашивает мою ложь о бандитской пули, в ответ на вопрос о шраме на брови, что достался мне на катке в первом классе. Когда моего близкого друга объявили в розыск, он уехал куда-то под Барнаул. Из студии в центре Москвы мы переехали в скромный домик под Ивантеевкой. Группа Милы, поначалу делающая успехи, оказалась невостребованной нигде кроме дешёвых ресторанов. А в феврале, устав от постоянного холода и безденежья я улетел в Ростов-на-Дону для участия в одной сомнительной афере, которая по факту оказалась ничем иным, как раздутой милиционерской подставой. Отсидев три недели в местном КПЗ и получив подписку о невыезде, хотя дело всё-таки и не открыли, я тут же вылетел в Москву — был день нашей годовщины.

Как сейчас помню, как пробирался через сугробы в темноте, видя вдали одно окошко, в котором горел свет. Это был единственный обитаемый дом в забытом дачном посёлке в разгар самой мрачной зимы той нашей жизни. Я подошёл к окну и, став на парапет, замер, любуясь ею. Она что-то писала. Это было письмо мне, которое храню до сих пор. В ту ночь мы смеялись, пили недорогое шампанское, рисовали друг друга и эти рисунки были нашими подарками друг другу.

В скором времени всё наладилось. Мы переехали в Москву, но она стала настаивать на ребёнке, я же, боясь нестабильности, просил подождать. В какой-то момент я поймал её на том, что она, ничего не сказав, перестала принимать противозачаточные. Посчитав это предательством я, не собирая вещи, ушёл.

Через год она написала мне письмо, где говорила, что выходит замуж и уезжает в Японию...

— Алло, дорогой, ты меня слышишь? Мы в кафе на Никитской, приезжай!

Спустя пять лет мы сидим напротив друг друга на летней террасе, в городе, который когда-то принадлежал только нам. Оба понимаем, что сейчас мы практически незнакомые люди, присматривающиеся к новым манерам, интонациям друг друга, но уже не ощущающие той нити, которая связывала нас в своё время.

— Ты знаешь, а я ведь видела тебя три года назад... Но испугалась и не стала подходить. Я работала в «Распутине», и ты с какой-то шумной компанией сидел за столиком у стены...

Я очень люблю База Лурмана с его несравненным «Мулен Руж!», но то, что моя великая любовь стала куртизанкой заставляет остановиться время. С меня словно снимают беруши — я замечаю ****ские интонации в её когда-то таком нежном и чистом голосе. Замечаю чересчур яркий макияж... Все трогательные воспоминания о тех годах становятся словно чужим домашним видео, которое не так красиво снято и совсем скучно смотреть. С этого момента ностальгия о нас... о той трогательной любви, которая была, сменила простая грустная улыбка о себе — о том молодом горячем хулигане, который любил преданно и самозабвенно.




Винсент Ван Гог
30/03/2008

Прощай безумные игры в бильярд до утра. Клуб закрывается и вместе с ним заканчивается упоительная часть жизни увлечённого ночного игрока. Прощальная вечеринка, все улыбаются, танцуют. Вечно молодые и немного грустные. Мы обнимаемся и обещаем в будущем видеться не реже, но все понимают — то, что связывало всех нас — одинаковых сегодня — завтра навсегда сделает нас такими, какими мы на самом деле и были вне этого клуба — совсем разными и далёкими друг от друга людьми.

У крайнего стола стоит Анна. Моя первая и самая талантливая ученица, выигравшая первенство Москвы по снукеру. Когда-то я был влюблён в неё, она — в мою игру. Мы улыбаемся друг другу и поднимаем свои бокалы.

— Друзья мои, я знаю, что этот клуб для всех вас был нечто большим. И я хочу, чтобы вы сохранили что-нибудь о нём на память.

Совладелец клуба — Саша был, наверное, самым грустным на этом празднике. Несмотря на то, что я всегда, не зная о его болезни, дразнил и пытался вывести из себя, мы чувствовали, что оба испытываем внутренние симпатии друг к другу.

Все выбирают кофейные чашки, из которых бесконечными ночами пили кофе, готовясь к соревнованиям, настенные фотографии с проведёнными нами турнирами, пепельницы, меню. Саша, подходит ко мне с репродукцией картины «Терраса. Кафе ночью» Ван Гога:

— Я знаю, ты очень любил её, и мне показалось справедливым, если я оставлю на обороте свой маленький автограф на память. Уезжаю на лечение в Грецию и думаю, что уже вряд ли увидимся.
— Кто знает, говорят, в Греции есть всё? Может, буду и я, — улыбаюсь в ответ.

Прошло уже около пяти лет. Эта картина, по причине моих частых переездов, висит в комнате моей сестры. Радости её не было предела, когда я принёс и вручил холст, размером превышающий её тогда саму. Художник, написавший эту картину, был несчастен, глубоко болен и одинок, как и человек, подарившей мне её. Единственный, кто поддерживал Ван Гога, был брат Тео, который тщетно пытался продать хотя бы одну картину Винсента, чтобы доказать его гениальность. Умер Винсент в возрасте тридцати семи лет со словами — «печаль будет длиться вечно». А в течение последующих десяти лет все его картины были проданы. Что это — злой рок, усмешка дьявола? Не уверен, думаю — всё гораздо проще. Дело в нас самих, временами забывающих ценить то, что есть здесь и сейчас. Простые ценности — будь то банальный подсолнух, шумное летнее кафе или беззаботные улыбки друзей, которых никогда не было у одинокого Винсента, но, гений которого как никто, видел красоту всех этих самых простых вещей, которые окружают нас всегда.

Оглянитесь. Очевидное — не менее прекрасно, чем наши грёзы.

Год назад я узнал, что Саша вылечился, обрёл семью и родил двух маленьких греков. Думаю, мы увидим их на спортивном канале лет через двадцать — в финале бильярдного чемпионата мира по снукеру. И тогда я отправлю ему другую картину Винсента — «Ночное кафе в Ламартине». На ней изображён карамбольный стол и такой же смешной и усатый мужчина.




Покер
08/04/2008

И вот я на покерном турнире. Вокруг только незнакомые лица, но я понимаю, что знаю здесь большинство — мы все играем на одном сайте и часто ночами параллельно с игрой общаемся, изредка делясь впечатлениями своей жизни. Замечаю входящую Йонан, впрочем, эту высоченную красотку замечают все мужчины. Сейчас моё самолюбие потешится, так как она знает меня лично и на глазах у всех с радостным возгласом «Марчелло!» обнимет всеми своими 185 см. Играет она отменно, хотя и немного надменно. Что не вызывало симпатий ни у кого на сайте кроме меня. В каком-то споре я вступился за неё, в финале же она ярче всех болела за меня. В общем — кукушка хвалила петуха, за то, что он хвалил кукушку. Но, как-то встретившись в кафе, мы узнали друг друга лучше и симпатии стали действительно искренними. Забавно было увидеть уже вживую наши приветственные «еееееее!» — этим возгласом раньше мы отмечали важные победы друг друга в чате.

— А вы и есть Марчелло? Очень приятно, я Лев Львович, вы меня знаете как Ларсон.
Тщедушного вида старичок, чем-то напоминающий Вуди Аллена хитро улыбается и протягивает руку. Жму озадаченно и, запинаясь, произношу:

— Я... думал... вы намного-намного младше, Лев Львович.
— А я думал, что вы мой ровесник, честно говоря.

Этот старикан попортил нервы многим не столько своей игрой, сколько едкими замечаниями и склонностью к истерикам в чатах турниров. Я постоянно успокаивал его и ласково журил, когда он начинал кидаться с оскорблениями на других игроков. Мне казалось, что ему не больше восемнадцати лет. Стиль игры его был откровенно «лузовый» — то есть он лез почти в каждую маломальскую возможность сорвать банк и рисковал при каждом удобном и не очень случае.

— Я, между прочим, видел вас раньше — вы ведь учились в МГУ у Завлатной? Я там преподаю математику. И вы ещё больше удивитесь, когда увидите Бена. Это тот юноша, которого зовут Иван.

Вечер откровений. Игрок, который выбивал меня почти из каждого второго финала, оказался пятнадцатилетним подростком. Вот уж кого я подозревал профессором математики. Агрессивно-тайтовый игрок — аккуратный, консервативный, осторожный, но играющий очень жёстко при хорошей карте.
Живой турнир выиграла Йонан, и это неудивительно. Каждый раз, когда она повышала ставку, томно произнося своим глубоким голосом: «raise», большинство мужчин, увлечённые её не менее глубоким декольте, загипнотизированными кроликами отвечали: «пас». Стоило поднять ставку мне, как тут же половина стола, мужчины, ревностно кидались проверять мои карты. В финале напротив Йонан остался подозрительно-метросексуальный Эльдар, но и он не продержался и 10 минут. Выигрыш, как и договорились все заранее мы поехали пропивать втроём: Йонан, Бен и я.

— Нам всё равно кажется, что ты излишне рискнула, моя дорогая, в самом конце, когда поставила всё, зная, что у Эльдара наверняка есть туз.
— Смелость города берёт!

Заказав бутылку виски себе, мы попросили молочный коктейль Бену, на что наш юный друг обиделся, но через пять минут, рассказывая о каком-то международном турнире, выпил и заказывал себе уже второй, а затем и третий. Наш молочный чемпион.

— Еееееее! — кричим мы хором с Йонан, заметив, как несут наш виски, испугав немного официанта.

Вечер встретил ночь, за Беном в ресторан приехал его отец и, поздравив всех с победой, увёз нашего молодого покерного гения. И хотя бутылка подходила к концу, мы, рассказав друг другу о своих надеждах и неудачах, почувствовали, что протрезвели. Йонан, грустно кивнув своим мыслям, посмотрела мне прямо в глаза:

— Ты знаешь, Марчелл, иногда хочется поставить всё, и пусть я, возможно, проиграю, но проиграю, пытаясь выиграть что-то важное в этой жизни.

Год назад у меня был выбор принять что-то, имея на руках хорошие шансы, как тот Эльдар. В отличие от икающего, наверное, Эльдара я тогда выиграла, только выигрыш мне такой не нужен, я всё-таки развожусь сейчас.

Я агрессивная — не нравлюсь мужчинам, я тайтовая — сижу одна, стоит мне «лузовать» и я по уши ввязываюсь в истории, из которых потом с облегчением выпутываюсь... Может я как-то не так играю?

— Похоже, нам сдали карты, и забыли рассказать правила, малыш Йонан...

Помолчав о чём-то своём ещё минут двадцать, мы просим счёт. Официант, с невозмутимым лицом открыв папку с нашими чаевыми, неожиданно вытаскивает нас из своих невесёло-нетрезвых мыслей тихонько, но нараспев произносящий наше:

— Еееееее!




Супербывшая
15/04/2008

Вы знаете, сколько нужно психологов, чтобы выкрутить лампочку?

Она окончила психологический факультет МГУ с отличием. Проработала в Китае два года. Знает невероятное количество языков. При этом красива как богиня, танцует как дьявол, готовит как они оба. Знакомство с ней было ангельски невинно, божественно случайно и дьявольски интригующе. Мы начали раздражать друг друга после первых десяти минут общения. Полтора острых ума кололи друг друга нещадно и впоследствии, делая перерыв только на сон. Друзья были уверены, что мы не продержимся рядом и до конца недели. Впрочем, как и мы сами. Мы прожили счастливо три года.

Это были яркие отношения. Броские в эмоциях, жадные в общении, преданные до безумия, страстные до неприличия. Бегбедер, хоть и обозначил срок любви, сам, подлец, оставил его только в названии — его любовь после трёх лет всё же переродилась, и это не было концом. У нас же страсть была на первом месте, но по окончании вышеупомянутого срока она скоропостижно скончалась. По результатам вскрытия — от неизвестных ранее причин. И мы остались одни, всё так же раздражающие друг друга два родных человека.

Кто подкручивает в нашем организме таймер притяжения к другому человеку? Господу невыгодно — так до момента «умерли они в один день» он и она не протянут вместе. Лукавому — тот вообще таймер бы снял — какая «жизнь во грехе» с таймером? Природе — глупых и счастливых до одури кроликов не берём в расчёт — эти больше от дьявола, но вы же слышали про лебедей?

Что нужно нам для гармонии с человеком не для сегодняшнего, но для завтрашнего дня? Что мы тратим сегодня, что не остаётся уже завтра? Когда человеку ничего не нужно добиваться — он зевает и оглядывается по сторонам, когда добиваться нужно постоянно — он со временем начинает... зевать и оглядываться по сторонам. Неужели он — существо настолько сложное, сколь и глупое, что понять себя самое не в состоянии в принципе? Не может же самый современный суперкомпьютер осознать, что он — всего лишь компьютер.

Мой супербывший кандидат психологических наук считает психологию — наукой оправдания. Наверное, чем больший творится беспорядок в голове, тем больше люди придумывают себе ритуалов, привычек и обычаев, что бы создать ощущение порядка и контроля, кто здесь не исключение?

Кстати, чтобы выкрутить одну лампочку потребуется всего лишь один психолог. Просто лампочка должна быть готова к переменам.




Криптография
25/04/2008

В детстве мне безумно нравились детективы. Зачитываясь Жоржем Сименоном, Эдгаром По и, конечно, несравненным, сэром Артуром Конан Дойлем, особенный трепет во мне вызывали истории, в которых злодеи, использовали шифр для общения между собой. Талантливый сыщик, отбросив дедукцию, вспоминал математику и разгадывал шифр. После прочтения подобных рассказов мы всем двором принимались придумывать свой секретный язык, тайнопись и условные знаки.

С годами увлечённость криптографией, наукой о шифрах, не прошла, а, благодаря временам интернета, обросла новыми знаниями и превратилась в редкое, но стойкое хобби. Говорят, что внутри каждого мужчины живёт маленький мальчуган, который очень любит свои игрушки. Одной из моих игрушек осталась увлечённость шифрами. Два раза я написал дипломные работы на тему «Шифров Виженера» для прогуливающих студентов. Мои статьи даже стали публиковать на различных сайтах, посвящённым криптологии.

Соведущие авторских колонок были в основном преподаватели и аспиранты институтов, так или иначе связанных с министерством связи. С одним из них у меня завязался мягкий спор, переросший в жёсткий диспут, который, затянувшись на полгода, послужил началом тёплой дружбы двух незнакомых людей, которые никогда не виделись, но связанных одним увлечением и взаимной симпатией. Помирились мы, кстати, довольно необычно. Он оставил сообщение в ветке форума:

«Мне очень жаль, если ты можешь иначе размышлять?»

Вопросительный знак в конце предложения заставил меня задуматься, почему этот, судя по всему, законченный эстет, не исправил опечатку, изменив последний символ на точку. Через мгновение в голове каждая первая буква каждого слова этого странного сообщения сложились в совсем другое предложение: «М О Ж Е Т М И Р?». На что я, естественно, ответил:

«Могу Иначе Размышлять!».

Я помогал ему с переводом некоторых статей, он же рассказывал мне истории шифров, о которых и Яндекс, и Гугл стыдливо умалчивали.

В одной из записей своего блога он упомянул внучку, из чего я сделал вывод, что Михаил был много старше меня, хотя на тот момент мне казалось, будто мы почти ровесники. Он был очень интересным собеседником, если, конечно, можно назвать собеседником человека, голоса, которого я никогда не слышал. В какой-то момент я понял, что мне интересны не сами истории, а его взгляд на них. Его, по его же признанию, вдохновляла моя эмоциональность и страсть к необычным взглядам на давно устоявшиеся мифы о происхождении шифров Юлия Цезаря, Плейфера и других.

Как-то после очередной шумной ночи я стоял, покачиваясь, и ловил машину. Остановилась старенькая разваливающаяся шестёрка, но на улице было промозгло и, вздохнув, мы с подругой прыгнули в неё, спасаясь от дождя.

— Только курить в машине нельзя! — скрипучим голосом произнёс пожилой таксист.
— Вредина, — прошептали мы.

Будучи влюблены друг в друга до безумия, я и моя подруга, с которой познакомились не более получаса назад, стали целоваться. Через несколько минут, забыв о предупреждении, я достал пачку сигарет, с трудом открыл окно и прикурил. Внезапно мы остановились, старик вышел и, обойдя машину, открыл заднюю дверь:

— Убирайтесь отсюда!

Мы с пьяным смехом выбрались наружу. Дождь закончился, и мы стали танцевать прямо на набережной...

Уже не помню, чем закончилась та ночь, да это, наверное, и не важно. Помню, как на следующий день, зайдя на блог моего криптографического гуру, в числе прочих я увидел сообщение, где он описывает, как вчера подвозил двух пьяных и отвратительных представителей нового поколения. Это было описание меня, вызвавшего омерзение у этого очень доброго и трогательного человека.

Мне было стыдно, но я всё же, набравшись храбрости, написал в комментарии свои извинения, на что получил, к сожалению, вот такой ответ:

«Уродов Даже Ангелы Часто Испытывают».

Конан Дойль устами Шерлока Холмса как-то сказал:

«Хотите спрятать что-то — положите это на самое видное место».

Спустя два года я еду по ночной Москве и вспоминаю слова Михаила о самом главном зашифрованном послании природы.

«Ответ на все душевные мучения, поиски истины — рядом, у нас под носом» — как-то написал он мне. Я думаю, он имел в виду сердце, в котором на самом видном месте «спрятана» духовность каждого из нас.

Офтальмологи это называют дальнозоркостью.




Маленькие радости
16/05/2008

Еду на день рождения к Катерине Кац. Безумно хочется киви, вкус которого никогда не понимал. Останавливаюсь у цветочного магазина, выбираю большой букет бордовых роз. Догадываюсь, что она, как и все чувствительные натуры, любит полевые цветы, но в этом городе, есть всё, кроме того, что нам действительно нужно в любой отдельно взятый момент. Город надежд, глупых желаний и невыполненных обещаний.

Проезжаю любимую Мясницкую, Златоустенский, стоим под самым бессмысленным и раздражающим светофором Москвы — поворот на Маросейку. Город встречает полночь и дороги почти пусты. Таксист, что вполне предсказуемо, не выдерживает десяти минут ожиданий — сворачивает на красный свет.

Повзрослевшая ещё на один год встречает меня криками и горячими объятиями. Вернее так: сначала появляется чудесное зелёное платье вразлёт, ярчайшие глаза с глубиной, достойной книги рекордов Гинесса, затем уже следуют объятия этой и без каблуков высокой девушки. Перевёрнутый «Аленький цветочек» — рядом с этой красотой чувствую себя маленьким чудовищем в объятиях огромной сексапильной современной Алёнушки. Дарю портрет, над которым трудился последнюю неделю. Исподтишка подглядываю за её реакцией. Судя по продолжающимся крикам и новым объятиям, настроение своим виденьем её образа я не испортил.

Когда-то давно, во времена моей великой депрессии мы встретились в любимом нами японском кафе. Этот ангел с адским темпераментом, увидев моё состояние, безапелляционно воскликнул:

— Сейчас ты садишься в мою машину, и мы едем учить тебя кататься на роликах! Заедем ко мне — берём фотоаппарат и делаем много-много твоих фотографий.

Вот так легко, с одной только этой фразой она начала вытаскивать меня из того состояния, в котором находиться дальше уже не было сил.

Через час в ресторан приезжает подарок двух близких её подруг. Смазливый мальчик стриптизёр, привыкший к тому, что обычно он сам своим появлением вызывает смущение у окружающих, теряется от наглых взглядов лучших моделей, которые беззастенчиво рассматривают и обсуждают его. Видя его смущение, подхожу и предлагаю выпить текилы. Услышав мой мужской голос, оборачивается и облегчённо, с радостью соглашается. Довольно наивно, думаю я, настоящее облегчение его ждёт только после того, как он закроет позади себя дверь ресторана через час.

Мой прогноз оправдался, как и не оправдались его надежды. Но надо отдать должное Жене — выступление он провёл превосходно. После мы разговорились, и он решил остаться.

Спустя два часа, к нам, пьющим у барной стойки одиноким мужчинам, подходит несчётное количество танцующих девушек:

— Ну что, едем в «Forbes Club»? — кричит весь этот чудесно-красивый, кошмарно-пьяный и разгорячённый организм — Михаил Рудник нас уже ждёт!

Это они про известного олигарха Руднова, понимаем мы с Женей и скромно опускаем головы, кивая.

В машине у Кац чертовски уютно. На заднем сидении нас встречает розовая подушка и серебряный мягкий бегемот. Моё тщеславие удовлетворённо замечает сплетённую мною розочку из салфетки на передней панели.

— Ты с ума сошла, отвалить столько денег за такой ресторан? Ты месяц впахивала на кинофестивале, чтобы потратить это всё в один день на празднование своего дня рождения!
— Ты знаешь, Машк, без капельки сомнений и сожалений!
«Forbes Club» встречает нас громкой музыкой, мы с Женей, не сговариваясь, незаметно ретируемся к бару. Пьём лимонный фреш, приводя себя в состояние близкое к трезвости. Через полчаса подходим попрощаться с именинницей, которая сидит с каменным лицом и жёстким голосом выговаривает что— то известному олигарху от компьютеров:

— Ты не устал тут всем рассказывать про свою крутость?! Ты вечно всех заваливаешь подарками на словах, просто усыпываешь обещаниями. Знаешь, всемогущий, мы тут все хотим розовый Vertu и оранжевый Bently!..

Чмокаем ближайшие щёки, выходим на улицу.

— Хочешь розовый Vertu и оранжевый Bently?  — смеюсь я.
— Чёрт, как же сейчас хочется односолодового виски. Много.
— А мне киви.

Мы едем в «Азбуку вкуса». Я же, при взгляде на киви, теряю желание съесть его, словно весь день хотел всего лишь посмотреть на него. Женя покупает неприлично дорогой виски.

— Стриптиз настолько прибылен? Похоже, я не тем занимаюсь, друг.

— Ага, теперь в моём бюджете осталось ровно столько, чтобы остаться живым, питаясь весь месяц дошираком, — смеётся, похоже, говоря искренне, он.

Мы тепло прощаемся и разъезжаемся, больше никогда так и не встретив друг друга.

По дороге домой мне вспоминается, как я, получив замороженный счёт от моей милой налоговой, экономя на еде, отправился как— то в ГУМ за любимым мылом от Christian Dior. Иногда нам нужно баловать себя самих, даже в ущерб себе. Кто если не мы?




Филипп Плейн
20/05/2008

И всё-таки мир тесен. Вчера узнаю, что один из моих лучших друзей снял офис для своей новой команды разработчиков в моём доме на Большой Ордынке. Когда-то в этом доме трудилась Анна Ахматова, сегодня — программисты чертят электронные карты России для этих вредных устройств, что на скорости 90 км/ч внезапно рекомендуют:

— Через десять метров поверните направо... Вы пропустили поворот, сверните на эстакаду и выполните разворот через 10 километров.

Сегодня, возвращаясь домой, уставший, замечаю парня, разговаривающего по мобильному телефону перед моим подъездом:

— Быть не может! Марк, ты?!

Мой одноклассник Егор, которого я не видел, наверное, около пятнадцати лет, похоже, совсем не изменился: сутулая фигура, впалые щёки и вечно находящиеся в движении глаза.
— Мы тут все до утра готовимся у Елены Сколовой, может, слышал пиарщицу эту великую? Завтра прилетает Филипп Плейн, ведущий дизайнер Версаче. Мы же являемся организаторами его приезда в честь финала конкурса красоты нашего агентства. Андрей Алфёров, ведущие Костя с Леной из Fun Radio, Саердна и я сидим под твоей квартирой и согласовываем списки... Post production. Короче зашиваемся и, похоже, проведём тут всю ночь. Приходи завтра! Слушай, а ты чем сейчас занимаешься? А то у меня пара спонсоров отвалилась внезапно.

Егор оказывается исполнительным директором известного модельного агентства. Мы быстро находим общий язык, и я понимаю, что бессонная ночь теперь предстоит и мне. Звоню своей рекламщице, прошу собрать команду фотографов, операторов, моделей:

— Анечка, поздравляю — с этого момента мы организаторы приезда Филиппа Плейна. Модели нужны завтра, но план мне нужен уже сегодня. У нас пресса — 87 изданий, телевидение, в общем, полный карт-бланш! Да, ты права — и полная опа со временем ко всему этому счастью приготовится.

Лечу на другой конец Москвы к нашему заболевшему верстальщику. На часах — полночь, но сонный Борисович встречает меня с радостной улыбкой — в моих руках упаковка пива:
— Борисыч, что с мобильным? Срочно нужно семь разных баннеров.

В три ночи лечу рейсом «Новогиреево — Мясницкая» в единственную в этом городе, который совсем не «never
sleeps», круглосуточную полиграфию. Баннеры обещают распечатать к утру. Понимая, что на цветопробы нет времени, осознаю, что получу по самое-не-хочу от своего же бренд-менеджера за несоответствие цветов по факту, которое она не выносит. Как впрочем, и я. Но времени нет совсем — установка баннеров возможна только до полудня.
Утром в клубе кипит жизнь — идёт установка сцены, финальный прогон показа. Леночка Сколова выручает своими разнорабочими, и мои рекламные щиты нагло смотрят на всех с высоты каждого зала. Через несколько часов приезжает вся остальная команда. Оставшиеся восемь часов пролетают как один.

Филипп Плейн оказался довольно простым и милым парнем с открытой улыбкой и лёгким в общении молодым человеком, о чём я ему и сказал, когда мы прощались.

— Ты знаешь, это довольно легко в моём положении, — ответил он мне, улыбаясь.

Забавно было, когда Петя Костерман, увидев моих моделей, спросил:

— Марк, откуда у тебя такие красивые девушки? — ... и это спрашиваешь у меня ТЫ?!

Все 24 часа, прошедших со встречи одноклассника у подъезда, меня не покидало только одно желание: поскорее бы всё это закончилось. Масса переживаний и лишних нервов были ценой тому дню. Всё прошло очень успешно. Материал для рекламных кампаний с лицами известных артистов, политиков, спортсменов на фоне логотипа компании используется до сих пор.

Но никогда не забуду, как сидя за одним столиком с известным молодым российским репером и Кириллом Фарфоровым мне стало неожиданно жаль брошенный медицинский институт и то, что выжат я не от того, что всю ночь оперировал больного...

Но, надеюсь, где-то там — в параллельной жизни, я всё-таки сделал правильный выбор.




Танец
02/06/2008

На ней была чёрная шляпа с полями. Она танцевала за партнёра с очень симпатичной девушкой, но все взгляды гостей клуба непрерывно следили только за её безумно отточенными и экспрессивными движениями.

Мы познакомились в те дни моей жизни, когда я только начал пытаться сбрасывать оковы всех глупых принципов, которые идут рука об руку с юношеским максимализмом.

Это была дружная компания девушек, по тем или иным причинам подрабатывающих танцами в ночных клубах. Арина была бессменным, безусловным предводителем этих команчи гоу-гоу. До сих пор не понимаю, как оказался в центре всего этого яркого безумия. Но зато никогда не забуду, насколько оно изменило, вернее в корне переключило моё восприятие мира. Своего рода открытие азбуки красок и оттенков.

Солярий, угольно-чёрные волосы, льняные костюмы — те мои дни словно перерисовывались со сцен фильма «Сальса», герой которого выдавал себя за кубинца, будучи при этом американцем. Втайне ото всех я стал брать уроки у Арины, в те времена она ещё не была известным хореографом.

— Закрой глаза. Представь, что ты один на этом свете, и ничто никогда не сможет тебя заставить грустить. Ты абсолютно счастлив. Ты — воплощение эгоцентричной радости, ты и есть счастье, мать его. На счёт три — левая нога, не правая! Уно, дос, трес, кватро и...

Я стал танцевать. Это как внезапно научиться летать. Это как внезапно стать абсолютно свободным. Я танцевал повсюду — в душе, в солярии, даже на переговорах мои ноги под столом отстукивали шаг самба.

Люди, которые танцуют, отличаются от других. Познание свободы своего тела не может не оставить отпечатка в душе. Не изменить восприятия мира. Мужчинам этого города не хватает раскрепощённости — не той нахально-напускной в большой компании и не той, что вызывается алкоголем, а простой, искренней и естественной. Людей на улице с тяжёлой походкой и хмурыми лицами станет заметно меньше, если кто-то добавит в обязательную программу образования — курс танцев с, пусть нестрогим, государственным экзаменом по окончании.

Последние десятилетия все обсуждают отсутствие национальной идеи нашей страны — возможно, она спрятана в простом кубинском танце?




Встреча с Ней
18/06/2008

Кажется, это Она. Та, которая с большой буквы. Мы познакомились на теплоходе. Ей понравилось, как я танцую, мне — как она смеётся. И я впервые в своей жизни подошёл и просто сказал:

— Я хочу пригласить вас на свидание.

А она, рассмеявшись, просто согласилась. На следующий вечер мы встретились в кафе, рассчитывая, что проведём, максимум, пару часов, но, заболтавшись, расстались только утром, когда ей уже нужно было ехать на работу. И так прошла неделя — с редкими перерывами на сон.

Это не было влюблённостью, скорее просто встреча двух родных и очень близких людей. Мы сразу стали чувствовать друг друга, как будто знакомы уже не одну жизнь. Нам не столько было интересно узнавать мнение друг у друга о чём-то — вы знаете эти классические игры в двадцать вопросов, сколько интересно было узнавать всё вокруг. Словно я и она давно вместе, а вот этот мир мы видим впервые. Впрочем, так оно и было, ведь даже вкус еды стал иным, как и вкус Божоле, который мы до этого никогда не признавали, а теперь начинали с него каждую нашу встречу. Традиции — как много они значат для всех влюблённых. Символизм — важная составляющая всех начинающихся романов, будто компенсация отсутствия опыта в общении и ощущениях друг друга.

Я стал глупее, и что самое смешное, этот первый симптом я заметил сам. И хотя у нас за плечами было своё прошлое, эти отношения были своего рода потерей девственности осязания для каждого из нас.

Мне нужно было поехать в Рязань, чтобы посмотреть один открывающийся торговый центр, но нам не хотелось расставаться, и она предложила, ни много ни мало, отвезти меня туда на своей машине.

После переговоров мы гуляли по старому городу, взявшись за руки, смеялись и ели мороженое. Шёл летний лёгкий дождь, и я, впервые за многие годы радующийся солнцу, учил её танцевать сальсу прямо на улице. У нас здорово получалось, прохожие останавливались посмотреть на нас, кто-то даже просил сфотографироваться с нами.

По дороге назад, уже ночью, мы, немного утомлённые, молча просто переглядывались, улыбаясь друг другу. Внезапно она спросила:

— Что ты думаешь по поводу того, что близких надо беречь, в том числе и от знания наших ошибок, Марк?
— Скорее всего, ты спрашиваешь меня, стоит ли признаваться в измене любимому человеку?
— Не только, но... допустим да.
— Думаю, что измена в принципе невозможна, когда ты действительно любишь кого-то. Как бы ни складывались обстоятельства, измена — это не секс, не поцелуй, а всего лишь одна только мысль. А расстояние от этой мысли до постели ровняется смелости. И уж если ты предаёшь кого-то, то лучше быть смелее — любимый человек заслуживает честности, тем более посмертно, в том смысле, что отношения уже мертвы...

Понимая, что что-то затронул, замечаю как лицо её, видимо от каких-то мыслей о прошлом меняется. Ещё немного и я увижу слезу. Не слезу сожаления о чём-то, а просто отголосок старой давно уже отболевшей и зажившей раны.

Внезапно она остановила машину, вышла и подошла к двери с моей стороны. Мы в первый раз обнялись. Двое, дрожащих то ли от прохлады, то ли от одиночества, то ли от лёгкого возбуждения под летним ливнем, ночью, на трассе, где-то под Люберцами. Мы простояли так одну маленькую жизнь, обнявшись, немые, промокшие, каждый в своих мыслях, но успокаивающие и поддерживающие другого. В ту ночь она осталась у меня.




Неожиданность
15/07/2008

— Доброе утро, любимый.

Стою на кухне за барной стойкой завёрнутый в полотенце и варю кофе нам обоим. Моя любимая сонно чмокает меня в щёку и, попутно стаскивая с меня полотенце, уходит в душ. Если выразить моё состояние при помощи трёх наречий, то получится что-то вроде: забавно, голо, счастливо. Через час мы разъезжаемся — я с инспекцией в свой магазин, она — с инспекций в «свой» — ГУМ:

— Тебе что-нибудь купить, любимый?
— Да, у меня заканчивается моё любимое мыло.
— Пижон.
— И я догадываюсь, почему оно так быстро заканчивается...
— Жадина.
— Поужинаем сегодня в «Шатре»?
— Обжора.
— Я серьёзно.
— Зануда.
— Люблю тебя.
— Ловелас.
— Иди к чёрту.
— Хам.

В обед мы созваниваемся, делимся впечатлениями, надуманно ссоримся из-за какой-то мелочи, тут же миримся, объясняя друг другу, что все нормальные пары должны хотя бы иногда конфликтовать, и на этот месяц наш план выполнен.

Сижу в кафе и обсуждаю новое направление маленького мехового бизнеса со своим дизайнером, придуманное накануне ночью:

— Микеле, вся суть в том, что мы упускаем многих покупательниц, которые не любят посещать торговые центры, отчасти справедливо считая, что одежда, которая там продаётся — излишне популярна. Я говорю о том, что нам следует попробовать открыть концептуальный шоу-рум.
— Великолепно! Рядом с моей прошлой студией на Винзаводе, как раз пустует помещение.
— На фоне кирпичных стен мех будет очень неплохо смотреться, что скажешь?
— Да, и думаю, мы так же будем делать портфолио в подарок.

Звоню в офис и прошу через час собраться всей команде. На повестке дня: открытие шоу-рума «Studio –23°C» в Винзаводе. На собрании решаем создать также интернет-магазин в поддержку шоу-рума.

Через два часа мы уже оглядываем помещение новой студии. Всё практически идеально подходит и, обращаясь к своему шефу строительной бригады, спрашиваю:

— Хочу сделать здесь не просто короба, в которых будут висеть шубы, а закрыть их стеклянными дверьми, а внутри пустить холодный воздух как в морозильнике. Чтобы клиентка видела пар холодного воздуха через стекло. И открывая летом короб для примерки шубы, ощущала холод, который напомнит ей о зиме.
— Думаю, мы сможем это воплотить, стекло придётся окантовать резиной, но в принципе — да, возможно. — Марк Аликович, а показ мы можем провести здесь ночью под открытым небом, выложив лепестками роз подиум и окружив его свечами, что думаете?
— Ты — мой Гитлер, Анечка Александровна! Идея — очень!

Ощущаю, что всё-таки люблю своё дело... Кстати, о любви — понимаю, что опаздываю в ресторан к любимой.

Прощаюсь со всеми и сажусь в машину, которая через две минуты, не успев набрать скорость, встаёт в извечную и хорошо знакомую не только москвичам, но, наверное, уже и гостям столице, пробку около «Атриума». Через полчаса меня встречает знакомая хостес Леночка и сажает за столик «около воды». Оглядываю наш любимый ресторан. Мне кажется — это лучшее творение Рожниковского и Бухарова, квинтэссенция их рестораторских гениев в своём роде. Хотя я субъективен — в этом кафе у нас было первое свидание и это место нам дорого, как и всем остальным влюблённым этого мира дороги места их первой встречи.

Заказав кофе и два бокала вина, замечаю, как моё любимое создание входит в зал. Ощутив непонятное беспокойство, ищу на её лице улыбку или иной признак беспечности, но... похоже, что-то случилось.

— Любимый, у меня для тебя новость.
— Судя по твоей напряжённой улыбке и скованным жестам, мне кажется, что новость из разряда плохих.

Из всего возможного плохого я ожидал только очередную случайную встречу её с одной из моих бывших подружек и, уже было приготовившись к повторению речи на тему «это было до тебя, дорогая», растерялся, услышав её последнее замечание:

— Надеюсь, что нет... что ты так не посчитаешь.

Она отодвигает бокал и тихим ровным голосом произносит:

— Я беременна.




Она ушла
02/08/2008

Она ушла. Мобильный выключен, а последнее смс, которое я получил от неё — «Прощай, любимый. Спасибо за то, что было, и ещё больше — за то, чего не было».

Накануне ночью мы сидели в нашем любимом кафе, а я вертел в своих руках тест с двумя полосками.

— Это точно?
— Нет, рекомендуют провести ещё один тест, и потом у меня задержка всего несколько дней.

Я срываю нас из кафе и, заехав в ближайшую аптеку, мы едем домой. Все следующие три теста не показывают ничего определённого. Потом мы пьём вино на кухне, нарочито избегая темы беременности, обсуждаем всякую ерунду, погружённые каждый в свои мысли.

Утром она разбудила меня вестью о начавшихся месячных. До сих пор не знаю почему, но я почувствовал огромное облегчение, а она, увидев мою реакцию, молча отвернулась. Но на долю секунды мне показалось, что я успел разглядеть в её глазах будто что-то разорвавшееся с примесью отчаяния и разочарования. И провалился в сон. А вечером, вернувшись домой, я не обнаружил её вещей.

Все последующие три недели я пытался найти её. Депрессия, охватившая меня, не излечивалась ни вином, ни прозаком. Я оглядывался на каждую проезжающую бежевую машину довольно популярной модели с замирающим сердцем, но каждый раз, конечно, это оказывалась не она.

— Ты псих! — говорили мне друзья, видя, как я запиваю залпом очередной прозак бокалом вина.
— Ты псих! — кричали мне мои подруги, слыша от меня совсем не лестную критику в свой адрес.
— Псих! — шептали подчинённые, когда я взрывался криком на небольшие промахи в их работе.

Я попробовал было принимать лёгкие наркотики вроде экстази, но, разочаровавшись в эффекте, вернулся к старому доброму вину. Знакомые официанты, завидев меня, уже не несли чашку эспрессо — в их руках торжественно шествовали два бокала сухого. Вечерние встречи с друзьями не приносили ничего хорошего: было мучительно видеть кого-то обнимающего свою любимую. Заканчивались они, как правило, очередным скандалом, вызванным моим раздражением и злыми замечаниями.

У меня вошло в привычку каждый вечер, наполнив своё тело алкоголем, количеством достаточным, чтобы не думать об окружающих меня людях, отправляться в ночные заведения. Появились новые друзья. Не друзья в человеческом понимании, а люди, с которыми я сердечно обнимался при встрече в каком-нибудь клубе, не помня их имён. Телефонная книга моего мобильного уже ничем не отличалась от списка контактов каждого тусовщика: «Серёжа, фейсконтроль», «Олег, промо Сохо», «Мария, Рай» и так далее. Я же, наверняка, был записан у них как «Марк, шубы».

— Чувак, ты какой-то грустный, — кричит мне в ухо мой новый приятель Матвей, актёр московского театра.
— Меня совсем не впечатляет этот дом, где разбиваются сердца, — шучу я в ответ, вспоминая любимую пьесу.
— Ты тоже любишь Шоу, как люблю его я?

Мы уезжаем из шумного клуба и едем в новое модное кафе, где, сменив наигранно-весёлые интонации, общаемся уже довольно искренне:

— И ты теперь, Марка, решил удариться в разгульную жизнь, чтобы заглушить боль, меховой мой друг? Кажешься таким забавным, как у Лермонтова, помнишь? «Как будто в бурях есть покой».

Мне всё больше начинает нравиться мой новый приятель, этот 30-летний мужчина с внешностью юноши и цинизмом сорокалетнего, но мудростью и добротой старика. Оглядывая окружающую нас публику, продолжаю петь свою любимую песню:

— Литература, скульптура, музыка и нежные отношения нужны им лишь как форма секса, если вообще нужны...
— Марка, хватит цитировать старого Бернарда. Ты пошл, и самое забавное, что сам это прекрасно осознаёшь. Все эти люди — просто воплощение твоей двойки в твоём же дневнике по предмету любви. И ты бесишься, видя их смех, улыбки и поцелуи.

Когда-то тебя предала твоя первая любовь, та, которая перестала принимать противозачаточные, а теперь ушла настоящая, разочарованная твоим страхом. И ты теперь сам бежишь от отношений, какие бы они ни были чудесные, стоит в этих отношениях появиться намёку на детей.

Твой тёзка из великих про таких как ты говорил, что кошка, севшая на горячую плиту, никогда больше не сядет на горячую плиту. На холодную тоже. Но ты же не кошка — отпусти, мать твою, прошлое, и всё наладится...
— Аминь, чувак. Я не кошка.

Всё же мы напиваемся, и, разглядывая разгорячённые лица за соседними столиками, начинаем рисовать их карикатуры, чтобы затем, через официанта, передавать свои творения их героям.

В конце концов наталкиваемся на серьёзных парней, во внушительном списке достоинств которых природой пропущен пункт юмора. Нас мягко выводят из ресторана и совсем немягко пытаются выразить отношение к нашему искусству. К счастью Саша оказывается неплохим бойцом, да и мои юношеские тренировки боксом спасают нас от неблагодарного нашим талантам избиения.

— А хорошо мы их порвали как грелку? — улыбаюсь я под утро, отряхивая брюки.
— Жаль, что грелка всё-таки дала сдачи, — смеётся он в ответ.




My Life’s Brand Book
05/08/2008

Ещё незадолго до своего рождения мне хотелось быть первым. Первым во всём и уметь это всё хорошо. После своего рождения я понял, что первым у меня быть не получится, максимум, что я могу — это позволить себе первый на выходные, вы ведь понимаете о чём я?

Дизайн привлекал меня уже с самого детства. Кто и почему таким, а не иным образом разрисовывал все эти коробки для игрушек, занимало меня больше всего. Нет, я, конечно, играл в футбол и лазил по деревьям, но ночью перед сном я живо представлял себе этакого Дали, кистями наносящего уверенные мазки на коробку какого-нибудь Lego-конструктора. Дали, как вы понимаете, в моём воображении, был взрослый я. Уверено креп культ упаковки — гораздо важнее была сочность красок обёртки, нежели содержание подарка.

Прошли годы и меня до сих пор возбуждают подарки, обёрнутые в яркую бумагу, а те из них, что сделаны со вкусом (на мой скромный взгляд) западают в душу и остаются в памяти надолго.

В связи с моими последними годами на поприще маленького бизнеса, создание концепций стало нечастым, но регулярным занятием. Выдумки всевозможных необычностей и воплощение их в жизнь будоражат сейчас меня почти каждый месяц. Жизнеспособные из них, после совещаний с продажниками, патентными поверенными, маркетологами, психологами и прочая — упираются в строгий взгляд бренд-менеджера. Эта яркая личность, с сексапильностью первой учительницы, строгим взглядом и всегда короткой юбкой каждый раз с тяжёлым, но всё же волнующим вздохом бурчит что-то вроде:

— Это не наша тема. Это не вписывается в наш гламурно-доступно-народный концепт. Всё, что вы тут напридумывали — на радость технократам, читающим какую-нибудь «Компьютерру», а не нашим домохозяйкам с «Лизой» в руках.
— Анечка Александрова, ну ты ведь с нами именно для этого и работаешь — вписывать всё, что поможет продажам в образ. Ты же партком, мать его, нашего бизнеса. Наполни всю эту техническую херню ярко выраженной идеологией нашего бренда. Наша идея неопрятна, плохо одета, ещё хуже пахнет, но ты всё в силах исправить. Ты как охеренный стилист, как Зверев, мать его, можешь взять эту лохушку и сделать из неё королеву!

Мат здесь неслучаен. Как и сильная артикуляция — действуют на неё, как на меня в своё время упаковка. Никаких аргументов — только экспрессивная риторика и мой бренд-менеджер спасёт мир... Чувствуя, что сегодня я победил, откидываюсь в кресле; жду пока она скажет, что-нибудь вроде «I’ll be back»...

— Марк Аликович, мне нужно два дня.
— Ты — мой Терминатор!

Молча встаёт, вздыхает, собирает свои многочисленные бумаги и уходит — ничего не меняется в этом мире: ежедневников у неё всегда больше, чем задач. Остальные, обсудив план продаж и возможности дополнительной рекламы, тоже направляются на выход.

Достаю коньяк. На часах 11:00. Понедельник. Да гори оно всё!.. Медленно, но верно напиваюсь. Мучительно болит горло. Вспоминаю Её. Когда же, чёрт возьми, это пройдёт? «Никогда» — уверено шепчет мне трезвый внутренний голос.

— Может я тебя спою?
— Не получится, да и зачем тебе это?
— Хочу поговорить с тобой, то есть со мной.
— Ты и так можешь поговорить. Всегда. Но если хочешь — беги как обычно. Пей, кури, нюхай. Устанешь, будешь готов — я рядом.

Закуриваю, включаю радио. Божественное провидение: «You can’t always get what you want».

Как же я люблю Её. Именно так, с большой буквы. Даже в чёртовых смс-ках обращался к ней с заглавной буквы: «скучаю по Тебе»/«хочу Тебя». Боготворил походя. Походя, потому что ни ей, ни даже мне, никому — этого видно не было.

Она совсем не подходила мне. Не любила музыку, не любила читать. Созидание, спорт, искусство в любых своих проявлениях, танцы, ночные вечеринки по выходным — это всё стояло в её игнор-листе. Не мой «концепт», даже внешне.

После общения со своим бренд-менеджером мне навеяло, что наша жизнь для нас тоже бренд. И судя по всему, самый сильный и важный для нас. Только создаём мы его сами. Черновик брендбука достаётся по наследству, общие черты рисуют наши родители, но дальше — всё же мы сами. Неумело, не осознав приоритеты, мы уже начинаем во всю раскрашивать свою жизнь. Выбираем друзей, которые подходят нам, работу, любовников.

«Не понимаю я таких людей», «Он не мой типаж», «Мы слишком разные, поэтому я расстался с ней» — все эти фразы, достойны аргументации бренд-менеджера на совещании — «не наш концепт». Но мы судим так о людях. О людях, с которыми нас, возможно, неслучайно столкнула судьба, но... это же бред.

Пьяная улыбка от созвучия: «Бред — бренд». В бренде товара — гармония продаж и только. Но мы же не продаёмся, не так ли? Что бы там ни говорили новомодные псевдопсихологи. Как там поёт великая Милен? Fuck’em all! Всё, что взывает к чувствам, помимо чувств потребительских не может быть описано брендбуком.

Нет «правильности» в эмоциях, как нет «концепта» в искусстве. Сальери писал чертовски гармоничные мелодии, знатоки того времени уважительно кивали и... шли на концерт Моцарта! Которому плевать было, подходит ли забавный переход к меланхоличной мелодии или нет. Он играл то, что чувствовал.

Сегодня мы в окружении потребительской корзины мечты. И это окружение меняет наше восприятие уже не товаров. Мы теряем себя... Привет, Наоми Кляйн!

А вообще, я не против «потре****ства» :) Шопинг — наше всё! Я — в «Сохо», а вы?




Легенды
12/08/2008

— Michele, where are you? I’ve landed. Flight number 2052.

Калининград проводил меня этим утром, нежно обнимая ароматом своих деревьев и цветов, которые растут как будто повсюду, куда не кинешь взгляд. Ночь в гостинице с необычным названием, но с хорошим сервисом прошла незаметно быстро.

Когда-то — совсем недавно и так бесконечно далеко мы останавливались в этом же номере с той, чьё имя теперь не произношу.

Пачка сигарет, бутылка сухого вина и ноутбук на большой террасе моего уютного номера. Ночная видеоконференция с новой подругой из Лондона. Всю ночь мы читаем только по очереди забавные отрывки из Моема, О’Генри, Джерома Клапки Джерома. Никаких серьёзных разговоров, но ничего важней мы друг другу никогда до этого и не говорили. Забавно и банально, но так чертовски уютно было от её улыбки размером с почтовую марку на экране.
Заснул я только в самолёте, устроившись один на трёх креслах — Калининград, как настоящий мужчина, умеет красиво провожать тех, кто в него влюблён. Только сон, который был по ощущениям чудовищно долог, так же чудовищно был неприятен. Мне снилась ярко-зелёная лесная поляна, на которой играли словно белки — норочки. Через минуту они убегали, пугаясь то криков совы, то... голоса стюардессы. Возвращались через мгновения, чтобы разбежаться вновь. Только каждый раз их становилось всё меньше. Пока не осталась одна, очень похожая на котёнка Лу-Лу, подаренного когда-то нам с мамой отцом. Мне ужасно хотелось подойти к ней, но я был, словно на возвышении и не мог двигаться. Я стискивал зубы и, кажется, даже стонал. Разбудила меня стюардесса — мы давно приземлились, и в салоне самолёта я был уже один.

Приятно возвращаться в Москву, которая встречает тебя солнечным светом, беззаботным лёгким ветром и, конечно, запахом большого города. Отсутствие крыши в машине Микеле позволяло с упоением разглядывать небо над моим любимым городом. Осадок от неприятного сна успел рассеяться, и я решил рассказать о нём своему другу.

— Марко, это всё случайность. Случайность восприятия. Этот сон никогда не повторится, поэтому больше даже не думай об этом. Кстати, у меня есть разговор. Я недавно понял, что у нас нет легенды о том, почему наши шубы норковые!
— Ну, потому что это уже созданный ещё в советское время бренд, стереотип...
— Я не об этом — для нас всё ясно. Но я говорю о другом — о легенде! Мой знакомый в Римини, Луиджи, в своё время основал сеть магазинов по продаже различных вещей из кожи крокодила. Несмотря на агрессивность этих животных, это всё же существа природы, поэтому нравы общества не всегда играли на пользу его бизнесу, ты понимаешь, о чём я? В детстве они с другом и своими родителями были в Африке, и там произошёл несчастный случай, в результате которого на его лучшего друга напал аллигатор. После той страшной трагедии Луиджи, будучи ещё ребёнком, поклялся, что отомстит за смерть своего друга.
— Красивая история, но...
— Это легенда! Миф. Он придумал это, понимаешь? Нам нужно что-то вроде этого, только оригинально.
— Микеле, ты же знаешь, что процент от оборота мы перечисляем детскому дому...
— Но это не легенда! Нам нужна...

Он что-то говорил дальше, мой импульсивный, темпераментный талантливый итальяшка, но я уже не слышал его. Мой утренний сон словно повторился, пронёсся вихрем по успокоившемуся сознанию и взбудоражил те струны, о которых я ранее не подозревал.

Неужели это действительно всего лишь легенда, замещающая сочувствие к живым существам. Помимо создания образа для других, мы иногда создаём образ и наших чувств. Это ли называют подменой восприятия?

Не позволяя призракам прошлого уйти, мы не даём себе иной возможности, кроме как шанса поверить в легенду о вновь нашедшем нас счастье.

Не честнее ли быть несчастным и плохим, чем наглядно— счастливым и убедительно-благородным. Ведь трогательность общения с моей лондонской подругой по скайпу этой ночью — всего лишь искусственная подмена соз-нанием оправдать повод побыть в том месте, в котором я когда-то стоял на террасе и обнимал ту, которую любил?




Диагноз
18/08/2008

Как же сильно болят бронхи. Или это всего лишь горло, которое плачет, вспоминая вчерашний алкоголь. Вчера вечером, я и моя команда с успехом провели презентацию нашего нововведения. Журналисты, инвесторы и партнёры компании были в восторге от той новой фишки, которую я придумал и долго защищал от нападок моего бренд-менеджера.

— Как это ни пошло будет звучать, но на дворе — двадцать первый век и эволюция продаж, достигла в своём роде тупика, по крайней мере, в той своей ветке, куда привели её ритейлеры, начиная с американских торговцев пятидесятых годов. Изначально существовала продажа товаров, затем её сменила продажа цен, впоследствии — продажа ассортимента, выбора. Сегодня покупателю недостаточно ни первого, ни второго, ни последнего — он идёт за покупкой впечатления, — держу микрофон и с улыбкой хожу по залу кафе, который мы сняли для проведения сегодняшнего пресс-релиза.

— Все мы привыкли, меряя одежду в магазине, смотреть на себя в зеркало. Но что мы видим там? Себя в новом одеянии на фоне... магазина. Как мы будем выглядеть на улице, в офисе, в кафе — остаётся на совести нашего воображения. Мы решили немного изменить подход к примерке, и сегодня каждый гость нашей студии может, примерив понравившуюся шубу, подойти к плазменной панели встроенной в стену. И увидеть себя там «в прямом эфире», но не на фоне магазина... а на фоне Елисейских полей, заснеженной Вены, Мадрида, Нью-Йорка... с проезжающим Ричардом Гиром на заднем плане. Спасибо нашим партнёрам и друзьям из Лос-Анджелеса, которые собрали и привезли эту систему по нашему заказу. Вчера патентная комиссия уже приняла заявку, и мы можем поздравить всех нас с нашим новым изобретением.

Вижу поджатые губы своего патентного поверенного. Ну да, я немного лукавлю, запатентовать способ торговли в нашей стране, к сожалению, нельзя, но «люди, которые знают людей, которые знают людей» пообещали всё же попробовать помочь.

После, отправившись в ночной клуб, я с упорностью, достойной лучшего применения, напиваюсь и уже утром возвращаюсь домой.

Бронхи или горло болит, не давая насладиться утренним кофе. Включаю разряженный телефон и звоню своему самому лучшему медику на свете — моей маме. Получаю вполне ожидаемый совет профессионала — обратиться к врачу. Наталкиваюсь на фотографию улыбающихся нас — меня и Её на заставке телефона — нас таких недавних и таких бесконечно далёких. Неврастения продолжается, понимаю я и заглатываю сразу три таблетки прозака.

— Очаровательная презентация вчера была. Но у меня всё-таки не закрыт вопрос об окупаемости этого нововведения, Марк!

Звонит мой друг Илья, старший финансовый консультант известной зарубежной компании, ведущий на аутсорсе, как он сам говорит, дела моей фирмы. Вспоминаю, что на Цветном бульваре, неподалёку от его офиса, есть хорошая клиника.

— Хочешь поговорить об этом, Илю? Давай через час пообедаем рядом с твоим офисом, мне как раз надо в эти края.

Сижу в переполненном кафе и вяло пытаюсь отбиваться от его нападок:

— Да при чём тут окупаемость? Пусть это будет просто вызывать улыбку у людей. Получается почти как в рекламе «Master Card» — микшер-хромакей — баснословная сумма, улыбка клиента — бесценна. Не всё в этой жизни должно иметь окупаемость, Илю!
— Ты не прав — всё. Даже любовь — и та окупается наследниками...

Через полчаса, я улыбаюсь девушке на ресепшен. Интерьер клиники говорит то ли о хорошем вкусе дизайнера и щедрости учредителей, то ли о количестве обеспеченных больных. Или это тоже — особенность окупаемости? Сделай как можно красивей и окупишь как можно быстрее. Задумавшись, не сразу слышу:

— Молодей человек, я говорю — врач вас уже ждёт.

Рентгенолог, примерно моего возраста улыбчивый молодой человек очень вежливо просит меня раздеться и лечь на кушетку. Первый раз меня просит раздеться мужчина, шучу я в ответ и продолжаю:

— Надо бы загадать желание. Хочу, чтобы это было в последний раз.

Гомосексуальная любовь не окупается детьми — вот что надо было сказать Илю, — смеюсь я уже про себя. Аппарат щёлкает, и я одеваюсь.

Через десять минут меня приглашают в кабинет, где молодой врач с внезапно осунувшимися плечами и, бегающим взглядом, без улыбки перебирает какие-то бумаги на столе:

— Боюсь, что у меня плохие вести для вас. Я не онколог и советую...

Затылок холодеет и словно яркой вспышкой меня охватывает слабость. Зрение мутнеет, словно после большой порции водки, голос врача слышу, как будто находясь под водой — глухо, отрывисто:

— Вряд ли мелкоклеточный, но если всё же он, то...
— Сколько?
— Я не онколог, и мне сложно сказать.
— Сколько?! — Полгода, возможно.

Не помню, как вышел из клиники, как поймал такси, единственное, что помню — навязший глупый вопрос, который стучал в моей голове, как дорожный строитель под окнами в воскресное утро:

— А чем ты окупил свою жизнь?




Отрыв от реальности
28/08/2008

«Возможно, полгода...» Эти слова звучат теперь каждый раз, когда я просыпаюсь. Прозак выкинут, вино тщетно ждёт на магазинной полке. Кокаин. Теперь он сопровождает повсюду. Если раньше в кармане пиджака всегда лежала пачка сигарет, то теперь её соседом становится внушительный пакет с этим, некогда законным порошком, стоимостью, наверное, равной годовому заработку какого-нибудь юного клерка.

Утренняя чашка кофе и сигарета — всего лишь дополнение к двум дорожкам белого наркотика. Сырники в ближайшем кафе напоминают своей посыпанной сахарной пудрой о том, что туалетный столик ждёт меня за соседним залом.

Я в первый раз понял, что такое зависть. Стал дико, почти до ненависти завидовать другим людям. Я умру, а они останутся жить. Продолжая жаловаться на свою жизнь и получать от неё на орехи, влюбляться и предавать, жениться и рожать детей, развязывать войны и осуждать бытовое насилие.

Про некоторых людей говорят, что они видят жизнь сквозь розовые очки — всё безоблачно и красиво вокруг, на меня же словно одели очки-хамелеоны, но которые постепенно темнеют не от солнечного света, а от каждого прожитого дня. Я стал воинственен, и редкий вечер теперь проходил без драки. Друзья перестали общаться со мной, продолжая думать, что всё, что происходит — всего лишь завершающий этап моей депрессии, вызванной потерей любви. Я же, просыпаясь теперь по вечерам в этом городе один, продолжал своё бодрствование в его ночных клубах.

— Девушка, ты будешь слушать меня, когда я с тобою говорю! Тебе понятно?

Молодой, разозлённый невниманием незнакомки, чеченец останавливает рукой довольно милую на вид девушку. С радостью вмешиваюсь:

— Оставь её. Веди себя как порядочный нохчо, а не пьяная деревенщина на сельской дискотеке.

Вижу удивлённый взгляд паренька, который озадаченно отпускает запястье девушки.

— Да, наверное, ты прав, брат. Слишком много чести для неё.
— Не брат ты мне, — цитирую ненавистную мне фразу из почти фашистского фильма, который когда-то мне нравился, но только, пожалуй, из-за Сухорукова.
— Ты что-то имеешь против меня?
— Я имею что-то против всех, — говорю я и вяло бью его.

Завязывается драка, и я с мазохистским удовлетворением чувствую, как мой нос хрустит под чьими-то костяшками кулака.

Через секунду подлетает мой охранник и водитель Игорь с говорящей фамилией Большов. Валуев кажется младшим братом на фоне этих 220 см роста и почти двумя центнерами живого веса. Когда-то он работал охранником в «GQ» и мы всегда приветливо здоровались друг с другом. В один день он подошёл ко мне и, немного запинаясь, попросил взаймы небольшую сумму, которую я дал и забыл. Но через неделю, он перезвонил и, спросив, куда можно подъехать, привёз долг и небольшой пакет, в котором оказался собственноручно приготовленный им пирог. Человека с такой душой я не мог не уговорить работать у меня.

— Всё в порядке, Игорёк. Я первый начал драку.

Отряхиваюсь и иду по направлению к туалету — умыться и принять очередную дозу. По дороге меня останавливает девушка со смутно знакомым лицом:

— Спасибо, что вступились там за меня. Я — Лиза!
— Лиза, какого чёрта ты вообще здесь делаешь?! Или ты — простая московская ****ь в жёстком поиске? Но тогда что за образ недотроги, он здесь не катит...

Продолжаю кричать что-то, краем глаза замечая, что рядом с нами останавливается и с изумлением наблюдает за этой сценой тот самый молодой чеченец:

— Брат, с тобою что-то не в порядке сегодня.
— Со мной давно всё не в порядке! Со всей этой жизнью, мать вашу, всё очень даже не в порядке!

Чеченец хмурится, но отворачивается и уходит. А я внезапно понимаю, что мне чертовски не хватает моих двоих родных людей. Выхожу из клуба и прошу Игоря отвезти меня к моей маме и сестрёнке.

Сижу на кухне и слушаю, как два моих любимых человека весело спорят о чём-то. Сестрёнка приготовила какое-то новое тайское блюдо, и ей интересно понравится ли оно мне. Рис красным перцем обжигает горло, и я смеюсь вместе с ней над её первой кулинарной неудачей.

Заглядываюсь на картину Ван Гога, висящую на стене и вспоминаю его последние слова о печали, которая «будет длиться вечно». Он умер летом, я, судя по всему, не протяну и до весны. На протяжении нескольких минут моя мама молча наблюдает за мной, чтобы затем спросить:

— Что с тобою, мой мальчик? Ты похудел и осунулся, стал бледным... Мы тут подумали с твоей сестрой — моя подруга купила дом в Марбелье, сделка закрывается через полгода, давайте вместе проведём там недельку-другую весной, мы ведь никогда не отдыхали втроём?

Весной меня уже не будет... Чувствую, как в горле нарастает комок, понимая, что через секунду я не сдержусь, выбегаю по направлению к ванной, будто поперхнувшись. Звонит мобильный — это Игорь:

— Марк, вы всё-таки останетесь там или мне вас дожидаться?

Наспех попрощавшись с сестрёнкой и мамой, сославшись на встречу, о которой забыл, через секунду выбегаю на улицу. Игорь стоит, прислонившись к машине, и курит.

— Никогда, ты, жирная свинья, не смей, скотина, отвлекать меня от общения с единственными моими родными людьми. Ублюдок...

Продолжаю выплёвывать оскорбления, которые никогда раньше не слышал от меня бедный Игорь. Мой поток ругательств не останавливается, а тон только набирает ход.

Истерика. Внезапно чувствую лёгкую пощёчину и тут же кидаюсь с кулаками на этого человеку-гору, который, схватив мои руки, прижимает и обнимает. Чувствую его огромную лапу, которая начинает успокаивающе гладить мою голову и реву, реву, зарывшись в объятиях этого необъятного добряка:

— Что-то плохое с тобой происходит, если бы только я мог помочь...




Она вернулась
30/08/2008

— Девушки, просыпаемся, собираемся и уходим.

Сквозь сон слышу такой родной и совсем незабытый голос Её. Две знакомые путаны толкают меня в бок:

— Это что — твоя жена?
— Нет...
— Тогда какого чёрта она нас выго...
— Это мой Бог.

Две недовольные небезвозмездные подруги быстро собираются и уходят. Протираю глаза, уверенный, что просто галлюцинирую, но, кажется... это действительно Она. У меня дома.

— Микеле, чувствуя неладное, позавчера залез в твой ноутбук и нашёл, что ты две недели обитаешь на форумах раковых больных...

Во мне мучаются два начала, влюблённых в неё одну. Одно — эгоистичное, требует, чтобы я рассказал правду, так как знаю, что мои последние дни после этого, она проведёт со мной. Но к счастью, второе начало всё же берёт вверх:

— Да нет, родная. Страдаю я только оттого, что ты меня покинула, а форумы — это просто живое доказательство того, что жизнь, возможно, не закончилась. Играю в Марлу Зингер из «Бойцовского клуба»...
— Тогда это что?!

В руках у неё заключение того самого рентгенолога. В глазах слёзы. Вскакиваю и пытаюсь обнять, успокоить, но она зло отталкивает меня и с возмущением почти кричит на меня:

— Какого чёрта ты здесь делаешь? Что за пожар на тонущем корабле ты тут закатываешь? Сейчас не позапрошлый век — болезнь, если и нельзя вылечить, наверняка можно купировать. Я узнавала, что...
— Проблема в том, что я тоже узнавал, и разговоры о том, что один шанс из тысячи — это хороший шанс, не найдут здесь благодарного слушателя, милая.

Мы, чередуя друг друга, то срываемся на крик, то зло и едко отзываемся об умственных способностях каждого.

— Но это же может быть банальной врачебной ошибкой! — Может, только рентген я показывал и другому врачу…
— И что он сказал? Он просто подтвердил диагноз, глядя на этот чёртов чёрный лист?
— Ну, все сходятся во мнении полного обследования, но, судя по их сочувственным глазам, я понимаю, что речь идёт просто об уточнении срока. Давай закроем эту тему раз и навсегда, иди ко мне, любимая, я так соскучи...
— Мы не закроем эту тему. И я не буду спать с тобою. Но я останусь у тебя. А ты поедешь на обследование. А вот после этого, может, я и разделю с тобой твою грешную постель, придурок. Но это при условии, что ты будешь лечиться...

Меня начинает трясти, и я, завернувшись в полотенце, выбегаю в ванную, где вынюхиваю все остатки кокаина. Возвращаясь в комнату, вижу, как она плачет, гладя маленькие лепестки моего любимого цветка — единственную вещь, которую я таскаю по всем своим съёмным жилищам.

— Давай, расскажи мне, как посадишь этот цветок после моей смерти на садовом участке своих родителей, назовёшь его Марком, и будешь плакать, поливая его первый месяц. Слушай, не делай из меня грёбаного Леона, солнышко! Я не нуждаюсь в жалости, участии и заботе. Может, и умираю, но всё ещё жив. И не хочу прожить те дни, которые у меня остались, с женщиной, которую люблю, но которая... В общем тебе лучше уехать, потому что я не собираюсь подыгрывать твоему «самоотречению на несколько месяцев». Пусть это будут последние месяцы моей бредовой жизни с бредовым концом, но я не роман с хэппи-эндом, и ты это понимаешь, а грустить и трагично пожимать друг другу руки в мой последний день, когда он настанет, я не хочу!

— Наорался? Я теперь послушай меня, мой дорогой Марк. Мы поедем на обследование, и если всё подтвердится, ты родишь мне ребёнка. Сына. Ты даже имя ему, кажется, придумал. Давид, да? Я рожу тебе его, но эти полгода ты будешь играть по моим правилам. Ты понял меня, урод?

Урод растеряно замолчал...




Финальное обследование
30/08/2008

Мы едем в клинику, расположенную на Ленинградском шоссе. За окнами проносится Тверская — улица, которая является единственным доказательством версии продажности и распутства моего любимого города. Но это не так.

Тверская — всего лишь образ вечно улыбающейся, гуляющей праздной Москвы. Её душа скрыта в других местах. Она вспоминает о чём-то своими переулками, грустит о прошлом пустынными набережными, мечтает о будущем бульварами и неискренне улыбается незнакомцам своей пошлой витриной Тверской.

Знаю, что она всё-таки верит слезам, но чаще — на вокзале, сочувственно провожая тех, чьи надежды она не оправдала. Или тех, кто не оправдал её надежд. Она напоминает мне в прошлом разбитную девчонку, которая, повзрослев и став бесконечно мудрой зрелой женщиной, сегодня тепло, хотя и не всегда искренне встречает своих незнакомых гостей. В отличие от своей чопорной сестры — Санкт-Петербурга, благородной девицы в молодости, которая, постарев, но, так и не отбросив глупого пафоса былой знатности, стала простой сварливой и никому не нужной несчастной бабкой.
— Этот город можно либо бесконечно полюбить или, разочаровавшись, возненавидеть. Но равнодушным он не оставит никого...
— Как и ты, мой милый. Не улыбайся так самодовольно — я не имела в виду ничего хорошего.

Мы стоим на светофоре Пушкинской и я, залюбовавшись моей любимой, пытаюсь представить, какой она будет в старости. Очаровательная бабушка, которая бесконечно балуя своих внуков, наигранно серьёзна к своим детям, но трогательно любящая и скучающая по ним всем. Фотографии её юных детей будут стоять на полках даже после того, как эти уже не юные дети подарят ей внуков.

— Ты будешь очаровательной бабушкой!
— А ты ворчливым стариком...

Она осекается и берёт меня за руку:

— Ты будешь им, обязательно. Я верю.
— Поехали уже, нам сигналят.

Раздражённо убираю руку и отворачиваюсь к окну. Всегда считал, что старость, возраст достойны уважения. Сейчас единственное, что испытываю к пожилым людям — это зависть. Они напоминают мне писателей, успешно закончивших свою повесть, и в последние дни спокойно разбирающих детально свои ошибки, подобно опытным литераторам, дающим советы начинающим сочинителям. Я же — словно двоечник, которого жизнь (Бог?) выгоняет из класса за плохое поведение в тот момент, когда я вроде бы сам начал писать что-то приличное, правильное.

Стиль интерьера клиники, в которую мы приехали, далёк от рококо предыдущей, но мне думается, это не от жадности учредителей, а оттого, что люди, работающие здесь, заняты своими делами без оглядки на прямые линии и правильное сочетание корпоративных цветов. Где-то там, в параллельной жизни, надеюсь, что, будучи врачом, я работаю в таком же здании.

Девушка при входе направляет нас на седьмой этаж. Она — словно воплощение всего того образа, что навеян этим учреждением. Некрасива, но печать интеллекта и хорошего медицинского образования отчётливо видны на её серьёзном лице.

Внезапно мне хочется сбежать. Волна непонятного страха накатывает, и я понимаю, что больше всего на свете не хочу терять надежду. Что через несколько минут, получив твёрдый диагноз «Рак лёгких 4-й степени» уже не смогу надеяться и жить так, как жил до сегодняшнего дня. С надеждой. С надеждой на врачебную ошибку, на чудесное самоисцеление, на Божественное провидение, наконец.

Замечаю, что трясёт не только меня, но и её. Мы всегда друг друга чувствовали, и наши переживания передавались друг другу на неосязаемом уровне. Как тогда — на трассе под ливнем неподалёку от Люберец мы стояли и, обнявшись, дрожали, не говоря друг другу ни слова. Зная, что через мгновение жизнь изменится, и мы уже никогда не будет теми, кем были до этого момента.

— Иди, я держу все свои части тела перекрещёнными, милый Марка.
— Включая единственные две извилины? — неуклюже шучу я.
— Включая единственные две извилины, которые любят тебя.

Я захожу в кабинет походкой смертника. Смирение. Накатывает и проникает в каждую мою клетку. Я чувствую, словно умираю. Спокойно, с осознанием какой-то справедливости бытия, своей судьбы. Аппарат долго щёлкает, голос из микрофона приказывает замереть и задержать дыхание.

С улыбкой вспоминается фильм «Зелёная миля». И вспоминается лицо отца, которого я, надеюсь, скоро увижу.

«В каждой плохой ситуации можно найти свои хорошие стороны» — болезненно смеюсь я про себя.

Через десять минут ко мне входит врач. Она не смотрит на меня и, вздохнув, садится, записывая что-то в толстый журнал. Немолодая женщина с уставшим лицом, на котором через мгновение я не нахожу оправдания ещё более уставшей своей надежды.

— Увы, ничего хорошего я не могу вам сказать...

Ощущаю, как внутри меня что-то обрывается. И нет — не вся моя прошлая жизнь проносится у меня перед глазами. А вся будущая, возможная.

Я вижу себя, держащего за руку своего сына, гуляющего с ним по своим любимым Чистым прудам. Вижу его и себя в магазине игрушек, директором которого в детстве хотел стать. Вижу его повзрослевшим, а себя — немного постаревшим и переживающим — не принимает ли он наркотики, но с облегчением понимающим, что он всего лишь влюблён...

— ...ничего хорошего я не могу вам сказать, молодой человек, об этой новой платной медицине. У вас наследственно большие бронхи и вкупе с тенью не самого лучшего рентгеновского снимка, который вам тогда сделали — это может создать впечатление о метастазах. Но у глупого и бездарного профессионала, вернее — непрофессионала. С вашими лёгкими — всё в порядке, чего не скажешь о вашей голове — как можно верить всем этим...

Тело теряет координацию, вестибулярный аппарат на мгновение уходит в отпуск. Я падаю, но в последний момент опираюсь рукой о стену. С громким криком на меня бросается Она и обнимает так крепко, как, наверное, никто никогда никого не обнимал. Если только Карелин на своём предпоследнем чемпионате.

— Прошу прощения за неромантичные сопли и слёзы на моём, несомненно, мужественном лице, но... мы все хотим спросить — ты выйдешь за меня?




Сегодня
15/08/2009

— Да пошли они все! Стоит только перестать быть теми, кем они ждут нас видеть — всё! Понимаешь? «На созвончиге, малыш!» Мы не очень-то нужны такими, какие мы есть на самом деле. Велика мудрость полюбить меня хорошего, а вы полюбите меня настоящего!
— А ты себя настоящего показываешь? Ты же часто прячешься в своём панцире, прикрываясь улыбкой. Начни отношения с правды. Расскажи о том, каким ты был в детстве, о своей первой любви, не знаю... о мечтах! Придурок, ты кому-нибудь рассказывал о своих мечтах до того момента, как расстанешься?..

Сбиваюсь со своего взывания к поискам истины в собственной консерватории — кажется, что мой телефон завибрировал, сигнализируя о пришедшем сообщении.

— Хватит уже дёргаться над своим телефоном. Сообщения он ждёт!

Я действительно жду смс и, пожалуй, самого важного смс в моей жизни. Но на данный момент, телефон молчит. Вибрирует всё вокруг, но только не он! Или это просто я дрожу, нервничая?..

— Какие мечты? Кому они интересны? Всем интересны неэфемерные вещи, чувак! Поддающиеся количественному измерению — сколько я зарабатываю, сколько комнат у меня в квартире, сколько у меня сантиметров, наконец... Ты достал уже со своим телефоном, всё в порядке будет! Обещаю тебе...

Словно от неожиданности роняю телефон на пол, почувствовав, что он завибрировал. Стекло на мобильном трескается... Вася продолжает что-то говорить, но я уже не слышу его. Я вижу смс сквозь разбитую панель экрана:

«Твой и мой Давид родился! Поздравляю тебя, любимый!)»

Внутри всё холодеет, сжимается, чтобы через секунду взорваться настоящим оргазмом жизни — счастьем. В зале играет что-то энергичное, но в голове будто кто-то плавно увеличивает громкость совсем другой мелодии —
«My Father’s Son» Джо Кокера...

Выбегая из кафе, останавливаюсь у зеркала при выходе.

Чтобы показать язык.




Послесловие

По мерзкой усмешке ироничной судьбы, эта история на самом деле закончилась совсем не так. В то утро, когда он проснулся с двумя «небезвозмездными подругами» Она не приехала к нему, а Микеле никогда не просматривал его ноутбук, и о его болезни мы все узнали только после.

В тот день он улетел в Кисловодск, где спустя два месяца умер.

Но я верю, что где-то «в параллельной жизни» эта история всё же закончилась хорошо, и я гуляю, взявшись за руки с моим любимым братом и племянником Давидом, по Чистопрудному бульвару...

Реквием,
София Лагерфельд.