Вольный охотник

Татьяна Алейникова
Он жил с семьёй неподалёку от нас, замкнуто и уединенно. К ним никто не заходил, кроме заказчиков. Да и те были нездешними. Профессия  у него по тем временам была редкая –скорняк. Он  сам выделывал кожи,  шил полушубки, шапки.  Его дети были нашими сверстниками, но в  совместных играх участия не принимали. Какой-то ореол таинственности витал над их небольшим домом. Отец объяснил коротко: «Это последний и единственный единоличник в Савино». Я не знала,  что  означает это слово,  но посматривала на соседа с опаской.  Когда выпадал снег,  он появлялся на улице  в заячьем полушубке, перепоясанном ремнём, такой же  шапке, на  ногах собственноручно  стачанные  сапоги, с меховыми голенищами. За спиной ружье,  на поясе патронташ.  Мы, ребятня, бежали за ним  на почтительном  расстоянии, рассматривая необычную одежду и снаряжение.  Мужчины - железнодорожники, не выспавшиеся после поездки, выходили на  угол покурить, обменяться новостями. Он никогда не останавливался с ними, здоровался легким кивком головы и неторопливо проходил мимо. Они провожали его долгим взглядом, потом молча расходились. Однажды кто-то обронил: «Куда нам до него, он -сам себе хозяин». Как он был непохож на них, вечно озабоченных, уставших, с темными, прокуренными, не слишком сытыми лицами. Охотник  был  румян, свеж, спокоен, самоуверен.  К  вечеру он возвращался, немного уставший,  на поясе, распластавшись, висели убитые им зайцы. Мы крутились на улице, уже замерзшие, чтобы дождаться его возвращения. В эти минуты мы яростно ненавидели его. Мы шли за ним  на приличном  расстоянии, шепча какие-то таинственные  заклинания, которые должны были оживить несчастных зайчат  и  покарать  их убийцу. Мы так верили в это, что казалось, зверушки начинали двигать лапками. Старший  из нас  авторитетно заявлял,  что  скоро  они  совсем  оживут и убегут в  лес. Мы верили. Нам казалось, что взрослые его тоже не жалуют. Позднее поняла, что ему завидовали. Он не вставал по гудку, как мой отец, его не поднимали ночью в поездку, как отцов моих приятелей, над ним не было начальников. Он был свободен. Работал по заведенному  издавна  распорядку,  охотился,  рыбачил, растил детей в довольстве и достатке. Казалось, никакие потрясения извне не властны над ним и его семьей. Дети выходили гулять нарядные, в таких же полушубках, как у отца. На нас поглядывали издали украдкой.  А что было нам до этих буржуев. Мы носились с горок в старых пальто на вате, мальчики постарше - в телогрейках и валенках. Проголодавшись,  бегали по очереди домой, возвращаясь с краюхой черного хлеба, посыпанного солью и политого маслом,  откусывали от неё или ломали на куски, делясь с друзьями, и были  безмерно счастливы. Я видела, как  его детям  хотелось  присоединиться к нам, но невидимая стена, казалось, навсегда отделила их от нас. А потом всё рухнуло. Вольный охотник тяжело заболел. Обученная им жена поначалу еще пыталась что-то делать, но получалось плохо. Клиентов не стало в одночасье. Он долго выстраивал свой мир, отгородившись от чуждой ему среды, но она  хлынула  и  поглотила его и семью, как только образовалась брешь. Некому было поддержать их в свалившемся на семью несчастье.  Мальчишкам  пришлось  рано устроиться на работу,  они начали выпивать. Отец не успел подготовить их к самостоятельной жизни, не научил ремеслу. Прежнего достатка уже не было. Он иногда с трудом выходил за ворота, сидел на лавочке, жалкий и одинокий. К нему никто никогда не подходил. Гордости и самодостаточности, отгородивших его от других, ему не простили. Умер рано.  Вслед за  ним совсем молодыми ушли из жизни красавцы-сыновья. Сгубила их извечная российская  хворь.  Вспомнила о нём, когда перечитывала «Прибежище» Г.Гессе. Я поняла, что от жизни, со всеми  её потрясениями, испытаниями и утратами, невозможно отгородиться даже сильному, умелому, человеку, если нет внутреннего прибежища. Наверное, он не имел его, пытаясь противостоять системе. Он хотел остаться независимым, но был одинок в этом. Герой Гессе нашел  прибежище в себе: «Царство Божие внутри нас»- эти слова из старой книги стали его поводырем в неспокойном  и противоречивом мире.