Моему другу и соратнику
в борьбе за непонятно что.
Тебе - Д.В.
После двух свободных дней, большей частью проведенных мною в созерцании озера, я пришел на работу. С влюбленностью дела обстояли неважно. Девушка была пассивна, строга и как-то по кукольному красива. Она серьезно относилась к жизни и эта серьезность душила меня насмерть уже метров с десяти. Я написал Лисоньке. Лисонька чувствовала себя бизнес-леди и потому несла нелепицу заумными фразами. До вечера оставалось 6 часов.
Быть может, вечером, я посмотрю вторую часть «Гарфилда», но это не
согреет. Ибо искусственно, а потому бесполезно. Я заварил натуральный кофе, и сделав два больших глотка ощутил терпкий вкус безысходности,на несколько секунд полностью одобрив поступок Андрея, что решил брошенным универом и уходом в армию побороть невыносимую легкость бытия.
Понятно, что этим он ничего не достигнет так-как вернувшись станет совершенно беспомощным. Если выход есть, то он в том направлении, куда уже второй раз прыгает самоубийца Димон.
В поисках жены я сто раз сказал себе, что красота суетна. Красота
суетна,но и мудрости нет. Но дело даже не в мудрости. Дело в понимании.
А где оно тут, понимание?
Мы, «пришибленные», всегда тяжело переживаем его утрату. Впрочем, утраты не было, как не было и приобретения. Ибо нас изначально не понимали, не принимали... Поэтому-то мы и сошлись вместе, но мы не можем быть вместе всегда. Такова жизнь.
Мы до конца дней будем пытаться устроится в ней, но так и не сможем, потому что она не нашего размера. Мы рвем её, пытаясь одеться и остаемся в лохмотьях. Мы осознаем это в часы тоски, но если вдруг настанет просвет, исцеление, то мы снова начнем верить, что жизнь стала больше и теперь-то мы в неё влезем.
Но это не так. А если кто и влез, то дышит теперь через раз, боясь разорвать хрупкий порядок. И он либо задохнется, - навсегда удобно замерев в
жизни, либо снова разорвав её вернется к нам. Есть, однако, и те, кто
уже не примеряется.
Вот к ним то мы и идем в минуты Великой тоски, потому как там встречаем понимание.
А если нам не к кому идти, мы пьем, принимаем наркотики, либо кончаем
с паскудной жизнью. Тогда тоска умершего разделяется между нами, и нам
становится ещё хуже.
Пожалуй, чаще других мы спрашиваем себя: "Какого хрена?!" или что-то в
этом духе. Но мы не жаждем ответа. Это своеобразный, пароль. Подобно словам Христа - "Свершилось". Так, мы подводим черту, ставим свою подпись в книге Великой тоски. Так, мы опускаем занавес после первого акта. Потому что, если мы будем это описывать: "Тааак...вроде только прошло, но начинается снова, что на этот раз?". Мы не только, по
обыкновению, не будем поняты, но будем осмеяны, а то и отправлены кой-куда.
Туда где есть те, чьи горизонты не имеют границ, чьи глаза -вселенская пустота, а язык - река жизни. Те от кого раз и навсегда отказался этот мир признав их недееспособными. Поэтому то, мы и молчим, поэтому то глаза наши полны стеклянной печали, движения нелепы,а ночи смотрят настольными лампами в непроглядную тишину наших душ.
Мир видит нас пафосными раздолбаями, циниками, эгоистами, высокомерными
ублюдками одним словом – чужаками. Но ещё страшнее слышать их "Да, я понимаю тебя!". Ведь они просто не могут понять! В минуту, когда они говорят это, они смотрят в
пол, напускают на свое лицо трагическую печаль, пафосное сочувствие...размышляя в эту минуту о том, за что Бог даровал им такой актерский дар, что они так естественно могут водить за нос даже таких запущенных людей?
А мы в это время, болтая ножками на олимпе сознания ,пытаясь разглядеть сверху их черты, но видим лишь плешь их опущенных голов. В нас просыпается тошнота сожаления к этим плюшевым людям. Смешанная с горечью предстоящей игры в "спасибо за понимание, мне стало легче".
Они же, запишут этот акт милосердия в свою памятную книгу, и пойдут за
пивом. А мы пойдем в тишину рассказать её о произошедшем. Некоторые,
приходят помолчать. Но когда тишина изнутри, пытается слиться с
тишиной снаружи, давя на барабанные перепонки...вряд ли становится
лучше.
Говорят, "поплачь, станет легче".И никто не говорит себе: "Ведь если где-то убыло, где-то и прибыло!" А значит, тоска ставшая слезами не исчезла а лишь изменила
форму. Но что мешает этим слезам вновь стать тоской, но уже иного
человека?
Так мы и плаваем в этом омуте, не желая тонуть но и не имея
возможности выйти на берег.Плюем на землю и тушим папиросу о край ладони. Природа понимает нас, а мы понимаем её. Но ей нельзя заговорить, ибо если она это сделает они
погубят её. Как губят нас. Так всё и идет.
Те из нас, кто ещё не повесился на галстуке в общественном туалете, пишут мемуары. Не ища славы, а лишь пытаясь сказать тем, кто придет после, что ни они одни чувствовали ЭТО, что не они одни не могли ТАК жить и не они одни, однажды, заварив на работе кофе навсегда почувствовали глубоких и душащий вкус безысходности.
24 сентября 2006