Кулёмин 8

Ярослав Трусов
    Так случилось, что Гоша был приглашён в качестве рефери на проходивший в соседнем мусоропроводе чемпионат по бегу по потолку.
А Кулёмин в это время был оккупирован депрессией и тоской по несбывшемуся. Графики их жизнедеятельности категорически не совпадали, но друзья давно привыкли общаться посредством бумажек с каракулями (Кулёминскими) и каллиграфическими шедеврами (Гошиными). Вот что было на этих свитках в тот нелёгкий для обоих период...

(Пишет Кулёмин):
" Я волком бы выгрыз котлеты овал!
К бифштексам почтения нету!
Я б всем чертям с матерями сказал --
"Спасибо за эту диэту!"...

Уж выпал почти из широких штанин!
И нет уж ни жопы, ни пуза!
Завидуй мне, Кроуфорд! Я -- гражданин
Большого, когда-то, Союза... ".

Подумав, Кулёмин дописывает :

" В полях стада вовсю тучнеют,
И от озимых зелено...
Но сей пейзаж меня не греет,
Наверно, мне не суждено

Любить - и удивляться миру!
Страдать - узрев во всём обман!
Друзья! Я оставляю лиру,
Воспев наполненный стакан! "...

Забежавший на минутку к себе под плинтус за судейским свистком Гоша читает всю эту фигню, хмыкает и пишет второпях :

" Друг мой! Уж коль решил нажраться --
Оставь пиитство и понты!
Ведь нерушимо наше братство
И тараканство! Я и ты

Живём, друг другу помогая
В юдоли этой... Ты и я
Не раз ползли, изнемогая,
Вдоль стен мирского бытия..."...

И убежал.... Проснувшийся Кулёмин видит Гошин ответ, скорбно улыбается и слабой от лени рукой выводит :

" Попил воды -- но нет напора!
Поел еды -- но жим ослаб!
Новерно, очень-очень скоро
Мне станет даже не до баб!

Не заслужил подобной кары!
И я работаю, как вол,
Чтоб на смешные гонорары
Купить поддельный "Простамол"... "...
 
... И Кулёмин, махнув рукой с зажатой в ней пятихаткой, ушёл в магазин, где в хромированной печи томился петелинский цыплёнок, а на полках холодильника позвякивали от похотливого желания принадлежать только Кулёмину бутыли с "Балтикой " номер три...
А Гоша вернулся с чемпионата, отдав должное устроенному после чемпионата банкету, Кулёминский бред читать не стал, просто дописал внизу, там, где немножко места осталось :

" Поживём ещё немного
Не гневя людей и Бога,
Не дразня гусей и уток,
И растя в горшочках мирт...

Может, это и убого --
Не суди, Кулёмин, строго.
В каждой шутке -- доля шутки,
Остальное -- чистый спирт! "...

... и ушел под плинтус, в спальню, и даже музыку слушать не стал -- лёг спать.
А вернувшийся Кулёмин вёл себя тихо-тихо, чтобы Гошу не разбудить, ел грильного до черноты цыплёнка, пил пиво и думал так :

" Не можешь писать -- не пиши....
Но жить на какие шиши? "...

Но музыку в этот день тоже не стал слушать. А потом и ночь пришла.
               
                ***
 
       Спать хотелось очень, мучительно, истощающе... но спать было нельзя! Кулёмин ущипнул себя за нос, за руку, за ягодицу, потом в обратном порядке. Временно помогло. Втянув воздух сквозь стиснутые от боли зубы, он затих...
.      ..Всё началось пять ночей назад. Кулёмин, как всегда, принял дежурные сто пятьдесят с зубчиком чеснока, крикнул : " Спокойной ночи!" в расчёте, что Гоша услышит, а не услышит -- всё равно номер отбыл. И лёг в постель. Зевнул. Пукнул и уснул.
     ... И очутился в лесу дремучем! Вокруг стояли дубы-великаны, бансай-карлики и бузина среднего роста. А прямо перед Кулёминым, в пяти шагах, на пеньке сидел Он. Здоровенный мужик, похожий на надутого до пяти атмосфер боксёра Тайсона, в красных плавках с люрексом и с тренерским свистком на шее. Больше на юноше не было ничего, кроме родной шерсти. Закинув ногу на ногу, лесной стриптизёр с ухмылкой посмотрел на Кулёмина :
-- Ну, приветик, как спится?
-- Н..н..нормально, не ворочаюсь, только храплю иногда..., -- машинально ответил Кулёмин, но опомнился и встрепенулся:
-- А ты кто?
-- Леший без пальто! Хы-хы... Попал ты , паря... попал... Ну чё, башлять за просып будешь, али дальше будешь спать?
-- За что башлять?
-- За просыпание без морального ущерба! Давай, не советую торговаться, лавэ у тебе есть, я знаю...
      И тут Кулёмин с ужасом понял, что -- да, есть деньги! Наяву от отложил пятьсот рублей во внутренний карман плаща, того, что висит на гвоздике возле двери, и вот теперь эти последние деньги он держит во сне, крепко сжимая их вспотевшими пальцами... Кошмар!
-- Итак, соточку кладёшь -- и спокойно просыпаешься...
       Деньги были последние, до получения авторских оставалось пять дней, и Кулёмин очень расчитывал потратить эти с толком и умом, на пиво, презервативы и программу телевидения. Ну, и пожрать что-нибудь...
-- А если не заплачу?
-- Не советую, братка... В этом случае у тебя есть выбор. Ты будешь должен сексуально осчастливить вот эту даму, -- мужик показал пальцем на существо, вдруг появившееся справа от Кулёмина.
         То, что это Баба-Яга -- Кулёмин догадался только по правому ножному протезу из кости нарвала, украшенному затейливой рунической резьбой. В остальном тётка напоминала дважды бомжиху с Трёх Вокзалов, а шпек от неё шёл такой плотный, что отваливался ломтями и расползался как туман. Зюскинд обзавидовался бы.
-- Так... ну, раз выбор -- то что вторым пунктом? -- храбрился Кулёмин.
-- Ну, не впечатлила бабушка наша, может молодка возбудит?
       По левую руку возникла здоровенная лягушка с бюстом Памелы Андерсон, затянутым в тёртую телогрейке с косо нашитым лоскутом, на котором значилось -- " Царевна. 13 отряд"...
-- Как тебе? Секс-эпл -- 100 по болотному прайсу! Условия те же -- всё, что дама пожелает.
-- Держи стольник!
Вымогатель щёлкнул пальцами, и Кулёмин с криком проснулся...
       Боясь ненароком высунуть ногу из-под одеяла (а вдруг кто схватит?), он немного полежал, восстановил дыхание и попытался уснуть снова. Во рту было сухо, и он поплёлся на кухню попить водички. Возвращаясь в комнату, Кулёмин задержался возле плаща, мотнул головой (да нет, чепуха!), и сунул руку в карман. Зашуршало. С улыбкой он вытащил купюры под отблеск заоконных реклам и пересчитал. Блин, четыре!
      Ещё раз -- четыре! После пятнадцатого пересчёта Кулёмин сдался. Объяснять себе он ничего не стал, так как всегда верил "Секретным материалам" и "Кошмару на улице Вязов". А впереди был долгий и тяжёлый творческий день.
     ... Гоше он ничего не рассказывал, да и никому не сказал ни слова. А на следующую ночь ему было предложено выбрать между русалкой, уже несвежей, с душком, птицей Феникс, у которой для утех вообще ничего, кроме клюва , не было. Или расстаться со стольником. Надо ли говорить, что на третью ночь Кулёмин пошёл уже с тремя сотнями и жаждой мести и реванша. Но ему подсунули Дюймовочку и Избушку-На-Курьих-Ножках...
     Моральные принципы взяли верх над меркантильностью...
     Четвёртая ночь -- Старуха Шапокляк и Годзилла...
     Пятая -- Бабкина и Новодворская.... Кулёмин был разорён.
    ... И вот он лежал, пережидая и скоротая эту шестую ночь, с ужасом представляя, что в этот раз может предложить ему бессердечный разбойник. Ум мерк и воображение пасовало, всё самое страшное для Кулёмина, все его комплексы, суплексы, аплексы триплексы  и плексигласы уже были ему продемонстрированы, пережиты и загнаны в подсознание, как хохлатки в курятник.
   ...Как метроном, отмерял тёплыми каплями вечность плохо закрытый кухонный кран, его кап-кап убаюкивало... и Кулёмин уснул! Челюсть его упала на грудь и раздалось громовое "Хррррр"....
   Через несколько минут дверь в комнату Кулёмина приоткрылась и в щель просунулась голова Сашки, соседа Кулёмина по коммуналке, комната как раз между сортиром и электросчётчиком. Голова поморгала глазами и драматическим шёпотом заговорила :
-- Кулёмин... Спишь? Ты спишь, Кулёмин? Спит... Спит, добрая душа, спит, бессеребренник... Спасибо, друг! Если бы не твоя пятихатка -- не выйти мне из штопора! Из пике не выйти бы никогда! Спас... Прости, что не попросил, а вот так, тайком, каждую ночь... по чуть-чуть... Стеснялся я, пойми... Сам себя стыдил, говорил себе -- Сашка, чтоб с зарплаты -- так чтоб сразу... И вот наступил этот день, день, когда ягнёнок рядом с волком... Короче -- спи, Кулёмин, и даже хорошо, что ты не увидишь, как я кладу в этот карман, который был свидетелем моего падения и бесчестья, вот эти спёртые у тебя пятьсот рублей и стольник сверху, процент, как в кино со Стивеном Сигалом, вчера по четвёртой.... Держи, Кулёмин, и ни в чём себе не отказывай...
   ... Сражённый и растроганный собственным благородством, Сашка ещё раз посмотрел на спящего Кулёмина. В бездонной, чёрной глазнице Сашки зародилась слеза, вспыхнула Сверхновой в слабом луче уличного фонаря, падающей звездой скатилась по щетинистому подбородку и со звонким щелчком рухнула на пыльную половицу, образовав там псевдолунный квазикратер. Дверь скрипнула и сосед исчез.
    ... А Кулёмин вновь стоял перед радостно скалящимся разбойником в плавках. Выхода не было, денег тоже, о вариантах предложенного сегодня даже помыслить было страшно... И тут Кулёмина осенило! Не дав мучителю и рта раскрыть, Кулёмин потупил глаза и с придыханием спросил:
--- Слушай, а мы одни пока?
-- Пока да, но вот сейчас я...
--- Погоди, погоди... Я вот тут спросить хотел... Ты что, до сих пор не догадался, почему я бабки отдавал, а на этих твоих не польстился? Нет, что, правда -- не догнал? ....противный....
    И возликовавший внутренне Кулёмин увидил, как враг посерел лицом , а гламурная трёхдневная щетина стремительно поседела.
-- Ты это... ты чо?...
-- Нет, ну правда, ну не тормози, ты так хорошо пахнешь... Ты знаешь - у тебя очень красивые глаза...
-- Э! Э! Да ты что, их этих? Ну блин, кто ж знал... А вот хочешь, я сейчас сюда Борю и...
-- Нет, что ты, не надо, мне ты нравишься.. только ты... ещё с того,  с первого раза... я как тебя увидел -- то уже не до Новодворской было... Ой, ну что ты сегодня такой неженственный!
-- Слушай, мужик, я хоть и кошмар, но холодный натурал... Не-не, ничего не говори... ошибся, бывает, накладка... давай так -- вот твоя пятихатка, вот стольник сверху, и разошлись краями, лады? И никому, ага? А то мне до пенсии далеко, ещё мучить и мучить... Ну , годится?
    Зашуганный качок опасливо сполз с пенька и, стараясь не поворачиваться к Кулёмину спиной, начал пятится, постепенно растворяясь в воздухе. На пеньке зашуршали под свежим лесным сквознячком шесть сторублёвок, рыжих и желанных.
     ...Проснувшись, Кулёмин первым делом метнулся к плащу. В кармане лежали ожидаемые шестьсот рублей -- возможность пить, есть, любить и писать. И Кулёмин ничуть не удивился, и с тех пор спал спокойно.
...Но даже Гоше он ничего не рассказал.


(продолжение следует)