Блёстки и пёрлы предисловие

Клавдия Лейбова
Елене Рахлиной               

ПРЕДИСЛОВИЕ
               
               

                Так отчего ж до сих пор этот город довлеет
                Мыслям и чувствам моим по старинному праву?
                Осип Мандельштам
               


Это - воспоминания о том периоде моей жизни, когда я с увлечением приобщала «широкие массы трудящихся»  к красотам и истории родного города – короче, работала внештатным экскурсоводом Киевского бюро экскурсий и путешествий. Сейчас, живя в совсем иных местах, я решила запечатлеть некоторые забавные случаи, неизбежно происходящие при контактах с самой разной публикой, и, может, в большей степени - просто город свой вспомнить. Я очень рада, что в довольно не юном возрасте решила научиться этой профессии, ибо уверена, что экскурсовод – это не просто человек, умеющий разговаривать, как зачастую считают многие, а все-таки – профессия. Этому я училась у хорошего наставника - Елены Натановны Рахлиной, личности многогранной, неординарной и популярной в Киеве не только тем, что она - единственный отпрыск замечательного дирижера, а именно как замечательный экскурсовод.

С нашим набором ей и повезло, и не повезло. Дело в том, что стержнем  группы были технари, т.е. люди, не очень склонные верить на слово, а до противности дотошные в мире цифр, дат, цитат. Лена же была вольной дочерью эфира, экспрессионистом экскурсоведения  – и в самом деле, кто это  тебя станет уличать в неточности даты или цитаты, главное не в этом! Неоднократно я была свидетелем блистательного эпизода: Лена рассказывала о том, как молодой Пушкин поочередно был увлечен всеми дочерьми славного генерала Раевского, особо юной Марией Раевской, и декламировала будто бы Марии посвященную элегию «Редеет облаков летучая гряда». Дело даже не в том, что  комментарии академического издания Пушкина адресатом называют не  Марию, а Екатерину Раевскую, - посвящения вообще дело темное. Главный фокус был в чтении элегии. Гарантировалась точность первых двух строк: «Редеет облаков летучая гряда. Звезда печальная, вечерняя звезда!», и двух последних: «И дева юная во мгле тебя искала И именем своим подругам называла». Между ними шла феерическая импровизация на тему Пушкина. Отмечу, что импровизация слуха не оскорбляла.

Нам все завидовали, – раз в неделю мы собиралась не в официальном помещении политехникума связи, где слушали общий курс лекций, а у Лены, на самом верхнем этаже старого дома на улице Ивана Франко. Это была большая квартира Лениных родителей. Прекрасная -  под потолок - библиотека с редкостным уже в то время полным Брокгаузом и Ефроном. Сам хозяин отсутствовал - он работал в Казани. Дом был запущен, с какими-то плохо освещенными закоулками, что придавало ему некоторое даже очарование. Пахло собакой – милейшей души доберман по имени Чарли очень скоро нас полюбил, встречал радостным лаем и, обильно слюнявя, лез целоваться. В большой комнате, слегка накренясь, стоял рояль, - одна нога у него была сломана. На крышке рояля лежал великолепный слепок с рук маэстро, то ли бронзовый, то ли выкрашенный под бронзу гипсовый.

У нас собралась классная группа,  которая и посейчас сохраняет душевную связь, и это тоже в некотором роде заслуга Лены, за что ей большое спасибо. Мы были призваны, чтобы подготовить экскурсию «Пушкин и декабристы в Киеве», за что и были  прозваны остальными курсантами «декабристами». Строго говоря, «декабристов» было только двое, остальные – «декабристки». Когда на наши празднества декабристка Света Кишко стала приводить своего мужа Жорика, он говорил: «Я себя чувствую, как жена декабриста в Сибири». Жорик служил артистом театра Русской драмы и ему были интересны наши капустники, которые мы, со стихами и песнями, по всякому поводу устраивали. Мне даже выпала честь поиграть на гитаре самого маэстро Рахлина. Гитара была семиструнная и ее пришлось перестраивать под шестиструнку. Про самого маэстро Лена рассказала замечательную историю. Будто бы перед войной Натан Григорьевич отдыхал в писательском доме отдыха и там же среди прочих великих был Алексей Толстой. И будто бы наблюдательные люди заметили, что советского графа кормят не так, как всех. И тогда маэстро сказал: «Если бы меня кормили, как Алексея Толстого, я бы писал, как Лев».
 
Во всякой профессии  существует свой фольклор. Конечно, в первую очередь достоянием смотрящей телевизор и почитывающей книжки публики становятся актерские и писательские байки, – от устных рассказов самих носителей  фольклора  до сборников «Писатели (музыканты, актеры, физики) шутят». Известно, что даже строгая Анна Ахматова любила выступить в этом жанре и всегда спрашивала: «Я вам еще не ставила эту пластинку?» – рассказы эти так и называла – «пластинками». Это были мелочи жизни, остроумные побасёнки, до которых все так охочи. Будут и в моих воспоминаниях побасёнки, и я заранее прошу прощения у действующих лиц этих рассказов, о которых  пишу без их на то разрешения.

Помещалось наше Бюро экскурсий и путешествий в оригинальном строении в самом начале улицы Ярославов Вал. Дом венчала башня с острым шпилем и своим силуэтом он напоминал средневековый замок. Скупые справочные сведения об этом доме, построенном в конце ХIX-го века, содержат интересную информацию о его владельцах, среди которых недолго был и знаменитый "сахарный король" Лев Бродский. В советские времена дом, разумеется,  национализировали и частично отдали под учреждения. Это сооружение внешне почти не изменилось. Оно  и ныне остается замечательным образцом архитектурной романтики, едва ли не первой ласточкой киевского модерна. Романтически настроенного человека все в нем поражало: и арочная подворотня, и узкие стрельчатые окна, и монстры-стражи, притаившиеся под сводом и делающие дом этаким киевским Нотр Дамом. А когда вы ступали за порог  замка-дома, то сразу же  в глаза бросалось выложенное плиточками на мраморном полу классическое латинское приветствие - Salve! Здравствуй! И я, входя в этот дом, всегда мысленно отвечала: «Здравствуй!»

Платили нам за экскурсии очень смешные деньги - если мне не изменяет память, 1 рубль 78 копеек за академический час. Четыре таких часа по неопытности и нежеланию халтурить выматывали. Но охота ведь пуще неволи. Мне лично это занятие доставляло удовольствие и сие обстоятельство каким-то мистическим образом действовало на моих слушателей. Со временем у меня появилась некоторая экскурсоводческая репутация. Меня специально заказывали (в старом смысле этого слова, сегодня  это произнести страшно!) какие-то институты и интеллектуальные предприятия. Случались накладки - однажды пришла я на такую специально заказанную экскурсию, а вместе со мной появилась еще и штатный экскурсовод. У нее - приоритет. Публика, собравшаяся специально «на меня», не желает штатную тетеньку. Тогда я договариваюсь так: она получает путевку и оплату, а я веду экскурсию. И приглашаю ее ехать с нами. Нужно сказать, что тетеньку эту я однажды слушала. Она вела экскурсию «Литературный Киев» и, приведя группу на Байковое кладбище, торжественно объявила: «Тут похоронена вся украинская литература». И на этот раз она не обманула моих ожиданий. В конце моей экскурсии, растроганная, она вернула мне путевку и сказала: «Замечательно! Сплошные блёстки и пёрлы, блёстки и пёрлы!»

Так я и решила назвать свои воспоминания.