Блёстки и пёрлы послесловие

Клавдия Лейбова
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО ЭКСКУРСОВЕДЕНИЯ

Дом, где я теперь живу, стоит на Берлинской площади. Мы, избалованные гигантскими просторами нашей Родины, привыкли к тому, что площадь - это нечто обширное, до середины чего редкая птица вряд ли долетит. А в Европейских городах площади бывают поразительно маленькими. Такова и моя Берлинская. Ее трудно определить как площадь, разве только когда на ней бушует рынок с каруселями. Еще в канун Рождества на ней устанавливают елку. Через ночь-другую нижние ее ветви исчезают – вероятно, идут на украшение интерьеров наших соотечественников, обильно вокруг этой площади проживающих. По этой же демографической причине с годами украшение этой елки становилось все скромнее и скромнее, покуда не исчезло вовсе. Но елку ставят…

Этот маленький городок находится в получасе езды от бОльшего, но тоже не очень большОго Дюссельдорфа, как по меркам людей, привыкших жить в городах с многомиллионным населением. Славен наш городок чудными озерами. Большое озеро называется Gruener See, т.е. Зеленое,  а меньшее - Blauer See, т.е. Голубое. «Голубое и зеленое»… так назывался рассказ незабвенного Юрия Казакова...
Озера окружены роскошными парками. Как-то так распланированы они, что, гуляя вокруг озера, попадаешь попеременно на солнце – при его наличии – и в тень. Наверное, не случайно так получилось, и не такой уж сумрачный пресловутый германский гений, - думает о людях, которые по паркам этим гулять будут.

Вокруг Зеленого озера и по дорожкам парка ходят, бегают, ездят на велосипедах и стар, и млад. Кто для здоровья, кто для удовольствия. Загорают, купаются в неразрешенных местах, «грилят», отдыхают в хорошую погоду целыми компаниями.

Голубое озеро небольшое, расположено в кратере невысокой горки, напоминает мне украинское озеро Синевир. Видите, даже и названия похожи.

Я  живу в окружении гениев. Они толпятся, разбегаются, пересекаются под разными углами, идут параллельно, чтобы встретиться где-то в бесконечности, - в виде больших и маленьких улиц и переулков. Почему-то это, в основном, имена великих мужей и жен науки, осчастлививших человечество всякими полезными или на первый взгляд бесполезными открытиями – вроде теории относительности. Они будоражат меня воспоминаниями о знаниях, не зря же в школе и институте приобретенных  – Лиза Метнер, Генрих Герц, Отто Ханн, Макс Планк, Роберт Кох, Альберт Эйнштейн… Как-никак, три Нобеля простерли свои территории вокруг моей Берлинской площади. А в тылу нашего дома я однажды увидела малюсенькую улицу Стендаля. Расступитесь, высоколобые умники и синие чулки - повеяло романтикой! Пармская обитель, Красное и Черное, прекрасный и ужасный Жюльен Соррель… Какие мысли терзали бедного молодого Анри Мари Бейля, бредущего бесконечными снежными русскими просторами с остатками Наполеоновской армии? Переживания солдата разгромленной армады, бывшей прежде непобедимой, крах честолюбивых юношеских мечтаний, осознание реальной возможности небытия, жалость о многом, чего не свершил -  не эти ли обстоятельства и превратили его впоследствии в Стендаля, тонкого знатока истории, живописи - и  человеческой души?

Тут я останавливаюсь, прикусываю язык, хватаю себя за руки, потому что не за тем же я вышла в эту дорогу, чтобы провести бесполезную экскурсию по моим случайным окрестностям, которым дали свои имена люди, никогда здесь не бывшие. Но, вероятно, бацилла продолжает сидеть внутри, экскурсовод так уж устроен. Особенно русский. (Очень не хочется писать «русскоязычный»)…

Однажды я решила посетить экскурсию по Дюссельдорфу с немецким гидом. Я не пошла с первым попавшимся, мне посоветовали определенного человека. Полуторачасовая прогулка по городу была небезынтересной,  но какой-то неодушевленной, вернее – недушевной. Когда-то нам примитивно объясняли принцип действия нейтронной бомбы так: она уничтожает все живое, оставляя все неживое. Вот это и был город после нейтронной бомбы – почти ничего живого, а если в рассказе имели место люди, то, скорее, - имена.
Такая же лапидарность была и в экскурсии по Ницце.

Наша русская школа – иная. Наш экскурсовод себя и слушателя не жалеет, грузит датами, цифрами, сюжетами, и при этом в сюжете этом часто находит место для собственного присутствия.

Мы ехали в Брюгге, и русский гид давал дорожную информацию в таком роде:

- Однажды (следует дата) Дюссельдорф посетила Маргарет Тэтчер.
Город так ей понравился, что тетя Рита просто обалдела.

Или, рассказывая печальную историю королевы  Хуаны, прозванной Безумной, сочувственно комментировал:

- Ну, совершенно сумасшедшая тетка была, крыша поехала от ревности.

Такое вот проникновение в ситуацию и эпоху. По дороге гид сидел спиной к салону, и я вообразила, что это молодой человек, не очень ведающий, что творит. Ничего подобного – мы приехали, вышли из автобуса, и я увидела крепкого дядю в возрасте. Просто со всеми этими Хуанами и Маргаритами в процессе многочисленных рассказов он сроднился и говорил о них, как о близких людях. А чего там!

Вспоминаю поразительное впечатление от экскурсий в Израиле. Начиналось совершенно анекдотически. Одесская женщина Броня стояла у входа в автобус, как вратарь на воротах во время ответственного международного матча. В руках она держала список граждан, отправляющихся на экскурсию.

- Циля Рубинчик! – взывала она.

Нет ответа.

- Циля Рубинчик из Свердловска!

Никакого движения.

- Музыкальный работник Циля Рубинчик из Свердловска! – списком огласила Броня.
- Я здесь, я здесь!

Запыхавшаяся пожилая дама протиснулась в автобус и села на первое сиденье. И тут мы поняли смысл выстроившейся очереди и персонального оглашения  граждан. Ну, конечно, никто не хотел сидеть на задних сиденьях, на колесах, около туалета.

- Девушка, я должна сесть спереди, мне сзади тошнит.
- Всем сзади тошнит. Спереди сядет тот, кому лучше тошнит. И тот, кому после шестьдесят. Вам после шестьдесят? Не выглядите…

Дело было в чудном городе Хайфа, группа отправлялась на экскурсию по большому маршруту, в том числе и в Иерусалим. Прелюдия не предвещала ничего хорошего, и тем приятнее было то, что мы потом увидели и услышали.

Экскурсоводом была очень милая молодая женщина из Ленинграда. Это была ее профессия, к тому же в Израиле она окончила соответствующий факультет в университете. Строгость, выверенность, интересная информация, хороший русский язык, отлично разработанный маршрут, логические переходы от эпизода к эпизоду, - это давало ощущение цельности рассказа и даже складывался некий сюжет. Экскурсия была выстроена по тем принципам и основам, которым учила нас Лена Рахлина, и потому  еще воспринималась очень приятно.

Говорят, самые большие любители путешествовать – японцы. Но и наши люди, дорвавшись  до возможности поездить, посмотреть и послушать, делают это с большим рвением. Наверное, дали бы японцам фору, будь у них денег побольше.

Я скучаю по тому времени, когда водила экскурсии по Киеву. Думаю, при достаточном упорстве и желании можно было бы и здесь попытаться выйти на какую-нибудь тему. Но я точно знаю, что места, по которым я водила бы экскурсии, мне в первую очередь нужно полюбить. Может, в этом сказывается мое «любительство» в этой профессии, может, такая моя персональная особенность. А прогулки свои по Киеву вспоминаю с ностальгическим удовольствием. Что поделаешь, эта река унесла уже  воды свои…

«Так отчего ж до сих пор этот город довлеет Мыслям и чувствам моим по старинному праву?»