Я много раз была абитуриенткой. Но сейчас не вспомню, во что бывала одета, на какой из абитур. А вот это платье – помню: темно-коричневое в белый горошек. Мне про него всегда напоминает одна из моих лучших подруг. Она часто рассказывает кому-нибудь, как мы с ней познакомились. Как-то много новых людей последнее время.
И, клянусь, это самое лучшее воспоминание обо мне, которое я когда-либо слышала! Пересказывать не буду, как-то нескромно… Поверьте на слово... Моя мама просто прослезилась, я сама всегда трогаюсь почти до слез. Такое чувство нереальное, как будто смотришь на себя в кино, и удивляешься: до чего ж хороша!
Мы познакомились на абитуре, на которую обе попали по недоразумению. Я хотела любой ценой свалить из дома. Она не хотела. Папа хотел. Она уступила папиной просьбе.
Она тут же вышла замуж, за одного моего друга, и я даже много лет считала, что дружу с ним и его женой. Разобрать было трудно, потому что ездили всегда «к ним», звали обоих по фамилии и во множественном числе. Они оба очень классно пели, ее муж играл, и это был дуэт «форевер». Через год она родила, а еще через полгода проводила мужа в солдаты.
Меня штормило, в поисках не знаю уж чего, из города в город. И в Питер занесло уже где-то года через полтора. Расспрашиваю обо всех, и вдруг узнаю, что Наташка все там же. Не у своих родителей, не у его родителей. В общаге. Одна. Работает. Ребенок в яслях. Я, с замиранием сердца, поехала. Уж не знаю, чего я боялась увидеть, но то, что увидела, меня ошеломило: молоденькая, тонюсенькая, веселая, агрессивная, ребенок здоров, новый диван и холодильник в кредит, на столе какие-то чертежи и учебники. Утром я, затаив дыхание, наблюдала, как кроткая мама осторожно надевает колготки на большеглазое чудо, которое медленно просыпается под «Зарядку для хвоста».
Потом я бывала у них часто, и мы пели в душе на втором этаже: потолки - три с половиной, акустика обалденная! Вместо аккомпанемента – шум воды. Че мы там только не пели! Хипуша, вечно убегающая от взрослой жизни, и юная мать, с ходу принявшая бой.
Я родила, когда ее ребенок уже вовсю читал. Когда мой ребенок начал читать, нас уже разделяло две тысячи километров и граница, перестройка, безденежье и ни одного шанса на встречу. Шанс появился в эпоху малиновых пиджаков и патовой ситуации в личной жизни, пиджаки выписали командировку, я воспользовалась. В первый же вечер сорвала голос, и не удивительно - десять лет без тренировки.
А они были все тот же дуэт «форевер», только песен стало - больше, голоса – звонче, а дружба - крепче . Пели уже не в душе. Они за это время получили квартиру, и акустика там была тоже подходящая. Ребенок вырос в очаровательного подростка, безымянную гитару сменил именитый Фэндер. Дом, как раньше был полон гостей: пили, курили, говорили, пели, читали стихи. В ночь с пятницы на субботу в этом доме жила хиповская юность.
«детям рок-н-ролла хватит демидрола,
чтоб окунуться в сюрреалистичное кино»
В субботу утром становилось заметно, что жили скудно. Интерьер обшарпан, я с трудом узнала в диване, на котором спала, того красавца, что я видела у Наташки пятнадцать лет назад. Что вполне соответствовало духу папаши-хипаря. Но не могло радовать его жену. Ничью жену. Тем не менее, моя легкомысленная судьба, сделала еще один зигзаг. Она вспорхнула и полетела за юностью. Через месяц я уже жила в Питере.
Наташка работала все там же. И это меня снова ошеломило. Она очень рано вставала, и, очень поздно ложилась, в связи с бесконечными ночными бдениями. В пятницу вечером она казалась счастливой, по субботам ее усталость становилась очевидной. У нас было пол-дня до обеда по-девчачьи пощебетать, пошушукаться, посплетничать, пока не проснется папа. И все-таки хипуша побеждала подружку. Я, по прежнему, была убеждена, что дружу с ее мужем. Была убеждена в этом и тогда, когда они начали, наконец, разводиться, и друзья стали делиться, как это всегда бывает, на тех, кто за нее, и тех, кто за него. Я была за него.
Я была за него настолько, что через какое-то время он завалился на мой диван. Так что Наташкин первый муж, был моим вторым мужем. Я, правда, прошла эту школу значительно быстрей, всего за три года. По понятным причинам, мы с Наташкой не виделись все это время. И когда мы с ее первым мужем безобразно разошлись, и я попала в оч-чень – и- оч-чень трудное положение, на помощь пришла… Наташка. Она и ее второй муж. Они меня напоили, накормили и дали в долг. Могли ведь и не дать. Хипари не дали.
С тех пор я знаю, с кем дружила все эти годы. Что так притягивало в доме, где жила моя хиповская юность. Кто согревал этот дом. Кто его хранил. Еще я много думала о веселых людях, и об их сердитых половинах, и пришла к выводу, что в семье всегда более сердит тот, кто больше любит. Кто думает обо всех, на ком ответственность. И веселье - это только тогда, когда кто-нибудь сердитый подумал обо всех, позаботился, предусмотрел, просчитал, заработал, принес, подогрел, в рот положил, чуть ли не разжевал. С тех пор я не считаю себя хипушей. Считаю, но бывшей. Я думала, что нашла в них любовь, дружество, духовное родство, а оказалось – только веселье. И еще оказалось, что мне совсем не этого нужно.
Оказалось, что я искала любви. Теплой, строгой, родительской, Наташкиной. Ведь это очень здорово, когда кто-то думает о тебе всегда, как о родном, как о ребенке: жив ли ты? не голодаешь ли? не гонят ли тебя с квартиры? есть ли у тебя деньги? не обижают ли? Когда этот кто-то спасает твои вещи от разора, организует переезды: вещей, и тебя, в случае нужды, бранит, но спасает, и организует. «Приезжай, Сашка спонсирует!», - как-то так теперь. Любовь – это мера ответственности. Или ответственность - мера любви. Для меня – так.
Теперь мы ходим в баню по субботам. Сашка подсадил. Сашка, ну, понятно уже, Наташкин второй муж. Два раза в месяц собираемся, чтобы покраситься и потрепаться - муж не препятствует. Иногда присоединяется. Он классный. Он покупает ей польта, сапоги, люстры, у них красивый новый диван и голубая мебель на кухне.
Теперь у Наташки отбой в десять. Она много спит. И они так и ходят за руку на работу и с работы, как последние десять лет. У него - кодекс чести, очень жесткий, и очень мужской, и очень похожий на мой. Наверное, поэтому мы дружим. Он страшный гордец, и поэтому с ним трудно, особенно Наташке. А еще он ее любит. А она – его. А еще они любят меня…, понятно, после своих детей, и Милки. Ну, получается, что я последний и любимый ребенок, типа того.
А еще у них дом в Хотилицах, смешная машинка, мотоцикл и они строят баню. Я там тоже была. Там очень здорово! И если у меня хватит сил, я тоже куплю там дом. Наташка обожает рыбалку, я – не очень, я больше позагорать, но это и не важно. Там еще ягоды и грибы, и орехи, и огород, и сенокос. Там тихо. Просто глушь. Даже телефон не берет. Туда и не добраться никак. Мы купим козу. Наташка, правда, хочет корову. Будем чего-нибудь колотить. Это нам нравится обеим. Сашке больше нравится строить новое. Значит, будем строить новое.
Что еще нужно, чтобы встретить старость? Скажи, Наташка? С Днем Рождения! Я тебя люблю!