Я люблю старушек.
К старикам спокоен, а старушек люблю
Странно вообще-то. У бабушки в подругах были Лёля, Лена и Ирина. Все они по молодости очень хотели отбить моего деда или хотя б просто переспать с ним. Когда дед умер, окончательно подружились с бабушкой. Они с ней – да, она с ними - нет. Помнила. Допускала до себя. Ну и на мне отразилось. Я тоже разве что бабу Лёлю выделял, а остальных не привечал.
Странное это чувство приязни возникло позже.
После службы в армии, я твердо решил бросить карьеру физика ядерщика и переквалифицироваться в служители Мельпомены. Судьба(Не)Счастливцева меня не устраивала. Таланта режиссера я на тот момент в себе тоже не ощущал. Критиковать письменно не любил, и сейчас, к слову, тоже предпочитаю любой писанине аперкот. В ЛГИТМиКе, на театроведческом факультете обнаружилась странная кафедра – экономики, управления и планирования театрального дела. Хрень редкая - "Мы готовим будущих антрепренеров на научной основе!". Мне эта хрень очень подходила. Я любил знать понемногу обо всем, был очень коммуникабельным, умел поддерживать беседу с дворником и академиком, так что б им было интересно. Более того я умел так вести разговор между ними, что им становилось интересно друг с другом. Все эти печки-лавочки толкали меня, если не за кулисы, то, как минимум к театральному буфету.
Однако солдатом я был плохим, из армии меня отпустили очень поздно, и поступать куда-либо оказалось возможно лишь следущей весной.
Я остался числиться на свеом физическом факультете, куда и заходил раз в месяц за стипендией – как отслужившему срочную службу мне ее платили вне зависмости от успеваемости. Свободного времени оказалась куча. Подсуетившись, я устроился охранять склад с какими-то фантасмагорическими чугунными болванками - ночь через две, а в остальное время немножко играл в студенческом театре и немножко подрабатывал в странном одном кооперативе...
Хозяйку конторы звали Лида. Жила она у метро Василеостровская, в квартире под табличкой «Семенов-Тянь-Шанский» и являлась его правнучкой. Наверное дворянкой. По крайней мере так выглядела. А еще она была инженером в мамином НИИ, только чертить никому ненужные чертежи ей надоело, а частную трудовую деятельность уже позволили, вот она и...
Кооператив назывался «Забота».
Любая старушка могла заказать нашу услугу. За два рубля к старушке приходил я и, составив вместе с заказчицой список необходимого, шел в магазины за покупками. По пути я сдавал бутылки, выбрасывал мусор. Вернувшись пил чай. Слушал всякие истории. Иногда про блокаду, иногда про дореволюционные гимназии. Мои старушки часто были одиноки и всегда немолоды.
Продуктов я обычно приносил на неделю - дней на десять. Вообще-то закупка по таксе не должна была превышать восьми килограм, но я безменом не пользовался, а в походах легко таскал двухпудовый рюкзак, так что дорого старушкам не казалось.
Вот только заработать на них не получалось.
В газете «Вечерний Ленинград» появилась заметка про наш частный собес. Упомянули и бабушек. Реклама получилась, денег не прибавилось. Тогда кто-то предложил расширить спектр услуг, внеся в него мытье полов и окон.
И тут я обнаружил в себе талант. Особенно на окна. Получалось около трешки-пятерки за две рамы, в зависимости от размеров.
Больше я со старушек денег не брал.
Теперь к своим четырем подшефным я забегал просто так. Выполнял те же несложные обязанности. Кассирши и продавщицы ближних магазинов меня знали. Знали и причины частых визитов: изредка я появлялся с бабушками. Большинство кассирш и продавщиц меня уважали. Выбирали что получше и, честно говоря, я пользовался их приязнью и в корыстных целях.
Только вот за водкой и портвейном ходил теперь в другие места. Чтоб не испортить впечатление.
Зиму 87-88 мы пережили. С осени я начал учиться в театральном. Времени на добрые дела стало меньше. Правда и число бабушек не росло. Наоборот. Первой ушла моя собственная родная. К остальным я заходил еще но все реже. Окна в городе тоже чище не становились.
До сих пор у меня есть книга воспоминаний Брянцева, рецепт сырных палочек и маленькая дореволюционная куколка. Рассказы старушек. Имена их уже позабыл.
Вот с тех пор, наверное, я и полюбил пожилых дам. Они очень хрупкие, но надежные. Они очень добрые, но колючие. Они очень ненадолго, а им еще столько хочется сказать...
Все старушки волшебницы – так я говорю своим детям. Все волшебницы могут благословить. Могут наверное и проклясть, но я их люблю, и поэтому те кто не очень добрые просто молчат, поджав губы, когда мы с моими отпрысками, здороваясь и желая хорошего дня, проходим мимо.
Хотя если честно, я думаю что за нашими спинами и эти сердитые бабушки украдкой улыбаются и шепчут добрые заклинания...