Ко?

Вероника Рэй
Нам и кошке  по тринадцать. Тринадцать страстных, безрассудных, безнадежных, безбудущных… Все эти годы нам виртуозно удавалось маскировать «без». И мы даже сами поверил в это – завели кошку. Общую, одну на двоих, которых вдвоем никогда не было,  и быть не могло. Но мы придумали, что мы есть и, вот,  завели кошку. Кошка была наша и , неожиданно, проявила черты породы – русской голубой- и стала охранителем дома. Охраняла дом и нас, и наших ещё не родившихся детей, и уже родившихся – пробиралась в ноги детской кроватки и бдела, навострив уши, несмотря на запреты и наказания.
Кошка была олицетворением нашей выдуманной будущности. Ты – создавал видение, я – любившая беззаветно- верила,  и наше эфемерное  для всех и вся счастье,  было для нас  осязаемым, чувственным, воплощенным в наших детях, уютно мурлыкавшим под боком.
Мы все любили нашу кошку. Мы любили её преданность – стоило заболеть,  и она прижималась своими целительными боками и мурчала резонансом выздоровления. Мы любили её самоотверженность – сколько раз она кусала нас за слёзы наших детей. Мы любили её веселье – наш хохот до упаду,  над её прятками под покрывалом кровати.
Но в один обычно-обещающий день ты не пришел. Мы с детьми ждали, разогревали ужин, всматривались в сумерки окон, волновались, звонили – ты онемел. Тебя не было ни завтра, ни послезавтра… Ты объявился через месяц. Кошка лежала на полу, под батареей. Четыре недели назад я перестала спать, а две недели назад кошка перестала есть. Ты пробыл один час и даже не  снял пиджак. Дети радовались и спешили показать тебе пятерки. Ты выдал им по пятьсот рублей и сообщил мне, что тебя покормили. За прошедший месяц мне уже стало известно кто и где тебя кормил и не только. Ты ушел…  Это было…, но не больно. Я знала, что рано или поздно это произойдет. Но лелеяла надежду…  Кошка – не знала. Сегодня я, наконец-то, доехала до ветеринара. Надежды нет. Кошка обречена. Кто обречен? Кошка?