Мраморную тишину парадного вестибюля Тихоокеанского высшего военно-морского училища им. С.О. Макарова нарушил цокот дамских шпилек. Молодая высокая и эффектная женщина с уверенным лицом профсоюзного работника смело прошагала по «Розе ветров». Рядом с ней немножко запаздывая, просеменили стройные ножки такой же высокой, но еще совсем юной девушки. Синий профиль костюма-миди и желтое пятно мини-юбки явно не гармонировали с белыми колонами и напольной мозаикой центрального прохода. Курсант с четырьмя золотыми галками и повязкой «Рцы» на рукаве, в белоснежных перчатках и штык – ножом на поясе недовольно поморщился от такой беспардонности, а часовой у знамени, замерший с карабином в скульптурной неподвижности, позволил себе только закатить от удивления глаза.
- Помощник дежурного по училищу!.. – негромко, подчеркивая тишину и порядок не по военному, словно в музее, представился курсант и вальяжно козырнул. - Вы к кому?.
- Мы?!.. - Женщина изящным движением холеной руки поправила красиво уложенную прическу «Хала», последний шедевр советского парикмахерского искусства, прозванную так если не в честь, то уж точно за подобие плетеным хлебным батонам, и вызывающе скользнула по невысокой фигуре курсанта сверху вниз.
.- К самому старшему вашему командиру!..
Девушка, также подражая женщине, стрельнула глазами и на мгновение, снисходительно задержав взгляд на белых перчатках курсанта, демонстрирующего свой исключительный аккуратный внешний вид, гордо отвернулась.
- Дежурный по училищу капитан первого ранга Лапшин, - с растяжкой, подчеркивая вежливость и внимательность, наклонился над всеми двухметровый офицер, словно колодезный журавль над пустыми ведрами. – Вас ждут, будьте любезны, проследуйте за курсантом!..
При этом офицер медленно, как это зачастую получается у очень высоких людей, стараясь случайно и неуклюже не задеть нижестоящих, выдвинул длинную жердь руки в сторону парадного трапа. Женщина в замешательстве вскинула голову, посмотрев далеко вверх на фуражку и, на мгновение растеряла свою недавнюю уверенность.
Уже поднимаясь по трапу, она еще раз с любопытством оглянулась на офицера.
- Какой высокий мужчина!?.. – прошептала она, словно спросила у сопровождающего, вновь внутренне собираясь и принимая прежний уверенный вид.
- Да нет, он просто на ходулях!.. Любят они упражняться… - с деланным равнодушием промолвил курсант, умышленно вышагивая позади и сопровождая изгибы дам любопытным взглядом.
- Это как, на ходулях?.. Зачем?.. Странно как-то..., - женщина продолжала рассуждать вслух, не скрывая любопытство.
- Да, мы уже привыкли. Доктора наук, у них свои прибамбасы!..
- Ничего себе, - дама искоса взглянула на девушку, которая чувствуя спиной внимательный взгляд, демонстративно одернула мини-юбку.
Перед кабинетом начальника факультета курсант остановился и жестом, приложив палец к губам, призвал к тишине.
- Вот, пришли!.. - и с такой же тихой вежливостью, как и при первой встрече, когда дамские каблучки нагло простучали по «Розе ветров» доверительно прошептал, - Только, пожалуйста, не кричите громко, Папа этого не любит!..
Женщина растерянно, но одновременно снисходительно склонила голову набок, посмотрела на курсанта, словно не зная как реагировать, и решительно взялась за большую медную и надраенную до золотого блеска массивную ручку двери...
Если люди похожи на братьев своих меньших в зависимости от внешнего вида и характера, кто на воробья шустрого и неутомимого благодаря своей вечной суете, кто на питона своей медлительностью и превосходством, то начальник факультета однозначно воплощал всем своим видом здоровенного бойцовского пса. Уверенный в своем могуществе капитан 1-го ранга Преверенда Виктор Николаевич или как его называют курсанты Прев за грозность, а Папой за тотальное внимание и заботу, к визиту гостей был готов. Когда дамы оказались на пороге его просторного кабинета, он по-отечески небрежно махнул рукой курсанту, – «Проваливай!..» и поднялся над ними горой своего необъятного грузного тела. Сочетание мощной возвышающейся фигуры и огромного дубового стола на толстых резных опорах внушало какую-то пугающую прочность, надежность и хозяйское спокойствие. Каперанг улыбнулся прибывшим добрейшим бульдожьим лицом, и женщина на некоторое время вновь растерялась и замерла. Скрывая свое замешательство, она любопытством уставилась ему под ноги, словно желая увидеть что-то скрываемое. Офицер терпеливо и выжидающе смотрел на обоих.
Глаза его улыбались, демонстрируя доброжелательность, но большой нос, словно приплюснутый картофельный клубень, выдавал их обманчивую доброту. Лицо, когда-то испещренное оспой, не располагало к симпатии и, несмотря на ласку, которую он выжимал словно сок из замороженного банана, от взгляда женщины не смог скрыться властный характер большого начальника. Она мысленно сравнила его со своим лощенным и наодеколоненным директором горпромторга не в пользу последнего.
Наконец, когда пауза затянулась, офицер не выдержал и, сопровождая взгляд женщины, вопросительно посмотрел себе под ноги.
- Что-то, извините, те так?..
- Да нет, все у вас хорошо!?… - женщина произнесла, скрывая раздражение, как особое мнение на профсоюзном собрании.
- Прошу Вас, присаживайтесь, - сдержанно проговорил каперанг, приглашая гостей.
Когда гости процокали каблучками вглубь кабинета, он еще раз озабоченно посмотрел себе под ноги и машинально шаркнул рукой по брюкам, незаметно проверив состояние пуговиц на ширинке.
Словно поддерживая друг друга, как близкие подружки, дамы прошли к шеренге стульев, вытроенных вдоль стены, всю площадь которой украшала карта мирового океана, будоража взгляд синими переливами глубин и линиями изобат.
Убедившись в спокойствии но, все еще тревожась за сохранение оного, офицер осторожно расположился за столом напротив, но словно спохватившись, грузно и неуклюже встал, отчего жалобно скрипнул паркет, тревожно всколыхнулся стол и сдвинулся со своего места чернильный прибор. Резко шагнул к дамам и легко, словно пушинку, выхватив из плотного ряда стул, присел рядом. Женщина, интуитивно почувствовав напор, отодвинулась и слегка смутилась.
- Я Вас внимательно слушаю и, если можно, по сути!.. – голос офицера продолжал фальшивить.
Всем своим видом он давал понять, что готов выслушать самую нелицеприятную правду, которой, по его мнению, нет даже на небесах.
Женщина внимательно посмотрела ему в глаза и сказала просто, но с нескрываемым вызовом.
- Ваш курсант обесчестил мою дочь!.. – и, пользуясь паузой, пока офицер задумчиво переваривал сказанное, уже добавила, как приговор, - Ей, между прочим, еще семнадцать!.. Требую призвать обидчика к ответу!!!..
Каперанг склонил свою большую голову и выдавил с театральным негодованием.
- Как фамилия негодяя?!.. Если это так, то мы его призовем!..
Слово «призовем» прозвучало как «расстреляем», убедительно и емко.
- Ну, говори уж, тут люди взрослые!.. Уж что случилось – то случилось… - Женщина обратилась к девушке с легким материнским вздохом, обозначая на красивом лице тень безутешности и сожаления, и слегка подтолкнула дочь локотком.
Девушка смущенно опустила глаза, но от толчка вдруг выпрямилась и, как бы поддерживая материнский протест, выпалила скороговоркой.
- Лачинов!.. – и словно о чем-то сожалея, через небольшую паузу, с легкой растерянностью добавила, - и Новоселов?..
- Это как же так, дочка?!.. Офицер идеально держал ситуацию в своих руках, но в данном случае немного растерялся и, уже не скрывая на лице легкой иронии, слегка наклонился к дамам.
- Э-э… Кхе, извините, конечно, но желательно бы уточнить фамилию!..
- А вот и так!..- уже с большей уверенностью продолжила девушка, - На ремне написано Лачинов, а на фуражке, внутри – Новоселов...
- А она, между прочим, ну, должны понимать, в каком положении… - решила как-то исправить растерянность дочери женщина и с надеждой посмотрела на офицера, - Я очень надеюсь на Ваше понимание, нужно призвать обидчика к ответу!.. Извините, э-э, как Вас величать?..
- Виктор Николаевич...
- Так вот, Виктор Николаевич, дело конечно молодое, но так не должны поступать будущие офицеры!..
Озадаченно откинувшись на спинку стула, каперанг сочувственно, как-то по-отечески посмотрел на девушку, украдкой не без любопытства скользнул взглядом по ее тонкой талии и, предчувствуя нарастающий, как вулканическая лава монолог женщины, вопрошающе проговорил.
- Ну, а скажем так…. По фотографии узнаете?!..
- Да уж не ошибемся, надеюсь!.. – в голосе дамы почувствовалась ирония с нотой возмущения, словно ей предлагали усомниться в том, что она сама женщина.
- Н-да, дело серьезное!..
Виктор Николаевич медленно опустил свои большие ладони и хлопнул по коленям, словно приглашая всех к спокойствию и предлагая единственный компромисс.
- Ну, что ж, значит так, завтра утром мне предоставят личные дела, все фотографии курсантов и мы проведем опознание. Согласны?!..
Женщина с достоинством посмотрела на офицера. Ей непременно хотелось продолжить разговор, но большой начальник резко поднялся, и от его недавней демонстрации простодушия не осталось и следа. Перед ней уже возвышался большой мужчина и властный морской начальник, не терпящий никаких возражений.
- Имейте в виду, мы это так просто не оставим!.. – женщина решила максимально воспользоваться предоставленной паузой, - Если не разберемся здесь, то найдем дорогу и до товарища Ломакина!.. Я мать, Вы должны меня понять, Виктор Николаевич?!..
Фамилия первого секретаря крайкома КПСС Приморского края прозвучала более чем убедительно и каперанг сдержанно кашлянул в кулак. С деликатностью, насколько это могло позволить общение с взволнованной женщиной, он вновь продемонстрировал невозмутимость своей бульдожьей улыбкой и, подчеркивая бесполезность дальнейшего разговора, с деловой рассудительностью продолжил, стараясь сбить нарастающий пыл.
- Не сомневайтесь мамаша. Я тоже отец, только у меня их пятьсот!.. Даю Вам слово, завтра утром этот негодяй любвеобильный будет опознан, так сказать!..
При этом он вознес свой большой кулак, и слегка раскачивая его над головой, словно угрожая кому-то, тяжелыми шагами прошагал к столу. Во всю ширину стола на большом листе ватмана красовался график. В разлинованных тушью квадратах аккуратным чертежным почерком с одной стороны обозначались фамилии а, напротив, в таких же квадратиках – наименование воинских соединений Тихоокеанского флота.
- Система у нас военная – все на виду и никто еще не выскальзывал... Ага, вот, курсант Лачинов на Камчатке, а курсант Новоселов в Павловске, в Приморье - проговорил он задумчиво, - Раз-бе-ремся!!!
Девушка удовлетворенно улыбнулась и с откровенной надеждой посмотрела на офицера, но была остановлена укоризненным взглядом матери.
… Когда в сопровождении того же курсанта, который на этот раз уже умышленно шел впереди, словно поторапливая дам, гости спустились в центральный вестибюль, то перед прохождением напольной мозаики девушка почувствовала его руку на своем локотке. Курсант осторожно направил ее в обход «Розы ветров». Женщина непонимающе, но послушно последовала за ними.
- У нас здесь не ходят, традиция! Только для адмиралов…
- Ой, извините, а мы и не знали!.. – женщина с удовлетворением отметила руку курсанта на локотке дочери, - А что?.. - уже тихо и, вновь украдкой оглядываясь на наблюдавшего за ними дежурного по училищу, который даже издалека возвышался над ними как крейсерская кран-балка над аварийными шлюпками, спросила.
- На самом деле он, на этих, на ходулях?!.. Вы, наверное, шутите?..
- Да какие уж шутки, - курсант сделал серьезное лицо, словно вновь сообщал тайну, - Тут у нас, понимаете, свой юмор такой!… Я же говорю – доцент... Скучно им, знаете ли, на дежурстве, вот и хохмят!.. Да мы уже привыкли....
- Все-таки, это как-то, странно… - задумчиво проговорила дама, когда курсант открыл центральную входную дверь, пропуская гостей вперед и следуя за ними….
Как только закрылась дверь кабинета, тяжелая рука начальника факультета Преверенды Виктора Николаевича так опустилась на телефонный аппарат, что тот заелозил на зеленом сукне и застонал как раненый зверек. Указательный палец нервно набирал цифры, почти не давая остановиться наборному диску.
- Руководителя практики четвертого курса 41-ой роты найти немедленно!.. - прокричал он с подвизгом и громко со скрежетом воткнул телефонную трубку на место, словно заткнул чьи-то возражения.
Капитан 2-го ранга Елисеев, сосредоточенный и спокойный как памятник на погосте уже через пятнадцать минут неподвижно стоял перед своим озадаченным начальником.
- Николай Федорович?.. – толстые и волосатые пальцы нервно барабанили по столу, - Вы в курсе, что Ваши курсанты, один из которых должен быть по всем законам географии на Камчатке, это - Лачинов, а другой, который должен быть в Павловске, это - Новоселов – семнадцатилетнюю девчонку дрюкнули…
Начальник факультета крякнул в кулак, словно извиняясь за несдержанность, и выдохнул со смешанным чувством сокрушения и юмора.
- Надули селедку, а она обиделась!.. Вот такие у нас новости…
Руководитель практики, с любопытством оглядывая карту мирового океана, улыбнулся равнодушными рыбьими глазами.
- Виктор Николаевич, извините, это не мои курсанты, а Ваши… Мы – преподаватели, отвечаем за учебный процесс и успеваемость!.. Все курсанты распределены по кораблям и нареканий пока нет. Закончится практика, будут аттестации, будут выводы….
Преверенда измерил придирчивым взглядом его внешний вид, выглаженные в стрелки брюки и безукоризненно сидящий китель. На общем фоне этот офицер всегда отличается внешней аккуратностью и каким-то шиком. Обозначая на лице легкую брезгливую снисходительность, он перевел глаза с расклешенных брюк на его непринужденную улыбку и угрожающе поднялся из-за стола.
- Понял!!!.. Вы значит учителя?.. У вас, значит учебный процесс, за дисциплину, значит, вы не отвечаете!?..- он размашисто хлопнул себя по бокам, - Вы думаете, у меня тут был визит вежливости?.. Тут у меня был черт в юбке!!! Она не только до Крайкома партии, она до генерального секретаря КПСС дойдет!.. Я таких баб знаю!.. Сразу понял!..
Капитан второго ранга Елисеев, не спеша оторвал взгляд от мирового океана, повернулся и успокаивающим взглядом посмотрел на мощную фигуру возмущенного начальника. Он, как и многие в училище уже был достаточно осведомлен о последних событиях. Новости в системе распространяются быстро, непроизвольно обрастая слухами, подробностями и даже личными дополнениями. Каждый обязательно добавит что-нибудь от себя, поставит свою точку или многоточие. К примеру, обладая информацией на уровне нескольких случайно услышанных фраз, кто-нибудь из курсантов в пересказе другим вполне может заключить: - «Да, конечно жаль мужиков, наверняка было все по согласию, да уж делу не поможешь – проходит как совращение малолетних. А это срок!..»
Выражая на лице искренне сочувствие и пропуская неприятное и даже в некотором смысле оскорбительное: «Учителя!..», как иногда преподавателей за глаза называют строевые офицеры, он с улыбкой произносит, как патологоанатом после осмотра трупа, словно снимая медицинские перчатки – «умывая руки».
- Да-а, хороший был курсант!.. Или были?.. Ну что ж, поженим, - последнее слово прозвучало как «похороним».
- Виктор Николаевич, они ведь за этим и приходили!.. Еще одна свадьба, не впервой…. У мусульман – многоженство, а у нас будет первый пример многомужья, - и уже откровенно улыбнулся, - Что-то припоминается мне подобное год назад и в этой же 41-ой роте….
- Хорошая шутка, Николай, да не в то место…. Кого-о-о женить-то, ремень или на фуражку?!.. - осознав смысл сказанного, Преверенда вдруг сам хихикнул как-то по-детски, что довольно смешно гармонировало с его внешним видом, и вопросительно развел в стороны руки.
Выпустив пар, он медленно опустился на стул и в жалкой попытке отряхнуться от нависшей проблемы, по-домашнему забубнил.
- Было дело, помню. С этим, с Антоновым – геленджикская история…. И, Вы правы, действительно, тоже из этой самой роты! Вот же жаждущие, значит им удовольствие с девками дрючиться, а нам опять разборки и сватовство. И это в лучшем случае?!..
Словно в поиске поддержки он взглянул на офицера, но вновь увидев его спокойное и равнодушное лицо, ехидно спародировал.
- Учите-ля-я, педаго-ги-и!.. В корнеплод всех!.. Но не думайте, и с Вас спрос... Всем так все просто не будет, всем будет весело!.. Время-то у нас до утра. Стоп!.. – вдруг он перешел на собственный голос, словно вспомнив что-то важное, - У нас из этой роты спортсмены еще барражируют по училищу в свободном полете!.. Найдите и опросите. Может что знают. Ребус какой-то, «по ремню – Лачинов, а «по фуражке – Новоселов»… Личные дела всей 41-ой роты завтра мне на стол, опознавать придут…. А если опознают?!.. на последнем слове он как-то стратегически хитро прищурился, словно мысленно прокручивая итог предстоящего сражения.
Разговор, а скорее мысли вслух озадаченного начальника факультета прервал телефонный звонок. Руководитель практики капитан 2 ранга Елисеев с любопытством наклонил голову, вслушиваясь в монолог по другую сторону трубки.
- Все!.. Начальник политотдела в курсе, она уже и там побывала. Вот же баба, извините, т.е. женщина... Ну-у, донжуаны – полюбил карась селедку!.. Пожалуйста, Николай Федорович, действуйте!.., - последнее прозвучало уже не как приказ, а скорее как призыв к помощи, - Да-а!.. И к отцу - командиру оповещение, передайте дежурному, вызвать его!.. Сейчас мы ему засунем ежа в штаны!..
При этом каперанг так хлопнул по прочному дубовому столу большим конопатым кулаком, отчего жалобно застонал графин и тревожно зазвенели на блюде стаканы, а с лица руководителя практики мгновенно сошла улыбка. Он словно осуждающе опустил взгляд и ретировался из кабинета.
Дальнейшие события развивались уже по всем законам детективного жанра.…
Морской многоборец курсант четвертого курса 41-ой роты Вотяков Сергей, традиционно и расслабленно опустив руки на плоскую бляху ремня, словно поддерживая ее на просторных штанах робы, направлялся в роту после очередного этапа соревнований. Он только что занял первое место в заплыве и еще находился в эйфории очередной спортивной победы. Обогнал на дорожке даже Сашку Пономарева. А это дорогого стоит, уж Сашка-то пловец сильный!.. Приказ начальника училища на законном основании позволял ему чуть-чуть поберечь свои курсантские ботинки от корабельной палубы и прочих тягот практического познания специальности. Большой противолодочный корабль «Гневный», куда он был распределен для прохождения корабельной практики уже неделю пыхтел на 33-ем причале г. Владивостока и, по его мнению, никаких колоколов громкого боя, туманных гудков и других призывных сигналов к прохождению боевых корабельных будней в его честь не подавал. Именно в этом благоухающем настроении его и остановил капитан второго ранга Елисеев. Офицер обратился с деликатностью, словно доктор к пациенту, ничего не подозревающему о своем смертельном диагнозе.
- Ну и как успехи на олимпе спортивной славы, товарищ курсант?..
- Нормально, первое место!.. – Серега, чувствуя спинным мозгом какой-то подвох, насторожился, догадываясь, что его спортивные достижения интересуют руководителя практики так же, как голодного пса девятая симфония Шостаковича.
Елисеев оригинален, зря вопросы не задает, у него на все случаи подготовленные экспромты. Каждое начало занятия или лекции по своему предмету, а именно – боевому использованию корабельных радиолокационных средств у него не нестандартно. Отметки в журнале об успеваемости специфические. Возвышаясь на кафедре и прежде чем озвучить тему, он всегда вводит аудиторию в легкую прострацию. «Итак!..» - как обычно озадачивает он курсантов с абсолютно серьезным видом. – «Всем сразу ставлю по букве «М», а у некоторых уже «МУД!.. Остается всего три буквы и мой прогноз - безошибочный, спрос на экзамене будет с особой любовью!..» Лекция продолжается, но уже с охоложенным сознанием. Все притихают, и слышится только озабоченное кряхтение, покашливание, шелест суконных брюк и поскрипывание стульев с единственной уверенностью – звонок об окончании занятий и поход в столовую на обед не отменит даже министр обороны!
Капитан второго ранга продолжает прозорливо смотреть на еще недавно расслабленного и спокойного духом курсанта, который только что мысленно витал в своем безгрешном и рациональном мире. Его искусно опускали на грешную землю. Глаза офицера выражали: - «Ну, что Вотяков, расслабились?.. А ну-ка подумайте и вспомните что-нибудь плохое и про себя!..»
- А вот, курсант Лачинов Ваш товарищ?..
- Да-а…, - растягивает Серега паузу как можно больше и запускает свою память, как легендарная вычислительная машина «Минск», – Лачинов Вовка мой товарищ, он на Камчатке…
- А Новоселов… - офицер продолжает смотреть в упор, пытаясь его в чем-то уличить, но по всем законам дознания недоговаривая о главном.
- Да что случилось-то… - Серега уже внешне нарушает свое спокойствие.
- Ты уверен?.. – продолжает пытку офицер как психолог, заглядывая курсанту куда-то за глазное яблоко.
- Отвечаю!.. – уже с самоотверженностью, но с легким сомнением, глаголет курсант и мысленно прокручивает все события роты, как минимум за последние три месяца, по его мнению, безупречные или, по крайней мере, еще неизвестные всем прямым и непосредственным начальникам и командирам.
- Да ничего!.. Шерше ля фам… - Капитан второго ранга небрежно поправляет белоснежный подворотничок на плотном вороте кителя, и словно сокрушаясь непонятливостью курсанта, загадочно его оглядывает, странно хмыкает что-то себе под нос и удовлетворенно уходит вперед, как уплывает…
Курсант Вотяков озадаченно чешет затылок и в задумчивости плетется в роту.
В спальном корпусе тихо. Второй курс в штурманском походе, третий и четвертый курс на корабельной практике. Пятого курса уже нет. Недавние «пятаки», т.е. пятикурсники уже лейтенанты. В белой парадной форме «раз», с кортиками на поясах они уже выпили свои первые бокалы шампанского на выпускных балах и сейчас лихо опрокидывают водочные рюмки на малой родине в первом офицерском отпуске, смело вглядываясь в розовую даль своего адмиральского будущего. В училище только дикие первокурсники недавние абитуриенты с глазами настороженных оленей, еще шарахающиеся от мичманов, как на флоте молодые лейтенанты от адмиралов.
… Притихший в размышлениях Серега Вотяков медленно поднимается по трапу и нос в нос сталкивается с дежурным по факультету капитаном третьего ранга Шияновым. Если прочитать фамилию этого офицера наоборот, то без правки на орфографию получается непривлекательный глагол! Изобретательность курсантов в подборе кличек и прозвищ отцов-командиров внешне точна, но гиперболична – несправедлива, жестока и бескомпромиссна. Капитан третьего ранга Шиянов худосочный маленького роста офицер. Его лицо выражает радость, смешанную с озабоченностью. Ему всегда и до всего есть дело. С удовлетворением творца-художника, он сообщает новость, словно небрежно и удовлетворенно накладывает заключительный мазок на наконец-то законченное полотно с трагическим сюжетом.
- А, вот и Вы, товарищ пан-спортсмен… Его, значит, все ищут - днем с фонарями, а он дефилирует и благоухает... Немедленно к начальнику факультета!..
«Вызывает папа!..» У курсанта четвертого курса от этой новости конечно уже не холодеет в груди, как в юные былые годы, но память, словно от допинга вздрагивает, активируя и мобилизуя все нейроны мозговых клеток, как перед самым ответственным и трудным экзаменом. К Папе для поздравления, рукопожатия и вручения грамоты за спортивные достижения не вызовут. Вопросы руководителя практики продолжают безжалостно просверливать мозговую подкорку до «ниже пояса», в голове вертятся фамилии товарищей: - «Лачинов – Новоселов, Новоселов – Лачинов!?»… Может с ними что случилось?.. По мере приближения к «заветному» кабинету» хорошее настроение еще слегка недавно раненое руководителем практики и смертельно добитое дежурным по факультету уже дергалось в последних конвульсиях без всякой надежды на воскрешение.
Начальник факультета встретил курсанта широкой спиной. Большое тело каперанга плавно раскачивалось на крепких ногах и заслоняло собой почти весь свет от окна, как всякую надежду на познание истины. Голос капитана первого ранга прозвучал тихо, но со сдерживаемой угрозой неотвратимого возмездия.
- Почему вы не на корабле, товарищ курсант!.. Доложите мне, почему вы до сих пор прохлаждаетесь!?.. И долго, разрешите Вас спросить, Вы еще собираетесь купаться в ваших бассейнах и бороздить на шлюпках просторы Амурского залива?..
- Так я же на соревнованиях, по приказу начальника училища – пытается возражать Серега, внешне мужественно сохраняя уверенность в своей непогрешимости с выражением наивной девственности на лице.
Нет ничего более раздражающего, чем напоминание своему начальнику о том, что над ним тоже есть начальник и что он старше и главнее. Преверенда резко поворачивается, широкими шагами в размах подходит вплотную и угрожающей горой нависает над курсантом, замороженным в стойке «Смирно».
- Прек-ра-тить пререкаться!.. Вы – ПРЕСТУПНИК!!!.. Вас, значит, родная страна, Родина учит, государственные деньги на Вас тратит, а Вы вместо того, чтобы осваивать корабельную специальность по училищу дефилируете?.. Ко-неч-но-о!.. Зачем вам корабль, ни тревог, ни вахт!.. Сыто едим, мягко спим и улыбаемся во весь рот. В бассейнах купаемся!.. Хорошо устроились!?.. Я Вам повторяю – Вы – ПРЕСТУПНИК!.. Вы меня понимаете?.. ПРЕС-ТУП-НИК!!!..
Серега терпелив, по опыту зная, что любое возражение только катализатор еще большего гнева. Чем дольше молчишь, тем быстрее папа выдохнется – «не подувай кузнечный горн – он и сам погаснет!.."
- Что Вы можете сказать о Лачинове и Новоселове?..
Удовлетворенный выдержкой курсанта, папа немного успокаивается. Жар горна слегка затухает, но все еще готов разгореться вновь. Стоит только, к примеру, напомнить о том, что участие в соревнованиях это приказ адмирала или произнести что-нибудь высокопарное о спортивной чести училища….
Курсант Вотяков, как и многие за четыре года уже достаточно хорошо знает характер начальника факультета, уважаемого всеми и только внешне кажущегося жестоким и строгим. Вотяков уже не салага, душой не дрожит и с сыновним уважением терпеливо держит паузу. Но коль затронуты фамилии товарищей, все-таки нагло открывает рот, ожидая как всегда услышать в ответ давно знакомые, привычные и уже не пугающие слова: - «Прекратить пререкаться!..»
- Нормальные, мои товарищи, ничего плохого!.. А что случилось?..
Каперанг с издевательской улыбкой продолжает пронизывать его негодующим взглядом, давая понять, что знает наперед все сказки, которые ему сейчас будут готовы продекламировать с честными глазами. Отмахиваясь с сокрушением, он разочарованно отворачивается и широкими шагами вновь возвращается к столу. Внимательно, уже в который раз, изучая график распределения курсантов по соединениям, он уже умышленно не замечает курсанта, притихшего как захлопнутый мебельный шкаф.
- Ну вот, Лачинов на СКР «Сторожевой», на Камчатке, - продолжает рассуждать вслух папа, блуждая остро заточенным карандашом по ватману, пока с желанием что-то выделить и подчеркнуть, вдруг не ломает грифель и нервно отшвыривает его в сторону.
- Ну, вот же Новоселов… Он в Приморской флотилии, в Павловске, бригаде ОВРа, по-моему, так?..
Мебель на время забытая одушевляется и порывисто наклоняется вперед. Уже всерьез обеспокоенный интригой, курсант опять набирается хамства и подает голос.
- Так точно, товарищ капитан первого ранга!.. Так они живы?..
- Кто-о?!.. – отвлекается от размышлений каперанг и непонимающе смотрит на него, как на сумасшедшего.
- Товарищи мои… – выдавливает из себя Серега, с наглыми глазами гипнотизера.
От начальника факультета не ускользает хитрый взгляд курсанта, он встряхивает большую бульдожью голову, словно освобождаясь от каких-то неприятных мыслей, и тлеющий горн вспыхивает вновь.
- Что-о-о?!.., - голос его переходит на тон, очень похожий на сдавленный визг дикого кабана. - Еще как!.. До сих пор, наверное, голых русалок видят, в дышло им да поперек!.. Вот за четыре года вы хоть раз дали спокойно жить?.. Мало совершеннолетних, уже малолеток дрючите и совращаете!.. Чтобы завтра же убыл на «Гневном». Вон отсюда, на корабль, с глаз долой!!!
Почти не дожидаясь последней фразы, Серега Вотяков ужом выскальзывает из кабинета, с трудом прокатывая в мозгу тяжелые шары раздумий. В голове, как в перекличке на вечерней поверке крутятся фамилии: - «Лачинов, Новоселов – Новоселов, Лачинов!..»
Оставшись один, Виктор Николаевич Преверенда благостно ухмыльнулся. Всего три года назад он был командиром бригады ракетных и торпедных катеров. Море, ударные группы, боевые задачи, стрельбы – этому его учили. Там были другие нормы педагогики – «Есть приказ – выполнять!..» Вот уж никак не думал он, что окажется в своем родном училище в должности начальника факультета с такими отеческими заботами. Двадцать лет назад он сам бегал курсантом по этим же коридорам. И казалось ему, что его поколение было другим, может, более наивным и покорным, но все-таки очень похожим, ибо система порядка училища не изменилась. Разносили их командиры порой еще покрепче. И также было за что!.. У каждого времени – свои дети…. Он, конечно же, был осведомлен об участии в соревнованиях и даже лично отслеживал их результаты, гордился спортивными достижениями своего факультета! Сам когда-то отстаивал честь училища, был мастером спорта по боксу и лупил боковым в нокаут не только на квадрате ринга, но бывало и в увольнениях – прикладывался от души. Но какие бы не были времена, а традиции неизменны, лишний раз встряхнуть курсанта и напомнить ему о его главном назначении никогда не помешает. На флоте крепче будет…. Так он подумал о курсанте, который только что, по его мнению, достойно выдержал его флотскую порцию гнева и не бросил даже тени сомнения на своих товарищей. Это, наверное, и было главным в его педагогике, которой его никто не учил….
Последние события уже разлетелись по училищу во всех фантазиях и несуществующих подробностях. Виктор Николаевич вспомнил подобный казус, прошедший год тому назад. Тогда позвонили с КПП и доложили, что на прием рвется мамаша из далекого Краснодарского края. События происходили после летного отпуска, все курсанты в училище. В том числе и «главный герой» - курсант Антонов, который на берегу Черного моря во время отпуска на малой родине, где-то под Геленджиком оставил следы своего гусарства. Тогда он довольно просто разрешил эту житейскую проблему. Когда женщина с такими же требованиями вошла к нему в кабинет, то внимательно выслушав ее, он предложил фокус. Хитро и располагающе улыбнувшись, подал нитку и предложил вставить ее в иголку, которую держал между пальцами и вертел. «Так как же я ее вставлю, - возмутилась тогда женщина, - Вы ее крутите?!..» Он загадочно посмотрел на нее и подвел обезоруживающий итог, - «Вот видите как это сложно?! А девица-то не крутилась!.. И чем я могу Вам помочь, приказать жениться?..» Женщина покорно ушла, а он после того, как выслушал о себе особое мнение начальника политотдела, а также о морали и нравственности своих подопечных, вызвал к себе виновника и уже ему выдал свою отеческую порцию.
- Ну, что Казанова хренов, накуролесил, наследил негодяй?!.. Жениться теперь надо!.. А как ты думал?!..
Но курсант тогда смело посмотрел ему в глаза и как-то по-взрослому отчеканил, подкупая мужской солидарностью.
- Товарищ капитан 1-го ранга, жениться не смогу, не имею права, любовь до гроба не обещал, по согласию случилось!.. Баловство, извините... Ну, не смог я отказать женщине….
Прочитал он ему тогда лекцию об ответственности перед будущим поколением и вручил записку об аресте на пять суток. На том история и закончилась. Сейчас ситуация сложнее – не те птицы прилетели!.. Если опознают его варягов, то самый идеальный вариант, который только можно себе представить – это женитьба. Мысли о неприятной процедуре опознания не давали покоя…
Из раздумий его вывел телефонный звонок, уже семнадцатый. По поводу последних событий не интересовался и не выражал своего мнения только начальник курсантской столовой мичман Пришибайло, как всегда озадаченный недокомплектом ложек и вилок в своем ведомстве, которые вечно куда-то пропадают, а точнее разносятся курсантами по кубрикам на ночные ужины. Счифанить, т.е. на курсантском сленге - съесть жаренную в подсолнечном масле картошку и ощутить амброзийный сок жизни на языке перед сном хочется постоянно. Чтобы курсант подпрыгнул с коечки и как камикадзе ринулся в бой, т.е. построился на зарядку, не нужно кричать, ненавистное: - «Подъем!..», как это исполняет каждое божье утро старшина роты. Достаточно вкрадчиво прошептать в ухо, как мертвяку: - «Васька!.. Жрать будешь?..» Покойник оживет!..
Новость из уст дежурного по училищу прозвучала как удар кувалды по железному листу, безжалостно и мучительно. В телефонной трубке прохрипел взволнованный голос.
- В Уссурийске задержан наш курсант четвертого курса в нетрезвом виде!..
Детективный узелок водевильной истории затянулся еще туже…
… Распоряжения и приказания по цепочке, как и положено на флоте отрабатываются быстро. Старший начальник приказывает, средний репетует, т.е. повторяет, а самый младший или крайний – выполняет. В итоге вводная задача, т.е. ее фактическое исполнение где-нибудь, да и приземлится. На этот раз гайка справедливо упала на голову отца-командира 41-ой роты капитан-лейтенанта Бурмистрова Александра Николаевича. Оповеститель – назначенный курсант с карточкой маршрута от пункта «А», т.е. системы и до пункта «Б», т.е. квартиры офицера бежит тридцать минут - это утвержденный норматив! А уже через шестьдесят минут отец-командир, дожевывая на ходу остатки закуски, стоит перед начальником факультета, переваривая в мыслях последние новости, которые он успел выслушать на ходу от гонца, повторяя в такт своим торопливым длинным шагам, как детскую читалку: - «Лачинов – Новоселов, Новоселов – Лачинов…»
- Ну, что, Александр Николаевич?.. Разговелся в отпуске, пивко посасываешь?!.. А мы тут разбираемся в любовном треугольнике… Достали до печенок твои архаровцы!.. Уставший, но не сдающийся и все еще тлеющий гневом начальник факультета пристально рассматривал высокого и худощавого капитан-лейтенанта.
Командир 41-ой роты, беззлобно окрещенный курсантами прозвищем «Бамбук» за высокий рост и болезненную худобу был безжалостно лишен не только одного дня отпуска, на столе остался не разыгранный мизер. Маскируя отпускное состояние безупречной строевой выправкой, он с горечью вспоминал недавнее дружеское застолье, безвозвратно прерванную пульку и только что початую бутылку «Пшеничной». Вспоминая пословицу: - «Нет повести печальней в этом мире, чем козыри четыре – на четыре!..», он, с сожалением отметил дефицит билетов в кассах аэрофлота – и в Москву не улетел и на ЧП нарвался!.. С нескрываемой грустью его глаза смотрели в начальника, а сжатые губы, подчеркивая готовность к самому худшему, автоматически выстреливали: - «Есть!.., Так точно!.. Не может быть!.. Мои не такие!..»
Но даже эти краткие слова с трудом втискивались в монолог, как тесные патроны в затвор пулемета Калашникова между очередями. Преверенда Виктор Николаевич в стремлении к высшей точке накала почти не останавливается.
- Не-е-е…. Не знаешь ты своих подчиненных, отец-командир!.. Думаешь, сбагрил их по кораблям и все?!.. Можно отдыхать и водку пьянствовать?.. Короче - ближе к телу, как говорил Мопассан, я свою порцию завтрака и обеда со всеми добавками у НачПо уже получил сполна, до жвака-галса, а твоя пайка тебя еще дожидается!.. А с меня хватит!.. – при этом он полоснул ладонью по горлу, театрально подчеркивая свою сытость, - Скоро отрыгать начну!.. Давай, выдвигайся в Уссурийск, там тебя уже один из твоих «Твоих не таких…» дожидается. Наверное, опохмелиться хочет, и кушать…. И, ко-о-о мне его, сюда!!!.. Тут, извини – дезертирством уже попахивает!..
Командир роты неподвижен как остановившийся маятник на часах, длинные руки прилипли к обшлагам кителя, сказать ему пока нечего, но он искусно ловит последнее слово начальника и вставляет.
- Есть!.. Разберусь, товарищ капитан первого ранга, - правая рука медленно отрывается от тела и прерывисто колеблется, словно привязанная резиновым жгутом к туловищу.
Пытаясь как-то сгладить обстановку, он убежденно вставляет.
- Не верю я, тут что-то не так, парни положительные, а Лачинов вообще маленький…. По информации тут девица-то была высокая, чуть ли не манекенщица!..
Рука его, наконец, отрывается от туловища и пружиной прилипает к козырьку фуражки.
Начальник факультета уже почти выдохся. Он внимательно смотрит на длинную фигуру офицера и, словно выражая ноту сочувствия за прерванный отпуск, отворачивается к окну и, прищурившись от июльского солнца, со вздохом произносит как последнюю напутственную сентенцию.
- Не Вам мне рассказывать, Александр Николаевич!.. Кхе, кхе… Маленьких мужчин не бывает, ибо самая высокая женщина, сложенная в постели пополам - короче самого маленького курсанта…. Повторяю, ни хрена Вы не знаете своих варягов, да и об этом ли мы должны сейчас думать?.. Везите ко мне кого-нибудь, в корнеплод их обоих!.. Нам нужен момент истины. Ведь кто-то же сидит в комендатуре Уссурийска?..
… Вагон стучал колесными парами по стыкам рельс, раскачивался, успокаивая монотонностью и только краткие гудки электрички, слегка подстегивали мысли. Капитан-лейтенант снял фуражку, достал носовой платок и промокнул вспотевший лоб. «Черт, ну говорила жена, что заранее нужно покупать авиабилеты!.. Вот уж точно – знал бы прикуп, жил бы в Сочи!..». Он выматерился про себя и окончательно отмахнулся от безвозвратно потерянного дня отпуска, которого ему уже никто не вернет. Сидел бы сейчас на московской квартире у стариков-родителей да размышлял, куда в первую очередь покупать билеты у барыг-спекулянтов, на Таганку или в Малый художественный. Мысли эти были кратки как всплески молнии, а фамилии Лачинов и Новоселов – длинны и бесконечны как вселенная и вновь возвращали его к реалиям жизни. Бред!.. Он с улыбкой вспомнил скромного мордвина Колю Лачинова, тихого паренька маленького роста с покорным взглядом и хитрой сжатой улыбкой – словно знает что-то – да не скажет. А Саша Новоселов!?.. Этот конечно позабористей да поершистей и ростом повыше, но тоже вполне прогнозируемый, как и многие. Хотя, если подумать, вполне может замутить «козу» или, по крайней мере, не оторваться от коллектива. Разве их всех разберешь, восемьдесят семь архаровцев и каждый личность, не первокурсники пугливые, давно уже обтерлись и повзрослели – еще год и на флот!.. Мысли перескакивали друг на друга, и ни к какому итогу не приводили, и среди них была главная – кто-то же сидит в комендатуре?!.. Очень хотелось сжать время. Ему казалось, что электричка не едет, а ползет медленной гусеницей. Давно проплыл за окном Амурский залив, где обычно все поезда замедляют ход на большой дуге совсем рядом с береговой чертой. Осталась позади станция санаторная с пляжами и загорелыми телами отдыхающих и Весенняя с чадящими трубами пивзавода, где-то в стороне укрылся за сопками шахтерский городок Артем, а конец пути был еще утомительно недостижим. Наконец, электричка тревожно последний раз прогудела воздушным сифоном, разгоняя невнимательных граждан на перроне, и остановилась. Офицер торопливо поднялся и, раскачиваясь высокой худобой, сопровождаемый взглядами пассажиров, поспешил к выходу. Уссурийск – город сухопутный, здесь черная морская форма вызывает любопытство. Гудок поезда мимолетно напомнил ему сирену подлодки, с которой он был списан по здоровью и направлен на дальнейшую службу в военно-морское училище, но этот миг, как обрывок памяти быстро угас, а преддверие встречи с арестованным вновь интригующе заполонило все сознание.
Через тридцать минут уже вконец утомленный от бесконечных дедуктивных размышлений и самых горьких прогнозов, готовый к самому худшему и не раз прокручивая в уме свои самые первые «нежные» и «доходчивые» слова встречи для арестованного, он сидел в кабинете начальника комендатуры г. Уссурийска. С нескрываемым вожделением он смотрел на входную дверь, как зритель на сцену в последнем акте спектакля, где на стене назойливо висело ружье.
… Патлатый семнадцатилетний паренек с помятым похмельным лицом и в мятой курсантской форме, подталкиваемый рослым сержантом опасливо переступил порог кабинета. На левом рукаве красовались четыре галки, помутневшие от времени. Вытертое сукно флотских брюк, затертая до белых ниток голландка и поблекший от стирки до бледно-голубого цвета морской гюйс, оставляли впечатление, что эту форму впервые одели этак в 1937 году, как раз в годину образования училища!.. Капитан-лейтенант растерянно улыбнулся и выразил на лице уже давно забытую детскую радость, смешанную с разочарованием и брезгливостью. Каждого из своих курсантов он мог бы узнать не только по лицу, голосу, профилю на фоне самой серой стены, но даже и по запаху в темноте африканской ночи в непроходимых джунглях. Пред ним стояло чудо – гражданский «пиджак», самозванец, «лжедмитрий», кто угодно, но только не курсант военно-морского училища, а уж тем более, не его славной 41-ой роты. Ощущая в глубине души безграничные флюиды сатисфакции, не скрывая тихой радости и мысленно представляя себе свой доклад у начальника факультета, он равнодушно повернулся в сторону армейского подполковника.
- Это не наш курсант, у нас таких не бывает!.. Где форму взял?.. – морской офицер, продолжая демонстрировать брезгливость, обратился к арестованному.
Паренек видимо уже настолько утомился от вопросов и неудобств гауптвахты, по закону еще не предназначенной для его гражданской ранимой души и нежного тела, что готов был рассказать даже о причинах политической нестабильности в Гондурасе, лишь бы его поскорее отпустили. Его помятое и испуганное лицо выражало только одно – эта «Зарница» ему уже достаточно надоела. Он плаксиво шмыгнул носом и жалостливо пролепетал.
- Да курсачи из ТОВВМУ по-корефански одолжили…. Думал повыделываться на танцах, девки на форму западают....
Ничего кроме снисходительной улыбки эта картина не вызвала. Почувствовав к себе намек на человеческое расположение, парнишка с надеждой глядел на офицеров. По сравнению с пережитым в камере, где он все ночь выслушивал самые страшные картины своего ближайшего будущего, они казались ему долгожданными ангелами – спасителями.
- Отпустите меня, военные, пожалуйста!..
Офицеры переглянулись, солидарно сдерживая улыбки.
Капитан-лейтенант повернулся к коменданту, уже не обращая внимания на самозванца.
- Мне нужна фуражка и ремень…
Подполковник внимательным и строгим взглядом уперся в паренька, который скукожившись и вжав плечи в голову, тупо рассматривал затертые армейскими сапогами половые доски.
- Ну, что ж, если уже надел военную форму, то значит, будем оформлять в призыв, досрочно!..
Паренек вздернулся, словно получил немалый разряд дефибриллятора и полоумно выпучил глаза.
- Так мне еще нет восемнадцати, права не имеете!..
- Ух, ты, смотри, и права свои вспомнил?.. Ну, тогда рассупонивайся, герой!.. – зычно и громко прозвучала команда.
… На следующее утро молодая мамаша с дочкой стояли в кабинете. Начальник факультета с легким внутренним напряжением и подчеркнутой вежливостью пригласил прибывших к широкому столу, где аккуратно возвышались стопкой красные папки личных дел. Папки курсантов Лачинова и Новоселова были предусмотрительно развернуты. Дамы с уверенностью и выражением снисходительности на лицах приступили к опознанию. Сидящий напротив начальник политотдела капитан первого ранга, седовласый мужчина с породистым протокольным лицом смотрел на Виктора Николаевича Преверенду, телепативно выражая только одну мысль: - «Разврат!.. Ну и что ты мне будешь на этот раз рассказывать про своих хороших курсантов?...»
Командир 41-ой роты капитан-лейтенант Бурмистров, запрокинув голову к северному полюсу, рассматривал карту мирового океана и – слегка изогнувшись назад, действительно был похож преломленный на ветру бамбука. Иногда он поворачивался в сторону дам и не без интереса проскальзывал взглядом по их согнутым фигурам. Его высокий профиль с лицом хрупкого интеллигента выражал пренебрежение и абсолютную уверенность в безуспешности сего занятия. От женщины не ускользнул его снисходительный взгляд и она, желая морально поддержать дочь, успокаивающе проговорила.
- Не спеши, не спеши, Света, смотри внимательнее!..
- Да нет тут его. Ни один не похож, вообще!..
Девушка с укором посмотрела на мать и растерянно вздернула плечиками.
Начальник факультета задумчиво теребил свой большой картофельный нос, словно хотел убедиться в его наличии и искоса сурово и предупреждающе поглядывал на командира роты.
Неуклюже выражая желание помочь дамам, он фальшивил театрально ласковым голосом.
- Не-ее-т, Вы уж, пожалуйста, повнимательней, это не только для Вас, но и для нас очень важно!... Негодяй должен ответить по закону, так сказать, по всей строгости!..
В его словах уже было трудно не услышать иронии, но такт военно-морского офицера призывал его к максимальной деликатности.
- Да нет тут даже похожего!.., - девушка сокрушительно взмахнула рукой и мучительно посмотрела на женщину. Весь ее вид говорил: - «Ну, пойдем отсюда, хватит уже!..»
Наконец, выразив свои чувства, как последнее желание, она решительно отвернулась от стола и направилась к выходу. Женщина нервно засеменила вслед.
- В следующий раз в паспорт будешь смотреть, а не на ремень, да фуражку,- проговорила она, догоняя дочь и не обращая внимания на присутствующих.
Уже открыв дверь и демонстрируя непременное желание все-таки оставить последнее слово за собой, не дожидаясь реакции, она с деланным равнодушием, проговорила.
- Да, порядок у Вас военный, ничего не скажешь, строгий, если даже офицеры на ходулях ходят!..
Дверь шумно захлопнулась. Офицеры недоуменно переглянулись.
Преверенда с хитрой улыбкой посмотрел на дверь.
- А что Вы ржете как лошади Преживальского!..
Начальник политотдела прервал расслабуху и строгим взглядом посмотрел на обоих.
- История еще далеко не окончена, товарищи офицеры! Бурмистров!.. – он по-барски снисходительно окинул взглядом сухопарую фигуру капитан-лейтенанта, и, подчеркивая свою власть, с важностью выделил каждое слово, - Повторяю, история еще не закончена и требует досконального разбирательства. Прежде всего, проведите дознание на предмет разбазаривания военного имущества. И срок Вам на все про все - трое суток!.. И, главное, - он со значением вознес указательный палец, - обязательно провести общее комсомольское собрание. С полным разбором, осуждением и выводами!..
Капитан-лейтенант Бурмистров Александ Николаевич, вытянувшись в строевую стойку, слегка похлопывал по ноге фуражкой курсанта Новоселова, с перекошенным чехлом серым, как уссурийский асфальт. Вдоль длинных ног офицера змейкой свисал флотский ремень курсанта Лачинова, тускло подсвечивая плоской и давно нечищеной бляхой….
Уже на второй день после происшедшего начальник политотдела разбирался в мелком убористом почерке капитан-лейтенанта Бурмистрова Александра Николаевича. Мысли, выраженные в рапорте, иронически улыбались с листа:
«…На основании проведенного дознания выяснены следующие обстоятельства. Перед мероприятием, за сутки до проведения опознания на предмет выяснения «обидчика» несовершеннолетней девушки, которое, как известно, не привело к положительным результатам заинтересованных сторон, из комендатуры флота поступила телефонограмма следующего содержания: - «В городе Уссурийске задержан курсант четвертого курса в нетрезвом состоянии…». По прибытию на место выяснилось, что таковым оказалось гражданское лицо мужского рода, без подтверждающих документов, «неизвестным», т.е. еще неустановленным образом, переодетым в форму курсанта ТОВВМУ четвертого курса. Действительно – на ремне обозначена фамилия - Лачинов, а на фуражке – Новоселов. При допросе задержанного выяснилось, что форму ему одолжили какие-то курсанты, во время увольнения на вечеринке у знакомых в г. Владивостоке еще в прошлом году, фамилии и имена он не знает и не помнит. Также выяснилось, что форма не подписана, т.е. обезличена и по состоянию может предназначаться только для дальнейшего использования в качестве ветоши. Ремень и фуражка настоящие и конфискованы, но по информации интендантской службы уже давно списаны с вещевого аттестата, т.е. были выданы курсантам еще четыре года назад. Форму одежды конфисковать не было возможности по причине полного отсутствия у арестованного другой одежды. Гражданское лицо силами военной комендатуры передано в местное отделение милиции для дальнейшего разбирательства и опознания личности в соответствии с действующим законодательством РСФСР!..»
В верхнем левом углу листа каллиграфическим и разборчивым почерком красовалась резолюция начальника политотдела училища: - «Преверенда В.Н.!.. Напоминаю Вам, провести общее комсомольское собрание факультета обстоятельно, с выводами, осуждением и порицанием виновных!.. Обоим курсантам объявить по строгому комсомольскому выговору с занесением в учетную карточку!..
Начальник училища контр-адмирал Давидович Борис Григорьевич улыбнулся вдаль огромного кабинета возможно вспомнив свои курсантские годы в этих же стенах в победный 1945-ый и размашисто, почти на полях, неразборчиво резюмировал - « Тов. офицеры! Займитесь учебным процессом!..»
… В конце июля курсанты покинули свои временные корабли и подводные лодки и вернулись в родную систему. С гордостью и заслуженно пришили на рукава голландок по пять золотых галок, и разъехались, наконец, в свои последние курсантские отпуска. Главные герои этой истории, Лачинов и Новоселов были задержаны от убытия в отпуск, как «политические», т.е. – нарушители воинской дисциплины до полного выяснения всех обстоятельств. Помытарившись заслуженно трое суток и поупражнявшись в грамматике по написанию объяснительных записок, выслушав грозные долгоиграющие сентенции папы и не раз вспомнив горькими словами свою доброту по отношению к безответственным гражданским лицам, они с прытью молодых кенгуру рванули в аэропорт. Летний отпуск – не короткие зимние каникулы и трое суток хоть жалко, но не велика потеря. Еще наверстают…
А через месяц описанная выше история обрела новую жизнь, обрастая подробностями, дополнениями и уточнениями, разбавляя юмором строгий порядок будней нового учебного года.
Итогом этой почти водевильной истории стал еще один перл на общем комсомольском собрании родившийся из уст всеми уважаемого капитана первого ранга Преверенды Виктора Николаевича или как его любовно тогда называли курсанты Прев - за грозность и Папа - за тотальное внимание и заботу.
« О доброте и великодушии наших курсантов - форму одежды мало того, что нарушают постоянно, но еще и раздаривают ее разным гражданским лицам. Форму дарят, а потом дети без отцов рождаются!.. И еще!.. Офицеры у нас, оказывается на ходулях ходят!.. А вот кто это сказал, прошу не забывать и про наш юмор, который Вам с удовольствием продемонстрирует на защите дипломов всеми нами уважаемый капитан первого ранга Лапшин!.. Шутите дальше
декабрь 2009 г.