(конец 69-х, начало 70-х)
Всё началось с импортного покрывала из “Берёзки”.
В году эдак шестьдесят пятом объявился у моего Бориса дядюшка в Австралии.
Отец Николая до революции был в Харькове владельцем ювелирного магазина, всё у них отобрали, в том числе и собственный дом. Но чердак оставили, где и жили дядя Коля и тётя Тоня с тремя сыновьями.
Потом началась война, дядя Коля и старший сын ушли на фронт.
Сын погиб, а муж пропал без вести.
Оказалось, был в плену, затем попал в Австралию, завёл новую семью.
Писать на родину боялся по вполне понятным причинам, но после “оттепели” решился, подал весточку.
Жена ответила, что по-прежнему одна, любит и ждёт.
И вот, спустя двадцать лет, дядюшка приехал – сначала на побывку, потом насовсем.
Наведался и к нам, в Москву и подарил мне пятнадцать “бесполосых” чеков. Чтоб купила себе что-либо в “Берёзке”.
В “Берёзу” я попала впервые, глаза, естественно, разбежались.
Примеряла платья, туфли, кофточки – всё нравилось, всё было впору.
И вдруг увидела ЕГО.
Покрывало.
На двуспальную кровать - воздушное, нежно-розовое, с оборками и букетами розочек...
У нас с Борисом не было никакой двуспальной кровати. И спальни не было - лишь старая плюшевая тахта в нашей комнате, подаренная бабушкой ещё к свадьбе.
Я понимала, что собираюсь сделать чудовищную глупость, но не могла выпустить покрывало из рук.
Оно невесомо струилось в пальцах, журча о какой-то иной сказочной жизни.
Где белые с золотом кровати, шкуры на полу, французские шторы на окнах...
Где нет ни мрачных прокуренных редакционных коридоров, ни дверей с табличками, ни секретарш с фальшивыми улыбочками - только “мороженое из сирени” и “ананасы в шампанском”.
“Dacron” – было написано на этикетке.
И “счастливый”, как на автобусном билете, шестизначный номер: 565 484.
В общем, я его купила. Притащила пакет домой и побыстрей спрятала в шкафу на верхней полке, где уже лежала кукла Леночка, подаренная мамой в день моего восьмилетия.
Так они и сейчас покоятся вместе в том же шкафу, только уже на даче.
Ну а через несколько лет после покупки покрывала мы приобрели машину.
История мистическая. Один наш знакомый уезжал в загранку и уже ехал с потенциальным покупателем своего “Москвича” в ГАИ оформлять сделку.
Но по дороге машину кто-то легонько тюкнул в багажник.
Крайне суеверный покупатель от сделки наотрез отказался – мол, плохая примета. А приятель, у которого уже был билет на самолёт, грустно поведал эту историю Борису.
Борис спросил, сколько он хочет. Узнав, что четыре тысячи, выразил готовность купить.
Тогда на машины была большая очередь. А тут в экспортном исполнении, почти новая и за такую приемлемую сумму...
Приятель сказал, что согласен на три тысячи сразу и тысячу – когда в очередной раз приедет в Москву.
Борис примчался ко мне в Немчиново – брать иль не брать?
Права у него были – он не раз брал автомобиль напрокат и возил нас к маме на Оку или просто за город на пикник.
Машина нам тогда нужна была так же, как и покрывало в розочки, однако ни у него, ни у меня не хватило сил отказаться.
Борис отдал приятелю весь гонорар за свою только что вышедшую книжку, сделку оформили как доверенность, и Борис стал ежедневно приезжать ко мне в Немчиново с работы.
Мы вместе совершали вечерние пробежки по лесу, потом купались в пруду или Сетуни, и всё бы ничего, но я всё время боялась каких-то связанных с машиной несчастий.
И, как оказалось, не зря.
Был у нас друг, Саша Дряхлов, которого командировали с семьёй в Лондон корреспондентом ТАСС.
Мы их проводили на аэродром на нашем “Москвиче”, Саша помахал рукой с трапа, а я вдруг поняла, что вижу его в последний раз.
Сказала об этом Борису – тот лишь отмахнулся.
Мы подождали, пока самолёт скроется из глаз, потом я до вечера нервничала, пока Сашина жена не позвонила из Лондона, что всё в порядке.
Через пару месяцев нашу машину угнали. Мы, естественно, были в шоке. В милиции сказали, что, может, просто взяли покататься или “на дело”.
Ну а если не отыщется до понедельника – дело серьёзное.
Машину нашли в воскресенье вечером, брошенную. Украли только запаску. Следователь сказал, что у неё заклинило клаксон, и она стала дико верещать, заставив злоумышленников спешно ретироваться.
Произошло это на Войковской, у дома Саши Дряхлова. Тогда мы просто подивились совпадению.
А ещё через месяц Саша погиб в Англии в автокатастрофе, не вписавшись в поворот на мокром шоссе.
Потом на нашей машине мы везли с аэродрома его урну с прахом.
Затем Борис уехал в Берлин, а я в Немчинове не могла спать одна в домике. Как только выключала свет, остро чувствовала, что Саша здесь, в комнате.
Включала лампу – никого. Выключала – тут.
Даже дыхание слышно…
Засыпала лишь с рассветом. Хозяйка Маруся спросила, что это на мне лица нет, и, узнав, в чём дело, посоветовала сходить в Переделкинскую церковь и подать “за упокой”.
Я послушалась и с тех пор спала как убитая.
Потом Борис неожиданно получил на работе квартиру – двухкомнатную, в Тёплом Стане. Это был шанс разъехаться со свекровью, которая совершенно узурпировала власть, вмешиваясь в наши с Борисом разборки и завладев воспитанием Вики.
Я приехала, поглядела… Здесь будет Викина комната, здесь – наша.
Но как же покрывало?
И решила съезжаться.
Теперь у нас была отличная трехкомнатная квартира с лоджией, с видом на Сокольнический лесопарк, где можно было бегать и зимой, и кататься на лыжах, и купаться в пруду.
И все разместились.
В одной комнате – Вика со свекровью, в другой – гостиная, она же столовая.
В третьей – мы с Борисом и, разумеется, покрывало.
То есть наша спальня, одновременно с кабинетом.
Но вот беда – квартира нуждалась в капитальном ремонте, отовсюду поползли клопы и тараканы. А мы ещё не расплатились полностью за машину.
Да и прежняя мебель к покрывалу не подходила.
Короче, срочно нужны были деньги.
Тут-то и пришлось мне мобилизовать все свои доселе дремавшие рыночные способности.
Во-первых, я нашла способ делать деньги буквально из воздуха.
Вернувшийся из Америки отчим (там у него, после смерти эмигрировавшего в двадцатые годы отца, обнаружились сёстры по мачехе) презентовал мне двадцать бесполосых чеков.
Я прошлась по “Берёзам” и обнаружила, что часть товаров (например, синтетические ткани и мохер), на бесполосые и жёлтые чеки стоят дёшево, а на синие дорого.
Другая же часть (натуральная кожа и меха) – дешево на синие и дорого на жёлтые и бесполосые.
Дальше оставалось лишь занять очередь в кассу и предложить какой-либо даме, собирающейся купить синтетику на синие, оплатить её покупку бесполосыми с условием, что свои синие она отдаст мне.
Даме было всё равно, даже удобно - не нужно отстаивать очередь.
Она забирала свою покупку, а я – её “синие” и шла в другую “Берёзу” (их в Москве было около десятка), где становилась в очередь за ондатровыми шапками.
И также потом предлагала даме или джентльмену в конце очереди, собирающимся платить за шапки жёлтыми, купить им нужное количество шапок за синие, получив взамен их чеки.
Дальше операция повторялась, разноцветные чеки в моей сумке стремительно множились.
Оставалось лишь периодически покупать только входящий тогда в моду дефицитный мохер и продавать родственникам и знакомым по 25 рублей за моток.
А затем рассчитываться за ремонт квартиры, покупку мебели и т.д.
Я понимала, разумеется, что делаю что-то не слишком законное. Меняла “Берёзы”, свой облик, тактику (иногда просто приносила назад шапку (не подошла). И получала разрешение у продавца её продать – разумеется, за жёлтые или бесполосые).
Со временем познакомилась с продавцами, дарила им мохер, и никаких неприятностей у меня ни разу не было.
До сих пор не ведаю, попадала ли моя предприимчивость под какую-либо статью.