Еду в маршрутке домой. Чувствую себя отвратительно. Голова, словно чугунная. Сквозь шум в ушах слышу объявление водителя, что следующая остановка моя. Выхожу и плетусь к дому. Из последних сил взбираюсь на свой этаж, открываю двери квартиры, захлопываю их и одновременно сбрасываю дублёнку. По ходу дела измеряю температуру, включаю чайник, завариваю чай с мёдом, малиной, ещё какими-то травами от «внезапной хвори», любезно навязанными соседской бабушкой, бросаю одеяло и подушку на диван. Так, время подошло. Смотрю на градусник. Ого, 39.8*! Всё ясно: простуда!
Достаю из аптечки набор противогриппозных таблеток, двумя большими кружками лечебного чая запиваю их, бухаюсь на диван, закрываю глаза и проваливаюсь. Нет, не в сон, не во тьму, а в какое-то непонятное время.
Сначала вижу серые пустынные земли, затем горы, морщинистые и изрытые пещерами, потом кварталы со снующими толпами народа, блестящими колесницами и воинами, размахивающими то ли кнутами, то ли плётками, небольшие стада коз и овец. Много собак. Всё это шумит, кричит, волнуется, блеет и лает. Речь не понимаю, но она разная: то хриплая гортанная, то отрывисто-резкая, то мягко-певучая. Удивленно бреду среди этой толчеи и натыкаюсь на старую церковь, не очень большую и с виду не богатую. Вхожу внутрь. Осматриваюсь. Иконы. Множество икон. Образа простые, не обрамлённые в золото и серебро. Лампады. Затылком чувствую чей-то взгляд… Поворачиваюсь. Лик Иисуса Христа. Глаза закрыты, но ощущается идущий от них свет. Почему-то хочется плакать. Внимательно всматриваюсь в его лицо. Словно хочу уяснить для себя что-то важное и необходимое.
Боковым зрением замечаю чашу с пожертвованиями. Перед ней бедно одетый, измождённый человек. Он стыдливо протягивает руку и берёт из неё небольшую тёмную монетку. Прячет в рукаве. Смотрю на него с укором, мол, грех это. По глазам его понимаю, что он всё осознает, но очень нуждается в монете. Одной. Как плате за пищу и кров, как в спасении от голодной смерти. Мысленно произношу, как бы прося за него: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день». Кладу в чашу две большие жёлтые монеты. По весу – золотые. Откуда они у меня – не понимаю. Снова поворачиваюсь к лику Иисуса. Глаза на иконе открыты. Мягкий тёплый свет струится ко мне, сквозь меня, окутывает лёгким облаком. Светло и радостно. Я плачу. Слезами очищения и доброты.
Возникает какой-то шум. Поворачиваюсь и вижу: несколько человек столпились возле той же чаши. Один, смеясь, выгребает из нее монеты, какие-то бусы, браслеты, замечаю большой серебряный крест. Пытаюсь вразумить его, что это принадлежит Господу нашему, удерживаю руку его. Мужчина резко отталкивает меня, я падаю. С какими-то словами бросает в чашу одну самую маленькую монетку. Взрыв смеха. Уходят всей толпой. В церкви становится темно. Глаза Иисуса закрываются. Меня охватывает чувство греховной вины, боли и неизъяснимой потери.
Поднимаюсь и выхожу на улицу. Какое-то столпотворение. Подхожу ближе. Замечаю лестницу с обрушенными ступенями и бьющегося в предсмертной агонии мужчину. В нём узнаю недавнего опустошителя церковной чаши. Произношу: «Воздаётся по делам нашим». Вздрагиваю и …просыпаюсь.
Я - дома. На своём диване. Голова лёгкая и светлая. От недавней хворобы не осталось следа. И только в памяти Глаза Его, всё понимающие и скорбные. И мысль: Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно…