Глава 8. В Собственном Королевском полку

Марк Дубинский
В военные годы Атлантика была опасным местом, кишевшим немецкими подводными лодками. Тысячи смельчаков гибли, пересекая ее. Проделав это в марте 1943 года, я заразился свинкой.

Путешествие было отвратительным. Роскошный довоенный лайнер «Королева Елизавета» опустился до транспортного военного корабля. Это была еще гордая леди, достаточно быстрая, чтобы не нуждаться в эскорте, но для новой своей роли перепроектированная под перевозку максимального числа солдат.  Переполненная, она была буквально клаустрофобной. Например, нас, двенадцать офицеров, запихали в то, что было каютой на четверых. И это еще было хорошо по сравнению с солдатами, размещенными ниже, в трюмах, превращенных в огромные общежития. Я помню мое путешествие через Средиземное море на Patria и возмущение размещением солдат Иностранного легиона. Теперь настала моя очередь.

В довершение всего на забитый до отказа корабль свалилась эпидемия свинки. Одна из столовых вскоре превратилась в подобие госпиталя в Атланте из фильма «Унесенные ветром». Везде лежали тела. Переутомленные, перетрудившиеся врачи спешили от постели к постели. Мне посчастливилось избежать хоть этого кошмара, и к концу путешествия я имел возможность поздравить себя, поскольку никаких симптомов свинки не появилось.

Прибытие в Англию стало большим облегчением после тесноты корабля. Мы остановились в Алдершоте*, где разместились в старинных казармах, видевших солдат еще Крымской войны. По крайней мере, они были просторными. Первые несколько дней делать было нечего и мы, превратившись в туристов, бродили по местным пивным, посетили пару мюзик-холлов. Начало  миссии по спасению мира было невпечатляющим.
 
Через неделю было приказано явиться в находящуюся поблизости Бордонскую войсковую школу тактической подготовки, славящуюся трудностями учебного процесса. С самого начала курсанты ежедневно пробегали 20-30 миль в боевом снаряжении. Как обычно, черт побери, я позволил себе потерять форму, финальный же раунд прощальных пирушек в Канаде не улучшил ее. Плюс к тому закончился инкубационный период моей свинки, и я почувствовал себя нехорошо.

У меня был жалкий вид в тот первый день в Бордоне, когда я старался удержаться в команде. Военные инструкторы не славились мягкосердечием, но в этот раз дежурный офицер оказался добрым. Заметив что со мной не все в порядке, он послал меня к врачу. Очевидно со мной происходило что-то нехорошее, но мои начинавшие опухать челюсти не впечатлили врача. Обвинив меня в попытке уклонения от боевой учебы, он грубо приказал вернуться в строй. Следующий день стал мучительным. Меня шатало и рвало, хотелось, чтобы пришли немцы и вытащили меня отсюда. Тогда уже врач-суперпатриот  диагностировал свинку и направил меня в изолятор. К тому времени опухоль распространилась по всему телу. Гениталии тоже очень болели, вызывая страх бесплодия (впоследствии мои шестеро детей доказали его беспочвенность).
 
После свинки и антисемитского инцидента, описанного в предыдущей главе, меня отправили обратно в Алдершот, где я влился в группу из сотен офицеров, нетерпеливо ожидающих отправки в войска. Существовала система ротации: каждый некоторое время находился в своем подразделении в войсках, после чего возвращался, и его заменял другой. Это породило сильную конкуренцию среди желающих удержаться в своих частях.

В первый раз я попал в батальон командиром седьмого взвода роты А. Меня хорошо приняли солдаты, крепкие горняки с северных каменоломен. Я думал, что буду с ними постоянно, но надежды не сбылись. Всего через несколько недель пришел приказ о переводе в пехотную школу преподавателем курса стрелкового оружия.  По слухам (в Канадской армии, как в любой другой, слухи были значительной частью жизни), попав туда, я уже не смогу уйти. Я обратился к своему командиру, шотландцу Спраггу, умоляя отменить это назначение, объяснив, что хочу остаться в боевом подразделении, а не в какой-то школе. Он очень сочувствовал, но ничего не мог поделать. Приказ. Однако, дал  хороший совет: по прибытии в пехотную школу прикинуться дурачком.

Из-за отсутствия кинокамеры на последовавшем за этим собеседовании мир потерял один из самых комичных эпизодов всех времен. К собеседованию я тщательно подготовился. Полковник, энергичный, толковый кадровый офицер, подняв глаза, чтобы поприветствовать нового инструктора по стрелковому оружию, увидел через стол всклокоченную фигуру в эксцентричной позе изображающую внимание. На небритом лице большая серьезность, рот приоткрыт.
 
Очень важно было остаться серьезным. Я по природе медленно говорю и когда требуется могу соперничать с деревенским дурачком. Понятно, что трудно прервать того, кто серьезно что-то бубнит. Запинаясь, морща лоб, я признался полковнику, что, к несчастью, не склонен к механике, и поинтересовался смогу ли быть хорошим преподавателем. После того, как замысловатый вопрос из какого я города вызвал глубокое десятисекундное размышление, стало понятно, что я не произвел впечатления. Ясно, что он влип с этим неряшливым, недисциплинированным полудурком.

Скрипучая армейская машина заработала с небывалой скоростью - меня признали негодным и в тот же день вышвырнули из лагеря обратно в батальон. Я был в восторге.

К тому времени первый батальон Собственного Королевского полка провел на действительной службе три года. Отлично обученное подразделение, состоящее из добровольцев, гордящихся принадлежностью к старейшему канадскому пехотному полку. Именно гордость, вероятно, извиняет мое мнение, что в европейской наступательной кампании полк показал себя одной из лучших штурмовых частей армии союзников. В день Д Собственный Королевский полк был в составе 8-й бригады, углубившейся на семь миль, пока американцы не могли оторваться от берега на нашем правом фланге. Британские войска на левом  застряли в нескольких милях от берега. После этого в атаке на французском побережье почти все вражеские укрепления были подавлены  бойцами 3-й дивизии канадской пехоты. Королевский полк  часто находился в доблестных первых рядах. То же было во время перемещения в Германию через Голландию. Солдаты Королевского полка первыми из  союзных войск дошли до Рейна, штурмуя линию Зигфрида после того, как помогли очистить устье реки Шельды и сыграли решающую роль, помогая взломать линию Шлиффена успешным штурмом Мушова и Балбергервалда.

Тем временем война начала вовлекать нас в свою орбиту и вторжение союзников в Европу было только вопросом времени. Сейчас мы готовились к этому.  По доктрине, которой мы руководствовались в учении, а позже и в бою, пехота считалась царицей поля боя. Мы, пехотные офицеры, учились управлять поддерживающими силами, поступающими в наше распоряжение. В бою оказалось очень эффективным координирование артиллерийской, авиационной, танковой поддержки с нашего командного пункта.

Вернувшись снова в батальон, я принял минометный взвод и поступил на курсы минометных офицеров знаменитой английской войсковой школы тактической подготовки в Бернард Кастле. Курсанты отбирались из боевых подразделений английской армии. Большинство моих соучеников повидали  разные театры военных действий: «Крысы пустыни» - ветераны боев против Роммеля в Северной Африке, офицеры-новички после итальянской кампании, «Синдиты»**, воевавшие в Бирме, где минометы перевозились через джунгли на мулах, офицеры из многих прославленных канадских, британских, союзнических полков.

Это были шестинедельные курсы боевой подготовки в условиях заведомо более тяжелых, чем в реальном бою, с целью отсеять несправившихся. Процент отчисленных был высок. Один офицер пожаловался, что его заставили за день пробежать больше, чем за год войны в пустыне. Но теперь я был в хорошей форме и выдержал жесткий тренинг до последнего дня.

В последний день мы рьяно взялись за знаменитую полосу препятствий Бернард Кастла - линию барьеров и преград, славящихся труднопроходимостью. Одним из наиболее трудных этапов был пятнадцатифутовой высоты мост, опутанный колючей проволокой. Из-за своего веса я был освобожден от этого прыжка, но самонадеянно решил, что смогу его выполнить. Рухнув на землю, почувствовал, что с правой лодыжкой что-то случилось.

С ужасной болью я поспешил в госпиталь, где узнал, что действительно сломал лодыжку. На пике физических страданий я еще и испугался, что из-за этого не смогу участвовать в боевых действиях батальона. Так и  было бы, если бы  не везение. Я попал в руки блестящего врача, одного из лучших костных хирургов Британии, чьи идеи далеко опережали его время. Я стал одним из его подопытных кроликов.

Осмотрев мою лодыжку, он стянул ее лангетой и сказал, что я должен немедленно начать ходить. Чтобы показать, что значит немедленно, он приказал: «Сейчас же встать на ноги! Встать! Встать! Встать!»

Я не поверил своим ушам. Я считал, что ненормальным докторам надо сопротивляться, не подчиняться им, но он был так настойчив, что я решил попытаться, заставил себя приподняться и свалился на кровать в холодном поту почти потеряв сознание от боли, поднявшейся из лодыжки. «Я просто не могу опереться на нее», - сказал я врачу.

«Вы должны, - ответил он.  Завтра я покажу вам солдат, которые пролежали шесть месяцев, их лодыжки еще не зажили, потому что были неподвижны столь длительное время».  И он показал, и я пошел, и лодыжка зажила сказочно быстро.

Происходили в госпитале и другие чудеса. Я был одним из счастливчиков, как и мои соседи, включая британских моряков, чьи тела были страшно исполосованы кипящим паром или горящим маслом и зажили чудодейственным образом. Еще большим чудом были солдаты, раненные на пляжах Анцио. Их привезли полностью в гипсе, наложенном на поле боя почти две недели назад. Когда санитары снимали гипс, скажем с искалеченной ноги, зловоние гниющего мяса почти сбивало с ног. Но растительные отвары залечили раны. Процесс приехали изучать потрясенные исследователи.

Через несколько недель доктор наложил мне легкий гипс и отправил в батальон. Его прогнозы подтвердились, еще несколько недель упражнений и терапии залечили ногу полностью. Хотя я и прихрамывал некоторое время, но был мобилен.

Мое назначение командиром минометного взвода было постоянным. Другими словами, как офицеру, прошедшему специальное обучение, мне больше не грозила опасность ротации. Командование взводом дело серьезное и заслуживает краткого пояснения. Пехотные минометы предназначены для поддержки штурмовых пехотных или танковых групп. Это очень эффективное оружие. Они легки и мобильны, могут следовать за пехотой почти всюду. Благодаря высокой траектории могут стрелять почти над всем и почти во все. Сержант Корриган из Королевского полка подтвердил это, попав из миномета в один из главных немецких складов оружия в Булони - склад взлетел в небо.

Минометный взвод насчитывал семь сержантов, шесть капралов и двадцать рядовых. Это была отличная группа хорошо обученных и тренированных бойцов. Каждый из них от сержанта до шофера был специалистом и почти любой, если потребуется, мог принять командование взводом. Это была самая слаженная и сильная группа из виденных мной. Приняв командование, я пообещал себе сделать все, что в моих силах, чтобы доказать, что достоин руководить ими.

Сержанты Королевского полка - совершенно особая порода солдат. Я горжусь тем, что мне довелось быть сержантом 2-го батальона.  Позже, в Голландии, я стал почетным членом сержантского стола. Это было особым доказательством нашего товарищества. Мне выдали членское кольцо – единственное кольцо, которое я носил.

Сержанты моего взвода были, как я и ожидал, впечатляющи. Роли Гьютон, старший сержант, щеголеватый статный мужчина с широкими, как двери конюшни, плечами, пользовался репутацией самого буйного драчуна в полку.  Сержанты Стайлес и Сулливан тоже хорошо смотрелись. «Папа» Уарнер и Клут - старшие сержанты, наиболее уважаемые в батальоне. Оба большие и худые. Сержант же Салли выглядел как старомодный борец, сильный, плотный, со сломанным носом.

Первые несколько дней мы присматривались друг к другу. Я был офицером, командиром - им полагалось выполнять мои приказы. В то же время я понимал, что без сотрудничества мало что смогу сделать. Вопрос был в цене сотрудничества. Будут они следовать старому принципу "офицеры приходят и уходят, а сержанты остаются", или мы поладим - зависело от того, насколько успешно я справлюсь с руководством.

Сразу как я вернулся из военной школы в Бернард Кастле, еще прихрамывая,  началось наше противостояние. Курсы минометных офицеров научили совершенно по-новому использовать это оружие, и мне не терпелось применить только что полученные знания. Сержанты, однако, явно не хотели менять привычную рутинную работу и заняли позицию неприятия.  Я не смог сработаться с ними и подозреваю, что их, квалифицированных  специалистов, задело, что какой-то новичок навязывает им свои идеи. Ухудшило ситуацию то, что я настоял на регулярных марш-бросках с  минометами и снарядами на спинах - сорок лишних фунтов к обычному снаряжению. Это выполнялось со скрипом и добавляло недовольства.

Все время происходили мелкие стычки. Сержанты были уверены, что я не смогу насильно внедрить свои идеи. Они сознавали свою нужность и постоянно проверяли меня, пытаясь понять как далеко все это зайдет.

Однажды, пока я стоял в нерешительности перед строем, семь сержантов, не спеша,  вразвалочку, подошли  на плац двумя минутами позже. Возглавлял их Гьютон, явно пытаясь показать мне, кто хозяин в доме.  Я принял вызов. До дня Д оставалось всего несколько недель, и я знал, что рискую потерять семь лучших сержантов канадской армии. Но я не мог рисковать еще больше, идя в бой с двумя рулевыми. Я доложил по команде и потребовал наказать их.

С тревогой я ожидал результата своего рискованного хода. К моему облегчению полковник Джок Спраг, командир батальона, поддержал меня. К еще большему облегчению бригадный генерал Блакадер, командир бригады, решил отпустить их с выговором. Был взят важный барьер, мой авторитет во взводе больше не пошатнулся. С того момента сержанты, как и остальные, максимально поддерживали меня, мы работали слаженно, с взаимным уважением. Все произошло незадолго до того, как их дружба и преданность подверглись настоящему испытанию.

Это случилось всего через несколько дней, когда мои сержанты собрались со своими сослуживцами из противотанкового взвода посидеть  в пивной. Они пригласили меня и командира противотанкового взвода Дона Хогарта, моего хорошего друга. Дон, тогда  старший лейтенант, как и я, был сильный, массивный мужчина, красивый, несмотря на рубцы, оставшиеся после недавней аварии на джипе. К утру он мог получить раны и посерьезнее.

Застолье началось смачно, вскоре мы были в приподнятом настроении. Все шло замечательно, пока без всяких предупреждений Роли Гьютон и Дон Хогарт вдруг не встали в боевую стойку. Ситуация стала опасной, если бы началась драка, остальные сержанты вступили бы в нее, да и я не смог бы держать руки в карманах.       

Мы в центре Алдершота, кругом военная полиция. Пьяная драка могла завершиться для всех нас военным судом. Кто знает, где бы это закончилось?

Я попытался восстановить мир, встав между ними, но ничего не вышло. Ситуация становилась отчаянной и требовала отчаянных действий. Я повернулся к Дону, обвинил его в оскорблении моего сержанта и предложил выйти уладить дело со мной.  Понятно, что драка сержанта с офицером - дело крайне серьезное, пусть лучше это будут двое равных по званию.

Мы вышли в темноту. Четырнадцать сержантов из двух взводов встали стеной, заслонив нас от посторонних взоров. Это была самая эффективная защита, они были сейчас одной из сильнейших групп на свете. Огражденные от нежелательного вмешательства, мы с Доном стояли нос к носу и бились. Оба были пьяны вдрызг.
   
Удары сыпались со всех сторон, никто не махал кулаками для видимости. Удары Дона были болезненными, не думаю, что его радовали мои. Он дрался люто, хотя немного утих, несколько раз попав кулаком в стену пивной. Как-то он ухватил меня, и мы повалились на землю, все еще колотя друг друга, и издавая душераздирающие вопли. Я много боксировал и со своими 240 фунтами против его 200 имел явное преимущество.

Это могло длиться долго, поскольку мы оба стали почти неуязвимыми. Наконец, я помню, мои сержанты оттащили меня, когда я стал бить его головой о мостовую. Сержанты подняли меня, отвели домой и уложили в постель. Они должны были сторожить меня, потому что позже я был разбужен ревом Дона, которого не пускали ко мне с дубиной.

На следующий день мы с Доном стали лучшими друзьями.

Позже батальон поднялся на Шотландские высоты в Инверари для отработки десантирования с кораблей. Мы учились взаимодействовать при высадке и даже стрелять из минометов с неустойчивых маленьких суденышек. Глубоко изучив десантные операции, мы заслужили для 3-й канадской пехотной дивизии, которой принадлежал Королевский полк, кличку «Водяные крысы». Однажды мы с моими солдатами чуть не превратились в мертвых водяных крыс, когда я в пылу учебного штурма скомандовал «Выше!», что означало уменьшение дальности, имея в виду ее увеличение. Когда я понял ошибку, как и все на пристающем корабле, мины уже были в воздухе, и мы плыли прямо под них. Это было впечатляющая демонстрация дисциплины для необстрелянных солдат. Все просто уставились на меня, пока мины падали в воду прямо перед нами, не причиняя вреда.

Делали мы и другие нестандартные вещи с минометами. Я проявил глубокий интерес к данному оружию, которое показалось мне потенциально весьма полезным, хотя и имело два больших недостатка: сравнительно долгое время развертывания минометной батареи и несовершенные средства наводки и расчета дальности. Я искал способы  устранения этих недочетов.

Развертывание батареи  включало несколько требующих много времени подготовительных действий, считавшихся необходимыми для эффективной наводки. Командир должен был определить позицию для опорной плиты и найти подходящее место для НП (наблюдательного пункта). Затем надо было  определить вспомогательную точку прицеливания для привязки к ней при управлении огнем. Все эти позиции определялись пешей рекогносцировкой, что тоже отнимало время.

Я решил сократить весь процесс, исключив пешую часть и используя карту для фиксирования различных позиций. Тщательное изучение моей крупномасштабной карты оказалось эффективным способом определения наиболее подходящих точек для каждой позиции и значительно ускорило процесс. Таким образом я разворачивал батарею за 10 минут вместо положенного по инструкции часа!

Карта использовалась и на следующем шаге, чтобы усовершенствовать процесс наводки. До сих пор минометы пристреливались, что завуалированно обозначало стрельбу в направлении цели. Если снаряд падал левее, миномет доворачивали вправо, если не долетал - то чуть опускали ствол. Опытный расчет делал это быстро, но метод был несовершенный. Главный его недостаток - противник обнаруживал пристрелку миномета в его направлении, и получал возможность защитить или сменить позицию. Я рассказал об этом Элли Дантону, командиру роты поддержки, который раньше командовал минометным взводом. По моей просьбе он устроил мне учения с артиллеристами.  Я тщательно изучил  как они, используя координаты на карте и математические расчеты, осуществляют прицеливание. С помощью артиллерийских приемов я по радио или телефону корректировал стрельбу с наблюдательного пункта, используя для указаний карту.

В целом концепция была проста, нужно было всего лишь научиться работать с картой. Я расхвалил идею нашим пехотным офицерам, и они научились направлять минометный огонь на выбранные цели. Все, что было от них нужно - получить необходимые координаты на карте. После этого наши мины летели прямо в цель с минимальным количеством пристрелочных пусков, поражая врага внезапно, не давая ему заранее узнать, что мы собираемся делать. Иногда мы, получив координаты целей на карте, успевали сделать десять-двенадцать выстрелов, пока немцы успевали понять, что находятся под нашим обстрелом. Поскольку каждая мина  поражала сотни ярдов, эффект был сокрушительным. Мы быстро научились правильно использовать эти приемы.   

________________________________________
*  В русской транскрипции чаще пишут Олдершот. Прим. перев.
** Индийская пехотная бригада, позже дивизия. Прим. перев.

Глава 9. Интересное время в Англии http://www.proza.ru/2009/12/30/241