ДЕРЕВЕНСКИЕ ПОСИДЕЛКИ-К (рассказ)
Летний вечер. Роскошный закат, мрачно чернеющая полоска леса у горизонта, придающая закату нотку трагичности. Красота недолговечна, любуйтесь, впитывайте, час-другой - и не будет заката. Следующий, может, будет лучше, но такого, как этот, не будет никогда. Поближе к зрителю убранное поле, покой. Всему нужен покой, и земле тоже. Лето на излете, конец августа, прощальная благодать. Ещё ближе - стога, огороды с неубранной картошкой, покосившиеся сараи-дровяники, старенький забор, калитка, тропинка. куры. Всё это видно из окна веранды, если отодвинуть кастрюлю с геранью. Если убрать её совсем, можно увидеть ещё больше, но это будет не так интересно. Веранда старенькая, рассохшаяся, просушенная и прокаленная многочисленными летами и зимами, но ещё крепкая, своё послужит. Старые дореволюционные стулья с толстыми слоями краски, выгоревшая репродукция «Незнакомки» Крамского. Стол с потрескавшейся клеёнкой, старый журнал «Крестьянка» тридцатилетней давности. Здесь всё старое - это жилище старушки. Даже огурец, лежащий на щербатой тарелке, откушен наспех и забыт, лежит не один день. Время остановилось. Воздух дрожит от жужжания и звона мух, обессилено бьющихся об старые, с трещинами стеклышки рам. Глупые, все тщетно, за этими стенами другое время, другая жизнь, другое измерение. Здесь живут прошлым, в прошлом, прошлое-минувшее-былое... Здесь время течет вспять. Здесь век длится как один день. Здесь закат не имеет цены, он обесценивается через призму прошлого. Закаты, восходы, сколько их минуло на хозяйкином веку - несть числа. Что уж говорить о каких-то мухах, чьи высохшие оболочки валяются по углам веранды. Дух бессмертен, плоть бренна. Сама хозяйка сидит тут же на стуле спокойно и уверено. Её разморило, доски веранды исходят дневным теплом, воздух за стеклами чуть заметно струится. Хорошо, покойно. Одна осталась во всем доме, даже скотину не держит, годы не те - только кошку. Старые натруженные руки лежат на коленях. Тело огрузло и оплыло к земле. «Скоро Лопатин забирать придет», - это она о смерти, уже не страшно. На свободной половине стола колода затертых игральных карт. Сегодня будут посиделки с игрой в «дурачка». Придет знакомая старушка, приезжает каждое лето из Мурманска. Вся высохшая, как египетская мумия, туго завязанный платок, ротик, словно стянутый невидимым шнурком, сухие узловатые пальцы. Одна нога высохла, как палка, но ходит без костыля. Тоже одна, мужа пережила, детей не было, но уйма родственников. Ездит летом пожить в старом родительском доме. Сидеть станут скромно, без угощения, беззвучно будут ложиться потрепанные карты. Всё будет: и детская радость от выигрыша, и огорчение от проигрыша. Они одни в этом мире, ровесницы, уцелевшие могикане. Главное угощение на этом вечере - их общие девичьи воспоминания, замужество, война, бегство всем семейством от надвигающего фронта, рытьё противотанковых рвов, вши, керосин, бритые головы, хлебные карточки. И страх, и слезы, и любовь, и всё это за невинной, старой, как мир, игрой в «дурачка». Так они коротают свой долгий летний вечер в обрамлении величественного в своей северной красоте заката. Заката их догорающей, но такой длинной жизни. Трудно первые сто лет.
К О Н Е Ц . 27 сентября 2000г. (26 ноября 05г.) /копия/ Богданов И. В. Кировск.