С этих слов у Петра начиналось каждое утро. Хочу собаку – слышалось ему утром, днём и вечером. Это женское ХОЧУ не имеет тормозов, оно неотвратимо надвигалось на его жизнь. Ночами, которые казались раем, он пытался вспомнить и расставить по-порядку все женские ХОЧУ.
Два раза ХОЧУ закончилось двумя детьми, и хотя первая его реакция не была такой, какой бы ей хотелось, теперь он любил и гордился детьми.
Дети дали маленький перерыв в нескончаемом хочушном потоке, но они стали подрастать, и уже не нужно было поминутно вскакивать по ночам, стирать и убирать, и жене стало нестерпимо скучно.
Первым жильцом в их уютной квартире стал кот. Он появился весной, и на несколько лет хочушные потребности были закрыты. Но шло время, и кот уже перестал считаться котом, став практически членом семьи. Тогда опять же ранней весной в доме появился аквариум с рыбками, потом ещё один кот, два хомячка, попугай и черепашка.
Пётр с ужасом наблюдал, как стремительно обживается его квартира, в каждом углу кто-то живёт, шевелится и даже пытается размножаться, но, скрепя сердце, он всё же сознательно шёл на компромисс с привычным образом жизни.
Эта весна началась ещё задолго до мартовских капелей. Первые грозные признаки надвигающейся катастрофы он различил в декабре, когда однажды жена, свернувшись клубочком около своих кошек, тихо попросила: «Хочу собаку», и уснула. На следующий день она захотела собаку уже два раза, а всего лишь через неделю – двадцать четыре раза утром и столько же вечером.
Она потеряла сон и аппетит. Её не успокаивали даже спасительные шопинги и походы в парикмахерскую. Часами она пропадала в Интернете, выискивая удачный вариант. Пётр пробовал убеждать её и даже подкупать, но все аргументы легко отскакивали от нерушимого и необъяснимого женского желания – хочу.
Иногда у него все же создавалась иллюзия, что он победил, когда жена на несколько дней отставала от него, но лишь за тем, чтобы уже в следующий раз давить на него более беспощадно и умело.
Последний довод, который сломил его уже пошатнувшуюся волю, был таков, что у него есть его литература, и он, как школьный библиотекарь, может сутками просиживать за рукописями, получая от этого огромное удовольствие. А у неё нет счастья, она несчастлива с ним, когда он сидит как библиотекарь. Собака – это именно то счастье, о котором она мечтает.
Ему стало стыдно. Ведь действительно, он был счастлив погрузившись в свой мир чернильных каракуль, в ворох пожелтевших рукописей, общаясь с такими же ненормальными по Интернету. А она? У неё нет счастья!
Эта мысль, поселившаяся в его голове, всего за несколько дней сделала в ней революцию. Он уже смотрел на собаку как на неизбежное зло, с которым он должен смириться.
Он ещё пытался образумить её, но жена, почувствовав его слабость и сомнения, принялась давить с удвоенной энергией, и как только по-весеннему выглянуло солнышко, только на земле образовались первые проталины, она объявила, что уже вечером им приведут собаку.
Собака появилась в их квартире одним несчастным вечером, распугав до смерти котов, громко топая, чавкая и разбрызгивая слюну, забегала по ковру переросшим годовалым щенком. За ним с весёлым гомоном носилась детвора.
Петр закрылся в своём кабинете, и как бы он не хотел сам себе в этом признаться, но пришёл конец их квартире, милому островку их семейного счастья.
Через полгода он привык к собаке, да и собака привязалась к нему. По утрам, пока все спали, Пётр гулял с ней, невзирая на дождь и ветер, а по вечерам, когда он клевал носом над очередным чернильным миражом, собака в такт ему похрапывала, лёжа под стулом.
В их семье снова наступило хрупкое равновесие.
В этой истории можно было уже ставить точку, как однажды ночью его жена во сне очень четко прошептала слово ХОЧУ, оставив Петра до утра мучиться и гадать, кто же станет следующим обитателем их квартиры.