1989-1990г. По решению Президиума Верховного Совета СССР в НКАО было введено прямое управление с образованием Комитета особого управления Нагорно-Карабахской автономной областью под председательством А. И. Вольского, заведующего отделом ЦК КПСС. Были приостановлены полномочия областных партийных и государственных органов, ограничены конституционные права граждан. Комитет был призван предотвратить дальнейшее обострение обстановки и способствовать её стабилизации.
В Армении и Нагорном Карабахе было введено чрезвычайное положение. По решению советского руководства были арестованы члены так называемого комитета «Карабах» (включая будущего президента Армении Левона Тер-Петросяна).
30 ноября 1994 года, Президент РФ Б.Н. Ельцин издал Указ № 2137 "О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики".
Агония великой страны продолжалась...
* * *
Леденящий холод войны. Замёрзшие до окоченения души людей. И смерть, смерть и ещё раз смерть. Я всё это, до поры до времени, видел только в кино, спокойно попивая чай возле телевизора и переживая за раненых солдат. Казалось бредом, что такое каснется хоть как-нибудь и меня самого.
Путь домой. Нет события радостнее и долгожданнее для любого солдата любой войны. Это счастье ожидания встречи с близкими. Это запах мира. Запах простой бытовухи: еды, кастрюль, вещей и т.д. Этим запахом, оказывается, можно наслаждаться. Каким всё это кажется далёким и чужим. Буд-то было не со мной. Будто не я когда-то бегал босиком по зелёным лугам и барахтался в волнах одной из великих рек Крайнего Севера России. Будто всё это жизнь другого человека.
Но вот поезд на вокзале одного из кавказских городов отправляется по расписанию в моё далёкое детство, то есть домой, в другую уже жизнь. Война осталась где-то там, позади.
Как не странно для Кваказа, но вагон купе, довольно уютная атмосфера, приветливая проводница, вся в заботе о пассажирах и люди с чемоданами. Словно в каких-то, может, пятидесяти километрах отсюда, не грохочет канонада смерти, обливая землю огнём. Словно ежеминутно не гибнут люди за бредовые идеи новоявленных политиканов.
Я удобно устроился на левой нижней полке купе. Везде было чисто, ни единой соринки. На окошке висели милые шторки с надписью «Кавказ» «МПС». Благо, что вещей с собой у меня почти не было, если не считать одной походной сумки. Я ожидал проверки билетов и постельного белья. Чувство возвращения домой – это великое чувство. А возвращение домой живим и невредимым – это уже признаки счастья.
Вспоминаю, как три с небольшим хвостиком месяца назад, в порыве страданий от окончательного расставания с девушкой, я мгновенно собрал вещи, купил билеты, сел на поезд и был таков. Просто уехал, никого не предупредив. У своих родственников в Закавказье я не был что-то около пятнадцати лет.
Если бы я знал тогда, как дорого мне обойдётся это путешествие в другую жизнь. Оно обошлось войной, потерей друзей и родственников, кровавым месивом и огромными воронками, вместо жилых домов. Шёл неспокойный 1995 год.
Поезд уже как минут тридцать был в пути. Колёса вагона привычно постукивали, а сам вагон приятно и легко шатало из стороны в сторону. За окном мелькали столбы и населённые пункты. Ко мне в купе никто не вселился. Это тоже хорошо. Удобно устроившись возле окошка со стаканом горячего чая, я обдумывал своё возвращение домой. Как это будет. Казалось, что прошло не менее ста лет. В действительности же прошло всего лишь каких-то три с половиной месяца. Ни мать, ни бабушка не знают, где я и что со мной. Может я уже в розыске? Не надо было так мне поступать. Дела амурные – одно, а родители – святое. Какой же я был ребёнок. Стыдно вспоминать! Так оно и было в действительности. Домой ехал не тот неудачник и романтик, рубаха парень. Домой ехал взрослый мужик, закалённый в боях и походах, не раз испытанный судьбой. Правда, все эти бои и походы просто стечение диких обстоятельств и смутного времени становления российской демократии. Как ни называй войну локальным конфликтом, она остаётся войной. А конфликты бывают между соседями из-за невыброшенного мусора. Мне так видится.
Просыпаюсь от грохота в коридоре вагона, скрипа дверей в купе и громких разговоров людей. Время 01.30. Ё-моё, сейчас бы только спать и спать. Что за жизнь говно, нигде выспаться не дадут. Что за люди, японский бог!
- Простите, это какие места?, - спросил какой-то парень с похожей на мою сумкой.
- Ну, ведь там же написано всё, неужто лень посмотреть, надо обязательно будить человека из-за такой ерунды. Вот светильник, а вот и номера мест, указаны снаружи купе - со злобой ответил я.
- Простите, - виновато сказал парень, посмотрел на номер места, вошёл в купе и закрыл за собой дверь.
- Проехали.
- Меня зовут Андрей. Мы теперь с вами соседи. Простите, что разбудил. Но это поезд, сами понимаете. С утра компенсирую моральный вред. А сейчас, спокойной ночи.
- Спокойной, меня Игорем зовут, - сухо ответил я, - соседи, значит. Ну, ну.
Парень стал возиться с постелью и вещами. Однако возился он аккуратно, без шума, и я вскоре заснул.
Утро настигло меня громкими выкриками проводницы, сообщавшими, что скоро поезд прибудет на какую-то хренову станцию, под жутким, труднопроизносимым названием.
- А, что б тебя! – выругался я спросонья. Выругался и не срезу понял, что в купе не один. Сосед уже проснулся, и мирно попивал горячий чаёк. Что вам скажу, так это о вкусе дорожного чая. Вот если бы пить такой же чай где-то в кафе или дома, это будет не тот вкус. Здесь вкус особый, как сказал Райкин: «Специфический».
- Доброго утречка, сосед – поздоровался парень, имени не помню, - я Андрей. Прошу к нашему шалашу, - при этих словах Андрей развёл руками над столом, обставленным всякими вкусностями.
- Утро доброе, Игорь. Приношу свои извинения за ночную грубость. Просто не спал двое суток перед посадкой.
- Не стоит извинений. Обычное дело в наши дни. Ты, вот, лучше иди умойся и к столу. Будем моральный вред компенсировать. Давай, давай, шевелись.
Андрей набросил на меня казённое полотенце и вытолкнул за дверь купе. Ну и деловой чел – подумал я. Ладно, пойду умываться, а там видно будет.
Застолье получилось отменное. Андрей действительно сдержал слово компенсировать мне беспокойный сон. В беседе выяснилось, что Андрей – солдат срочник, едет домой на побывку, которая досталась ему в качестве награды за проявленное мужество. Андрей танкист. Служит в одной из частей, дислоцированных в Чеченской Республике.
Я рассказал Андрею свою историю. Всё, как было.
Я начал свой рассказ с расставания с любимой девушкой, с девушкой, которая прошла со мной огонь и воду, не говоря уже о медных трубах. Потом, оказалось, что мы слишком разные люди. Просто чёрное и белое, не больше, не меньше. Как результат расставания – моя поездка к родственникам на далёкое Закавказье. А там мобилизация. Отказ от службы – позор семьи, а она у меня в Закавказье очень большая. Три месяца изнурительной кровавой войны, унёсшей десятки друзей и родственников. Потом вот этот путь домой в результате контузии.
- Да, - сказал Андрей, - романтическая история, ничего не скажешь. Можно об этом книгу написать. А у меня всё проще. Армия – Чечня – война. Да что мы тут с тобой завели разговор. Надо радоваться, что живы, и, мало того, здоровы! Наливай, не микрофонь!
Я аккуратно разлил по стаканам армянский коньяк, которым меня угощал Андрей.
- За тех, кто уже никогда не сможет вот так вернуться домой.
Мы встали и выпили не чокаясь. Постояли минуты три и присели.
Закусив, мы помолчали о многом. Каждый о своём. О друзьях, которых больше нет, об их матерях, жёнах и девушках, да и вообще, о том великом преступлении против человечества, которое называется войной.
Через небольшой промежуток времени мы выпили уже изрядно. Однако пьяными нас назвать, язык не поворачивался.
- Брат, - обратился ко мне Андрей, - у меня мама в Москве. Вот, везу ей этот крестик – Андрей достал из сумки маленький свёрток, раскрыл его, и мы увидели православный серебряный крестик с распятым Иисусом. На обратной стороне крестика было выгравировано: «Спаси и сохрани, Господи, моего сынулю, раба твоего, Андрюшеньку. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь» - это мамочка мне на крещение одела. Как давно это было. Мне тогда только девять стукнуло. Жаль, цепочка порвалась. В суете вытаскивал командира из подбитого танка. Шею ободрал и вот цепочку…
- Ничего, Андрюха, приедешь, отремонтируешь у лучшего ювелира. Наденешь крестик, и всё будет в порядке. Вот запомни мои слова, слышишь…
Андрей достал из нагрудного кармана кителя небольшую фотографию.
- А это мои любимые, мои роднули, мама, отец и Юленька, девушка моя. Вот это платье я ей купил прямо перед армией. Она, наверно, специально в этом платье снялась. Это фото недавно прислали. Пацаны пишут, что Юленька ждёт. ЖДЁТ, понял!
Смотрел я на Андрея и чуть не прослезился. Так больно и тошно мне стало.
- Повезло тебе с ней, цени это, цени каждое мгновение. И вообще, тебе повезло с семьёй. Какие они у тебя добрые и жизнерадостные здесь, - бурчал я, разглядывая фото Андрея.
- А ты самого главного не знаешь, Игорёха! Ах, если бы ты только мог представить себе, какие у мамы получаются пирожки с капустой, ах, если бы ты мог это себе представить! Знаешь, что, а приезжай ко мне в гости! Да, я тебе делаю официальное приглашение. Обещаешь?!
- Какие проблемы, я вам там ещё надоем! Если б ты знал, сколько пирожков с капустой в меня влезает, ты бы, наверное, отказался от этого приглашения.
- Ну что ты, не в тему как-то попёр! В общем, так и порешим, ко мне и точка, блин.
Таким вот макаром мы с Андрюхой конкретно скорешились, а, говоря человеческим языком, сильно подружились. Узнали много друг о друге. По крайней мере, узнали достаточно, чтоб стать друзьями не разлей вода.
Коньяк неожиданно закончился, но за второй бутылкой мы не пошли. Ума хватило. Мы быстренько убрали всё со стола в купе, вынесли мусор и тихонько сели играть в домино.
Так прошло время, а может быть и время остановилось. Мы рассказывали друг другу все свои мечты, кто и как и с кем будет жить потом на гражданке и так далее. В окне быстро мелькали столбы, проносились дома, деревни, города. Проносились судьбы сотен людей, озабоченно блуждающих с чемоданами по перронам вокзалов.
- Молодой человек! Москва! Эй, алло, молодой человек, подъём, Москва! Сдавайте бельё! – страшный, невыносимый голос из глубин моего сознания, просто отравлял мне жизнь в этот, непосредственный её момент. Я не мог понять, что случилось и что надо этой ужасно накрашенной, похожей на царицу Клеопатру, женщине в синей форме с погонами, на которых светились буквы «МПС».
- Так, молодой человек, я устала вас поднимать, я вам не подъемный кран. Быстренько встали, сдали бельё в комплекте и до свидания, через двадцать минут Москва!
Клеопатра стала трясти меня за ноги и спихивать с меня одеяло. И мне пришлось проснуться.
- Да понял я, понял. Встаю уже. Можно, я оденусь, или вы останетесь.
Надменно фыркнув, Клеопатра с погонами «МПС» ушла восвояси.
- Господи, неужели на этом, не совсем белом свете, всё-таки есть покой? Спасибо, Тебе, Господи, за это.
- Алё, Андрюха! Ты же не хочешь, чтобы тебя обслужил спецназ «МПС», а? Или хочешь. Сержант Игнатов, подъём! – скомандовал я и увидел пустое место рядом с собой.
- Так, я не понял юмора – сказал я самому себе – вот идиот, уже собрался и готов к труду и обороне. Небось, похмелиться в ресторан свалил. Ну, ладно, Андрюша, я сейчас.
Я оделся как по тревоге и, не умываясь, пошёл в вагон-ресторан. Благо этот вагон был следующим от нашего к голове состава.
Однако и в вагоне-ресторане Андрея не оказалось. По пути обратно, я зашёл в туалет, привёл себя в порядок и вернулся в купе. Место Андрея пустовало. Не было ни белья, ни вещей, вообще ничего, только голая кушетка поблескивала кожезаменителем. В моей голове стала работать невидимая наковальня. Молот с грохотом бил и бил. Голова трещала по швам. Вот они, последствия злоупотребления алкоголем. Да вроде бы мы много и не пили и не пьянели вовсе. Ну да ладно.
Так, что мы имеем. Человек исчез, походу. Придётся идти к проводнице и спросить, куда она дела своего пассажира. Я медленно направился к купе проводников.
- А, постельное бельё принесли? Давайте сюда! - проводница вытянула в мою сторону обе руки и посмотрела на меня устало, - ну что, долго ждать? Люди кругом, Москва скоро, быстрее давайте.
- Да я на счёт моего соседа. Он что, сошёл уже? И на какой станции?
- Какого, блин, ещё соседа, что вы мне мозги компостируете, несите бельё, сказала!
- Но послушайте, у меня пропал сосед, с которым мы ехали в одном купе. Он подсел на поезд ночью. А сейчас его нет. Может он вышел где? Он же бельё тоже сдал, наверное.
- Пить надо меньше, гражданин! Ваше купе свободно с самого начала пути и прямо до Москвы. Вот, смотрите, - проводница показала мне какие-то документы – у меня нет корешка билета на это купе, кроме вашего. Всё, не морочьте мне голову, работы навалом, жду бельё.
Я, весь в непонятках, возвратился обратно в купе и присел на своё место. Тут я увидел сложенный втрое тетрадный листок в клетку, который лежал на столе, а рядом с ним тряпочный маленький свёрток. Я взял листок в руки, развернул его. Это была записка.
«106455, г. Москва, ул. Большая Долгопрудная, дом 67, кв. 14. Игнатова Лидия Васильевна. Убедительно прошу тебя, брат, передай это маме в Москве. С надеждой, Андрей».
Далее, я развернул свёрток. В нём оказался серебряный крестик с порванной цепочкой. Я почему-то запомнил этот крестик. Запомнил, как показывал мне его Андрей. Та выгравированная надпись на нём тронула меня до глубины души.
Что, на самом деле, происходит? Боль в голове прошла. Это, наверно, от непонятной ситуации. Положив записку и крестик обратно на стол, я стал медленно заниматься постелью. Но позднее я снова обратился к "Клеопатре", тыкая ей в лицо свёртком с крестиком.
- Вот это что, по Вашему, а? Это что? Как это никто со мной не ехал?
- Так, молодой человек, я вызываю начальника поезда! - с этими словами "Клеопатра" зашла в своё купе и стала нажимать там какие-то кнопки.
- Бесполезно - тихо промолвил я себе под нос и вернулся молча на своё место...
...На поиски адреса, указанного в записке Андрея, ушло около двух часов. Москва, что тут скажешь? Наконец, я смотрел на девятиэтажный жилой дом с четырьмя подъездами, из которых и в которые то и дело выходили и заходили люди. Так, квартира 14. Значит это первый подъезд.
Квартира находилась на четвёртом этаже. Простенькая деревянная дверь блестела табличкой с номером «14». Дверной звонок делал вид, что исправен и я нажал на кнопку. Первый блин комом. Никто не открыл и не подошёл к двери. Я нажал на кнопку во второй раз. Теперь мне повезло больше. Послышались шаркающие шаги за дверью. Это обнадёживало.
- Кто там? – спросил негромкий хриплый женский голос.
- Извините, я по поручению Андрея.
В ответ наступила тишина. Было слышно, что кто-то тяжело дышит возле дверей.
- Мы с Андреем вместе ехали в поезде в Москву. У него, видно, что-то случилось, он вышел раньше и попросил меня передать вам кое-что.
После этих слов, защелкал замочный затвор, и дверь медленно, со скрипом отворилась. На пороге квартиры стояла пожилая и, по-видимому, больная женщина. Она опиралась на клюку и тяжело дышла.
- Кто вы и откуда знаете Андрюшеньку? – был её вопрос.
- А вы – Лидия Васильевна?
- Совершенно верно, но откуда…
- Извините, меня Андрей попросил передать вам вот это, - я достал из сумки тряпочный свёрток и протянул женщине.
- Что это? – женщина, не пригласив меня войти, сама вышла на лестничную клетку и взяла у меня из рук свёрток. Минуту она постояла, сжимая свёрток в руке. Потом стала медленно его разворачивать. Развернув, увидела крестик с цепочкой, посмотрела на меня слезливыми глазами, её руки задрожали, слёзы все-таки вырвались из глаз и потекли ручейком по морщинистому лицу, она пошатнулась и стала медленно падать.
Мне хватило реакции бросить сумку на пол и подхватить бедную женщину на руки. Она оказалась лёгкой, как пушинка. Клюка с грохотом упала на кафель лестничной клетки. Свёрток с крестиком и цепочкой женщина крепко зажала в руке. Я был вынужден пройти с ней на руках в квартиру и положить её на первый попавшийся по пути диван. Меня учили оказывать первую медицинскую помощь и я было хотел применить свои имеющиеся знания, но женщина застонала и вроде бы очнулась.
- Господи, ой… ой…. Будьте добры,… там,…. на трюмо… таблетки, пожалуйста.
- Да, да, сейчас, - я быстро сориентировался и нашёл трюмо, где были разбросаны таблетки с разными названиями, - а какие именно, - был вынужден спросить я.
- Вон те, ох…. в зелёной упаковке.
Я быстренько сбегал на кухню, схватил первый попавшийся в руки стакан, набрал воды и побежал в комнату. Лидия Васильевна, трясущимися руками распаковала таблетку и сунула её себе в рот. Запивая водой, женщина проглотила лекарство. Я всё время поддерживал то стакан, то руки женщины, опасаясь, что Лидия Васильевна не сможет самостоятельно принять таблетку. После приёма лекарства, я поправил подушку, лежащую на диване и накрыл женщину пледом. Потом сходил за клюкой и моей сумкой, которые до сих пор валялись на лестничной клетке. Подободрав клюку и сумку, я запер дверь квартиры изнутри. Тихонько подойдя к женщине, я поставил клюку рядом. И Лидия Васильевна сказала:
- Не могу знать кто вы, но вы производите впечатление порядочного молодого человека. То, что вы мне принесли... это удивительно... оно так дорого моему сердцу. Где вы это взяли, скажите мне, пожалуйста? - при этих словах женщина схватила меня за руку и крепко её сжала, - умоляю вас, ради Христа, скажите, откуда это у вас?
Я подвинул свою табуретку, на которой сидел, поближе к дивану и рассказал всё, как было на самом деле. Людмила Васильевна молча и внимательно меня слушала. После того, как я закончил рассказ, женщина ещё немного помолчала. Потом сказала:
- Не понимаю. Зачем вам всё это нужно. Кто вы? Всё, что вы говорите, не может быть правдой, к моему глубокому сожалению.
Женщина заплакала и сильно побледнела. Слёзы потекли струйками по лицу и даже намочили подушку. Я, было, начал успокаивать женщину. Сказал, что в таком случае я пойду, а когда приедет Андрей, то он сам всё и объяснит. При этом я хотел встать. Но рука женщины сжала мою руку с ещё большей силой и не собиралась отпускать. Мне даже стало немного больно.
- Сядьте! – вдруг крикнула Лидия Васильевна и, полежав секунд десять, продолжила – Андрюшенька не может придти. Не может придти мой любимый сыночек, моя лапуля, ласковый мой. Не может придти ко мне, к маме своей, понятно вам! Как вы жестоки, нынешняя молодёжь, любите ужалить побольнее.
- Да как это... – хотел возмутиться я.
- Андрей погиб в Чечне полгода назад. Он сгорел в танке. Вон там, на столе документы, подтверждающие смерть. Мне привезли сына в цинковом гробу. Сказали иначе невозможно. Там, на столе в папке фотографии с похорон.
- Да нет, такого быть не может. Я вот как с вами….
- А вы, наверно, сослуживец Андрюши. Поэтому у вас его крестик и цепочка. Вы знаете, этот крестик...
- Да, да, знаю, этот крестик вы надели на сына при крещении, когда ему было девять лет.
- Действительно… Андрюшенька, значит, вам об этом рассказывал.
- Да, рассказывал, в купе поезда, буквально вчера. Он мне ещё фотографию показал, где вы, ваш супруг и его девушка, как её... имя забыл, блин...
- Как вам не стыдно издеваться над больной, пожилой женщиной. Ну, ничего. Видно и вас тоже прихватила война, значит. Это более понятно.
- Да я не сумасшедший, Лидия Васильевна, я...
- Всё! Прекратили этот разговор. Но всё равно, спасибо вам, э...
- Игорь.
- Спасибо вам, Игорь, что принесли мне столь дорогую вещь. Вы, наверное, были очень близки с Андрюшей, раз он вам это доверил. Спаси и сохрани вас, Господь.
При всей моей настойчивости и убедительности я не мог доказать несчастной женщине, что ехал с её сыном в одном купе буквально вчера. В беседе с ней я использовал весь свой дар убеждения. Но всё напрасно. Женщина склонялась к тому, что я не в себе. Однако в свою очередь, Лидия Васильевна показала мне фотографии Андрея в детстве и юности, фотографии в армии до командирования в Чечню. Потом я увидел и фотографии похорон. Гроб был закрытым. Оно и понятно, человек весь обгорел. Но далее, среди прочих документов я нашёл акт судебно-биологической экспертизы (ДНК), из которого следовало, что останки трупа, находившегося в указанном цинковом гробу принадлежат на 99.9 % гр. Игнатову Андрею Петровичу, сыну Игнатовой Лидии Васильевны. Наличие таких документов объяснимо. Родственники некоторых убитых солдат настаивали на идентификации останков погибших.
От Лидии Васильевны я вышел другим человеком. Вся абсурдность происходящих событий, наводила меня на мысль о каком-то невероятном подвохе судьбы. Вся моя жизнь теперь делилась на две части: до и после описанных мною в настоящем рассказе событий. Из совокупности всех обстоятельств, которые мне с достоверностью стали теперь известны, получается, что я познакомился, пил коньяк и разговаривал по душам в поезде с... трупом!
С такой постановкой вопроса смириться мне не давала природа.
С трудом, поймав такси, я прямой наводкой отправился на кладбище, которое указала мне Людмила Васильевна, где, по её рассказам и по фотографиям был похоронен Андрей. Оранжевая «Волга», скрипя тормозами, остановилась возле невзрачных кладбищенских ворот. Прямо у входа на кладбище разместились бабули, которые торговали цветами и другими ритуальными принадлежностями и при этом, неряшливо лузгали семечки.
- Вот блин, даже здесь коммерция процветает, - недовольно проворчал я.
Кладбище было опрятным, ухоженным и не вызывало свойственное для таких мест чувство бренности бытия. Людмила Васильевна набросала мне наспех план кладбища и как добраться до нужной могилы. Используя это я без особого труда нашел захоронение, с портрета на гранитном памятнике которого на меня смотрел... Андрей. Он был одет как раз в ту военную форму, в которой я видел его в поезде вчера. Вверху памятника был выгравирован орден мужества, ниже портрета была надпись: "Игнатов Андрей Петрович. 11.02.1975 – 17.03.1995г. Вечная память героям". Я невольно вгляделся в лицо Андрея на портрете. И мне на секунду показалось, что Андрей улыбнулся и сказал:
- Спасибо, брат. Спаси тебя и сохрани...