Андрюха допил горячий крепкий чай из эмалированной с обмотанной ручкой кружки, крякнул, с удовольствием затянулся любимой «Тройкой». За грязным стеклышком маленького оконца его избушки шумел привычный, Заполярный ветер. Татуированной крепкой рукой он подкинул дровишек в маленькую буржуйку. В чуть приоткрытую дверь был виден бескрайний, седой Харбей, величайшее озеро большеземельской тундры.
К одиночеству Андрюха привык и воспринимал его философски, часами беседуя сам с собой о жизни, месте и предназначении на земле человека, о том сколько рыбы он поймает сегодня. Мечтал о том, как осенью придет вездеход, и он выедет в город попьянствовать и запастись продуктами на долгую северную зиму. Жизнь его была простой и понятной, как когда-то в зоне, только более сытной и спокойной. Не было здесь лагерной суеты, вышек, конвоя, беспокойных сидельцев и продовольственных проблем. Все здесь было только его и для него и это огромное озеро и рыба в нем и вся тундра. Он здесь хозяин, захочет приютит одинокого бродягу, а нет так и порешить можно неугодного гостя, кто здесь хозяин, только он. Даже божок вытесанный им от зимнего безделья из старой осиновой чурки, стоит в углу и покорно щурит раскосые глаза в его, Андрюхину сторону. Знает крутой нрав хозяина. Будет удача в охоте и рыбалке Андрюха намажет жиром его толстые, деревянные губы и долгими вечерами будет разговаривать с ним, точно с другом. НЕ будет удачи или пьян хозяин, может и отлупить ручное божество тонким кожаным ремнем и со злостью зашвырнуть в угол. Эта неделя была на редкость удачная, губы божка блестели в довольной, сальной ухмылке. Оленей отбившихся от стада, взял Андрюха, часть мяса поменял газовикам на водку, а рыба пошла только сетки проверяй. Одно плохо, вода неспокойная, того и гляди из лодки выкинет, приходиться ремнем привязываться. Он тяжело поднялся, взял с лавки свернутый кольцами кожаный сыромятный ремень. Погрозил широким грязным кулаком ухмыляющемуся идолу, выматерился, тряхнул головой, отгоняя наваждение. Показалось ему вдруг, что чурбан подмигнул хозяину лукавым, раскосым взглядом и захлопнув тяжелую околоченную брезентухой и войлоком дверь, вышел на улицу. Недовольно посмотрел на расходившуюся барашками словно море, тяжелую холодную воду. Привычно неловко закинул тяжелое тело в хлипкую вихляющуюся лодчонку. Взялся тяжелыми руками за весла и борясь с заплескивающимися волнами стал выгребать на глубину, ветер усилился. Замерзающими руками Андрюха привязал себя к сидению. Из черной воды прихватил державшую сеть веревку. Потихоньку выбирая стал доставать запутавшихся в ячеях тяжелых, словно серебряные слитки хариусов. Прихватывая рыбину широкой ладонью, ударял её головой об уключину и уснувшую тут же отправлял в быстро тяжелеющий мешок.
- Удача.
Улыбаясь щербатой улыбкой, он привстал в лодке. В сетях заходил серебром огромный Чир.
- Как же тебя взять сабаку?
Замерзшая ладонь отказывалась слушаться, рыба выскальзывала из одеревеневших пальцев. Он матерился выплевывая заплескивающуюся в рот воду, лодку швыряло из стороны в сторону, волны захлестывали за ворот куртки. Кривым, твёрдым, как стальной крюк указательным пальцем, он все же зацепил рыбину за жабры.
- Есть!
Чир тяжело извернувшись плюхнулся мимо лодки в черную воду. Андрюха от неожиданной потери взмахнув руками, утратив равновесие под грузом промокшего ватника, опрокинулся вместе слодкой в тяжелую словно ртуть ледяную воду озера. Вода на вдохе перехватила легкие. Под холодной её толщей он неуклюже повернул голову и как попавшая в сети рыба сквозь толщу увидел холодное низкое небо и провалился в холодную пустоту.
Темнело быстро, перевернутая лодка мерно ударялась о прибрежные камни, каждый раз с отливающими волнами увлекая за собой в глубину отяжелевшее тело. Рядом словно неваляшка в воде, переваливался с бока на бок, неожиданно посветлевший, обласканный чистой водой ухмыляющийся сосновыми губами Андрюхин домашний божок.