П О В Е С Т Ь «Родина пьёт пиво» 25 февраля 1999 г. (написан) /копия/
Довелось мне как-то делать копию с Пиросмани «Женщина в красном» для одного специфического кафе. Заведение находилось на территории рынка - бывший продовольственный магазин. Все владельцы многочисленных лавок, в основном продуктовых, были «лицами кавказской национальности». Самые разные: армяне, азербайджанцы, грузины и другие мелкие народности. Преобладали, конечно, азербайджанцы, вот они-то и решили устроить кафе для себя с «южным уклоном», а владельцем пригласили старого еврея. Он успел пройти огонь воду и медные трубы, по-другому, наверное, и быть не могло. Признаться, взялся я за это дело только из-за денег и с большим сомнением по поводу будущего гонорара. Чтобы быстрее склонить заказчика в нужную мне сторону, я взял альбом Пиросмани и договорился о встрече. Рандеву намечалось в помещении кафе, но оно ещё находилось в предпусковом состоянии. Барная стойка стояла уже готовая, сверкая позолотой и таинственно мерцая плёночным мрамором, и тут же рабочие что-то красили, курили, ссорились и пили пиво. Хозяина пришлось ждать достаточно долго, в будущее кафе входили владельцы овощных и фруктовых лавочек и, ничего не замечая вокруг себя - ни досок, ни банок с краской, ни проводов, броско и модно одетые, - они важно курили, выразительно ворочали глазами, вели деловые переговоры на своем птичьем языке. Роняли пепел по углам, разводили в стороны пухлые пальцы, унизанные вызывающими массивными золотыми перстнями и, окончив переговоры, не спеша выплывали наружу. Взамен вплывали другие, толстые и важные, с пивом и без пива - в общем, кафе еще не открылось, но помещение уже вовсю эксплуатировалось. Я стоял одиноко и неприкаянно, меня всё это слегка нервировало: обстановка, люди и затянувшаяся встреча. Одни рабочие не комплексовали, успевали между работой курнуть, выпить бутылку «Балтики». Всё это чисто по-русски: если отпиливать, то на глаз и на коленях, и опилки будут сыпаться на свежеокрашенную поверхность; если прибивают, то сделают вмятину на лакировке. Одна чистая бутафория и декорация, год-другой послужит и начнет облезать и сыпаться, но к тому времени у кафе будет новый хозяин. Более бедный и оттого жадный, ему уже будет не до ремонта, лишь бы отбить деньги, взятые в долг, навариться самому. И продать заведение следующему бедолаге, который окончательно разорится, ну это в будущем. Наконец, и сам приехал на крутом джипе, вкатил чуть ли не в помещение. Сразу же споткнулся при входе, за что-то ухватился, конечно же, за окрашенное, цветисто выругался, но не грубо, а так, декоративно. Не глядя вытер запачканные пальцы об чей-то услужливо поданный халат. Работники тут же засуетились и стали заваливать хозяина производственными проблемами, И, кажется, завали ли бы совсем. Он все тряс седой головой, пожимал всем руки улыбался, но глаза - глаза оставались слишком серьезными, словно от другого человека. Сзади верным адъютантом семенила молодая жена, она же бухгалтер, казначей и делопроизводитель. Настала и моя очередь «ломать комедию». Я через головы помахал заказчику рукой, он сделал мне знак – подойди, отмахнулся от слишком назойливых просителей, и мы поспешили укрыться в подсобке, где переодевались маляры. Здесь я открыл ему «волшебный мир Пиросмани», и душа его отлетела в далёкое и недостижимое детство уже немолодого человека. Картинка следовала за картинкой, страница за страницей, я, сидя рядом, журчал ему в ухо, поросшее волосами, как у сатира. Мне даже показалось, что если очень постараться, то можно даже разглядеть едва заметные рожки в его «овечьих» кудрях. Нашу идиллию разрушила его преданная супруга:
– Изя, что смотришь, здесь же одни еврейские рожи нарисованы.
Он подумал и сказал:
- Нарисуешь евреев - армяне обидятся, армян – азербайджанцы разозлятся, где выход?
Мой гениальный план рушился на глазах, спасение пришло из уст этой непредсказуемой женщины:
– Надо пейзаж или натюрморт нарисовать какой-нибудь, что ли.
- Голова! - воскликнул её муж.
И они тут же отыскали натюрморт, весь чёрный и страшный, как головешки после пожара. Я холодно и вежливо кивнул, но это ещё не всё, дальше парочка заказала копию вывески, совершено какой-то обломок кораблекрушения, невзрачную и блёклую. Мне сразу расхотелось и денег, и копировать Пиросмани. (Уж поскорей бы всё закончилось, - тоскливо подумал я.) Напоследок хозяин, видно, решил добить меня. Дождавшись, когда жена отлучилась, он сказал мне:
- Знаешь, дружок, и вот эту еще сделай, уж больно знойная женщина. Представляешь, как «зайка» приревнует! - теперь на меня смотрели глаза молодого мужчины, ослепленного своим чувством к жене.
Я потупил взгляд и произнес:
- Да, мне очень нравится именно эта картина за её необыкновенный колорит.
- Да, ты тоже так считаешь? Что ж, пусть это будет сюрпризом для неё. (И для меня тоже, без содрогания я не мог смотреть на дебелую даму в необъятном красном платье с обнаженными плечами и с кружкой пива в мощной руке.)
- И сколько же будет стоить вся эта красота? - уже прохладным голосом спросил Изя.
- Четыреста, - ответил я бесцветным голосом.
- Давай триста пятьдесят, и по рукам!(Господи, почему я не попросил больше? Почему я всегда недооцениваю своих партнеров? - мелькнуло в моём сознании.)
- Хорошо, - вяло согласился я, прикидывая, сколько продешевил, и мы расстались...
Потом был Новый год как праздник пресыщенный и ленивый. Воспоминания о предстоящих росписях только портили пищеварение, такое необходимое во время праздников. Но деньги таяли незаметно и быстро, надо было приостановить процесс, срочно занявшись росписями на ДВП. После не самого обильного ужина - но намного щедрее, чем заказанный натюрморт на странице альбома - я долго рассматривал его на предмет цветового решения. Требовалось расшифровать эту художественную систему, чтобы написать такую же копию. К тому же ещё и большего размера, чем оригинал. В общем, надо было на время стать как Пиросмани. Постепенно я вызревал до работы. Начал с самого простого черного фона, переходил к все более сложным цветовым решениям и не заметил, как закончил натюрморт. И даже получил удовлетворение от процесса, хотя меньше всего на это надеялся. Вывеску «Распивочно и на вынос» я оставил на «десерт». Теперь предстояло скопировать «женщину в красном», так я её назвал, настоящее название - «Любительница пива». Жещнина с пивом не нравилась мне категорически, во всех аспектах. Но я заставил себя рассмотреть её подробно. Тут я вспомнил знаменитое Чичиковское: «Полюбите нас чёрненькими, а беленькими нас всякий полюбит!». (Эк его занесло, - подумал я. - Однако к делу.) На репродукции была напечатана «знойная женщина - мечта поэта», только в «южном» исполнении. Страстные большие глаза, длинные ресницы, огромные сочные губы - в общем, у этой женщины всё было большое, даже слишком большое. В вытянутой руке она держала кружку с пивом, по сравнению с рукой не очень большую. Ей явно было мало пива, и взгляд её выражал неутолимую жажду
жизни. Чувствовалось, что ей всегда не хватало ярких впечатлений от жизни.
Да, эта женщина с волоокими очами была явно неудачницей в личной жизни, выражаясь по- современному. И очень много времени проводила в питейном заведении, нагружаясь пивом, что при её комплекции жарким летом в Тифлисе совершено не удивительно. Её красное платье исходило жаром, как доменная печь во время плавки. Кресло, на котором она сидела, было едва намечено, но это как-то не бросалось в глаза. Рядом стояла белая массивная тумбочка и своим холодом идеально уравновешивала этот костёр, сгорающий дотла. Пивом, очевидно, его заливали. Внизу под креслом какие-то растения - высохшие, оранжевого цвета, на черном фоне, конечно. В этой репродукции черный цвет фона символизировал бархатную южную ночь. Ну, ясно же, ночь, прохладный воздух, шелест сухой травы, взор освежает белая скатерть, и кружка с пивом приятно холодит ладонь. Снежная нежная пена курчавится по краю кружки. Нет, одной кружкой тут не ограничишься. «Эй, трактирщик, еще пару пива!» (Никто меня не любит. Почему?) Я тронул кистью с краской складку на платье, поправляя объём. И принялся опять всматриваться в репродукцию. Нет, она не бедна, не глупа и не пьяница, как может показаться на первый взгляд. Этакая Брунгильда, случайно залетевшая в Тифлис. Пышные холеные руки и пухлые пальцы, только вот странно: ни колец, ни ожерелья, никаких украшений. А восточные женщины любят украшения, правда, ни одна из них не заходит в пивную. Чтобы оказаться одной в обществе подвыпивших мужчин? Нет, это просто невозможно представить. И тем не менее дама - грузинка, одна, без мужа, пьет пиво в открытом платье. Значит, она богатая вдова, богатые могут себе позволить наплевать на предрассудки. Ищет друга-мужчину на ночь или на всю жизнь, как получится. Я попытался представить рядом с ней такого мужчину. Не получилось, нет такого мужчины, в целом свете не сыщете. Значит, она вышла замуж в девичестве и муж умер рано, наверное еще женихом был уже в годах. Сгорел бедный от её неукротимой страстной натуры. И вправду, сухонький старичок в белом костюме забрезжил рядом с Зарой и истаял. Вот она уже вдова, как идет ей черное платье и вуаль, и безутешное горе - муза трагедии. А вечером в корчму, отдыхать от скорбных лиц родни и знакомых. Ну, у кого повернется язык осудить бедную и богатую вдову? Впрочем, мне подумалось, что сухонький грузинский князь с кинжалом, но с больной печенью, больше бы вписывался в роль. Да, оружие, возраст и болезни - всё это знаете ли, придаёт вес, чтобы быть супругом. Но вообще трудно представить мужчину при такой могучей женщине. А может, здесь есть какой-нибудь тайный ход сюжета, жизнь умнее всех мудрецов, вдова может спокойно пить своё пиво. Море умеет хранить свои тайны...
И всё-таки где-то я видел такой типаж. Вспомнил! Вот Родина-Мать зовет, тычет в тебя своим грозным пальцем: «Ты готов стать моим мужем?!» Cколько гнева! О, этот суровый взгляд, эта красная накидка! Это уже не костер, пылающий в ночи, это целый пожар. Нет, лучше так: «Ты заказал ещё пару пива?!» Уже горячее. И уж совсем круто: «Дайте народу пива!» Она – это Родина-Мать, ну на отдыхе, когда нет войны. Но чу, только где-нибудь пропоёт труба тревогу, и это уже Брунгильда, Фелица, Ника! Нет, Ника – уже слишком. Да, такие женщины большего добиваются в мирное время на общественном поприще. В борьбе с косной моралью мира мужчин. Думается мне, что я вижу перед собой первую грузинскую феминистку. Да, в пику мужчинам буду публично пить пиво, и пусть пыхтят и супятся эти усатые хлюпики и недомерки. Хочу и буду. И вот уже Пиросмани прослышал о необыкновенной женщине и поспешил увековечить её образ. Как оказалось, навсегда. Он её оценил, понял и может быть, даже тайно полюбил за вызов, брошенный обществу, морали, мужчинам. Она победила, она выиграла свою схватку с судьбой, она вытянула свой счастливый билет. Великий художник написал картину – трагедию «Любительница пива». А я, пошляк, истолковал её как трагикомедию и написал копию «Родина пьёт пиво». Пусть бросит в меня камень, кто не грешил тем же. Копия просто обязана быть хуже оригинала, это незыблемое правило.
Должно быть, мои умствования отразились в живописи, и старый еврей это понял. Он долго рассматривал копию, наконец проницательно заметил: «А кружка-то, пожалуй, маловата будет?» На что я ответил: "Для такой женщины всё маловато будет...» - и он согласился. Впрочем, порыв его первоначальный угас, и голова у него уже была занята другими первоочередными делами. Правда, он честно заплатил мне, а что касается вывески, то после портрета - а я настаиваю, что это был портрет первой грузинской феминистки - она, вывеска, не оставила во мне глубоких переживаний. Проще говоря, я её не заметил, хотя и скопировал, так же как и натюрморт. За неё мне тоже заплатили, мои страхи оказались необоснованными. Жизнь продолжается, кафе открыли, портрет повесили на стенку. «Женщина в красном», - так копию прозвали посетители, и воспринимают её как «прикол». Трагикомедия переросла в комедию, в шутку, в непристойный анекдот, такова особенность массового сознания. Каждому своё: пиво, анекдот и прикольную картинку, наконец.
КО Н Е Ц 25 февраля 99г. 25 ноября 05г. Богданов И. В. Кировск