Таня с отцом остались одни, когда Тане стукнуло пятнадцать. Поначалу отец тяжело переживал уход матери, даже плакал у Тани на плече, чем сделал её жизнь совсем уж невыносимой, но потом как-то быстро успокоился, в его жизни появились другие женщины. Ну, и ничего удивительного в этом не было, так как был он совсем молодой, обаятельный мужчина, да к тому же ещё и полковник, что, конечно, должно было нравиться женщинам.
Таня же никак не могла освоиться с этой новой бедой в своей коротенькой жизни. С подружками она не делилась, почему-то вся эта история казалось ей постыдной - как это её мать вдруг ушла к постороннему мужчине. К тому же она чувствовала себя в чём-то виноватой, всё время вспоминала, как сказала однажды что-то резкое матери, как дерзила, как про себя называла её нехорошими словами.
Через пару лет мать опять появилась в её жизни, познакомила с отчимом и потрясла количеством привезённых из-за границы тряпок. Хотя именно к тряпкам Таня и не имела особой склонности. Она только что окончила школу и поступила в технический институт, где на пятьдесят мальчишек было их всего две девчонки. Они только что вылезли из школьной формы и ещё не умели одеваться красиво, да и не во что было тогда красиво одеться. Таня ходила в одном и том же застиранном китайском красном свитерке, точно таком же, как у другой девчонки на их потоке, и странное дело, но это их обеих ничуть не смущало.
Однажды мать позвонила и сказала:
- Тебе нужен новый свитер. Скажи отцу, что открылись валютные магазины, и я по знакомству могу купить тебе там хороший английский свитер, совсем недорого, всего пятьдесят рублей.
Таня не решилась, конечно, ничего сказать отцу, а матери ответила, что свитер ей не нужен, зачем, раз у неё уже есть один.
В этот момент в стране происходили как раз всякие Хрущёвские реформы, и студентов дневного отделения послали дополнительно к учёбе работать на завод во вторую смену для приобретения жизненного опыта. Худенькой, болезненной Тане это было совсем не под силу, навалились бесконечные болячки, она стала страдать бессоницей от переутомления и порой до утра никак не могла заснуть под пьяные песни и громкий звук пианино, доносившиеся из соседней комнаты их коммуналки. Но зато она стала регулярно получать на заводе зарплату, свои первые деньги, которые казались ей совершенно огромными по тем временам.
Девчонка она была практичная, и деньгами распоряжалась умело, а как иначе, когда ты растёшь без матери. Треть она отдавала бабушке, которой тяжело было сводить концы с концами на свою крохотную пенсию, а мать этого умудрялась не замечать, а на оставшиеся деньги купила себе часы и заказала два пальто - зимнее и демисезонное. Старенький свитерок теперь донашивался только на завод и нестерпимо вонял краской и металлической крошкой, запахами, неудаляемыми никакими многочисленными стирками, а для института на его месте появилось необычайно пушистое розовое мохеровое чудо производства Италии.
Но через полтора года Хрущёвские нововведения благополучно закончились для ещё более похудевшей и позеленевшей Тани, и вышла она с завода с одним безусловным опытом жизни - богатым русским языком, оснащённым всеми возможными метафорами и афоризмами, которыми смогли обучить Таню её опытные заводские товарки - рабочие цеха горячего отжига.
Товарки эти с заплаканными глазами теперь горячо махали Тане руками с заводского двора, когда она в последний раз выходила из проходной. Таня была девочкой аккуратной и отзывчивой, и все они всегда были готовы работать с ней в одной бригаде.
Поначалу радость почти вольной теперь жизни ошеломила Таню, но скоро бабушка начала опять жаловаться на безденежье, а потом и Таня заметила, что деньги все кончились. Она была уже на втором курсе, и все ребята получали стипендию, а Тане её не платили, так как на человека в их маленькой семье было ровно в два раза больше, чем у следующего судента в их группе. Ребята после занятий часто собирались в кино или попить пивка и всегда звали Таню, но она, застенчиво потупившись, говорила, что ей надо в библиотеку.
Разбитной Ромка Макаров, отец которого тоже был полковником, и Ромка поэтому шиковал на родительской Волге, начал даже как-то догадываться о чём-то и, приобняв её за плечи, шепнул на ухо:
- Пойдём, я заплачу за всех.
Но Таня покраснела и отшатнулась так, что Ромка никогда уже больше не приставал.
Таня понимала, что назрела пора поговорить с отцом о деньгах, но никак не могла себя преодолеть. О том, чтобы поговорить с матерью, даже речи не возникало. Наконец-то в одно из воскресений после их обычного завтрака из покупных котлет, яиц всмятку и кофе с цикорием, Таня пересилила себя и начала:
- Папа, у меня туфли совсем порвались. Вчера в универмаге я видела чудесные шведские туфли, мне бы их надолго хватило, но у меня не было ни копейки денег.
Отец молчал.
- Не мог бы ты давать мне немного денег каждый месяц на мои расходы? - запинаясь на каждом слове и покраснев от смущения и неловкости, продолжала Таня.
- Давай пойдём сейчас и купим тебе туфли, - наконец произнёс отец.
- Ну что ты, папа, разве ты не знаешь, что там уже давно ничего нет, а то уродство, что там осталось, невозможно на ноги надеть.
- Тебе ничего не надо, - отрезал отец, - а если что-то и потребуется, мы всегда можем с тобой пойти и купить.
Таня, уже захлёбываясь в слезах, попыталась объяснить, что она одна из всей группы не получает стипендию, что ребята ходят в кино без неё. Вот, недавно, она пропустила такой замечательный фильм "В джазе только девушки" и теперь никогда в жизни больше его не увидит. Что, в конце-то концов, она учится лучше всех в группе и стипендию не получает только потому, что у них средний доход в семье двести пятьдесят рублей на человека, а у следующего студента только сто сорок рублей на человека, но в этом же нет никакой её вины, и это очень несправедливо.
Отец молча слушал, но Таня видела, что переубедить ей его не удалось, что он непреклонен в своём решении. Беспомощно путаясь в рукавах, она натянула на себя пальтишко и кинулась к лифту, даже не хлопнув дверью на прощание, а тихонько, как всегда, её притворив.
Потом Таня долго ездила в метро по кольцу и клялась себе, что ни у кого, ни при каких обстоятельствах, никогда в своей жизни она не будет больше просить денег. Слёзы текли по её худенькому лицу, и пассажиры с насмешливым сочувствием смотрели на неё:
- Ну какое-такое горе может быть у этой симпатичной молоденькой девчушки?!
Жизнь её не баловала, но Таня выполнила своё обещание и никогда ни при каких обстоятельствах не просила больше денег ни у родителей, ни у мужей, ни у подруг, ни у любовников. И всегда ей казалось, что она ничего не боялась в этой жизни оттого именно, что никогда никого ни о чём не просила. Не боялась, что откажут. Наверное, никому никогда не верила.
- И теперь не станет она просить у детей, - думала пожилая женщина, не замечая, что плачет и что она уже проехала несколько кругов по кольцевой в метро.