Р а с с к а з. З А Р Н И Ц Ы
В деревне у меня был друг Андрюха Рыбаков. Мы оба приезжали к своим бабкам, только он из райцентра, на выходные. А я на всё лето из Питера. Я был постарше его, зато он считался в деревне почти своим. Избы наших бабушек стояли рядом, и веранды выходили на общую лужайку, довольно широкую. Окна же, как и положено, на дорогу. Их клан рыбачат, так называла их моя бабка, был многочисленный. Наш же - наоборот. Зато я приезжал из Питера, и это считалось более солидно, чем из райцентра, который находился в восьми километрах. Андрюха, несмотря на то, что был младше и меньше ростом, не позволял относиться к себе неуважительно. В общем, мы дружили, ходили за грибами, рыбачили и шкодили. Очень удобно: перешел лужайку - и вот он, Андрюха, стоит на веранде с куском пирога. Тут мы садились на скамейку, которая стояла на веранде, и принимались строить планы. Однажды дело было вечером и стемнело рано. Почему нас с Андрюхой не загнали спать, мы не знали. Но очень этому были рады. Впрочем, наверное, бабки наши пошли к кому-нибудь в гости. Они тоже дружили, и так давно, что нас с Андрюхой еще на свете не было. А некоторых своих детей наши бабки уже успели пережить, такая им выпала доля. Андрюха доел свой пирог и сказал: «Поехали на переезд». Переезд находился на отшибе, с одного края поле, с другого лес глухой. Рядом с железкой стоял дом бабки Агашихи, дом этот и его постояльцы пользовались у деревенских дурной славой из-за того, что в холодное время к Агашихе заходили погреться случайные люди. Естественно, с бедной бабкой происходили всякие неприятные истории, не спасала и собака. Бедный Дружок просто устал обращать внимание на непрошеных гостей и вскорости пополнил стаю вольных деревенских собак. Да и вид пустой конуры действовал даже убедительней, нежели когда из неё вылезал, позевывая, Дружок, весело вилял хвостом и ожидал подачки. Поезда сотрясали бедный домишко до самого основания, и мы с Андрюхой считали верхом счастья хоть раз переночевать в нем под грохот тяжелых грузовых вагонов. Такое вот счастье выпало на долю внука бабки Агашихи, но он, дурак, не понимал этого, а мы нарочно не объясняли, чтобы он не задавался.
Что ж, сказано - сделано, мы сели на велосипеды и поехали. Стемнело изрядно, и тропинка вдоль забора едва угадывалась. Только благодаря хорошей памяти мы с приятелем с легкостью катились в ночь и испытывали от этого легкий страх и удовольствие одновременно. Приятная прохлада, звуки ночных насекомых, легкое подрагивание велосипеда, ощущение ночного полёта. Огромные черные бархатные тучи торопливо ползли по небу к горизонту. Где-то явно собиралась гроза, и слышалось глухое ворчание и угрозы будущего грома... Прежде чем я успел что-либо сообразить, мимо меня промелькнуло едва различимое большое пятно человека. Андрюхе не повезло, раздался звук глухого удара, крик, стон, жалобно звякнул велосипедный звонок. Секундная заминка, мат и торопливый топот детских ног. Андрюха догадался убежать в мою сторону. Я затормозил и дожидался его. Мужик, видно, оправился, закурил, забрал чужой велик и побрел дальше. «Козел!» - свистящим шёпотом сказал Андрюха. Обозленный мужик услышал, бросил свою добычу, и по его торопливым шагам мы поняли, что надо сматываться, благо Андрюха уже сидел у меня на багажнике. Но сразу набрать скорость было трудно. Цепь угрожающе затрещала, я сопел, как паровоз, сзади слышался гулкий топот. Шансы обеих сторон оказались равны. Андрюху, видно, грызла обида за утраченный велик и будущую порку. «Не догонишь, выкуси, сука!» - надрывался он. «Убью!»- ревел мужик. Я уже задыхался и только удивлялся, как мы ещё не свалились в канаву. Наедем ли мы на камень, слетит ли цепь или мужик все-таки догонит нас? Неожиданно вспыхнула зарница, на мгновенье осветив всё нереальным светом. Я увидел, что если не сверну, наеду на бревно, откатившееся от края забора. Мужик увидел, что ему всё же нас не догнать. А Андрюха узнал в мужике своего дядю из соседней деревни, который, видно, ходил в кино да засиделся у кого-то. Андрюха сразу заткнулся и закрылся курткой. Свет погас. Этого короткого озарения хватило на то, чтобы я сориентировался. Да и крутить педали стало легче. Пока мы ехали до переезда, пара собак бросились догонять нас, но на полпути оставили эту затею и побрели досыпать. Между тем зарницы вспыхивали чаще и чаще, небосвод озарялся тревожным красным светом. Огромные тучи ходили возле края небосвода, словно дожидаясь своей очереди.
Мы с приятелем добрались до домика у переезда. Оставили велосипед в дровянике и залезли на чердак, где хранилось сено. В проёме двери, как на экране, бесновались уже далекие всполохи. Казалось, где-то не так уж далеко идёт война, и нам тоже не миновать её грозного дыхания. Мы впервые в своей жизни видели зарницы. Но не смогли дождаться конца светопреставления и заснули.
Утром нас разбудил внук бабки Агашихи Вовка. Обнаружив чужой велик в дровянике, он сразу догадался, в чём дело.
- «Уходите скорее! Бабка ругаться будет, и так всё сено измяли».
- «Мы, что ли!» - огрызнулся Андрюха. И тут же деловито спросил: «Курить есть?»
- « Нету, не заходил никто. А то бы стрельнул», - ответил Вовка. Внезапно мимо переезда загрохотал состав, и мы вполне смогли насладиться судорожной дрожью ветхого строения и бешеным перестуком колес на стыках. Дослушав до конца эту чёртову музыку, которая заканчивалась обрывком звонка на переезде, похожего на школьный, мы с приятелем слезли с чердака, забрали велосипед. И, поёживаясь от утреннего холода, побрели домой, в деревню.
Теперь, когда мне доводится видеть зарницы, я вспоминаю ночь на переезде, окно чердака, пылающее небо в нем и зачарованное Андрюхино детское лицо. Ему тогда исполнилось двенадцать лет. Давно его уже нет на свете, убили сразу после армии, остался только сын. Бедной бабке Фене довелось пережить и внука, правда, к тому времени она совсем ослепла, оглохла и лишилась рассудка. Смерть не спешила к ней.
Все подробности я узнал от моей бабушки, которая из окна своей избы следила за перипетиями семейства Рыбаковых.
Как ни странно, но дом на переезде до сих пор цел. Его даже не чинили. Бабка Агашиха жива, внук её Вовка женился. В доме теперь живут случайные люди, деревенские их не знают, поселили кого-то от железной дороги. Я зашел туда, движимый любопытством и воспоминаниями. Как раз когда я открыл тяжелую разбухшую дверь, мимо переезда проходил тяжелый состав. Бедный домишко затрясся ему в унисон. Затрясся и странный худой человек, притулившийся на убогой кровати, забранной деревенским половиком. Поезд прошел, а человека продолжала колотить крупная дрожь, он силился что-то сказать. Но изо рта доносилось только мычание. Ему неприятно было моё присутствие, и он звал кого-то из соседней комнаты. На его призывы вышла миловидная девушка и, увидев меня, сказала: «Не обращайте внимания, это мой брат, он больной. Можете посидеть и погреться, мы привыкли». Она опять скрылась за занавеской, там застрекотала швейная машинка, больной успокоился. Мне стало неловко за своё любопытство, я тихонько вышел из странноприимного дома. Тогда бы это открытие привело бы нас с Андрюхой в немой восторг! Но тогда там не было больного с пляской святого Витта, а сейчас нет моего приятеля из деревенского детства. Кто-то из нас безнадёжно опоздал, я или он, ну что ж, пусть хоть задним числом: я, Андрюха и за тебя разгадал нашу тайну, тайну дома на переезде. Правда, тебе уже всё равно. Впрочем, возможно, твоему сыну и не всё равно. Ведь он как раз твоего возраста и тоже приезжает в деревню к бабке, твоей матери. И так похож на тебя. Может быть, ещё всё может успеть состоятся: ночь, зарницы, бегство от опасности, ночлег в доме со случайными гостями и неожиданные открытия. Ну, в общем, всё как в романах.
К О Н Е Ц . 11 ноября. ( 13 декабря 2005г.) Богданов И. В. Кировск. Т. 23-947