Сентябрьским вечером я шла по улице, закрываясь зонтиком от моросящего дождя. Еще не было поздно, но из-за пасмурной погоды казалось, что уже стемнело. Дождь усилился, я поспешила зайти в подъезд, потом позвонила в квартиру на первом этаже.
– Наконец-то ты пришла, а то уже переживаю, не промокла ли под дождем, – сказала Маша, открывая дверь.
– Задержалась немного, после работы встречалась с теми, кто планирует весной ехать в Африку, – объяснила я.
Маша провела меня в комнату, где собирались гости, так как этим вечером Маша и ее муж Гоша отмечали годовщину свадьбы – пять лет совместной жизни. Их сыну недавно исполнился год. Мы с Машей дружили с детства, и она была мне как сестра. Через два года после окончания школы Маша познакомилась с Гошей и вскоре они поженились. Искренне желая мне счастья, Маша неоднократно напоминала, что у меня завышенные ожидания и, надо признать, в этом она была права. Она смотрела на жизнь реалистично, не поднимала высоко планку, так что не удивительно, что у нее не стоял вопрос насчет семейной жизни. Мне недавно исполнилось двадцать четыре, но перспектив на замужество пока не видела никаких.
– Так это ты о поездке в Эфиопию? – догадалась Маша. – Я бы тоже с удовольствием поехала, но у меня маленький ребенок, поэтому не получится. Скорее всего, Гоша поедет в апреле недели на три в один из отдаленных районов Эфиопии – там намечается строительство водопроводной системы.
В комнату зашел Георгий Белочкин – муж Маши. Он рассказал о том, что планирует поехать в Эфиопию приблизительно в середине апреля.
– Сначала туда поедет Олаф, – сказал Гоша, – в отдаленном районе на северо-востоке Эфиопии будут строить водопровод. Над проектом мы работаем уже сейчас.
– А кто такой Олаф? – спросила я.
– Это наш друг, датчанин, – пояснила Маша.
– Какими ветрами занесло датчанина в Киев? – заинтересовалась я.
Гоша и Маша ездили в Данию два года назад, но ничего про Олафа не рассказывали. Да и теперь только коротко упомянули о том, что Олаф – инженер по водоснабжению, с которым они познакомились во время поездки в Копенгаген. К тому же как-то после этого Олаф приезжал в Киев, но я ничего об этом не знала.
– Сегодня он тоже придет, – только Маша произнесла эту фразу, как раздался звонок в дверь.
Через несколько минут в комнату вошел молодой человек ярко выраженного нордического типа – высокий, крепкого телосложения, даже черты лица выдавали в нем типичного жителя Северной Европы. Светловолосый, с ясными голубыми глазами, он только посмотрел на меня, и я поймала его взгляд, но это длилось какое-то мгновение.
– Добрый вечер. Меня зовут Олаф Линберг, – сказал он по-русски, правда, с заметным акцентом.
– Это моя лучшая подруга, Кристина Каменцева, – представила меня Маша, – она изучает растения для использования в фитокосметике.
– Да, после университета, чтобы не идти в школу, закончила курсы косметологии, – продолжила я. – Мне нравится ею заниматься.
Я узнала о том, что Олафу двадцать восемь лет, он окончил вуз по специальности «водоснабжение и канализация», а сейчас проходит повышение квалификации. Его старшая сестра вышла замуж за украинца, и теперь вместе с мужем жила недалеко от Киева. А поскольку одно время Олаф жил в Санкт-Петербурге, то практически свободно разговаривал по-русски.
– Вот интересно, – обратилась я к Олафу, – обычно русские и украинские девушки стремятся выйти замуж в Европу, а твоя сестра вышла за украинца. Судя по твоей внешности, твоя сестра – натуральная блондинка.
– Да, но у нас таких много, – ответил Олаф.
– Часто бывает так, что темноволосым нравятся светлые, и наоборот, – сказала Маша, – хотя и не всегда: мы с Гошей оба темноволосые и кареглазые, бывает, нас даже принимают за родных брата и сестру.
– Бывает по-разному, – согласилась я. Потом, выбрав подходящий момент, вышла в коридор и посмотрела на себя в зеркало. Не зря все-таки сделала новую прическу и одела длинное вечернее платье черного цвета и ярко-красное ожерелье. Пусть я невысокого роста, но зато мне идут туфли на высоком каблуке; платье подчеркивает мою фигуру, но при этом совсем не выглядит вызывающим; у меня выразительные темно-карие глаза, черные брови и темно-каштановые волосы.
Нетрудно было догадаться, что Олаф обратил на меня внимание – впрочем, на кого он еще мог посмотреть, если на этой встрече не было других незамужних девушек. К тому же, на первый взгляд, ничто не способствовало тому, что мы сможем познакомиться ближе. Сразу же стало заметно, что Олаф немногословен и сдержан, а потому нельзя было так скоро определить, понравилась ли я ему.
– Через неделю уезжаю в Африку, на Эфиопское нагорье, – сообщил он, – вблизи границы с Эритреей есть местность, где планируется строительство водопровода. Мы с Гошей разработали проект системы водоснабжения, чтобы обеспечить тот отдаленный район чистой питьевой водой.
«Наверное, это тот самый район, куда направляют экспедицию по изучению растений», – подумала я и сказала:
– Мои сотрудники по работе, которые занимаются фитокосметикой, планируют ехать в Эфиопию примерно через полгода, в конце марта. Не знаю, смогу ли я поехать с ними, но хотелось бы.
Действительно, шансы отправиться в эту поездку для меня были очень малы. Самыми далекими путешествиями могли быть, в лучшем случае, поездки летом в Крым на пару недель, но это уже было немало. Что же касается Эфиопии, то не знаю, что и думать. Про эту страну знаю совсем немного, интересно было бы там побывать. Однако местность, куда поедет Олаф, расположена далеко от столицы, это какой-то глухой угол. И там будет строительство водопровода – цивилизация начала добираться и до таких далеких районов. Получается, пребывание на Украине для Олафа своего рода переходной этап – из высокоразвитой благополучной Дании он переезжает в Эфиопию, да к тому же в такую глухомань!
Скоро все были приглашены к столу. Годовщину свадьбы Гоши и Маши отмечали узким кругом, присутствовали только их ближайшие родственники и лучшие друзья. Само собой, основное внимание уделяли Гоше и Маше, наше с Олафом общение скоро прервалось. Так бы, вероятно, и продолжалось до окончания праздника. По обстановке было видно, что дальнейшего близкого общения между нами вряд ли можно ожидать. Все выглядело так, что мы встретились случайно и, возможно, потом уже не увидимся. Я отвлеклась и поддержала разговор на другую тему, так продолжалось довольно долго.
Но неожиданно все повернулось по-другому. Позже, когда уже наливали чай, мое внимание привлекла лежавшая на тумбочке книжка – справочник по Эфиопии.
– Можно посмотреть? – спросила я.
– Конечно, можешь и домой взять почитать, – ответила Маша.
– Здесь про озеро Ауаса написано, – обратил внимание Гоша. – Оно находится там, где планируется строительство водопровода.
– Да, только про озеро написано и что-то нехорошее, – заметила Маша.
Я открыла книжку как раз на страничке, где было написано про озеро Ауаса, этот текст иллюстрировали две фотографии.
– Читай вслух, – попросила Маша.
Она указала абзац, и я прочитала следующее:
На северо-западе озеро примыкает к горному кряжу, а на юго-востоке – к долине, переходящей в болотистую низменность. В озеро впадает несколько речек, которые берут начало из достаточно мощных источников. Однако в засушливый период речки заметно мелеют, в источниках воды становится меньше. Уровень озера сильно колеблется в зависимости от времени года: в сухой сезон существенно падает, озеро обмелевает, но с наступлением сезона дождей вновь пополняется водой. Вытекает из озера одна речка и два потока, которые стекают дальше по крутому спуску с Эфиопского нагорья. Это огромная водная чаша, наполненная прозрачной голубой водой, окруженная прибрежными лесами. В озере много рыбы, водоплавающей перелетной птицы. В отличие от многих других водоемов Эфиопии, в водах Ауасы нет крокодилов и на берегах не кишат москиты и мухи цеце. Несмотря на это, среди местного населения издавна ходила легенда о том, что в озере живет дракон, который не дает людям просто так пользоваться водой, время от времени вынуждая за это платить – приносить в жертву молодых девушек.
Почему-то эти строчки стали темой для разговора.
– Местный криминальный элемент, – прокомментировал Белочкин.
Мы с Машей засмеялись, услышав такую характеристику сказочного дракона. В самом деле, какой-то подлец высшей марки!
– Который иногда, под настроение, позволяет себе такое злостное хулиганство, – развивала тему Маша.
– Если бы дракон просто не давал людям пользоваться водой, тогда это было бы хулиганство, – выразил свое мнение Олаф. – Но если еще и вынуждает платить такую цену – это уже самый настоящий бандитизм!
Разумеется, никто из нас не воспринимал всерьез эту старую сказку, просто случайно зацепились за эту тему. Некоторым из присутствующих, правда, не понравились такие разговоры за столом, а кто-то сказал, что мы ведем себя как маленькие дети. Тем не менее, именно тогда мы с Олафом продолжили беседу, а Гоша с Машей тоже, очевидно, решили вспомнить детство.
Так состоялась моя первая встреча с Олафом Линбергом – молодым специалистом по водоснабжению. Но эта встреча была спонтанной и ничего определенного нельзя было сказать о том, как сложатся в дальнейшем наши отношения. Через несколько дней, в субботу, Гоша и Маша пригласили меня на пикник за город, Олаф тоже поехал с нами. Однако на природе мы побыли совсем недолго из-за того, что резко испортилась погода. Вечером следующего дня Олаф уехал.
В понедельник вечером Маша пришла ко мне и, конечно же, сказала о том, что заметила взаимную симпатию между нами.
– Маша, не скрою, в самом деле Олаф мне понравился!– поделилась я.
– Кристина, я так и поняла! – в ее голосе не было особого восторга, скорее даже некоторая настороженность. – Он тоже обратил на тебя внимание... Это было заметно! Особенно когда эти сказки обсуждали.
– Что ты имеешь ввиду? – я чуть не уронила чашку.
– Кристина, я даже не могла предположить, что он может так высказаться... Ты явно на него подействовала!
– А-а-а... это по поводу бандитизма! Но ведь ты сама попросила меня прочитать этот отрывок!
– Только я никак не ожидала, что он вообще что-то скажет по поводу каких-то старых сказок! – Маша до сих пор была под впечатлением. – Вообще он очень сдержан в проявлении каких-либо чувств.
– Ты давно его знаешь? – спросила я.
– Давно – ответила Маша. – И мой тебе совет: не строй иллюзий... Лучше выходить замуж за человека своей культуры, тогда намного легче складывается семейная жизнь. Посмотри, у нас с Гошей одинаковые взгляды, мы даже по характеру похожи. Потому нам и легче находить компромисс в любых вопросах. А ты даже не была в Дании, и не можешь быть уверена, что это тебе нужно.
– Маша, но ведь не исключен и счастливый брак между людьми из разных культур, – в этом вопросе я не была согласна с ней.
–Кристина, ты что, влюбилась? – в ее словах было некоторое удивление. – Ты же только два раза видела его, а замуж выходить надо за того, кого полюбишь. Бывает, нравится один типаж, но влюбляешься совсем не в такого человека. Светлые волосы и нордический характер – это еще не все! Не забывай, решения, которые ты принимаешь и выбор, который делаешь — на всю жизнь!
– Только это должен быть мой выбор, – заметила я.
– Нет, ты не думай, что буду тебя отговаривать, – она подвинула мне блюдце с коржиками. – На твоем месте я бы, конечно, не стала и думать о том, чтобы выйти за скандинава. А ты уже смотри сама, для меня важно, чтобы ты нашла свое счастье.
Эту последнюю фразу она сказала, вероятно, просто чтобы меня не обижать. Она поняла, что вряд ли сможет меня образумить, в этом не было необходимости – я не была влюбчивой и легкомысленной. К тому же мы с Олафом виделись всего дважды, и это нас ни к чему не обязывало. Вскоре разговор перешел на другую тему. Хотя Маша была мне самой близкой подругой, но вот что касается некоторых личных вкусов и симпатий – здесь наши взгляды не всегда совпадали.
***
Быстро пролетело полгода. В конце марта я поехала в Эфиопию с коллегами по работе, которые тоже занимались изучением растений. Первое в моей жизни дальнее путешествие захватывало своей необычностью. Самолетом вылетели из Киева в Аддис-Абебу. Из столицы выехали в северо-восточном направлении в сторону эритрейской границы. Ехали около пяти часов по одной из дорог, соединяющих столицу с отдаленными районами страны. Первые два часа наш автобус ехал по нормальной дороге с асфальтовым покрытием, но далее пришлось то и дело "ударять по бездорожью автопробегом"...
Дорога идет среди широкой, слегка всхолмленной долины. Основной фон ландшафта – поля и акациевое редколесье. Здесь все чаще встречаются молочаи и мощные, красиво цветущие кусты алое. Вот уже показалась прозрачная голубая вода озера Ауаса.
Кемпинг, где мы остановились, – небольшое помещение на самом берегу Ауасы. Это наша основная база, откуда предстоит совершать однодневные поездки для сбора материала. Колючие зизифусы, дающие съедобные плоды, окружают кемпинг. В двух шагах – помост, заросли осоки и камыша, а дальше – зеркальная гладь со стаями чибисов, уток, стрижей и ласточек.
С дороги устали, поэтому рано легли спать. На следующее утро отправились в сторону соседнего небольшого озера, где, как нам сообщили, водятся гиппопотамы. Путь лежит через заросли зонтиковидных акаций и невысоких кустов. Все выглядит необычным, растение неприветливо встречает человека, ощетинившись острыми шипами и колючими иглами.
Рассматривая цветы, поначалу я не заметила остановившийся на опушке леса джип. Через несколько минут обернулась и увидела Олафа, который вышел из машины вместе с несколькими своими коллегами.
– Какие новые растения будут использоваться в косметике? – спросил он, подойдя ко мне.
– Такие, которые будут помогать от солнечных ожогов в жарком климате! – ответила я, – Олаф, я думала о том, как ты приспосабливаешься к такому неподходящему для тебя климату.
– Да сейчас уже нормально, а вначале, конечно, было непривычно и даже трудно, – признался он.
Вот уже около семи месяцев Олаф работал на строительстве системы обеспечения небольших селений этой местности чистой водой и канализацией. Строительство успешно продвигалось к завершению. Олаф рассказал мне о том, что место для жительства ему предоставил местный царек, который был очень заинтересован в строительстве. Что же касается местных жителей, то уже мне было известно о том, что они, в общем, люди непосредственные и доброжелательные, однако очень легковерные. Разные сказки, байки, побасенки здесь легко становятся обычными темами для разговоров – при том, что все они насквозь пропитаны суевериями и далекими от реальности вымыслами. Все эти народные сказания со временем еще больше преувеличиваются и приукрашиваются, в процессе постоянной передачи от одного к другому обрастают новыми подробностями, но при этом вряд ли кто-то начинает сомневаться в их правдивости и достоверности. Несомненно, когда о чем-то постоянно говорят, при этом добавляя все новые детали, то почти невозможно разобраться, где правда, а где вымысел.
Около получаса мы шли по тропинке в направлении озера. Выйдя на берег, остановились возле одинокого дерева и смотрели на зеркальную поверхность воды.
– Теперь увидишь, как отличается здесь уклад жизни не то что от европейского, но даже от того, как живут люди в Аддис-Абебе, – Олаф заметил, что я немного растерялась в новой обстановке. – Ты немного посмотрела столицу?
– Мы там гуляли часа полтора, – сказала я, – в самом деле, очень заметен контраст. Аддис-Абеба современный город, а тут у меня сложилось впечатление, что эта местность вообще изолирована от цивилизации.
– Так оно и есть, – подтвердил Олаф. – Здесь другой мир со своими порядками и обычаями, которые часто совсем непонятны нам.
– Все так загадочно, что даже трудно поверить, – я все еще не могла представить себе, что приехала в отдаленный район Эфиопии. – А что ты можешь сказать о тех, кто здесь живет?
– С ними легко найти контакт, – пояснил он. – Сельские жители дружелюбны и открыты в общении. Только имей в виду, что они плохо отличают реальное от нереального.
Однако, произнеся последнюю фразу, он слегка дотронулся до моей руки, как бы не пуская меня близко к воде.
Когда мы возвращались обратно в направлении базы, я спросила Олафа о том, как развивалось его сотрудничество при строительстве водопровода с местным царьком.
– Этого царька зовут Берхану, – рассказывал Олаф. – Он вообще-то неплохой человек, мы с ним хорошо сотрудничаем. Но на подвластной ему территории его слово – закон, а в своей семье он требует от каждого беспрекословного подчинения.
– А в чем это проявляется? – спросила я.
– Например, его дети не могут сами выбирать, на ком жениться или выходить замуж, – Олаф, очевидно, догадывался, что меня интересует эта тема. – Что касается сыновей, то еще могут быть исключения, но дочерям уготовано не что иное, как "продажа в замужество".
– Настоящий патриархальный быт, – сделала вывод я. – и вообще у местного населения приняты такие браки?
– Да, здесь это считается нормальным, – подтвердил он.
Что-то между нами потихоньку начинало проясняться. Помню, Маша говорила, что у меня совсем отсутствует кокетливость, что создает определенные проблемы и, по ее мнению, мешает мне начать с кем-нибудь встречаться. Но именно эта особенность моего характера привлекала Олафа, как стало очевидно позже. Мне было легко общаться с ним, но при этом нельзя было сказать с уверенностью, что я ему интересна как девушка. И тем не менее задумалась: что-то должно нас сблизить, но нельзя предугадать, что именно и когда.
***
На следующий день ближе к вечеру, когда уже спадала дневная жара, Олаф поехал со мной к резиденции короля Берхану.
Когда приближаешься к селению, то даже на близком расстоянии не сразу замечаешь покрытые травой и пальмовыми листьями постройки. Деревня здесь – это большая широкая улица, с обеих сторон застроенная обмазанными глиной хижинами. Они как бы сливаются с фоном и исчезают из поля зрения, и только совсем близко видишь поселение в окружении тропических деревьев. На фоне таких небольших построек выделяется резиденция местного царька.
Внушительный трехэтажный дворец с овальной полубашней и глубокими лоджиями вдоль фасада выделяется посреди большого двора, обрамленный по бокам ровным рядом пальм и фруктовых деревьев. Когда мы подъехали к воротам, то увидели оживленное движение во дворе. Олаф остановил джип, мы вышли и прошли через зеленый дворик в приемную. Тут же появился король Берхану – представительный мужчина лет пятидесяти, одетый в яркий национальный костюм красных и золотистых тонов. Короля сопровождали жены, дети, а также охрана. Олаф и король Берхану поприветствовали друг друга. Поначалу я чувствовала некоторую напряженность и волнение, но потом убедилась, что повода для беспокойств нет, хотя, конечно, обстановка такая необычная. Олаф предупредил, что здесь очень редко появляются европейцы, а потому поначалу неизбежно оказываешься в центре всеобщего внимания. Впрочем, я с не меньшим интересом смотрела на местных жителей, чем они на меня. Ощущение такое, что попадаешь в особенный, экзотический мир, где совсем другой уклад, много интересного, но что-то все равно трудно понять.
***
Первая встреча с африканцами принесла мне уверенность в доброжелательном отношении, и это положительно отразилось на моем дальнейшем пребывании в Эфиопии. Однако Олаф не скрывал от меня и определенных трудностей, возникших у него здесь. Дело в том, что король Берхану искренне недоумевал, почему у европейцев не допускается многоженство, даже если мужчина в состоянии содержать несколько жен. В этой местности многие имели по три-четыре жены, но это считалось скорее признаком благосостояния, нежели чем-то обязательным. У короля было более двадцати жен, из которых самой главной была любимая жена по имени Фекрей – она имела титул королевы. У королевы Фекрей была молоденькая незамужняя дочь, которую отец очень любил. Принцессе шел восемнадцатый год и, конечно, отец с матерью подыскивали для нее подходящего, по их мнению, жениха. То, что король Берхану охотно сотрудничал с Олафом по строительству системы водоснабжения, было само по себе хорошо, но было плохо то, что он предлагал Олафу в жены свою любимую дочку. Об этом, между прочим, я услышала от самого Олафа, который в то же время сказал, что вовсе не заинтересован в подобном «подарке». По правде говоря, для него это было не вполне понятно, поскольку все-таки в основном в этих краях родители выбирали для детей женихов и невест из своего же народа, более того – из тех, кого хорошо знают.
С тех пор, как я приехала в Эфиопию, не покидало меня ожидание того, что Олаф признается мне в любви... да, мне очень этого хотелось, но складывалось ощущение того, что это не произойдет как бы между прочим, должен быть какой-то толчок. Серьезность и сдержанность молодого датчанина не то чтобы отталкивали меня, но вносили некоторую неопределенность в наши взаимоотношения. «Почему до сих пор он не говорит о том, как ко мне относится? Ему нравится быть рядом со мной, но, все-таки, что я для него значу?» – размышляла я, – «Не могу спросить его об этом, нет, не могу...». То, что до сих пор Олаф не объяснился мне в своих чувствах, все чаще наводило на некоторые подозрения. И вот именно в тот вечер, на третий день моего пребывания в Эфиопии, впервые увидела девушку, в лице которой подозревала соперницу. Олаф беседовал с ней, при этом они улыбались, мне даже показалось, что она глазки ему строила! То, что я почувствовала при этом, невозможно описать словами... Не хочу, чтобы он и близко подходил к ней! Сосредоточившись на том, что они обмениваются взглядами, я готова была провалиться сквозь землю, хотя их разговор длился всего несколько минут! Олаф что-то сказал ей, потом пригласил меня подойти ближе, и тут я увидела приветливый взгляд юной королевны. Тогда я немного успокоилась, ведь ко мне Олаф проявляет больше внимания, а эта девушка настроена так доброжелательно и ведет себя скромно. Она поздоровалась и сказала, что ее зовут Амиласет. Очевидно, Олаф раньше говорил ей про меня. Но, тем не менее, за долгие месяцы, пока мы с Олафом не виделись, возможностей заполучить его внимание у нее было намного больше. К тому же как раньше, так и теперь нас не связывали никакие обещания и обязательства. Впрочем, скоро стало очевидно, что поводов для ревности нет – это было заметно даже по поведению Олафа. Он же сам сказал о том, что относится к королевской дочери только по-дружески и даже не собирается жениться на ней. Но, несмотря на это, все-таки порой складывалось впечатление, что если бы раньше мы не познакомились и я не приехала сюда, то он бы не отказался от столь выгодного варианта. А как еще можно объяснить то, что Олаф не то что не предлагает мне стать его женой, а даже не говорит, полюбил ли он меня? «В ней, наверное, причина...» – думала я.
Однако после этой встречи все сложилось так, что Олаф ездил со мной во дворец почти каждый день. Принцесса Амиласет заметила, что у меня совсем мало украшений, и подарила мне две нитки цветных бус. Так и получилось, что мы вскоре нашли взаимопонимание и с ее стороны я больше не видела ничего, что могло бы беспокоить.
Она отличалась очень красивым цветом кожи с золотистым оттенком, выразительными черными глазами и грациозностью движений. Ее черные волосы были заплетены в мелкие косички, украшенные яркими цветами и блестками, но каждый день это выглядело по-разному. На шее и груди она носила множество золотых и серебряных ожерелий очень тонкой работы, а на запястьях и щиколотках – блестящие браслеты в знак высокого сана. Одежду и украшения она носила с удивительным изяществом, умела отлично поддержать беседу. Я увидела, что с ней общаться очень интересно. Как-то раз Амиласет своими руками сделала мне прическу. То, что получилось из моих волос, считается в тех краях просто шиком. Но когда посмотрелась в зеркало, а, тем более, когда это увидел Олаф, нам невозможно было удержаться от смеха. Амиласет говорила, что мои волосы слишком мягкие, а потому такую замечательную прическу сделать непросто. Тем не менее у нее это получилось.
С того времени, когда Олаф уехал из Киева, до нашей встречи в Эфиопии мы не поддерживали непосредственного контакта. Гоша и Маша поддерживали с ним связь, но в основном по вопросу работы. С другой стороны, в том, что я была так далеко от него, можно было найти свои положительные стороны. Когда с человеком общаешься очень часто, легко принять желаемое за действительное. Разлука же, тем более длительная, все расставляет по местам. Не зря говорят, что «лицом к лицу – лица не увидать, большое видится на расстоянии». И все-таки, как бы то ни было, такое стечение обстоятельств не могло не отразиться на наших взаимоотношениях. Меня он не видел несколько месяцев, в течение которых очень часто видел Амиласет и общался с ней. Будучи искренней, Амиласет сама рассказала мне о том, как ее отец предлагал Олафу жениться на ней, но Олаф, при этом проявляя надлежащее уважение, отказался Тогда он и рассказал о том, что в Украине «познакомился с девушкой по имени Кристина, которая скоро приедет». Это было примерно за месяц до моего приезда. Конечно, уже тогда Олаф мог бы жениться на Амиласет, если бы она так очаровала его. Но ему, как и мне, было чуждо понятие о том, что брак можно приравнивать к коммерческой сделке. Хотя среди местных девушек ни одна не могла сравниться красотой с Амиласет, Олаф не переставал думать обо мне все то время, когда, находясь от него на расстоянии многих тысяч километров, я так переживала по поводу того, дождется ли он меня, или же выберет себе какую-нибудь из эфиопских красавиц. Когда же я приехала, Амиласет увидела в моем лице основную причину того, что ее не отдали замуж, при этом не принимая во внимание ее мнение и чувства. Общаясь близко с ней, я заметила в ее характере такие качества, которых явно недоставало мне – она была очень наблюдательна и обладала удивительной проницательностью, несмотря на свой юный возраст. Она замечала со стороны, по поведению и разговорам Олафа то, что он испытывает ко мне нечто большее, чем просто симпатию.
***
Однажды днем, во время полуденной жары, мы с Амиласет расположились в ее комнате, куда она меня пригласила. Ничего нам не мешало, мы отдыхали, пили освежающий напиток и кушали фрукты.
– Кристина, к тебе Олаф приехал из Дании, – говорила Амиласет. – А ты живешь в Украине. Как же ваши родители смогли договориться?
– Мы познакомились без родителей, – ответила я. – Просто увиделись на годовщине свадьбы моей подруги.
– И вы такое решение принимаете сами… – на ее лице было неподдельное удивление. – Олаф тоже не говорил о согласии семьи.
– Амиласет, он ничего не говорит не только об этом, у нас это не важно. Не знаю, хочет ли он быть со мной. – призналась я. – Скрывает свои чувства. Но, может быть, влюблен в меня.
– Кристина, я не сомневаюсь в этом! – Амиласет, вероятно, знала о его чувствах ко мне. – Он смотрит на тебя с такой любовью!
– Я такого не замечала … – с недоверием прошептала я.
– Ты не видишь того, о чем уже вся деревня знает, – она говорила об этом как о чем-то, не оставляющим сомнений. – Но скажи, как могло быть так, что при вашем знакомстве не присутствовали родители, дяди, тети? Без этого нельзя! Посмотрела бы ты, как сватали моих сестер!
Амиласет с интересом слушала меня, пока я рассказывала о том, как на годовщине свадьбы Белочкиных впервые увиделась с Олафом. Амиласет нашла удивительным то, что я ничего не сказала родителям. и до сих пор они даже не видели Олафа. Она не могла такого представить, как и я не могла понять того, что в этой местности обычно невеста не видит жениха до свадьбы. Конечно, даже в европейских странах национальные и социальные барьеры могут быть помехой, но не настолько, чтобы перерастать в непреодолимую проблему. И решение насчет брака остается за влюбленными, а не за их родными, знакомыми или кем-то еще.
Рассказывая об этом принцессе, в какой-то момент я заметила, что глаза у нее такие печальные... И тут мне стало неловко. Я имела неосторожность говорить о том, что напомнило ей о ее тайной боли.
Хотя отец ее, король Берхану, безусловно, был человек умный и рассудительный, даже позаботился о том, чтобы его дети, в том числе и Амиласет, научились читать и писать, но во многих других областях он оставался типичным африканским царьком, причем касалось это не только многоженства. Ему было известно, что Амиласет неравнодушна к молодому человеку из простой крестьянской семьи. Этот парень, которого звали Текле, тоже всем сердцем любил Амиласет. К ней он относился очень трепетно, никогда не позволяя себе каких-либо вольностей. Но, будучи простым пастухом, как он мог претендовать на руку принцессы? Мать девушки не была против, но отец категорически не соглашался, полагая, что этот брак будет для нее унизительным. О том, чтобы принцесса вышла замуж за пастуха, не могло быть и речи.
На следующий день мы с Амиласет прогуливались по тропинке неподалеку от дворца, и по тому, как откровенно она говорила, я поняла, насколько ей грустно и вряд ли возможно, что в этом отношении что-то изменится к лучшему. Конечно, король желал удачно выдать дочь замуж, но при этом полагал, что он лучше знает, кто достоин стать ее мужем. Ее чувство к Текле он считал просто не заслуживающим внимания детским капризом.
– Амиласет, но ведь и у европейцев бывают трудности в том, что касается брака, – я тоже делилась с ней своими переживаниями. – Мы можем сами выбирать, с кем встречаться, но так же свободно тебя могут бросить. И почему ты так уверена в том, что Олаф полюбил меня? От него не дождешься лишнего слова.
– Кристина, скоро он скажет тебе обо всем, – она прикрыла лицо краешком одежды. – Только не ждите, пока меня сосватают. Мои старшие сестры уже выданы замуж, теперь моя очередь. Младших не выдают прежде старших. Скоро мне исполнится восемнадцать, и еще до того папа и мама найдут мне жениха. Мне надо забыть о том, что Текле любит меня, а я люблю его... забыть навсегда!
* * *
Прошло более двух недель. В течение этого срока я занималась изучением и описанием местных растений, компоненты которых можно будет использовать в производстве шампуней, кремов и других косметических средств. Олаф был занят водопроводом – важно было соорудить хорошую систему для орошения полей в сухой сезон, а также позаботиться о доставке людям питьевой воды. К моему приезду строительные работы уже заканчивались, и Олафу проще было находить время для общения со мной. Мы договорились о том, что когда уедут те, с кем я приехала, Олаф увезет меня во дворец к королю, там побудем некоторое время, а потом вместе вернемся в Киев. За несколько дней до моего переезда во дворец приехал Гоша Белочкин, который планировал присутствовать на открытии водопровода – совсем скоро оно должно было состояться.
***
Мы едем вдоль кромки озера. Туман рассеялся, воздух необычайно чистый и прозрачный. Хорошо просматривается не только ближайший, но и дальний берег. Изредка встречаются небольшие, поросшие осоками заводи и маленькие прибрежные островки, поражает обилие птиц – они видны повсюду. Высоко в небе носятся стрижи, слышится знакомое кряканье уток и гусей, неподвижно стоят на одной ноге серые цапли, ходят черные и белые аисты, торопливо перебираются с места на место ибисы.
Мы едем вдвоем, вокруг никого, только птицы окружают нас. Олаф везет меня туда, где мы будем жить до нашего отъезда. И вроде бы все нормально, но только чувствую – что-то нехорошо; ощущение какой-то непонятной тревоги. Олаф смотрит на меня и замечает это.
– Ты чем-то расстроена? – спрашивает он.
– Олаф, я переживаю за принцессу Амиласет. Неужели только потому, что она – принцесса, а ее любимый – пастух, они не могут быть счастливы?
– Да, ты боишься задеть ее чувства. Амиласет знает, что для европейцев нет таких преград, – с этими словами он посмотрел на меня так, что я, в сердце все понимая, только опустила глаза.
Но ни словом мы не обмолвились о том, что касалось нас. После короткой паузы продолжили беседу о том, насколько все в жизни деревни подчинено обычаям, которые едва ли меняются с течением времени. Может, и неправильно измерять это по европейским меркам, но нас не могло оставить безразличными то, что Амиласет не может связать свою жизнь с Текле из-за того, что ее отец смотрел на этого мальчика как на человека второго сорта, задача которого – пасти скот и выполнять черную работу на стройках.
В самом деле, даже если бы мы с Олафом раньше начали встречаться, нам бы не ставили преград из-за того, что мы очень разные. Однако было очевидно, что как-то помочь в этом отношении Текле и Амиласет – дело, по меньшей мере, непростое, чтобы не сказать, невозможное. Король Берхану говорил напрямую, что иностранцы вообще не должны совать нос в те дела, которые их не касаются и что его не интересует, как там принято в Европе – здесь свои обычаи. То есть, по его мнению, Текле и Амиласет не должны равняться на европейцев. Хотя и было ясно то, что, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не лезут, однако действительно было жалко Текле и Амиласет. Вряд ли можно считать нормальным то, чтобы в таком вопросе, как вступление в брак, прежде всего рассматривался вопрос выгоды, а чувства вообще бы ни во что не ставились.
Олаф был хорошо знаком с Текле. Во время строительства водопровода появилась потребность в рабочей силе, Текле попал в число рабочих и вскоре получилось так, что Текле и Олаф нашли общие интересы и стали друзьями. Короля и его приближенных это немало удивило, поскольку Олаф руководил строительством, а Текле только работал на строительстве. Когда же я узнала, что у Амиласет есть возлюбленный, стало очевидно, что она добровольно никак не может составить мне конкуренцию. К тому же, если Олаф подружился с Текле, то это уже говорит о том, что к Амиласет Олаф остается равнодушным несмотря на ее красоту и длительное общение с ней. В том, что они подружились, не последнюю роль сыграло то, что Олаф понимал Текле в отношении его чувств к Амиласет и был убежден в том, что главным условием супружества должна быть любовь, а не социальный статус или традиции. И даже то, что Олаф относился к Текле по-человечески, произвело приятное впечатление как на самого Текле, так и на Амиласет – для них это было так необычно!
Когда мы подъезжали ко дворцу, уже было не так жарко.
– Амиласет еще нет восемнадцати, а родители стремятся поскорее выдать ее замуж, – сказала я. – Она думает, что ее выдадут по расчету, как и старших сестер.
– Здесь браки заключаются даже в шестнадцать лет, – пояснил он. – Но только по соглашению родителей жениха и невесты.
– Может быть, и не всегда брак по договоренности бывает несчастным, – заметила я. – Только в этом случае на невесту смотрят как на имущество, которое можно продать и купить.
– Нам с тобой трудно это понять, – согласился он, – но здесь у людей такие порядки, для них это естественно. Почти всегда девушек выдают замуж до двадцати, потому что потом никто не будет сватать.
– Попросту говоря, рассматривают как "залежавшийся товар"?
– Да, но все же это бывает очень редко. За такую невесту снижается выкуп, поэтому семья скорее готова отдать дочь как третью или четвертую жену, только бы пораньше.
– Хорошо, что никто из местных не знает, сколько мне лет, —заметила я, — А то бы засмеяли!
– Кристина, ты выглядишь не старше двадцати лет! – с этими словами Олаф остановил машину и мы вышли .– Ты стала еще красивее с таким загаром!
Приятно было слышать эти слова – первый комплимент, который я от него услышала! Хоть и недолго была в Эфиопии, но от лучей южного солнца нельзя было спрятаться, так что неудивительно, что стала не намного светлее эфиопок. А что касается Олафа, то за месяцы пребывания в жарком климате у него тоже появился красивый загар, а волосы еще больше посветлели.
Встретили нас, как обычно, очень приветливо. Неторопливым шагом мы выходим на площадь перед дворцом. Напротив – беседка с расставленными скамейками. Среди тех, кого мы видим, почти уже не встречаются незнакомые лица. Я всматривалась, искала глазами Амиласет, но она скоро увидела нас и подошла с отцом и матерью.
После недолгого общения мы собрались за столом вместе с большой королевской семьей, прямо на террасе, наслаждаясь вечерней прохладой. Нам подавали блюдо из местного злака тэффа с кусочками жареного мяса в соусе и эфиопский хлеб наподобие тонких лепешек. Потом все пили кофе со сладким арахисовым печеньем. Во время ужина разговаривали о предстоящем открытии водопровода, которое намечалось через несколько дней.
Позднее вечером меня провели в комнату, где я должна была спать этой ночью. Амиласет пошла со мной и показала аквариум, где плавали экзотические желтые, зеленые и синие рыбки с черными и белыми полосками на спинках, а плавнички у них серебрились. Эти рыбки обитают только в Ауасе и некоторых окрестных озерах. Засмотревшись на рыбок, не заметила, как Амиласет вышла. Скоро она вернулась, держа в руках что-то красивое и яркое. Я не успела еще ничего спросить, как она надела мне на голову убор из блестящих ленточек и ярких птичьих перьев, от которого на плечи спадало покрывало из тонкой полупрозрачной ткани. Потом Амиласет подвела меня к зеркалу, чтобы я сама все рассмотрела.
– Кристина, это тебе от меня подарок! Можешь одеть на свою свадьбу, твоему Олафу это понравится! – радостно засмеялась она.
Я посмотрела в зеркало, рассматривая себя в наряде, который мне подарила африканская принцесса. «Очень оригинально!» – подумала я, представив себя в столь экзотическом наряде в Киевском отделе ЗАГС.
Я поблагодарила принцессу и она ушла к себе. Ночью в воздухе ощущалось приближение грозы, было очень душно. В этой местности случается так, что после длительного отсутствия дождей может внезапно хлынуть ливень. Дождливая погода, безусловно, переносится легче, чем сухая, но порой из-за духоты создается ощущение, будто находишься в бане. Слегка приоткрыв окно, я легла на постель, укрывшись тонким мягким одеялом.
Из открытого окна веяло загадочными запахами африканской ночи. Из-за непривычного климата всегда к концу дня ощущалась усталость, и я быстро засыпала. Но в эту ночь долго не могла заснуть, размышляла о том, как много у меня новых впечатлений за эти три недели в Эфиопии. Принцесса Амиласет стала моей подругой, это произошло как-то само собой, хотя, надо признать, поначалу я видела в ней соперницу. Теперь же поняла, что ошибалась, но по-прежнему Олаф не догадывается о том, что я к нему неравнодушна. Неужели он не может это понять? Заметно, что Амиласет очень хорошо относится к нему просто как к человеку, но ей бы никак не хотелось выйти замуж без любви и уехать в чужую страну! Из-за того, что Олаф отказался жениться на Амиласет, многие говорят о том, что я ему нравлюсь. В отдаленных районах любая новая информация очень быстро распространяется, так что неудивительно, что деревенские старушки болтают про Олафа и про меня – слухи расползлись уже на все племя! Только вот он не обращает на эту болтовню никакого внимания и ничего не говорит даже о том, какие чувства у него ко мне! Но когда-то ведь он должен проявить инициативу, если в самом деле полюбил меня!
С этими мыслями я и заснула. Обычно крепко сплю и, если не будить, редко просыпаюсь ночью. Но внезапно сквозь сон услышала страшный грохот, открыла глаза и приподнялась на постели. Грохот стих так же внезапно, как и начался. Потом встала, чтобы прикрыть окно, потому что ветер дул очень сильно. Накинула халат, выглянула в распахнутое окно, но в кромешной темноте вообще невозможно было что-либо различить. И тут опять раздался рев, как будто заревели сто бегемотов сразу. Шум ветра смешался с этим непонятным грохотом и раскатами грома, но со сна я ничего не успела сообразить. Грохот прекратился... Но от неожиданности стало страшно, какие-то мысли полезли в голову. В панике я громко закричала и кинулась к двери.
Олаф еще не спал, так как в тот вечер состоялось совещание, затянувшееся до глубокой ночи. Очевидно, оно уже закончилось, так как неподалеку слышались шаги. Олаф незамедлительно отреагировал на мой крик, даже забыл взять свой карманный фонарик. Из-за этого он в темном коридоре наткнулся на кота, отчего последний издал отчаянное мяуканье и едва не угодил под ноги охранникам, которые тоже помчались сюда, услышав вопль.
– Кристина, ты испугалась? – обеспокоено спросил Олаф, отпихивая кота, который почему-то опять полез прямо ему под ноги.
– Там со стороны озера раздался грохот, я от этого проснулась. Такое впечатление, что там что-то взорвали.
– Мы уже все работы закончили, – сказал Олаф. – Ни одному здравомыслящему человеку не придет в голову что-то там ковырять посреди ночи, тем более при такой погоде.
– Да мало ли кто там может лазить, может, бомжи, – только я это сказала, как опять прогремел гром.
В это время несколько охранников на всякий случай осмотрели комнату со светильниками. Через несколько минут в комнату заглянула Амиласет, по ее глазам было видно, что она тоже испугана. Мне уже стало неловко из-за того, что посреди ночи подняла всех на ноги.
– Кристина, ты не спишь, – принцесса подошла ко мне, – меня тоже разбудили раскаты грома. Не знаю, почему плохо сплю, ведь так хорошо прошел вечер. А кто такие бомжи?
– Это люди без определенного места жительства, – пояснила я. – Но разве нужен им водопровод?
– Пока что я не видел возле озера ни одного бомжа, да и водопровод бомжей не интересует! – успокаивал нас Олаф
– Да то просто гром гремел, – сказала Амиласет, – Кристина, пойдем ко мне в комнату! А то тебе страшно одной.
В это время пушистый кот, черный с белой грудкой и белыми лапками, стал тереться всем об ноги и замурлыкал. Я подняла его с пола, погладила. Потом отдала кота Олафу и пошла с Амиласет в ее комнату. Там было тихо и уютно. Я опустила голову на мягкую подушку и под шум дождя опять уснула.
***
Ранним утром, с восходом солнца, раздается разноголосье птиц и кудахтанье кур; чистый воздух и утренняя прохлада бодрят и создают хорошее настроение. Здесь время словно остановилось среди зеленого безбрежного тропического леса с великанами можжевельника и подокарпуса.
Я стояла на веранде, с наслаждением вдыхая запах листвы и цветов после дождя. Потом взяла маленькое белое полотенце и спустилась по ступенькам вниз – несмотря на ранний час, там собралось много народу. «Чего это людям не спится с утра пораньше?» – подумала я, направляясь к ближайшей умывальнице. Благодаря стараниям Олафа и его сотрудников, ко дворцу была проложена система подачи воды, и теперь тут было несколько таких умывальниц, где достаточно повернуть ручку крана – и потечет вода.
Я слегка повернула ручку – вода не текла; повернула дальше ¬ воды не было ни капли, только кран заскрипел и засвистел: ш-ш-с-с-с...
– Р-р-р... – донесся звук из соседнего крана, а труба задрожала, точно там что-то сломали.
Это было полнейшей неожиданностью и очень огорчило меня. Только этого еще не хватало! Установили водопровод, и вдруг нельзя умыться даже из обычного рукомойника!
Я подошла к собравшимся неподалеку людям. Олаф и Гоша стояли возле автомобиля и что-то обсуждали с королем Берхану. Само собой, всех интересовало, почему пропала вода из водопровода.
– Непонятно по какой причине, но где-то около пяти часов утра мы заметили, что вода не течет по трубам. На данный момент никаких повреждений не обнаружили, – констатировал факт Гоша.
– Нам теперь нужно ехать на станцию и как следует все проверить, – сказал Олаф, – может быть, там засорился водозабор или забились трубы.
– Создается впечатление, будто водопровод перекрыли, – продолжал Гоша, – но как и почему такое могло случиться, трудно даже предположить.
Олаф был удивлен не меньше остальных. Совсем недавно вода нормально текла по трубам – это же были совсем новенькие, отличные трубы, вся система работала превосходно. И так неожиданно водопровод вышел из строя. Уже само по себе это было очень странным. Причем случилось это как раз утром того дня, когда Гоша собирался поехать в Аддис-Абебу и пригласить некоторых персон на открытие водопровода. Отменить поездку он не мог, но теперь вынужден был там сообщить, что по техническим причинам открытие временно откладывается.
– Мы должны полностью проверить систему откачки воды, – обратился Олаф к водопроводчикам. – Так что едем!
***
Насосная станция располагалась в нескольких километрах отсюда, на берегу озера, где растет много дикорастущего кофе. Я тоже захотела поехать, чтобы там собрать побольше семян этого кофе, поскольку до отъезда оставалось уже немного времени.
Мы с Олафом ехали на джипе, а остальные добирались на маленьком грузовике. От будки, стоящей под кроной высокого дерева, мы углубились в лес. Это не джунгли, а легко проходимый лиственный лес. В таком слегка затемненном лесу и растет кофе в виде подлеска из высоких, 2–3 м высоты, кустарников с блестящими листьями и ветками, покрытыми созревшими плодами. Очень сыро, еще не успела просохнуть листва деревьев. Сверху доносятся звуки белогрудых обезьян, скрывающихся в кронах высоких деревьев. Видели бы вы их! У них длинная белая шерсть на голове и груди, белый пушистый хвост и атласно-черная спина.
Около насосной станции располагается небольшая опытная станция, где наряду с дикорастущим кофе испытывается ряд селекционных сортов с целью внедрения их в культуру. Эту станцию я посещала довольно часто. И сейчас Олаф проводил меня туда, после чего вернулся к водопроводу, а я осталась собирать кофе вместе с несколькими сотрудниками станции. Просто так время не теряла, когда была возможность насобирать кофе и привезти домой. Дикорастущие кусты кофе и кусты культурных сортов изобилуют красными плодами шаровидной или овальной формы. В сочной мякоти плода имеется два полушаровидных семени, примыкающих друг к другу плоскими сторонами. На плантациях мякоть плодов удаляется путем обработки щелочными растворами с последующим промыванием водой – так освобождаются семена.
Что же касается Олафа и его коллег, то поначалу, сколько они не просматривали трубы и резервуары, ничего не было обнаружено. Трубы не были забиты изнутри, не были испорчены снаружи и вода свободно должна была протекать, но она не текла. Тем не менее старания обнаружить причину отсутствия воды не были безрезультатными.
Было замечено, что перекрыт водозабор, намертво закручен вентиль на впускной трубе и, таким образом, доступ воды прекращен. К тому же надо было действительно постараться, чтобы со стороны это не бросалось в глаза и не было очень заметно. Олаф объяснил мне, что исправить водопровод можно в течение относительно короткого времени, но совсем скоро стемнеет, поэтому сейчас нет смысла начинать эту работу. К тому же очень подозрительно, почему это случилось именно перед открытием. Основные вопросы даже не в том, почему не работает водопровод, а в том, кто его перекрыл и с какой целью. Странно это выглядит! Как я заметила, местные жители только приветствуют строительство водопровода – кто же тогда его перекрыл? Также то, что вода из трубопровода исчезла ночью, наводит на мысль, что это дело рук каких-то, пока неизвестных, злоумышленников.
– Очень странный случай, просто в голове не укладывается... На сегодня придется оставить все как есть, – сказал Олаф, когда мы собирались ехать обратно. Не оставалось сомнений в том, что это преднамеренное действие, а не просто неисправность. Кто и зачем перекрыл людям воду?
Солнце спустилось к горизонту, когда мы выехали на знакомую дорогу. Когда наш джип подъезжал к воротам дворца, сразу бросилось в глаза очень странное, необычное поведение людей. Женщины закрывали лица тонкими покрывалами, а мужчины что-то обсуждали. О чем именно шла речь, мы пока не расслышали, однако по самой обстановке можно было догадаться – случилось что-то явно непредвиденное.
– Олаф, мне кажется, произошло какое-то несчастье, – обеспокоилась я. – Может быть, кто-то умер?
– Да, не думаю, что люди так опечалены просто из-за отсутствия воды, –согласился Олаф.
Он сейчас тоже был в состоянии стресса, ведь прежде всего ответственность за систему водоснабжения лежит на нем, а он сам не может найти объяснение этой непонятной ситуации. И, конечно же, посажено пятно на его репутацию – из-за этого вышедшего из строя водопровода мы попали в очень неприятное положение.
Олаф остановил машину, мы вышли и направились в сторону террасы, туда, где был король Берхану и еще много людей. Но у ворот нас остановил охранник и сообщил, что король сейчас никого не принимает.
– Его Величество очень занят, он в глубокой скорби. Просьба не беспокоить, – сказал он.
– А что случилось и какое большое горе постигло его? – спросил Олаф.
– Дело в том, что в озере Ауаса дракон перекрыл воду и не дает ее нам.
– Что за ерунду вы несете?! – воскликнул было Олаф, но по выражению лица человека понял, что ситуация действительно серьезная. Тогда он добавил:– Вообще-то в настоящее время за водоснабжение отвечаю я, а не дракон. Дракон не работал над проектом и не прокладывал трубы, какое он имеет право лезть в наш водопровод? Мы с Кристиной просим сообщить королю о том, что хотим рассмотреть эту ситуацию.
Вскоре нам передали, что король разрешает нам войти и желает нас видеть. Мы прошли на террасу и скоро все узнали о том, что произошло незадолго до нашего возвращения, когда уже заходило солнце. В это время в ближайшем к селению месте на берегу озера Ауаса находилось много людей, король тоже был там. И неожиданно в прибрежных зарослях из воды показался дракон, которого, впрочем, никто особенно не рассмотрел, но который, как утверждали, сказал, что это он перекрыл водопроводную систему и забрал у людей воду. И предъявил ультиматум – даст людям возможность пользоваться водой только тогда, когда ему принесут в жертву молодую красивую девушку.
– Этот дракон сделал нас рабами, он потребовал, чтобы послезавтра с восходом солнца мы отдали ему на съедение нашу дорогую, любимую Амиласет! – со слезами сообщила одна пожилая женщина.
Я заговорила с ней, даже не стараясь убедить ее в неправдоподобности такой ситуации.
– А куда же смотрят ваши мужчины? Что, неужели нельзя ликвидировать этого дракона?
– Попытка это сделать все равно была бы напрасной, ничего сделать тут невозможно, – печально ответила она, – это только могло бы ухудшить положение. Рассчитывать на помощь мы не можем...
В этот момент я совсем не была расположена слушать сказки. Появилось ощущение того, что Олафа кто-то преднамеренно посадил в галошу. Можно было всего ожидать, но разве это похоже на правду?! Слезы женщин, вопли и причитания заглушили то, о чем говорили мужчины. Однако мы с Олафом отчетливо услышали слова короля, который ничего вокруг не замечал от горя – теперь это был не правитель, а просто страдающий отец.
– Тот, кто спасет Амиласет, станет ее мужем! – сказал король и бросил на пол королевский жезл.
В это время ко мне подошла Деста, самая молодая из жен короля.
– Кристина! – обратилась она ко мне. – Ты жила у самого берега озера, ты видела этого дракона? Ты знала раньше что-то об этом?
– Нет, никакого дракона там и близко не было! – ответила я, чуть не плача.
Действительно, ни я, ни Олаф, ни кто-либо из тех, кто приехал с нами, никакого дракона не видели и не слышали. Две недели жила буквально в нескольких шагах от озера, но ничего даже отдаленно напоминающего дракона не видела. В Ауасе-то и крокодилов нет; почти каждый день мы купались в озере, а несколько раз даже совершали прогулки на лодках, и никаких происшествий не было. Озеро хоть и большое по площади, но неглубокое, вода прозрачная даже вдали от берега, стайки рыб видны, а еще жаб там полно! Но что касается дракона, так он существует разве что в воображении туземцев. Глупости какие-то! В конце концов, здесь я изучаю растения, а не местный фольклор.
Я посмотрела в сторону, туда, где стояла Амиласет в окружении женщин, закутанная в белое покрывало. Олаф тоже несколько минут смотрел туда и вдруг совершенно внятно произнес:
– Нельзя это так оставлять! Принцессу Амиласет необходимо спасти!
Это подействовало на меня как струя ледяной воды. Услышав эти слова, я молча отвернулась и пошла напрямик, не разбирая дороги. Слезы полились сами собой. Зайдя за ограду, туда, где меня уже никто не мог увидеть, я опустилась на траву и расплакалась, уткнувшись носом в клумбу. Разумеется, окружающие восприняли мое поведение как вполне понятную реакцию на то, что Амиласет через день должна быть принесена в жертву. Мне же хотелось одного – чтобы меня оставили в покое.
В этот момент мои эмоции просто не поддавались описанию.. Меня ошарашило сообщение о том, что Амиласет должна погибнуть страшной смертью... этого не может быть... это слишком фантастично для того, чтобы быть правдой! И вместе с тем не могу прийти в себя из-за того, что Олаф заявил о своей цели спасти принцессу – и это сразу после того, как сам услышал, что король Берхану отдаст свою дочку тому, кто ее спасет. Конечно, ведь Амиласет экзотическая красавица, юная принцесса, она моложе меня на семь лет! Не так давно мы с Олафом встретились здесь, но так и нельзя было понять, какие у него чувства ко мне. "Теперь понятно, почему он не признавался в любви, – думала я. – Он променял меня на африканку, чтобы выставить себя героем – победителем дракона в водопроводной трубе..."
И все-таки, сидя на траве возле клумбы, я постаралась посмотреть на ситуацию с другой стороны. Почему позволяю себе такое поведение? Почему меня охватывает такая неуместная ревность? Разве можно назвать поведение Олафа неправильным?! Неужели мог он остаться безразличным, когда стоит вопрос о жизни девушки и обеспечении людей водой? Европейский мужчина, тем более на ответственной должности, думает прежде о спасении человека, а не о выдумках туземского короля. Проявляя такую готовность, Олаф поступает благородно и вопрос даже не в том, хочет ли он жениться на принцессе – не мог же он предвидеть подобную ситуацию, тем более что сам не придавал большого значения этим сказаниям!
Трудно сказать, сколько времени пролежала я на траве, погружаясь в разные противоречивые мысли. Но вдруг почувствовала прикосновение к волосам... Обернувшись, увидела Олафа, который смотрел на меня с сочувствием. Несколько мгновений мы обменивались взглядами, не говоря друг другу ни слова. Уже то, что он подошел ко мне и был рядом, немного успокоило и сдержало эмоции.
– Кристина, я хочу побыть с тобой! – наконец произнес он, а я в первые мгновения никак не отреагировала. – Только не плачь.
– Ты поступаешь благородно, Олаф, – внезапно меня охватило спокойствие и я села на траву возле клумбы. – Прежде всего думаешь о спасении принцессы, даже не о том, что этого просто быть не может.. Я чуть не упала в обморок, когда такое услышала, и просто не могу там находиться, когда все только и говорят об этом!
Он взял меня за руку, а я не возражала, скорее именно сейчас его присутствие было так необходимо.
– Кристина, я не знаю, от кого и от чего нужно ее спасти, – Олаф только со мной мог поделиться тем, что думал об этом. – Проблема в том, что африканцы абсолютно уверены в реальности дракона.
– Да, представляю, что ты сейчас чувствуешь... – я тоже не могла воспринимать это как правду. – Ты отвечаешь за систему водоснабжения, и мне понятно, почему люди ожидают помощи именно от тебя. Нельзя допустить смерти Амиласет... или другого преступления.
– Ты с таким пониманием отнеслась ко мне, – ласково сказал Олаф. – Позволь мне быть возле тебя.
В эту минуту все еще казалось невероятным, что Олаф так открыто говорит со мной, напрямую выражая свои чувства. Наступал поворотный этап в наших отношениях. Да, Олаф равнодушен к Амиласет как к девушке, но вместе с тем ему не безразлична ее жизнь – по-другому нельзя. У меня как бы открывались глаза на ситуацию, которая ни в коем случае не отдаляла нас, а наоборот, сближала.
– Ты поступаешь как европеец... – я на секунду отвела взгляд и посмотрела на тропинку.
– Я беспокоюсь не только за ее жизнь, – Олаф не отрицал того, что ему далеко не безразлично, что будет с принцессой. – Остается неясным, кто здесь задействован и что это может за собой повлечь.
Легкий ветерок приносил приятную прохладу, от волнения я теребила зеленую траву. Олаф не собирался жениться на Амиласет, но это не означает, что он может оставаться безразличным, делать вид, что его это вообще не касается. Воды нет и можно понять, почему люди готовы согласится даже на то, чтобы заплатить такую цену – просто чтобы избежать более серьезных последствий. И, как бы ни было тяжело, они все-таки идут на это, потому что видят необходимость такого шага – в этих краях суеверия подобны паутине! Никто не сомневается в том, что дракон в самом деле поставил народ в такую зависимость – чего же еще от него можно ожидать! Ни у кого из туземцев не возникает и мысли о том, что ситуация неправдоподобна и фантастична. Здесь и сейчас только мы с Олафом знаем, что дракона нет и быть не может – но при этом не можем привести никаких доводов сельским жителям о том, что такая жертва не нужна и, более того – отвратительна .
– Не могу представить, чтобы тебе было все равно и ты бы молча согласился со всеми, – откровенно сказала я, и в этот момент заметила что-то особенное в его взгляде
– Ты знаешь, насколько драгоценна жизнь, – он положил руку мне на плечо. – Кристина, теперь остается твое согласие.
– Олаф, о чем ты? – я немного отстранилась.
– О том, чтобы нам с тобой создать семью, – прямо сказал он.
– Да, я согласна! – только и смогла произнести я.
– Кристина, я люблю тебя! – Олаф смотрел мне в глаза, его руки касались моих рассыпавшихся по плечам темных волос.
– Милый мой датчанин! – с этими словами я первый раз прикоснулась к нему. Когда поцелуй соединил нас, мы не думали о том, что нас могут увидеть – в эти мгновения для нас остановилось время.
И теперь я поняла, что люблю и любима. Получилось так, что это произошло в столь необычных обстоятельствах... необычных, впрочем, для нас – африканцы воспринимают сложившуюся ситуацию совсем по-другому. Может, они и не считают нормальным пожертвовать молодой жизнью, но в силу обстоятельств легко соглашаются на это.
– Кристина, я вижу, ты очень переживаешь, – Олаф хотел как-то успокоить меня. – Тоже не могу понять, что, в самом деле, происходит?
– Ничего необычного в озере не замечала, – высказалась я, учитывая, что с коллегами по работе почти не говорила об этом, – а ты напоминал, что лучше не обращать особого внимания на басни про дракона.
На тот момент мы не могли найти разумное объяснение ситуации. Все выглядит так, что дракон «захватил» водопровод, который, между прочим, ему не принадлежит! И теперь вода не будет подана, пока не будет выполнено условие – заплатить жизнью Амиласет. Можно понять, почему туземцы всерьез все восприняли и видят в этом подтверждение своих верований. А поскольку ясно слышали ультиматум, так их суеверному ужасу нет предела. Какое-то странное совпадение –– чуть не полдеревни слышало ультиматум, из-за чего не решились даже просто набрать воды в озере! Люди чувствуют себя в безвыходном положении, принесение Амиласет в жертву рассматривается как необходимость – общественное благо выше личного, есть слово «надо». В таких обстоятельствах мы с Олафом понимаем только то, что за этим стоит настоящий криминал, но какой именно – неизвестно. Кому может быть выгодна ситуация, когда люди чувствуют себя порабощенными и вынужденными отдавать на смерть своих дочерей? С какой целью можно это использовать?
– Я думаю, что жизни Амиласет ничего не угрожает, – продолжал Олаф. – Но не удивляет, что озеро имеет сомнительную репутацию. Тут и в самом деле наслушаешься всяких нелепых сказок.
– Кто-то стайку жаб или бревно принял за дракона по пьяной лавочке, –предположила я. – Но при чем тут Амиласет?
– Как ты сказала? О какой пьяной лавочке?
– Кто-то хорошо выпил, потом шел по берегу озера, увидел бревно или что-то еще, подумал, что это дракон! – объяснила я. Не подумала сразу о том, что датчанин, который далеко не в совершенстве владеет русским языком, вряд ли мог понять такое сравнение.
– Если бы даже так, то как можно объяснить то, что люди, вовсе не пьяные, четко слышали ультиматум по поводу Амиласет? – Олаф отметил то, что это слышали многие, а потому не может быть и речи о пьянстве.
– Да, если бы один человек, еще можно было бы не придавать этому значения, – согласилась я, – Но не тогда, когда вся деревня!
– Если обращать внимание на любую басню, начнешь верить чему угодно, – Олаф слегка сжал мою руку. – Здесь через каждые два-три дня какая-нибудь сенсация. Только это превзошло все ожидания!
Что правда, то правда – никто в деревне не сомневается, что заплатить такую цену просто необходимо, как это ни печально. Также мы поговорили о том, что если Текле примет активное участие в операции по спасению Амиласет, то в этом случае ее отец не станет препятствовать их бракосочетанию.
– То, что водопровод сломался ночью, никого не удивляет, – пробормотала я, обнимая Олафа, – я много слышала о том, что дракона никто не видит, потому что он безобразничает по ночам.
– Как обычно делают бандиты! – подобрал сравнение Олаф.
– Забулдыга, ночами не спит, по сточным трубам шатается, а днем заберется под корягу и дрыхнет! – я позволила себе выговориться.
– Ты же знаешь, что этих сказочных драконов, которые тем более могут разговаривать, в природе не существует. – Олаф меня утешал, хотя и не мог найти объяснения происходящему. – Это выдумки, которые не имеют ничего общего с реальностью. Тем более странно, почему многие слышали это требование.
Мы должны были еще кое-что учитывать. Да, именно то, что нам нужно срочно найти Текле. Ведь у него появляется поистине уникальная возможность жениться на любимой девушке. Но только где он сейчас и дошло ли уже до него это страшное известие?
– Кристина, тебя одну я люблю, – в словах Олафа была искренность. – Мы с тобой разгадаем эту тайну, и ты станешь моей женой.
– Да, как только вернемся в Европу, – ко мне вернулось спокойствие. – А пока что мы должны помочь Амиласет и Текле, они тоже достойны счастья.
– Кристина, за это время Текле стал моим хорошим другом, но я не предполагал, что так трудно что-то сделать для того, чтобы он женился на Амиласет, – говорил Олаф. – Сейчас есть шанс.
Потом он включил мобильный телефон, чтобы позвонить Гоше Белочкину, который через день должен был приехать из Аддис-Абебы. Олаф обещал позвонить Гоше сразу же, как только будет выяснена причина неисправности водопровода. И чего-чего, но вот подобного сообщения Гоша никак не ожидает! Можно представить, как он отреагирует на такую информацию! Исходя из того, как здесь обсуждают саму ситуацию, мы сделали вывод, что никто толком не увидел этого дракона в камышах, а просто могли видеть что-то непонятное. Однако ультиматум был кем-то четко произнесен, при этом никто из туземцев не сомневается в том, что говорил именно дракон! Но с их слов трудно представить себе четко, как это происходило на самом деле. Мы с Олафом не присутствовали там, и даже издали ничего не видели. У Олафа есть опыт общения с туземцами, поэтому он знает, о чем с ними можно говорить, а о чем нет. Достаточно видеть их реакцию на ультиматум – нетрудно теперь понять, почему они все-таки готовы на то, чтобы принести Амиласет в жертву. Местные жители уверены в реальности дракона, так что говорить в деревне о том, что это враки – попусту терять время. В таких обстоятельствах бесполезно что-то доказывать суеверным людям, которые не могут отличить правду от вымысла, а что-то настоящее – от фальсификации.
А о чем рассказать Гоше Белочкину? Пока мы знаем ситуацию лишь поверхностно, многое еще требует объяснения. Однозначно такой информации Гоша не поверит, но необходимо поставить его в известность и хоть что-то объяснить. Олаф одной рукой обнимал меня за талию, а в другой держал мобильный телефон.
– Гоша, водопровод перекрыт... кем-то преднамеренно... не просто поломка, это сделано специально... представляешь, мы вернулись, а в деревне уверяют, что водопровод перекрыл дракон... никто не будет выяснять, в таких обстоятельствах ничего не докажешь... с одним условием... не сомневаются, но тогда мы были около насосной станции... возле берега в камышах... Предъявил ультиматум, требует принести в жертву принцессу Амиласет... Да не пил я, в самом деле! Окончательное условие... Послезавтра на рассвете... Кристина здесь, со мной... нет, не были и не слышали... неправдоподобно, но все в деревне поверили... со стороны так и выглядит... Гоша, это не мы валяем дурака... Поверь, я не пьяный!.. Пока не знаем...
Гоша Белочкин поначалу подумал, что Олаф то ли шутит, то ли выпил, а может быть, сразу то и другое. Гошу очень удивило такое нехарактерное поведение Олафа. Однако по тону его голоса можно было понять, что говорит он по существу и даже не прикасался к спиртному.
Олаф нисколько не преувеличивал относительно того, что озеро Ауаса пользуется у местных жителей сомнительной репутацией. Мне тоже приходилось слышать об озере разные небылицы, однако Олаф советовал не принимать это близко к сердцу – мало ли каких сказок не насочиняют туземцы с их богатой фантазией! Тем не менее мы понимали, что сейчас нужно действовать безотлагательно. Олаф принял во внимание то, что водопровод сломался как раз в ту ночь, когда меня разбудил грохот.
– Мы должны найти Текле, – говорил он, обнимая меня и касаясь моих волос, – уже третий день его не вижу.
– Я уверена, что он уже все знает... ему необходима наша помощь и поддержка, – согласилась я. – Наша задача в том, чтобы повернуть ситуацию в пользу Амиласет и Текле.
– И выяснить, кто все спровоцировал и какое отношение имеет к этому Амиласет, – отметил он. И тут я опять покосилась.
– Что, собираешься выставить себя героем? Признавайся, а? Следить за кранами и водопроводными трубами надо, чтобы там всякие озабоченные драконы не заводились!
В это время ни один человек не прошел мимо и, скорее всего, нас никто не видел. Когда мы вышли по тропинке к воротам, встретили Текле, который сразу же подошел к нам. Как оказалось, он не присутствовал на берегу озера, а у позже, уже тогда, когда все в деревне заговорили о том, почему нет воды в водопроводе. Тогда он и узнал о том, что есть лишь один способ получить воду – ценой жизни принцессы Амиласет. Получается, совсем скоро у него на глазах Амиласет привяжут к дереву и оставят одну без всякой надежды на спасение. Разве может он такое допустить?! И теперь он стоит перед выбором: на одной чаше – судьба всего племени, на другой – жизнь возлюбленной. Несомненно, он сам пожелал обратиться к нам!
***
Вечером мы собрались на пятачке возле дома Текле – он пригласил нас туда и теперь решался вопрос, как действовать дальше. Было видно, что парень очень переживает за жизнь возлюбленной, но в то же время не знает как именно нужно действовать – вопрос касается и благополучия всего народа. Как и все его соплеменники, Текле не сомневался в том, что дракон озера Ауаса – самый настоящий дракон, который не даст воду до тех пор, пока не получит в жертву принцессу Амиласет. Конечно же, такого просто не может быть, но это понимаем только мы с Олафом. Сейчас не время для пустых разговоров, тем более не нужно ничего доказывать туземцам – это как горохом об стенку. К тому же то, что касается общего блага, не подлежит обсуждению. Поэтому мы совместно придумали проект, который мог бы подойти как тем, кто верил в существование дракона, так и тем, кто понимал, что это афера. В целом план по спасению Амиласет казался подходящим.
Неподалеку в поле красовалось обтрепанное соломенное чучело, к которому уже привыкли настолько, что перестали замечать (причем не только люди, но и птицы, которых оно должно было отпугивать). Оно было водружено на шест и обмотано тряпками и пустыми железными банками. Решили использовать это чучело, поскольку больше ничего подходящего не было. Также приняли во внимание наличие небольшого количества динамита, который применялись на строительстве.
– Кстати, сверху на чучело можно надеть парик, а вот железяки можно спрятать, но не убирать, – подводила итог я. – Вы же все равно куда-то спрячете динамит.
–Который взорвется, и дракону капут! – добавил Олаф.
– Тогда чучело нужно принести с поля как можно раньше, – заметил Текле. – И сделать его таким, чтобы дракон сразу не увидел, что же это. Важно вовремя освободить Амиласет!
– В этом инициативу проявишь ты, – сказал Олаф, – Текле, у тебя появился реальный шанс жениться на Амиласет! Ты спасешь ее – и сможешь на ней жениться! А мы с Кристиной поддержим тебя и поможем!
Пока что Олаф не объяснял Текле, что дракона нет, тем более, что мы не смогли бы никому объяснить, что же это на самом деле. Пока что речь идет о другом. В последнее время Текле уже считал невозможным обрести счастье с Амиласет. Хотя она отвечала ему взаимностью и только за него хотела выйти замуж, но социальный барьер и традиции ставили, казалось, непреодолимую преграду их счастью. Амиласет уже была готова согласиться с тем, что спустя несколько недель, как только ей исполнится восемнадцать, ее выдадут замуж неизвестно за кого. И чуть ли не в последний момент у Текле появился единственный шанс получить руку Амиласет – спасти ее. Мы с Олафом так прониклись их чувствами, что решили сделать все, что в наших силах, чтобы помочь юным влюбленным. В отличие от них, мы даже из разных культур и национальностей, но какое это имеет значение! Олаф объяснился мне в любви, а я так ждала этого! Никакие различия не должны быть преградой нашему счастью. Во всяком случае, моим родителям не так и важно, за кого я выйду замуж – хоть он с Марса бы прилетел.
Но про Текле и Амиласет подобного сказать нельзя – у них ситуация очень отличается от нашей. Они знакомы еще с детства, но никто не имеет права даже заикаться о пастухе в роли зятя короля – это во-первых. Во-вторых, у местных жителей брак рассматривается прежде всего как договор с определенной целью. Здесь не увидишь влюбленной пары, которая бы шла держась за руки, а тем более в обнимку, даже супружеской пары, которая бы просто прогуливалась. В этих краях крайне редки случаи, чтобы девушки выходили замуж по любви!
Выглянув на минутку из сарая, я заметила неподалеку кучу гнилых помидоров, и тут мне пришла в голову идея.
– Ребята, тут помидоры гнилые, их можно задействовать!
– Ты предлагаешь к динамиту помидоров добавить? – спросил Текле.
– Да, ты верно понял, — ответила я. — А то лежат без дела.
– Помидорам найдем применение, – согласился Олаф. – Выставим дракона посмешищем.
– Еще бы! – я минутку помолчала, а потом добавила: – Пускай получает динамит с гнилыми помидорами вместо нежной плоти Амиласет!
Однако этот план проще было придумать, чем осуществить. Для этого прежде всего нужно привезти Амиласет сюда, и как можно скорее. Но возможно ли, что ее отпустят с нами на столь длительное время?
Текле пояснил, что с этим сложностей быть не должно, если только Амиласет сама согласится.
– По нашим обычаям, последнее желание обреченного на смерть выполняется беспрекословно, – пояснил он. – Только вы должны пообещать, что никуда ее от себя не отпустите и привезете обратно.
Олафа очень настораживало то положение, в котором мы оказались. Как только строительство водопровода закончилось, вода перестала течь и сорвалось открытие. В озере Ауаса как из-под земли вырос какой-то непонятный дракон, который потребовал в жертву девушку – и именно Амиласет! Чем это можно объяснить? Африканцы страдают, они вообще очень суеверны и все принимают за чистую монету. Они даже не могут себе представить, что это хорошо продуманная и со знанием дела подстроенная афера.
Мы с Олафом ехали в машине, когда позвонил Гоша. Потом Олаф сказал мне, что даже если обратиться по этому вопросу в службу госбезопасности – все равно никто не поверит и могут быть неприятности.
–Гошу там просто засмеют, – согласилась я.
– В том-то и проблема! – Олаф понимал, что в столице никто не примет это во внимание.– Нам самим нужно выяснять, кто аферисты, а потом уже сообщать в Аддис-Абебу!
Потом он позвонил Белочкину и сообщил следующее: «Мы с Кристиной знаем, что дракона нет, но африканцам это объяснить невозможно... Они уже оплакивают Амиласет... у них, очевидно, чувство безысходности, они все приняли за правду! Этой ночью не заснем... Остается открытым вопрос о том, кто устроил эту провокацию».
***
Была глубокая ночь, когда мы с Олафом подъехали к воротам дворца. Ехать было недалеко, но по размытой дождем грязной дороге колеса буксовали. Тишину нарушало пение цикад и уханье ночных птиц вдалеке. Темное небо было сплошь усыпано звездами, а луна как будто сидела на верхушке черного большого баобаба.
Олаф остановил машину прямо перед дворцом. Я очень переживала, когда он выяснял вопрос относительно того, можно ли попросить у короля разрешения увидеться с Амиласет и уехать с ней ненадолго и недалеко. Я все время молчала, а Олаф не отпускал мою руку, в то время как просил разрешения увезти Амиласет на некоторое время.
Было ясно, что сейчас не время и не место пытаться объяснить, что никакого дракона на самом деле нет. К тому же ничего конкретного мы не обещали, а предусмотреть заранее, как развернутся события, было трудно. Тем не менее, зная о том, насколько мы привязаны к Амиласет, король разрешил нам побыть с ней в это крайне тяжелое время. Первый шаг в нужном направлении был сделан.
После этого мы ненадолго вышли во двор. Было полнолуние, свет луны обволакивал нас, словно дымка.
– Олаф, можешь ли ты вспомнить о том, были ли у короля хотя бы в течение ближайшего года серьезные разногласия с кем-нибудь и с кем именно? – спросила я. – Ведь это непосредственно касается как его самого, так и его дочки. Возможно, это касается также и тебя. Не могло же такое безобразие возникнуть просто так, на ровном месте!
– Я тоже думаю об этом, Кристина, – согласился он. – Когда начиналось строительство водопровода, с королем серьезно поругались приезжие из Украины, которые были здесь на сезонных работах по уборке сахарного тростника. Потом они уехали и больше ничего про них неизвестно.
– Сколько их было, известны ли тебе какие-то подробности?
– Их было не меньше десяти человек, трое вскоре уехали, а остальные еще некоторое время оставались. Двое граждан Украины, помню, именно тогда очень не поладили с королем. Один только лишь по поводу тростника, а другой, помимо этого, позволял себе приставать к дочерям короля. По этому поводу был скандал.
– Не могло ли это повлечь за собой то, что происходит сейчас?
– Не исключено, хотя не очевидно. Если бы они снова приехали, об этом бы уже все знали... Впрочем, нельзя однозначно сказать, что их здесь нет. Мы с тобой их не видели, но это еще не означает, что они забыли дорогу сюда.
– Наверное, уже никто о них не вспоминает, – я имела ввиду, что уже прошло время. – Если даже король всерьез поверил в существование дракона, что же тогда говорить об остальных!
– Кристина, за все это время я не то что никогда не видел, а даже не мог представить его в таком состоянии! – Олаф все еще был под впечатлением. – Горе делает человека совсем другим!
– Чтобы такое подстроить, нужно знать обычаи, – догадывалась я. – Но почему бандиты выбрали именно такой, не вполне понятный способ?
– Очень понятный для туземцев,– заметил Олаф. – Никто не думает предотвратить жертвоприношение. Король пообещал отдать Амиласет в жены тому, кто ее спасет, но у него нет надежды на это!
– Если здесь считается нормальным выдавать девушек замуж, не принимая во внимание чувства, это еще можно списать на традиции, – высказалась я. – Но отдавать на смерть – это ничем нельзя оправдать!
– Причина в том, что туземцев сковывает суеверный страх перед драконом, – пояснил Олаф. – Как это ни ужасно, но они считают такую жертву морально оправданной. Оплакивая Амиласет, они, тем не менее, уверены, что это гарантирует их обеспечение водой.
Действительно, то, как реагировали в селении,. казалось даже противоречивой – с одной стороны, неподдельное горе и сочувствие несчастной Амиласет, но с другой – вера в то, что от этого зависит благополучие всей деревни. Нет ни малейшего возмущения, никто не решается возразить.
– Как хорошо, что ты думаешь по другому, Олаф! – с этими словами я остановилась и в порыве чувств вскинула руки ему на плечи.
– Человеческая жизнь свята! – Олаф обнял меня и притянул к себе. Через секунду мои ноги перестали касаться земли, это было незабываемое ощущение! В ярком свете звезд и ослепительной полной луны я взглянула на небо, и в это время скатилась падающая звезда...
В такой момент слова о святости жизни очень сильно затронули мое сердце. Олаф еще больше возвысился в моих глазах.
– Звездочка моя ясная! – говорил он, держа меня в объятиях. – Темный лесной цветочек!
– Поставь меня! – смутилась я.
Олаф исполнил мою просьбу, и вдруг послышалось какое-то слабое журчание. Олаф подошел к умывальнице и начал вертеть кран.
– Ш- ш-ш-ш-с-с-с... – раздался из трубы противный звук, будто в самом деле туда залез змей и шипел. Но воды не было.
– Посмотри-ка этот кран, – обратилась я к Олафу, – а тем временем я пойду за Амиласет, она должна быть на первом этаже в дальней комнате.
Олаф проводил меня прямо ко входу, я поднялась по ступенькам и свернула в коридор. Там была такая темнота, что ее, казалось, можно резать ножом. Но тут лунный свет упал на пол, и я смогла различить приоткрытую дверь комнаты. «Вероятнее всего, Амиласет здесь» – подумала я и направилась туда. Прямо возле двери я остановилась в волнении, не решаясь зайти. Спустя пару минут все же заглянула в комнату и не ошиблась – Амиласет была там.
Она сидела на полу возле окна, обхватив руками маленькую подушку и горько плакала. Я не видела ее лица, но в лунном свете было видно, как она вся дрожит от рыданий. Я попыталась войти тихо, но тут скрипнула дверь, и Амиласет это услышала.
– Кристина! – когда принцесса посмотрела на меня, ее лицо выглядело окаменевшим от ужаса и тоски. – Зачем ты пришла? Уходи! Уходи и забудь обо мне!
– Амиласет, идем... Мы с Олафом и Текле знаем, как спасти тебя.
– Вы хотите уехать со мной? – она движением руки как бы просила меня не подходить, – Не надо! Если меня не отдадут дракону, то все умрут без воды. Ты видишь, что никто не хочет моей смерти... но так нужно!
Я вошла, обняла Амиласет, почувствовала ее слезы на своей руке.
– Нет, Амиласет, ты не должна умереть! И ты останешься здесь, далеко мы не увезем тебя. Сейчас нам нужно ехать к Текле домой. Там мы сделаем все для того, чтобы ты осталась жива и никто не пострадал.
***
Когда мы приехали назад, Текле уже принес материал для работы. Теперь нужно было найти подходящее место, чтобы нас никто не обнаружил. Для этой цели лучше всего подходил глинобитный амбар, предназначенный для хранения зерна, но сейчас он был пустой. Сверху амбар был покрыт крышей из травы, но воздуха туда проникало достаточно. Нельзя было терять время, которого оставалось все меньше. Мы установили для освещения пару светильников и под покровом темноты приступили к работе. Хотя на первый взгляд это не казалось трудным, однако заняло немало времени, в течение которого мы как могли старались утешить и поддержать принцессу. Очень много значило то, что она была с нами, так как она хотя бы не слышала и не видела "участия" других .
– Амиласет, ты должна жить, и мы сделаем все для того, чтобы ты вышла замуж за Текле, – обратился к ней Олаф.– Как мы с Кристиной имеем право на счастье, так же точно – вы с Текле.
– Олаф, ты дождался Кристину. Вы такие разные... и так хорошо смотритесь вместе, – Амиласет отвлеклась на минутку от страшных мыслей.
Работа продолжалась в напряженном темпе. Спать не ложился никто. Пришлось поставить в известность родителей Текле о том, почему нам срочно понадобилось огородное пугало. Они догадались, что мы проводим операцию по спасению принцессы Амиласет, но, по нашей просьбе, пообещали сохранить все в тайне. Они совсем бы не возражали, чтобы Текле женился на Амиласет, но до сих пор считали это невозможным. Вокруг не было недостатка в невестах, деревенские девчонки сами бегали за Текле, стараясь привлечь его внимание. И не случайно – в свои восемнадцать лет он выглядел даже несколько взрослее: высокий рост, великолепное сложение, сильные красивые руки и ноги. У него открытое лицо с правильными чертами, большие темные глаза, цвет кожи с бронзовым отливом. Родители хотели как можно скорее выбрать ему невесту из крестьянских девушек, ведь между ним и Амиласет никогда не станет знак равенства.
К утру небо заволокло облаками, но дождя не было. Хотя уже начался сезон дождей, только один раз прошел ливень ночью накануне перекрытия водопровода. Это еще больше усугубляло ситуацию. К тому же, если бы кто-то узнал, что мы здесь делаем, это вызвало бы ненужные вопросы и могло повлечь неприятности. Но никто даже не догадался зайти. Огородное пугало завернули в кусок ткани, стараясь сделать незаметными дырки. «Сойдет, – думала я, – хотя, конечно, сама Амиласет будет одета красивее... На смерть – в лучшем наряде!»
Потом сдержанно мяукнул мобильный телефон – позвонил Белочкин. Олаф сообщил ему о наших планах по спасению Амиласет и о том, как и где мы их осуществляем. Конечно, Текле желает спасти Амиласет, но ему трудно даже представить, что никакого дракона на самом деле нет. Для Текле это единственная возможность жениться на любимой девушке, а мы с Олафом должны во что бы то ни стало разузнать, что за этим стоит. По словам Олафа, все выглядит так, что дракон занимается бандитизмом, ни в медный грош не ставит жизнь девушки! Но кто подстроил эту странную ситуацию, да еще так правдоподобно, что африканцы на полном серьезе в это поверили? И какие цели у аферистов относительно Амиласет? До сих пор топчемся на месте в выяснении этого вопроса. Тем не менее надо быть крайне осмотрительными, чтобы не задевать чувств окружающих.
– Одна подделка другой стоит, два сапога – пара, – сказал Олаф, намекая Текле, что мы клин клином выбиваем.
– А где же вторая подделка? – спросил Текле.
Амиласет уснула, прислонившись к стене амбара. Поэтому она не слышала этого разговора. Я выглянула на улицу — на горизонте разгоралась утренняя заря, небо прояснилось.
– Когда строительные работы закончились, возле озера оставался кран, – продолжал Олаф. – Он был ржавый и подлежал выбросу, но почему-то долго там валялся. Возможно, какие-то аферисты унесли кран и сделали из него чудовище.
В какой-то момент Текле потерял дар речи. Ему показалось странным то, что можно сомневаться в реальности дракона, которого, казалось бы, видела и слышала едва ли не вся деревня.
– Если это просто кран, – наконец сказал он, – тогда что же ему надо от моей невесты?
– Крану-то ничего не надо, а вот тем, кто из крана смастерил дракона, точно что-то надо, – пояснил ему Олаф.
Пока они беседовали, я пыталась нацепить на чучело парик, который мне дала Амиласет, когда я приходила за ней. Ничего не получалось, парик съехал с чучела, потом оно упало, загремев железными банками, и разбудило принцессу.
– Прости пожалуйста, это я уронила чучело, – извинилась я, – не могу на него твой парик надеть.
Амиласет попыталась помочь мне в этом и, наконец, это удалось. Олаф поднял с пола чучело и посветил на него карманным фонариком.
– А не заварить ли нам кофейку? – предложил он.
– Это будет очень кстати! – обрадовалась я, – Неси сюда примус.
Как раз в это время подошла мать Текле и принесла нам сыра и свежих лепешек. Во время короткого перерыва зашел разговор о фактах и некоторых событиях, которые как-то могли пролить свет на появление этого дракона.
***
Примерно в то время, когда Олаф приехал в Эфиопию и строительство водопровода было начато, здесь проходила уборка сахарного тростника. Среди тех, кто собирал тростник, были приезжие с Украины. Один из них был Гриша Мухин – вроде бы обычный человек не старше тридцати лет, а другой – маленький лысенький мужичок, постарше Гриши, да еще из-за лысины выглядевший как дедок – его звали Вася Комаров. Гриша, который успел уже дважды развестись, даже не пытался скрыть свой интерес к местным девушкам, однако ни одна попытка не увенчалась успехом. Когда несколько сестер Амиласет одна за другой были выданы замуж, он все свое внимание переключил на нее. Само собой, поведение Гриши было, мягко говоря, нетактичным. Этой назойливостью Гриша вызвал негодование короля и королевы, что еще больше подлило масла в огонь.
Как и почему Гриша и Вася оказались в этой отдаленной провинции, точно не было известно. По довольно смутным данным, в Аддис-Абебе они оказались замешаны в каких-то финансовых махинациях, а потом перебрались в эту местность на сезонные работы, подальше от ответственности. Очевидно, они искали для себя более простой способ заработка, чем уборка тростника под палящим солнцем. Если они не впали в детство, то вряд ли для них может быть интересна легенда про дракона, который время от времени ест красивых девушек. Тем не менее, если Гриша и Вася все-таки слышали здесь эти сказания и хоть немного знают местные верования и обычаи, то запросто они могут воспользоваться легковерием местных жителей! Однако они не взялись за это сразу. Когда началось строительство водопровода, уборка тростника закончилась и они уехали. То, что Гриша Мухин делал попытки ухаживать за Амиласет, а еще то обстоятельство, что ему и Васе надоела эта тяжелая сезонная работа, конечно, наводит на мысль, что они могли организовать эту безобразную аферу. Тем не менее, прямых доказательств не было – вот уже почти полгода про Гришу и Васю ничего не было известно ни в этой местности, ни в Аддис-Абебе – они как сквозь землю провалились. К тому же, чтобы так хорошо знать местные суеверия, надо либо жить среди туземцев продолжительное время, либо иметь достаточные знания в этой сфере. И никак случайные люди не могли пойти на такое.
Важно было учитывать еще некоторые обстоятельства. От озера Ауаса примерно 6,5–7 км на восток до границы с Эритреей, а там в течение двух часов на каком-нибудь колесном транспорте можно приехать в ближайший аэропорт. Однако эта местность, включая границу, фактически не контролируется государственными службами – вероятно, потому, что, на первый взгляд, вряд ли кто-то будет что-то вывозить из этого отдаленного района. Такое стечение обстоятельств, разумеется, выгодно аферистам. И для чего нужна Амиласет? Это еще предстояло раскрыть, а времени было мало.
С утра пригрело солнышко. Мы выходили на улицу, но не задерживались, потому что, во-первых, не надо было привлекать к себе внимания, а во-вторых, когда слышали разговоры по поводу того, что Амиласет должна быть отдана дракону ради блага всех, то еще больше убеждались, в каком неприятном положении находимся. Никто, кроме нас, и не догадывался, что это ни что иное, как бессовестное надувательство. Позаботившись о конспирации, мы прежде всего обращали внимание на то, чтобы никто не увидел Амиласет и не узнал, что она здесь. Ей было намного лучше в это время быть с нами, а не среди тех, кто проливает слезы из-за нее, но при этом не может ничем ей помочь. Безусловно, в отдаленных местностях Африки люди более легковерны, но я не предполагала, что настолько!
– Меня беспокоит одно обстоятельство, – высказала я свои опасения. – Допустим, ребята, получится освободить Амиласет и привязать вместо нее чучело, там много зарослей и можно спрятаться. Но на церемонии будет много людей и они могут пострадать от взрыва динамита!
Олаф и Текле об этом не беспокоились, так как заранее знали все подробности жертвоприношения и рассчитали нужную дозировку динамита.
– Люди не пострадают, – заверял Текле. – Они уйдут с берега озера до того, как дракон появится.
– В завершение траурной церемонии Амиласет привяжут к дереву, споют прощальную песню и уйдут, – добавил Олаф. – Никто не должен будет видеть... – тут он замолчал, но его мысль и так была понятна, комментарии были излишни.
– То есть, Амиласет будет там одна, – я говорила тихо, но в сарае было мало места, так что все было слышно.
– Да, это обязательное условие, – напомнил Олаф.
Но все-таки нам не следовало заводить этот разговор в присутствие Амиласет, потому что она хоть и ждала от нас помощи, но когда это все услышала, вздрогнула и заплакала.
– Вы не понимаете, как мне страшно! Что, если вы ничего не сможете сделать? Ведь если вам что-то помешает, то мне предстоит погибнуть!
– Ее все равно невозможно убедить в том, что дракона нет! Бедненькая, она так боится! – тихо шепнула я Олафу, но не выдержала и заплакала вместе с Амиласет. Наши женихи, увидев это, сразу же начали утешать нас. Текле говорил Амиласет, что готов на все, чтобы только спасти ее, а Олаф уверял меня, что мы непременно поможем принцессе, не допустим, чтобы с ней случилось что-то непоправимое.
В это время зазвонил мобильный телефон – позвонил Гоша Белочкин и несколько минут разговаривал с Олафом. Гоша высказал предположение о том, что, вероятно, афера подстроена какими-то неизвестными лицами, которые уже бывали в той местности и лично знают короля. Не исключено, что здесь задействован даже кто-то из местных, но такое все же маловероятно. А кто именно, остается тайной. Кто здесь присутствует из приезжих, мы знаем, но вряд ли кого-то из них можно заподозрить. Те, кто приезжали со мной, уже давно уехали. Но не могло ли получиться так, что это те, кто участвовал в строительстве водопровода? В таком случае это с их стороны было бы рискованно – слишком велика вероятность разоблачения.
Хотя Олаф при случае мог бы узнать Гришу и Васю, но уже несколько месяцев он их не видел – это во-первых; нет прямых доказательств того, что аферу делают они – это во-вторых; и, наконец, даже если это они, то могли запросто изменить внешность – это в третьих. Но в любом случае следует помнить, что аферисты имеют какие-то четко намеченные цели относительно Амиласет, соответственно, они должны присутствовать на месте преступления хотя бы какое-то короткое время, которое важно не упустить.
Незадолго до того, как отвезти Амиласет во дворец, мы с Олафом вышли из сарая и прошлись в ту сторону, где стояла машина. Ярко-красный, необычайно красивый закат окрасил горизонт. Обычно по вечерам в селении на свежем воздухе народ толпится, женщины плетут циновки или готовят сладости из арахиса, вокруг них копошатся дети. Везде крик и смех, все вокруг суетятся по хозяйству или просто отдыхают после полевых работ, постоянно галдеж стоит. Здесь люди очень эмоциональны, любят музыку и танцы, а потому по окончании трудового дня всегда слышны звуки барабана, многие поют народные песни. Но в тот вечер все было совсем не так, как обычно – никакой суеты, даже громких разговоров, только время от времени короткие тихие разговоры, скорбные вздохи и плач – люди готовились к предстоящей утром похоронной церемонии. Так до сих пор и не удалось обнаружить ничего, что имело бы отношение к тому, кто эти аферисты. И кто бы это ни был, несомненно, они очень хорошо знают, каким образом будет проходить церемония.
– Олаф, ты помнишь, как выглядят Гриша и Вася? Ты смог бы их опознать? – спросила я, когда мы шли по тропинке. Вокруг было непривычно тихо и пусто, почти все уже разошлись по домам.
– Как они выглядят, я помню, но этого недостаточно, – ответил он. – Прежде всего, нам необходимо увидеть во время церемонии, будут ли там присутствовать какие-нибудь лица европейской наружности.
– Это упрощает нашу задачу, – согласилась я. –Но думаю, что они будут скрываться, чтобы их не обнаружили.
– Не очевидно, ведь как раз тогда они могут себя выдать.
В какой-то момент мы обнялись, но потом решили, что сейчас это неуместно – все-таки кое-где еще видим людей, которые охвачены скорбью. Очень может быть, что злоумышленники где-то рядом и все видят! Они стремятся извлечь выгоду для себя, их нисколько не волнует, что при этом чувствуют местные жители. Пользуясь местными суевериями, довольно просто все подстроить так, чтобы никто не узнал правду.
Исходя из самой ситуации, мы пришли к выводу, что аферисты могли появиться здесь недавно, возможно, за день-два до того, как перекрыли водопровод. И до сих пор где-то скрываются. Впрочем, если бы даже не скрывались, то это мало что могло бы прояснить – ни у кого из местных жителей не может возникнуть и мысли о том, что перекрытие водопровода и ультиматум – действия не какого-то мифического дракона, а реальных бандитов. Что касалось возможных подозреваемых, Гриши и Васи, то здесь они не появлялись с тех пор, как уехали после серьезной ссоры с королем. Никто после этого здесь их не видел и даже неизвестно, могут ли они сюда вернуться. Олаф знает их, поскольку приходилось тогда с ними соприкасаться, и не случайно именно они вызывают подозрения. Я же никогда их не видела. Появятся ли они на похоронной церемонии?. Несомненно, они идут на преступление со знанием дела, прекрасно зная, что, согласно традиции, все должны уйти с места жертвоприношения и ни один человек даже на большом расстоянии не должен видеть смерти девушки! С одной стороны, это им очень выгодно, но с другой – как в этом случае они могут остаться незамеченными?
– Олаф, на твоем сотовом есть диктофон? – спросила я.
– Диктофон есть и видеокамера тоже, – он догадался, что я имею ввиду. – Только никто не должен заметить, что мы ведем наблюдение.
– Так можем зафиксировать очень важные сведения, – я оглянулась и, хотя поблизости никого не было, говорила тихо.
– Да, это задействуем уже на церемонии, – согласился он.
Мы обнялись и несколько минут стояли под деревом. Теперь кое-что можно оценить более-менее ясно. Но отнюдь не все. Мы не знаем точно, как прозвучал этот ультиматум. Загадка! И не одна... Почему выбрана Амиласет, именно она? Просто ли потому, что она действительно красива? Это наводит на некоторые догадки, выводы, но что-то конкретное все же определить трудно.
– Ситуация настолько непростая, что пока мы сами в ней не разберемся, нет смысла сообщать в полицию Аддис-Абебы, – заметил Олаф. – Много все-таки загадочного в этом деле.
– Я понимаю, – согласилась я. – Но это своего рода риск. Что ты сам думаешь по этому поводу?
– Мы с тобой не в лучшем положении, – он становился более откровенным со мной. – Совершенно не понимаю, что происходит. Некоторые факты просто невозможно объяснить. Не нравится мне все это!
Я подумала о том, что виной всему, очевидно, не просто здешние суеверия. Здесь определенно задействован криминал, может быть, это даже какой-то отвлекающий маневр!
Несколько минут мы молча шли по тропинке. Может быть, Олафу передалось мое беспокойство или он задумался о чем-то своем. Я же тем временем вспомнила одну ситуацию, которая произошла лет семь назад, еще до того, как Маша вышла замуж. Она живет напротив меня, через улицу, а потому мы часто ходим в гости друг к другу. В моей комнате в углу на столике стояла большая хрустальная ваза. Она там стояла давно и я даже не обращала на нее особого внимания. А вот Машке эта ваза нравилась до потери пульса. В конце концов она призналась, что как только посмотрит на вазу, у нее возникает что-то наподобие клептомании – так ей хочется взять вазу. Не могу сказать, что я уж очень дорожила вазой и ни за что не хотела бы с ней расстаться. У меня еще были еще две хрустальные вазы, ничуть не хуже. И я сказала Маше, что согласна отдать ей вазу. Маша предложила мне в обмен чайный сервиз и набор красивых тонких стаканов. Правда, ваза была не совсем моя, хотя стояла в моей комнате. Поэтому я поставила в известность маму, а она не возражала. Тогда бартер состоялся. Мне как раз не хватало чайного сервиза, а Машка так была довольна, что получила вазу!
– Понимаешь, – я рассказывала об этом Олафу, – у Маши была навязчивая идея по поводу этой хрустальной вазы. Так и у дракона, похоже, подобная идея-фикс насчет Амиласет!
– Кристина, вот это ты сравнила! – Олаф воспринял это очень прямолинейно. – Вопрос стоит, как все думают, о жизни и смерти человека, а ты проводишь параллель с неодушевленным предметом!
– Это я просто для примера. Впрочем, сервиз и стаканы вовсе не так важны, как вода.
– И это не жизненно важно! А вот у дракона нет монополии на воду и тем более права на такое вымогательство.
– Понимаю, жизнь Амиласет нельзя сравнивать с вазой, которая во-первых, неодушевленный предмет, а во-вторых, осталась в сохранности.
– Это несравнимо! Кристина, ты очень устала. Пойдем на скамейку.
Некоторое время мы сидели на скамейке неподалеку от сарая. Если бы Маша слышала наш последний разговор, то у нее был бы повод обидеться – вот это действительно я привела не вполне подходящее сравнение! Но она далеко, в Киеве. А я не так ощущаю тоску за домом, когда Олаф рядом со мной. Теперь, с возникновением такой загадочной и вместе с тем неприятной ситуации мы почти все время не расставались. С того момента, как водопровод был перекрыт, мы проводили вместе больше времени, чем с тех пор, как познакомились.
– Кристина, у тебя такие красивые глаза, живые, темные как вишенки, – Олаф взял меня за руку и как-то по-особенному смотрел на меня. – Я дорожу тобой и при таких обстоятельствах не могу оставлять тебя одну!
– Олаф, но мне-то ничего не угрожает, – удивилась я. – К тому же это все порождения невежества и фантазии.
– Это так, но неизвестно, что все это означает, – в его словах чувствовалось беспокойство. – Для меня очень важна твоя безопасность!
Мы обменялись взглядами, а потом поцеловались. В это время последние лучи заката упали на землю, вокруг быстро темнело. Когда заря погасла, мы направились к сараю.
– После траурной церемонии Амиласет останется одна, привязанная к дереву, – рассуждала я, – И никто не может констатировать факт смерти!
– Не то что не может, но даже не должен, – Олаф обнял меня за плечи. – В селении все равно никто не будет в этом сомневаться.
Еще один вопрос заключался в том, каким образом аферисты намереваются убрать следы преступления. Впрочем, какие там вообще могут оставаться следы? Если "дракон" – это какая-то подделка, как можно было ее соорудить? Учет техники велся очень строго и ничего не пропадало. Что же касается того самого негодного крана, то его никак нельзя было перенести в руках — это ведь не смеситель.
Мы также приняли к сведению то, что после завершения обряда никто не должен выходить к озеру до конца дня. Когда закончится похоронная церемония, каждый из присутствующих покинет берег и Амиласет останется одна. Тогда, по мнению туземцев, дракон появится из озера и съест ее, после чего уйдет обратно в озеро. Не останется никаких следов, ничего, что бы напоминало об этом. Соответственно, каких-то признаков подлинного преступления также не должно оставаться. Как говорится, концы в воду…
– Даже не рассмотрели, что же там было, – сказала я. – Но всерьез поверили, что водопровод перекрыл дракон. И что он предъявил ультиматум, требуя Амиласет в жертву! Это же просто противоречит здравому смыслу!
– В наших глазах, но не в глазах туземцев, – пояснил Олаф. – Они боятся дракона точно так же, как в Европе испугались бы настоящих бандитов.
– Что им скажешь, когда нет воды,– согласилась я.
– По этой причине они полагают, что вероятность спасения принцессы невозможна! – в словах Олафа были одновременно печаль и возмущение.
Темная ночь опускалась на землю. Мы не уходили далеко, чтобы никто из посторонних случайно не обнаружил, где сейчас находится Амиласет. Все наши действия и планы строго законспирированы. Когда мы вернулись в сарай, Амиласет сидела там рядом с Текле, а он держал ее за руки. Они посмотрели на нас с нескрываемой благодарностью и горячей надеждой. Потом мы обсудили дальнейшие действия, которые должны были быть примерно такими.
Мы с Олафом отвезем Амиласет, после чего Олаф уедет обратно к Текле, а я буду ночевать во дворце. Ранним утром Олаф и Текле подъедут к месту жертвоприношения и спрячут машину в зарослях. Текле останется там, а Олаф встретит меня уже тогда, когда процессия приблизится к озеру. Его задача будет состоять в том, чтобы обнаружить тех, кто может вызвать подозрения – а именно лиц европейской наружности. В случае их обнаружения Олаф включает диктофон. Мы с ним обязательно должны будем вести наблюдения во время траурной церемонии, но так, чтобы со стороны это не было заметно. После того, как будет сделана запись на диктофон, Олаф подойдет к Текле, а там они будут наблюдать за поведением подозреваемых, в то время как я буду наблюдать в другой точке. К тому же смогу подойти поближе к Амиласет уже тогда, когда ее привяжут – согласно традиции, так можно выразить свою скорбь. Но на самом деле буду продолжать вести наблюдения, и у меня преимущество в том, что скрою лицо под покрывалом. При этом никакие наши действия не должны привлекать внимания окружающих – остается надеяться, что они будут сосредоточены на церемонии.
Олаф и Текле взяли чучело (теперь уже не огородное), вынесли его из амбара и положили в багажник джипа. Багажник плотно закрыли. Олаф напомнил, что непосредственно на месте надо будет заложить взрывчатку, которая пока была надежно спрятана. Тут мне в нос попала цветочная пыльца, я вынула из кармана какой-то синенький лоскуток, чихнула в него.
– Кристина, чем это ты нос вытираешь? – спросил Олаф.
– Это платок, – ответила я, сваливаясь с ног от усталости. Олаф поддержал меня, но явно что-то заметил.
– Платок? А не носок?
Я посмотрела внимательнее. Это был чистенький новый носок.
– Был носок, стал платок! – сделала вывод я.
Ситуация теперь уже не выглядела столь загадочной, мы знали некоторые факты, прямо или косвенно имеющие отношение к происходящему. Мотивы преступления нам еще не ясны, это раскроется позже, а пока необходимо учесть некоторые аспекты. Что может быть выгоднее для злоумышленников, чем суеверия туземцев, их традиции? К тому же не случайно они это подстроили уже тогда, когда строительство закончилось, и забрали какой-то металлолом. Ничего из тех кранов и других предметов, которые использовались на строительстве, не пропадало, все было на месте. Крупная техника не может исчезать, это деньги, отчет перед фирмой. Но все-таки сделать дракона из ржавого крана нетрудно, к тому же, как говорится, «у страха глаза велики»; записать ультиматум на пленку и поставить эту запись в кран тоже не большое дело. Но может быть и так, что никакой записи не было, а кто-то просто произнес это условие, при этом где-то спрятавшись. Но почему тогда этот обман никто не обнаружил сразу? Впрочем, до того ли было в тот момент! К тому же, если туземцы увидели что-то непонятное в камышах и услышали провокационную угрозу, да еще при том, что водопровод перекрыт, то для них тем более не выглядит странным то, что надо выполнить условие, поставленное драконом, в реальности которого они и без того не сомневаются.
Особого внимания заслуживает следующее. По завершении похоронной церемонии все уйдут с берега озера – никто не должен видеть натуралистические подробности. Откуда злоумышленники знают эту особенность? Несомненно, одна из целей аферы заключается в том, чтобы здесь никто и никогда больше не увидел Амиласет. Ее непременно увезут, смогут сделать с ней что угодно и как угодно, а здесь ни у кого не будет сомнений в ее смерти. Это наводит на мысль о том, что мы имеем дело с работорговцами. Торговля живым товаром приносит большую прибыль, потому этот подпольный бизнес никак не могут искоренить. А здесь все рассчитано на отсутствие свидетелей.
Вместе с тем, какой бы эта ситуация не выглядела ужасной для туземцев и неприятной для нас с Олафом, но именно через нее у Текле появился реальный шанс жениться на Амиласет. Ведь спасти ее, да еще при этом вернуть людям воду было в глазах туземцев практически невыполнимой задачей. К тому же, именно эта ситуация очень сильно сблизила нас с Олафом – благодаря происходящему мы проявили себя, раскрывались наши подлинные мотивы и чувства. До того, как возник вопрос о благополучии племени и жизни Амиласет, Олаф еще не был окончательно уверен в моих чувствах, поэтому между нами сохранялась дистанция. Однако Амиласет не ошибалась, наблюдая за нами – она была уверена в том, что Олаф неравнодушен ко мне. Причем, как ни странно, об этом знала не только она. Я догадывалась о его чувствах, однако именно то, что не поддалась глупой ревности, позволило ему увидеть меня с лучшей стороны. И тогда он объяснился в любви... стало очевидно, что он желает соединиться со мной, как и я хочу составить с ним единое целое.
А если представить себе другой вариант? Что, если бы Олаф, любя меня и не испытывая таких чувств к Амиласет, повел себя по-другому? Если бы он, европейский мужчина на ответственной должности, занял позицию «моя хата с краю»? Тогда бы он очень скоро упал в моих глазах – для меня бы поблекла его приятная внешность, да и положительные стороны его характера тоже бы уже не имели большого значения. Но Олаф не мог остаться безучастным к судьбе принцессы, к горю ее родителей и других людей, у которых из-за суеверного страха даже нет надежды на ее спасение!
Кто же может пользоваться этим фольклором, вынуждая туземцев пойти на такой шаг? С какой целью это делается? Возможно, это связано с торговлей людьми или подобными криминальными действиями – а иначе зачем убеждать всех в смерти Амиласет! Теперь нужно принимать меры, чтобы не допустить преступления, так как потом может быть поздно. Что бы ни стояло за этим, цель заключается в том, что Текле спасет Амиласет и сможет жениться на ней, а мы с Олафом поможем им и узнаем, кто все затеял и почему.
***
Уже совсем стемнело, когда мы привезли Амиласет домой.. Много плачущих родных и близких встретили девушку. Скорбь и сожаление были настолько искренними, что легко можно было поверить тому, что стало поводом для горя. Но не могло быть и речи о том, чтобы сохранить жизнь Амиласет и как-то воспротивиться ультиматуму. Даже мужчины не сдерживали слез, а от женского плача становилось просто не по себе. Амиласет отводила взгляд и старалась ни на кого не смотреть. Когда ее увели, чтобы подготовить в последний путь, я едва не лишилась чувств – потемнело в глазах. Олаф взял меня на руки и отнес в комнату, где стоял аквариум. После напряженной бессонной ночи и беспокойного дня хотелось спать ужасно, не мешали даже мысли о том, как распознать тех, кто затеял это безобразие.
На рассвете меня разбудил глухой погребальный рокот барабанов, мрачные песни мужчин и жалобные вопли женщин. Я едва открыла глаза, когда в комнату неожиданно зашла Деста.
– Кристина, ты уже проснулась? Одевайся, идем прощаться с Амиласет, – плача, сказала она. При этом я заметила, что она как-то особенно подчеркивает свою печаль...
– Я проснулась, Деста, только мне надо привести себя в порядок, – ответила я. – Хоть немного воды есть, чтобы умыться?
– Подожди, принесу тебе дождевой воды, – ответила она и вышла.
Я надела длинное платье черного цвета с вышитыми зелеными узорами, причесалась. Деста вернулась и накинула мне на голову легкое полупрозрачное покрывало, обернув плечи и руки; она предупредила, чтобы до конца дня в знак скорби я не снимала покрывало.
– Волосы должны быть совсем закрыты, – напоминала она.
– Хорошо, можешь спрятать под покрывало, чтобы не было видно, – я не возражала, когда она помогала мне одеться, но мысли были совсем другие.
– Кристина, если вы с Олафом получили разрешение уехать куда-то с Амиласет, – задала она неожиданный вопрос, – значит, было что-то важное?
Ее вопрос озадачил меня, я даже растерялась. Откуда она знает об этом? И что за вопрос в такой день прямо с утра, почему ее это интересует?
– Деста, так было нужно... необходимо и для нее и для нас! – это все, что я ей ответила на вопрос, который даже ее не касался.
Деста обняла меня и опять заплакала. В какой-то момент, поддавшись эмоциям, я едва не сказала ей о том, почему и куда мы с Олафом увозили Амиласет, но вовремя сдержалась. Раскрывать планы было еще рано, а поведение Десты выглядело странным хотя бы потому, что утром она прибежала сюда, а не осталась в гареме. Создавалось впечатление, что она просто не хочет там находиться, а пришла ко мне за тем, чтобы что-то выведать. Конечно, сейчас вряд ли бы кто-то следил за ней, а она просто воспользовалась ситуацией.
– Наверное, просто хотели убедить бедную девушку в том, что дракона нет, – пробормотала она. – Если бы это было так!
Через некоторое время мы вышли на дорогу, прислушиваясь к мрачному звучанию барабанов. Солнце уже показывалось над горизонтом. Среди почтительно склонившихся людей я увидела Амиласет, которая шла в окружении плакальщиц. Но сама она казалась более спокойной, чем те, кто ее оплакивали. На ней было самое лучшее платье из необычайно красивой струящейся белой ткани с золотистыми блестками, а в черные косички были вплетены серебристые ленточки. Когда наши взгляды встретились, я увидела проблески надежды в ее глазах. Девушку подняли на носилках и процессия медленно двинулась в направлении озера. Воздух по-прежнему оглашали плач и бой барабанов. Я закрыла лицо покрывалом и присоединилась к процессии.
Минут через пятнадцать, которые показались бесконечно долгими, процессия приблизилась к тому месту на берегу озера, где должно было состоятся жертвоприношение. Одни не сводили взгляда с Амиласет, а другие не решались смотреть ни на нее, ни на место, где ей предстояло остаться. Стараясь не привлекать к себе внимания, я отошла на небольшое расстояние и увидела Олафа, который сразу подошел ко мне.
– Кристина! – он слегка откинул мне покрывало. – Не отходи далеко от меня. Как ты чувствуешь себя?
– Я-то ничего... А представь себе, что чувствует сейчас Амиласет... но она так покорна, молчит и даже не плачет!
Олаф обнял меня, а я держалась за его пояс, не глядя по сторонам. Сейчас так важно было то, что он со мной рядом – ведь в таком окружении, на похоронной церемонии, даже понимая всю нелепость этих суеверий, поневоле можно поверить во все что угодно!
Олаф сообщил мне о том, что увидел здесь лиц европейской наружности, предположительно из числа тех, кто полгода назад был задействован здесь в сезонных работах. Другие не могли их не заметить, но сейчас никто с ними не разговаривает и не спрашивает, как они здесь оказались и что здесь делают.
– Потому что не до них, – догадалась я. – Ведь все местные не сомневаются в том, что приносят Амиласет в жертву дракону! Какое им тогда дело до того, что вообще пришел кто-то посторонний!
– Не только поэтому, — Олаф уже располагал некоторой информацией. – они уже успели кому-то сказать, что просто проезжали мимо, но, узнав о таком страшном событии, решили проявить уважение и посчитали необходимым присутствовать на церемонии.
Неподалеку на отшибе стояли какие-то дядьки весьма странного вида. Однако оказаться здесь они могли случайно. Появившись в подходящее время на церемонии, они не вели себя как-то непочтительно или вызывающе, не собирались никуда прятаться или тем более нарушать общественный порядок. На фоне похоронного марша они почти не разговаривали и не пытались затеряться в толпе. Поэтому ничто ни прямо, ни косвенно не указывало на то, что афера – дело их рук. Этого даже нельзя было определить. Может быть, это не они? На минуту мне стало страшно. Что, если все обернется не так, как мы задумали? От волнения мои ладони стали влажными, но я молчала, чтобы не привлекать ненужного внимания.
Олаф указал мне на то место, где в зарослях была спрятана машина и напомнил, чтобы еще до окончания церемонии я подошла туда. Теперь же нам нужно расстаться на короткое время. Но стоило мне остаться одной, тут же появилась Деста, которая вела себя слишком своевольно.
– Когда Амиласет привяжут, ты можешь подойти, если хочешь, это можно, – напомнила она. – Только очень быстро.
«Здесь что-то не просто так!» – у меня возникали подозрения. Похоже, Деста с нетерпением ждет момента, когда закончится похоронная церемония. Судя по ее поведению, она хочет смерти Амиласет?!
– Что тебе говорит Олаф?– полюбопытствовала она. – Он все еще уверен в том, что дракона нет? Ты такая спокойная, потому что тоже не веришь. А хотите во всем убедиться? Я подскажу, как!
Ну вот, только этого не хватало! Она может нам помешать, все время крутится возле меня. Кто знает, что у нее на уме?
– Деста, сейчас не буду спорить об этом! – я начала терять терпение.
– Говорила же я тебе, что если об этом говорят, то дракон есть, – ее голос дрожал, – а вы никак не поверите!
Тем временем церемония продолжалась и времени до ее окончания оставалось все меньше. В какой-то момент неизвестные лица прошли мимо, и я едва расслышали слова: «Гриша, я думаю...». В самом деле, одного из них зовут Гриша. Но вот что они думают по поводу того, что здесь происходит, так и не услышала из-за заключительных аккордов барабанного боя и траурной мелодии на церемонии.
Амиласет помогли сойти и подвели к дереву, ствол которого был ровным и гладким. Когда ее привязывали, она стояла неподвижно, совсем поникшая, будто хотела спрятаться от взглядов окружающих.
– Иди, попрощайся с ней! – Деста едва не подтолкнула меня.
Я не заставила ее ждать, хотя и понимала, что таким образом рискую навлечь на себя порицание присутствующих. Действительно, некоторые посмотрели на меня с удивлением, если не с упреком, очевидно, полагая, что я просто проявляю излишнее любопытство. Но сейчас была важна любая мелочь, даже некоторые небольшие детали могли иметь решающее значение. Именно там подозреваемых лиц было видно очень хорошо. Однако они вовсе не выглядели как любопытные зеваки, даже нельзя было подумать, что они здесь просто так торчат-глазеют, не говоря уже о том, что они хоть как-то могут быть причастны к происходящему.
Однако, как ни удивительно, никто уже не смотрел на меня с осуждением. Может быть, просто подумали, что я желаю сама проститься с принцессой – в этом не было ничего предосудительного. По самой обстановке и поведению всех, собравшихся у озера, было заметно неподдельное сожаление и скорбь – только лишь от безысходности они отдают ее на смерть. Все со смешанным чувством жалости и страха смотрели то на камыши у берега озера, то на девушку, многие замирали в почтении. Амиласет отвернулась, стараясь скрыть слезы. В глазах окружающих это была прекрасная девушка, безропотно отдающая свою жизнь ради благополучия народа!
Я почувствовала, что подойти ближе просто не могу, хотела вернуться, но мой взгляд остановился на дереве. Амиласет коснулась тонкой рукой ствола, и тут я увидела нарисованную на дереве рожицу, а рядом была нацарапана надпись на русском языке: «ЗДЕСЬ БЫЛ ВАСЯ!». Хорошо, что из уважения к людям я закрывала лицо покрывалом и никто не видел моей реакции на эту надпись. Однако это уже была важная улика! Более того – если бы не подошла так близко, то могла просто не заметить эту надпись, нацарапанную, между прочим, крупными буквами! Зацепка была сделана и выводы напрашивались сами. Но при этом все же нельзя было забывать о том, где нахожусь. А тут еще что-то попало в нос, я зачихала, а под рукой не было платочка. Вот еще, совсем не к месту!
Дождавшись подходящей минуты, я направилась на опушку леса, туда, где Олаф и Текле спрятали машину. Откинув с лица покрывало, я подошла к ним, остановилась и указала рукой на дерево.
Олаф и Текле молча переглянулись.
– Кристина, чего это ты? – удивился Текле.
– Кристина, что ты там увидела в такой ответственный момент? – спросил Олаф. – Вижу, ты не случайно туда подходила.
– Не подошла бы, не увидела! – объяснила я. – На дереве, к которому привязана Амиласет, большими буквами русским языком написано: «ЗДЕСЬ БЫЛ ВАСЯ!» Много ли в Эфиопии Вась?
– Ты обнаружила важные сведения! – в словах Олафа звучало искреннее восхищение. – Кристина, ты суперагент!
– Да, в силу обстоятельств! Суперагент на деревне! – согласилась я, однако слышать такое было приятно.
– Кто мог написать на дереве по-русски? – спросил Текле.
– Не дракон же это написал! – ответил Олаф. – Такие надписи делают малокультурные люди из разных стран, желая увековечить свое имя.
Все же мы не забывали, что могут заметить наше отсутствие, к тому же всего несколько минут назад я на глазах у всех выразила свою печаль. Но, очевидно, в эти минуты было не до нас. Скорбные взгляды присутствующих были сосредоточены на Амиласет, которая, как они полагали, вот-вот должна была расстаться с жизнью.
– Про дракона они могут и не знать, – сказал Текле.
– Даже ничего не говорили, – отметила я.
– Сколько я за ними наблюдаю, до сих пор они молчали, – продолжил Олаф.– Но почему Деста так суетится?
– Не знаю, наверно, ей интересна наша реакция! – ответила я. – Здесь одно из двух – или она знает, что дракона нет, или... желает увидеть...
– Омерзительное действие, которого все равно не будет, – Олаф понимал, почему не нахожу слов. – Ты не выходи, чтобы она не догадалась, где мы.
Гриша и Вася – если это были те самые – по-прежнему стояли поотдаль молча. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что они случайно пришли сюда. Ничего необычного, тем более подозрительного, не было в их поведении. Мы с Олафом предположили, что, вероятно, с ними заодно действует кто-то еще. Но кто именно? Кто это третье лицо в афере? Однозначно это не может быть Деста, которая после церемонии уйдет вместе со всеми – для нее не может быть никаких исключений! Будучи наложницей короля, она вообще обязана как можно меньше показываться на глаза другим мужчинам, и никак не может принимать участие в таких мероприятиях, даже если б и хотела.
Текле остался возле машины, а мы с Олафом прошлись в ту сторону, где стояли Гриша и Вася. На нас они не обратили никакого внимания. С Олафом они не встречались уже давно и вообще знают его плохо. Меня же они никогда не видели. На первый взгляд, Гриша и Вася действительно проявляют уважение к людям и выражают крайнюю печаль по поводу Амиласет. Мы с Олафом старались, насколько это возможно, не подавать вида, что за ними наблюдаем. Едва прекратила звучать траурная музыка, Вася опять начал кашлять, и в этот момент Олаф включил диктофон.
– Замолчи, болван, раскашлялся тут! – злился Гриша на Васю. – Не шуми! Мы пришли отдать последний долг!
– Да я такое говорил, что мало не покажется! – гордо сказал Вася. – Деньги сами к нам плывут! Ты не понимаешь, как легко запугать этих дикарей!
– А еще говорил, что ты крайний, простудился и не сможешь озвучивать «дракона»! – раздраженно фыркнул Гриша. – Таким кашлем любому дракону дашь сто очков вперед!
Наблюдая за тем, как на церемонии проливают слезы и предаются печали, Гриша и Вася в некоторые моменты перекидывались фразами между собой. Из первого их разговора, записанного на диктофон, нельзя было понять, когда они спланировали аферу, но можно было получить некоторое представление о том, как это могло быть сделано. Ультиматум произнес Вася и, скорее всего, это было записано на пленку. В дальнейшем их разговоре можно было различить только обрывки фраз.
–Ты, Вася, не шибко грамотный, плохой ты специалист... хлороформ... она заснет...
–Мы побываем на поминках, посочувствуем...
– Сегодня же в Аравии... ты что, географию плохо учил?.. Зашибить деньгу... Кто будет прицениваться? Цена такой рабыни...
– Поторговаться можно... Богатый Буратино...
– Мы не дураки... бить поклоны местному царьку... Чтоб неповадно было... Шальные деньги... Ай да Вася!
На диктофон были записаны эти слова, напрямую подтверждающие наши предположения. Теперь не оставалось сомнений в том, что Гриша и Вася – аферисты. У нас есть запись, выявляющая их планы. Однако еще многое остается невыясненным. После этих фраз Гриша с Васей замолчали и опять стали по стойке «смирно». Возможно, здесь задействовано третье лицо! Если это так, то это человек из их компании, может, даже из местных, которого они могли подкупить или как-то еще вовлечь в это дело. Гриша и Вася, вероятно, планируют увезти Амиласет куда-то на Аравийский полуостров, продать ее там в рабство и получить крупную сумму денег. Четко прозвучало слово «хлороформ»! Но если они никуда не скрываются, а даже собираются побывать в деревне на поминках, тогда кто должен усыпить Амиласет и спрятать ее? Получается, что здесь еще кто-то задействован и, возможно, находится здесь, среди присутствующих.
Через несколько минут Олаф снова включил диктофон. Теперь Гриша и Вася бормотали что-то непонятное вперемежку с оскорбительными шутками в адрес короля. Затем снова заговорили отчетливее.
– Ты не думай о том, когда и как усыпить принцессу! Это уже не наша задача, – сказал Гриша. – Дело будет шито-крыто! Наше алиби обеспечено!
– Воды не было, поэтому царек вынужден пойти на такой шаг ради общественного блага, – по-ученому рассуждал Вася. – Надо заплатить взнос за коммунальные услуги!
– Да замолчи ты, натуралист несчастный! – рявкнул на Васю Гриша. – Мы на пути к богатству... Тихо, все дело испортишь!
Сверху упала сухая ветка и стукнула Гришу, от неожиданности он споткнулся на ровном месте.
– Вот так тебе! – сказал Вася. – Валишь все со своей больной головы на мою здоровую! Ведь это твоя инициатива, ты же это придумал!
– Сейчас поменьше рассуждай, профессор кислых щей! – недовольно бубнил Гриша. – Представляешь, сегодня же получаем большие деньги просто так, за здорово живешь!
– В деревне выпьем за упокой и сматываем удочки, – проворчал себе под нос Вася. – Ее больше не увидят и ничего не узнают. Деревня, невежество!
Гриша, обозвавший Васю натуралистом, что-то рассуждал по поводу платежей за коммунальные услуги. Затем он разразился несколькими фразами супернатуралистического содержания, от чего даже Вася крякнул...
Меня передернуло. Щадя мои чувства, Олаф обнял меня и отвел на тропинку. Надо было совсем выйти за рамки, чтобы говорить такое громко вслух. Правда, это было сказано по-русски, так что туземцы ничего не поняли и не могли узнать, какие Гриша с Васей бессовестные. Но, тем не менее, даже эти фразы должны были сохраниться в записи, как бы отвратительно они ни звучали. Когда мы вернулись туда, где стояла машина, Текле предупредил, что совсем скоро церемония завершиться, после чего каждый в обязательном порядке должен покинуть это место. В связи с этим мы поняли, что выходить уже нельзя до тех пор, пока все не уйдут.
– Что они здесь делают? – спросил Текле.
– Пока что просто стоят и наблюдают, – ответил Олаф, – они раньше работали на уборке сахарного тростника, а потом надолго уехали.
То, что Гриша и Вася появились здесь именно сейчас, на первый взгляд могло показаться простым стечением обстоятельств. Не привлекая к себе внимания, они теперь стояли где-то сбоку, даже не глядя на Амиласет. Ведь если они поругались с королем, то вряд ли могли приехать сюда специально. А так – они проезжали мимо и случайно узнали о таком трагическом событии!
– Я вижу, они не сомневаются в том, что Амиласет отдают дракону, – сказал Текле, – а вы уверены в том, что дракон фальшивый.
– Текле, ты здесь вырос, – обратился к нему Олаф, – но когда-нибудь видел этого дракона?
– Нет, никогда не видел, – ответил Текле. – Бабушки в деревне много про него рассказывали.
– Вот именно. А мы с Кристиной благодаря диктофону записали разговор Гриши и Васи, – Олаф включил диктофон и прокрутил последнюю запись.
– Вот в чем цель аферы, – делала вывод я, – Гриша и Вася планируют тайно увезти Амиласет и потом продать ее в рабство!
– То есть как это – в рабство?! Мою любимую девушку – и в рабство?! – Текле не мог осмыслить эти слова.
– Да, это бесспорно, – подтвердил Олаф. – Либо они осуществят свой план и ты больше ее не увидишь, либо спасешь ее и женишься на ней.
Было очевидно, что Гриша с Васей делают себе железное алиби. Но кто тогда должен усыпить Амиласет и спрятать ее? Не могут же они оставаться здесь, тем более, что даже не пытаются затеряться в толпе.
Обговаривая это, мы услышали, как зазвучала прощальная песня, обращенная к Амиласет. Для моих нервов это было уже слишком – я не выдержала и заплакала. Олаф обнял меня и начал утешать.
– Не переживай, все равно дракона нет, – он видел, что я нуждаюсь в постоянном напоминании. – Бедные люди, как можно было поверить такому надувательству?
Когда закончилась песня, к Амиласет подошел старичок в длинной просторной одежде. Он склонился перед девушкой в почтительном поклоне и произнес печальным тоном:
– Оставайся здесь и прости нас.
На этой ноте церемония закончилась и с этого момента никому нельзя было даже взглянуть на Амиласет. Место среди зарослей, где мы находились, было выбрано правильно. Отсюда очень хорошо было видно все, что происходит на церемонии и после нее, но при этом нас никто не видел. Все уходили с берега озера, никто не оглядывался назад, причем все старались уйти как можно скорее. Короля с королевой поддерживали ввиду того, что они, казалось, от горя готовы были упасть на землю. Что же касается Гриши и Васи, то если бы мы не уловили их разговоров, то у нас не было бы прямых, доказательств, что именно они являются злоумышленниками, подстроившими эту аферу. По их поведению нельзя было ничего определить и совсем непросто было понять. Они вовсе не собирались оставаться здесь, более того – они направлялись в селение, даже не пытаясь куда-либо скрыться. Но при этом нам нельзя было ничего предпринимать раньше времени.
– Никто не увидел нас, – Олаф оценивал ситуацию. – .Но мы очень рискуем, оставаясь нелегально.
– Гриша и Вася тоже удаляются, – заметил Текле.
– Да, вроде бы они тут не при чем! – пояснила я.
– Со стороны так оно и выглядит, – подтвердил Олаф.
В этом уже не было сомнений, исходя из того, что Гриша и Вася отсутствуют на месте преступления в момент его совершения. Мы внимательно наблюдали, и теперь уже видели, что кроме нас никто здесь не оставался – это запрет традиции. Когда появится тот, кто должен применить хлороформ? С одной стороны, никто не должен видеть, что мы здесь, но с другой стороны, еще более важно осуществить наши планы до того, как появится тот человек. В этом не было препятствий, поскольку никто в селении не посмел бы пойти против традиции.
Принцесса Амиласет осталась совсем одна на берегу озера. Прибрежные камыши двигались от легкого ветра, а по поверхности пробежала рябь. В воде что-то всплеснуло... Девушка замерла от страха, посмотрела вокруг, но ничего не увидела. Ветерок развевал ее белое платье, а у берега вода слегка касалась ног. Амиласет тихо плакала – не увидев никого, она подумала, что всеми покинута и уже никто ее не спасет. Глядя со стороны, можно было подумать, что она потеряла надежду на спасение. В ожидании рокового момента она выглядела обреченно!
– Гриша и Вася ушли в деревню, – сказал Олаф. – Нельзя терять времени! Текле, твое время настало!
– Действуй. Ты сможешь! – добавила я.
Не теряя времени, Текле подошел к дереву. Ему удалось быстро распутать веревки, которыми была привязана Амиласет. Еще минута – и Амиласет свободна. Она упала в его объятия. Вскоре Текле вернулся к нам, держа на руках Амиласет, которая мягко обняла его и опустила голову ему на плечо. Но она все еще не перестала плакать и не произносила ни слова.
– Принцесса в безопасности! – уверенно сказал Олаф. – Текле, теперь мы должны довести все до конца.
– Сейчас вместо Амиласет там будут гнилые помидоры с динамитом! – сказал Текле, обнимая свою любимую.
– Пока мы это сделаем, девушки могут посидеть в машине, – сказал Олаф, открывая джип, – Мы не уйдем далеко.
Амиласет посадили в машину, потом я забралась туда же. Я сидела рядом с ней и наблюдала за тем, как Олаф и Текле разместили возле дерева чучело, а потом осторожно заложили туда взрывчатку. Амиласет ничего не замечала, она не могла прийти в чувства после всего пережитого, а ее руки сильно дрожали.
Вскоре ребята вернулись к нам, причем нигде и никого так и не увидели. Вокруг по-прежнему ничего особенного не происходило. Камыши двигались от ветра, но не было заметно никаких признаков присутствия кого-либо ни на берегу, ни на близком расстоянии от него.
Минут через десять мы увидели, как из камышей показался предмет, больше всего напоминавший какой-то негодный кран. Во всяком случае, было заметно, что это неодушевленный предмет. Олаф включил видеокамеру на мобильном телефоне. Впрочем, рассмотреть, что же именно то было, даже не удалось – дальше все происходило очень быстро. Как только этот предмет приблизился к дереву, раздался оглушительный взрыв, появился дым и вверх полетели гнилые помидоры. Потом грохот прекратился, все стихло. Спустя несколько минут неожиданно раздался звук, напоминающий приглушенный кашель.
– Кашляет кто-то или мне показалось? – спросила я.
– Точно кто-то кашляет! – подтвердил Олаф. – На противоположной стороне, где-то в зарослях!
– Не только кашляет, но и чихает! – добавил Текле, когда вслед за кашлем раздалось еще и чихание.
Со стороны прибрежных камышей от дерева до зарослей было большое расстояние, намного больше, чем от дерева до нас. Видимо, тот, кто там находился, кашлял очень громко. Но в любом случае этот человек скоро должен был выйти. Олаф не выключал видеокамеру .
Из зарослей действительно вышел какой-то мужчина европейской наружности, сутулый и с бородой. Продолжая кашлять, бородатый подошел к дереву и поначалу остановился в недоумении, стоя как вкопанный. Подобрал тряпку, потом на что-то наткнулся, после чего сверху упали две железные банки, обсыпав его копотью и сажей. Затем откуда-то шлепнулась еще одна железяка и стукнула его по лбу. Злой и сбитый с толку, он затопал ногами и что-то пробормотал. Это уже наводило на мысль о том, что он – соучастник Гриши и Васи. Потом он несколько минут топтался на месте, видимо, не понимая толком, что произошло и почему нигде не видно Амиласет.
– Это, скорее всего, тот, которого имели ввиду Гриша и Вася, – догадалась я. – Олаф, ты помнишь его? Он раньше сюда приезжал?
– Я его не видел раньше, – ответил Олаф. – Кажется, видел похожего, только без бороды. Может, он отрастил бороду или даже наклеил.
– Он был заодно с теми?
– Тогда, скорее всего, нет. Вероятно, он в эту ситуацию вовлечен как подставное лицо.
Бородатый никуда не спешил, несмотря на то, что все планы потерпели фиаско. В селение он идти не собирался – будучи подставным лицом, он прекрасно понимал, что это прямая дорога к разоблачению. Да к тому же он нигде не увидел принцессу! Немного потоптавшись возле дерева, он прошелся вдоль берега, а затем побрел обратно в ту сторону, откуда пришел.
– Он точно там где-то прячется! – я внимательно смотрела на заросли. – Может быть, даже в машине или в каком-нибудь укрытии.
– Если они здесь появились, то приехали на чем-то! – сказал Олаф.
Во время церемонии Гриша и Вася говорили между собой о том, что в их планах – усыпить Амиласет хлороформом. Очевидно, это и должен был сделать бородатый. Откуда он вообще взялся? Может, он инициатор, а Гриша с Васей отвлекают внимание на себя? Однако, если его задачей было усыпить Амиласет, то, соответственно, он и должен был ее спрятать до того времени, пока Гриша и Вася не вернутся, чтобы сразу же с усыпленной Амиласет покинуть Эфиопию. Для этой цели вполне могла бы подойти машина или что-то еще, на чем они сюда приехали. Но теперь, убедившись, что афера не состоялась и все замыслы потерпели крах, бородатый будет ждать где-нибудь Гришу и Васю. Так или иначе он захочет оповестить их о том, что все планы провалились. Сейчас он это сделать никак не может, поскольку не знает, куда они ушли и где сейчас Амиласет. А что если он тоже должен прийти на поминки? Но тогда с кем и где должна была остаться принцесса? Действие хлороформа ограниченно, а увезти ее должны были до того, как она проснется. Теперь же бородатый скорее всего придет в деревню и тогда необходимо будет опознать его по особым приметам. Кашляет он совсем не так, как Вася – у Васи типичный кашель курильщика.
Когда бородатый удалился, Олаф и Текле снова подошли к тому месту, где валялось теперь уже ни к чему не пригодное чучело с гнилыми помидорами, все в гари и саже. Дерево, несмотря на взрыв, почти не пострадало, а надпись «ЗДЕСЬ БЫЛ ВАСЯ!» стала еще более заметна. Ребята нашли там какой-то предмет, напоминающий часовой механизм, а также баллончик с надписью CHCl3. Этот баллончик с хлороформом был или поставлен в кран, или, что более вероятно, бородатый имел его при себе и уронил здесь.
– Собираем вещественные доказательства! – отметил Олаф.
– А зачем тут механизм? – спросил Текле. – Чтобы он тикал?
– Не чтобы тикал, а чтобы заставить двигаться неживой предмет. А вот это хлороформ, – Олаф взял баллончик. – Если человек его вдохнет, то крепко засыпает.
–Амиласет заснула бы и ее увезли…– Текле понял, что тогда никто бы не узнал, что с ней. – Но теперь смогу ли жениться на ней?
– Не сомневайся, – заверил его Олаф. –Ты же спас ее… пускай не от смерти, но от пожизненного рабства!
Действительно, если бы не были приняты меры, то злоумышленники без особого труда могли бы провернуть аферу – в этой отдаленной местности никто ни о чем бы не мог догадаться. Гриша и Вася могли беспрепятственно все осуществить – увезти Амиласет в Аравию, продать ее там и получить большую сумму денег. А здесь никто бы не сомневался в том, что ее больше нет в живых. Ситуация с "драконом" выглядела очень правдоподобно, во всяком случае, для туземцев. И теперь наконец-то мы рассмотрели, что же то было. «Дракон» представлял собой негодный кран, согнутый как вопросительный знак. Очевидно, Гриша и Вася нашли его на свалке.
Амиласет уже не плакала, но по-прежнему молчала. Ей все еще непросто было убедиться в том, что дракона вовсе не было, несмотря на то, что доказательства этого были очевидны. Я даже переживала, что это плохо отразится на ее нервной системе. Мы с Олафом заранее предусмотрели, что ей не избежать тяжелого стресса, поэтому я держала при себе успокаивающие таблетки, которые сама пила накануне. Я дала принцессе водички, потом она выпила таблетку и легла в машине, а потом я укрыла ее мягким одеяльцем – пусть она поспит.
– Амиласет спасена, но пока никто не должен знать об этом и видеть ее, – сказал Олаф. – Текле, оставайся рядом с ней, а мы с Кристиной пойдем в селение.
– Текле, береги свою невесту! – напомнила я.
– Сегодня все увидят спасенную принцессу! – добавил Олаф, обнимая меня за плечи.
– Я не покину мою Амиласет! – заверил нас Текле.
Принцесса закрыл глаза и завернулась в одеяльце. Требуется некоторое время, чтобы ей стало легче, а то она чуть живая от страха.
Мы с Олафом осторожно вышли, и по тропинке среди мокрой травы пошли самым коротким путем. Я поделилась беспокойством по поводу того, что в деревне непременно заметят, что мы пришли последними, а Текле вообще отсутствует. Может быть, тогда хоть у кого-нибудь возникнет слабая надежда на то, что Амиласет жива? Уже подходя к селению, мы увидели, что Гриша и Вася идут в направлении дворца быстрым шагом, не оборачиваясь. Потом они натолкнулись на старичка, того самого, который произнес заключительные слова на церемонии. Впрочем, дедушка едва ли огорчился из-за того, что его чуть не сбили с ног. Хотя сюда собралась вся деревня, это их не беспокоило – в их поведении не проявлялось ни малейшего волнения. Присутствующие были в такой печали, так скорбели по Амиласет, что никто даже не пытался остановить аферистов. Мы с Олафом были на значительном расстоянии от них, поэтому непросто было не упустить их из виду. Однако возвращаться к озеру они не собирались.
– Олаф, я еще как-то держалась на церемонии... но когда в деревне траур после... и все уверены, что это произошло... – я слегка откинула покрывало, посмотрела вокруг и сошла с тропинки, – когда мы сообщим, что Амиласет жива?
– Потерпи немного! Скоро они увидят живую Амиласет! – Олаф поправил мне покрывало, – Но пока прикрывай лицо.
Я смотрела сквозь дымку покрывала, в то время как Олаф поддерживал меня за руку, не отходя ни на шаг. На ступеньках перед дворцом собирались люди. Все стояли тесным кольцом, никто не проронил ни слова. Солнечный свет заливал площадку. Женщины плакали, мужчины застывшим взглядом смотрели в пол. Вода появилась в трубах и кранах – как все думали, благодаря тому, что Амиласет принесена в жертву и все уже произошло. В связи с этим в деревне объявили траур.
У ворот нас встретила Деста. Ее взгляд был безразлично-рассеянным.
– Идите, пейте воду! – сказала она, пристально посмотрела на нас и шепотом добавила: – если вы что-то увидели, не вздумайте говорить об этом! Не могло быть по-другому!
Мне показалось, что в ее голосе звучит нотка упрека и как-то сделалось не по себе. Деста вела себя необычно и это настораживало. Хотя Олаф не совсем соглашался со мной относительно участия в афере Десты, но допускал определенную вероятность. Для него не были тайной те обстоятельства, которые могли иметь непосредственное отношение к происходящему. Дело в том, что между Дестой и королевой Фекрей была взаимная неприязнь. Когда около трех месяцев назад король выбрал в свой гарем юную красавицу Десту, на статусе Фекрей это никак не отразилось, но, тем не менее, к самой юной из наложниц она ревновала так, как ни кому больше. С самого начала Деста, ощутила отношение к себе королевы Фекрей. Будучи избранной, самой главной и самой любимой среди всех королевских жен, мать принцессы Амиласет ни в ком не видела возможной опасности для своего положения – кроме Десты. В свою очередь, Деста стремилась выделиться и занять место любимой жены – но безуспешно. Со стороны этот конфликт не так уж и был заметен для окружающих и не перешел грани – об этом можно было судить по тому, что в деревне почти не говорили об этом. Королева Фекрей занимала несравненно более высокое положение, чем молоденькая Деста. Когда же возникла ситуация с водопроводом, то можно было подумать, что королева совсем забыла о своей неприязни к Десте, которая очень эмоционально изображала скорбь и сочувствие. Ввиду этого казалось, что конфликт был если не исчерпан, то, по крайней мере, заметно сглажен! Но тем не менее в поведении Десты было что-то подозрительное. Она как-то чересчур подчеркивала свою печаль из-за Амиласет – это бросалось в глаза как на похоронной церемонии, так и после нее, во время траура. И это при том, что она все-таки побаивалась королевы, которая ее не любила. Может ли быть так, что Деста знает о том, что дракон – «дракон»? Но такое могло быть разве что если об этом ей сказали Гриша и Вася. Вероятность этого слишком мала хотя бы потому, что даже просто разговоры жен короля с посторонними мужчинами крайне ограничены. Олаф объяснял мне это, и у него было другое мнение по этому поводу. Он предполагал, что Деста могла желать именно принесения Амиласет в жертву, но при этом вряд ли может быть причастна к афере. Как она может быть заодно с Гришей и Васей, если не разговаривала с ними? Не исключено, правда, что она случайно могла услышать их разговор.
В небе появились серые облака, свет уже не был таким ярким.. Сквозь прозрачную пелену покрывала я видела крайне опечаленные лица... В этих взглядах был вопрос: «как же так, почему никто не сумел спасти Амиласет?» Что касается короля и королевы, то пока их не было видно, но среди тех, кто их ожидал, были Гриша и Вася. Пока что они не выражали почти никаких эмоций, только тихо разговаривали между собой, а потом начали о чем-то спрашивать туземцев. Находясь среди них, даже задавали глупые вопросы о том, как вообще можно такое допускать и почему это было нужно. Получив ответ, они старались подчеркнуть, что для них это такое же горе, как и для всех присутствующих. Поэтому, казалось, теперь уже не хотели вспоминать о своей ссоре с королем, а наоборот, решили не уходить до тех пор, пока не появится возможность выразить лично ему свое соболезнование и разделить боль утраты.
– Представляешь, – бормотал Вася, – дракон потребовал Амиласет, такую юную и красивую!
– Что ж, трудно осуждать его за этот выбор! – проскрипел Гриша.
Когда король с королевой, едва живые от крайней печали, появились на террасе, настало время каждому присутствующему выразить все свое сожаление и скорбь о случившемся. Грише и Васе никто не препятствовал сделать точно так же – более того, это обязаны были делать все. Олаф напомнил, что мы не составляем исключения. По траурной обстановке в деревне видно, что ни у кого из туземцев не возникает сомнений в том, что произошло на берегу озера, только вот Деста ведет себя странно! Подол моего платья стал влажным от росы, я едва не села прямо на траву, но Олаф поддержал меня.
Гриша и Вася что-то постоянно бормотали, и лишь непосредственно возле дворца притихли – им было позволено проявить надлежащее почтение и соболезнование королю и королеве. Пробравшись на террасу, они подошли и уважительно поклонились. Хотя король с королевой, вероятно, сразу же их узнали, но сейчас не могло быть и речи о том, чтобы привлечь их к ответственности за то, что произошло более полугода назад. К тому же, казалось, они сами признали свою вину, а теперь желают примириться и очень сожалеют о смерти Амиласет.
– Мне очень жаль... – пресмыкался Гриша.
– Сожалею о такой потере... – Вася демонстративно снял кепку.
Конечно же, король с королевой, поглощенные горем, ничего не могли заподозрить. Гриша выгибался, как половой в старинном русском трактире, а Вася, озирался по сторонам. Но, согласно традиции, на поминках не может быть случайных лиц. Если человек не нарушает порядок, он вправе присутствовать и разделять горе со всеми.
– Ну да, произошло так... пришлось принести ее в жертву... так это, Вася, страшное событие... – невнятно бубнил Гриша, когда они снова говорили между собой. – но здесь вполне обычное. Попробовали бы не согласиться!
– Думал, что драконов нет… – буркнул Вася.
– Хотя не мог доказать, что драконы не существуют, – пробормотал Гриша. – значит, они могут существовать. Раз об этом говорят, что-то в самом деле есть.
– Когда все оплакивают Амиласет, мы тоже должны ее помянуть, – бубнил Вася, – а ей теперь-то уже все равно...
– Цыц! – прошипел Гриша. – Тут и так люди страдают. Но уже требование выполнено, теперь деревне будет хорошо. Ну, и дракону хорошо...
– А вот нам скоро будет плохо! – перебил его Вася.
– С чего бы это? – еле слышно спросил Гриша.
– Когда сядешь, тогда поймешь! – проворчал Вася.
Вот тут-то они и спохватились, что здесь, оказывается, присутствуют европейцы! Однако подойти поближе к нам и спросить, как мы расцениваем происходящее, не решались, тем более, что этим бы обратили на себя внимание окружающих. Однако они стали более осторожными и перестали перешептываться. Среди собравшихся как пятно блестела желтая, похожая на редьку, физиономия Васи. Гриша семенил за ним и смотрел при этом вниз. Тем временем многие начали подходить к кранам с баклажками и канистрами. Хотя первое время мы ожидали, что на Олафа будут теперь смотреть с упреком, но люди только с печалью смотрели в нашу сторону, проливая слезы скорби, а многие не сдерживали громких воплей.
– Еще рано… – Олаф чуть-чуть приоткрыл мне волосы. – Сейчас они просто не поймут, что это неправда.
– Как неправда? – раздался неожиданно незнакомый мужской голос. Недалеко от нас оказался Вася, который просто проходил мимо. Он начал было убеждать Олафа в том, что Амиласет по-настоящему принесена в жертву, но в следующую минуту все должны были замолчать. Вася, однако, воспользовался этой минутой, чтобы найти Гришу, но больше не решался продолжить беседу с Олафом.
– Это такая утрата, как можно было допустить смерть юной красавицы! – очень громко сказал Гриша, даже не глядя на нас.
– Не поверил, наверное, что так было надо! – еще громче с поддельным возмущением добавил Вася. – Это же все оказалось правдой!
– Ты что, не видишь? – кивнул в мою сторону Гриша. – Да разве это было бы в ее интересах? Ревновала... не любила несчастную Амиласет! А может быть, тоже не поверила, думала, что сказки?
Мы с Олафом услышали эти порочащие нас разговоры, но окружающие, пребывая в глубоком трауре, почти не обратили на это внимания. Нам же приходилось сдерживать эмоции и следить за тем, чтобы ситуация не вышла из-под контроля. Клевета будет опровергнута, когда все увидят живую Амиласет и Текле, про которого сейчас даже никто не спрашивал.
– Она его захомутала, смерть Амиласет – ей это было надо! – бормотал Гриша. – Она не могла ничего не знать об этом.
– Возмутительный факт! – верещал Вася. – А его поведение еще лучше! Он даже не подумал о спасении принцессы, а перед этой девицей стелется... Она, похоже, русская... Ладно, Гриша, продолжаем.
Последнюю фразу едва ли было слышно. Потом они начали останавливать чуть ли не каждого, кого видели, при этом так подчеркивая свою печаль, что нельзя было уловить ни единой нотки фальши. Но особенно все-таки старались привлечь внимание безутешных родителей принцессы. Именно перед ними Гриша и Вася желали как можно убедительнее подтвердить свое алиби – они ничего не знали, крайне удивлены и очень сожалеют о случившемся. Непросто разоблачить их вовремя, к тому же они не собираются быть здесь долго. Гриша и Вася ничего не знают про Текле, не видели его и даже не догадываются, что Амиласет спасена. О том, что их планы провалились, они не подозревают. Но теперь, увидев нас с Олафом, они уже не могут быть абсолютно уверены в своем успехе – никак не ожидали встретить здесь европейцев, не были готовы к этому. И потому решили выбрать другую тактику – очернить и оклеветать нас перед жителями деревни. Это было сказано специально для того, чтобы исподтишка очернить Олафа и запятнать его репутацию, представив как человека, не решившегося на благородный поступок.
Ни один день не тянулся так долго, как этот... Теперь, когда вода текла нормально по трубам, ни у кого не возникало никаких вопросов, ни малейших сомнений насчет того, что произошло на берегу озера. Зачем далеко ходить — расплатились и получили воду! Жители селения единодушны во мнении, что воду получили в обмен на жизнь Амиласет. И при этом не осталось без внимания то, что мы с Олафом пришли позже, уже спустя много времени после того, как все остальные ушли с берега озера и собрались тут. Все присутствующие смотрели страдающим взглядом, а король с королевой даже выглядели постаревшими от горя... Что тут можно сказать? Ни у кого нет надежды на то, что Амиласет жива... Но меры приняты – это должно открыться очень скоро, во время траурного бдения.
– Амиласет была молодая красивая девушка – говорил Вася, – дракону только этого и надо, а она не противилась своей доле!
Гриша поежился и растерянно посмотрел на Васю.
– Вася, так надо здесь платить за воду, – бормотал он. – Не понимаю этих драконов.
– Что же здесь непонятного, – продолжал Вася. – На то ведь это и дракон. Людям пришлось согласиться на такие... как бы это сказать... взаимообеспечивающие отношения. Нет воды – нет жизни!
– Вода есть – и тоже нет жизни! Жизни Амиласет... Мы не могли в такое поверить, но... – Гриша хотел что-то добавить, но тут Вася прервал его.
– Мы не позволили себе остаться там, чтобы убедиться в том, что это правда! – громко сказал Вася и покосился в нашу сторону. – Впрочем, пускай сами отвечают за то, что поддались ненормальному интересу.
Я наклонилась попить воды. Подошла Деста, которая держалась обособленно от остальных жен, причем избегала даже взглядов короля и королевы. Она и теперь старалась быть поближе к нам. Когда она откинула с лица покрывало и посмотрела прямо мне в глаза, я обратила внимание на ее сжатые губы и в то же время виноватый взгляд.
– И ты пришла на водопой, – прошептала она, – пей, пей... Теперь тебе легче, правда? Тобою овладело любопытство? Интересно было, да?
– Деста, в чем ты меня обвиняешь?! – я едва не упала от возмущения.
– Ни в чем, я не дура, – ответила она с мрачной улыбкой. – Я что, не вижу, как ты любишь острые ощущения... но неприятно, правда?
– Деста, я хочу пить, – отмахнулась я. – Очень жарко мне.
– Да хоть канистру выпей... – цинично фыркнула она и плеснула водой из крана. – Ты же так хотела, чтобы Олаф принадлежал тебе, только тебе! Но теперь ни о чем не беспокойся – сама же видела! Ты не в себе от такого зрелища!
Неужели это была она? И как же она резко изменилась! Ее как будто подменили. Я уже хотела ей это высказать, но вовремя остановилась. В таком случае я просто не получила бы от нее нужной информации что затрудняло бы мою задачу – необходимо было распознать, в какой степени она причастна к ситуации.
– Прости, Деста, мы потревожили тебя в минуты горя! – сказала я, чтобы немного разрядить обстановку.
– Не надо просить прощения, – она говорила уже немного мягче и спокойнее. – Я не испытываю горя!
Олаф, подойдя к нам, услышал слова Десты и с непередаваемым удивлением посмотрел на нее, а я даже отшатнулась в сторону. Все вокруг в глубокой скорби, а Десте глубоко наплевать... Выходит, она знает, что это все провокация?!
– Признаюсь, я не сожалею о смерти Амиласет, – продолжала Деста в присутствии Олафа. – Но я чувствую угрызения совести!
– И тебе совсем ее не жалко... – сделала вывод я.
– Я знала обо всем заранее, – призналась она.
В этот момент я готова была оттолкнуть ее, назвав лицемеркой.. Неужели она и в самом деле действовала заодно с Гришей и Васей? Но если так, тогда почему она уверена в смерти Амиласет?
– Объясни нам, как ты узнала об этом, – попросил Олаф.
– Я только этого и хочу, – Деста наклонила голову. – И теперь уже не буду от вас скрывать правду. Ведь Амиласет уже принесена в жертву, а вы не удержались и позволили себе посмотреть на это!
– Не уклоняйся от вопроса, – остановила ее я.
– Ты сама хотела сказать правду, – напомнил Олаф.
– Только не знаю, почему вот эти – она жестом указала на Гришу и Васю – были здесь за четыре дня до того как пропала вода.
Мы с Олафом не знали, чем объяснить ее слова.. Теперь мы были почти уверены в том, что Деста – сообщница Гриши и Васи. И вместе с тем такой вариант казался странным – какая ей от этого выгода?! Со стороны, казалось бы, ни у кого нет сомнений в случившемся, но у Десты згляд виноватый, она чего-то не договаривает! Определенно она этому посодействовала...
– Почему речь зашла именно об Амиласет? –– спросила я.
– Она была красивее всех девушек в нашем селении, – пояснила Деста. – Ее родители очень гордились этим. Она у них младшая и самая любимая. А дракону, сами понимаете, надо было отдать лучшее.
Такой довод казался логичным и с этим нельзя было поспорить. Я даже не знала, в каком направлении повернуть разговор, но Олаф все-таки продолжил с ней беседу, когда она сидела рядом с нами на скамейке в маленькой беседке под баобабом.
– В чем ты видишь свою вину? – спросил ее Олаф.
Перед ответом была долгая пауза. Деста посмотрела вокруг и, убедившись, что сейчас никто кроме нас ее не услышит, продолжила.
– Меня презирает королева... – обиженно сказала Деста. – Она говорила мне, чтобы я знала свое место! Представьте, я даже не могу с ней умываться из одного умывальника. Долго ли можно терпеть такое унижение? И как-то я сказала вслух, что очень бы хотела, чтобы за воду она заплатила ценой жизни своей дочери!
– Ты прямо ей так и сказала? – с недоверием спросила я.
– Она этого не слышала, – ответила Деста. – А то бы точно приказала поколотить меня и выгнать на улицу. Я стояла на тропинке, она ушла во дворец, а потом ко мне подошли... – она кивнула в сторону Гриши и Васи.
Далее из рассказа Десты мы поняли следующее. Гриша и Вася случайно услышали эту сказанную Дестой фразу, причем именно тогда, когда она вышла за территорию дворца. Убедившись в том, что вокруг никого больше не было, они подошли и спросили, что она имеет в виду. Разумеется, они представили себя очень сочувствующими собеседниками. Десте это польстило, в результате Гриша с Васей быстро вошли в ее доверие, напустив на себя личину «благодетелей». Они якобы задались целью оказать ей помощь. Потому-то она тайно разговаривала с ними, хотя прекрасно знала, насколько это для нее рискованно. Ведь если бы кто-то увидел, что она без ведома своего господина разговаривает с другими мужчинами, то ее ожидало бы строгое наказание. Но ненависть к королеве и уязвленная гордость заставили ее забыть даже об этом. Так из ее слов Гриша с Васей поняли, что задавать местным жителям вопрос о том, живет ли в озере дракон – все равно что спрашивать, есть ли в лесу обезьяны. За два дня до того, как был перекрыт водопровод, Грише и Васе удалось тайно переговорить с Дестой за территорией дворца – она знала, как выбрать этот момент. Они сообщили ей, что еще два дня – и дракон перекроет людям воду.
– Не знаю, откуда они первыми об этом узнали, – продолжала Деста. – Но так и сказали, что принцессу Амиласет надо принести в жертву, а иначе пропадем все.
– Ты рассказала о том, как это должно быть? – спросила я.
– Ведь ты знала подробности церемонии? – добавил Олаф.
– Вас это не касается, – фыркнула она. – Но я предупредила, что нельзя оставаться после обряда! Они это поняли и с уважением отнеслись к нашим обычаям. А вы знали об этом, но все равно нарушили запрет!
– В таком случае, ты первая об этом услышала, – сказал Олаф. – Но почему ты никому об этом не сообщила?
– А что бы это поменяло? – почти равнодушно сказала она, а потом резким тоном добавила: – ее мать невзлюбила меня с самого начала. Она уже много лет королева. До сих пор самые молодые и красивые не могли с ней соперничать. А что до меня, то она знает, что я могу занять ее место, потому и так ненавидит меня!
– И теперь ты довольна! – я сказала то, что думала.
– И что ты мне скажешь?! – она не сомневалась в безнаказанности. – Король с королевой очень любили свою дочку, но когда дракон захотел съесть ее, ничего не смогли поделать.
– Замолчи, Деста! – Олафа поразили ее слова и поведение. – Амиласет не виновата перед тобой. Почему ты же добивалась ее гибели?!
– Сами знаете, что только так можно было умилостивить дракона, чтобы он вернул нам воду, – ответила она. – Теперь это условие выполнено, что еще надо? А теперь будьте счастливы вместе и почаще вспоминайте то, что увидели! Ведь это было очень интересно, я согласна!
– Ты жестокая лицемерка! – не сдержалась я.
Десту это вконец разозлило. Она посмотрела на нас с неприязнью. В ее взгляде было какое-то жестокое выражение осуществленной мести.
– Сожалею лишь о том, что не смогла остаться с вами и увидеть, как дракон съел ее! – в словах Десты была крайняя дерзость.
– Так вот почему ты на церемонии подходила ко мне, – я все-таки продолжала разговор. Теперь появлялись какие-то доводы, подтверждающие причастность Десты к этому преступлению. Она вполне могла добровольно участвовать, учитывая ее конфликт с королевой.
– Вы не верили ничему, что слышали! – она старалась увильнуть в сторону. – Но теперь видите, как ошибались. Король и королева потеряли дочку, как теперь они будут жить дальше? Пускай теперь Фекрей не превозносится надо мной, поскольку она избранная... и все же она остается любимой женой! Она, а не я! Она королева, а я всего лишь наложница!
Теперь Деста высказывалась так откровенно, как не могла бы, если бы знала, что Амиласет жива. И это после того, как совсем недавно она так сожалела, так оплакивала Амиласет! По крайней мере, по ее поведению утром, когда она была наедине со мной, даже во время церемонии я никак не могла подумать, что ей даже не жаль Амиласет – а тем более того, что она желает увидеть горе ее отца и матери! Теперь, когда вся деревня не сомневается в том, что Амиласет уже нет, Деста сбросила личину и раскрывала перед нами свою подлинную сущность так как уже не могла держать это под контролем. Деста не отличалась кротким характером и покорностью, она не могла смириться с тем, что ничем не выделяется среди других жен. В основе всего – женская ревность. У нее действительно был талант, пользуясь которым она могла ввести в заблуждение кого угодно. Она очень умело изобразила сожаление о трагической гибели Амиласет, соболезнование ее родителям. А на деле оказалась холодной, расчетливой интриганкой. Как только она стала очередной наложницей короля, первое время получала от него больше внимания и этим возгордилась. Но потом поняла, что избранной женой остается королева Фекрей, слово которой – закон для других жен. А Деста всегда хотела быть на первом месте, и мы с Олафом наконец увидели, насколько она коварна и жестока.
– Амиласет любила одного молодого человека... где он сейчас, не знаю! – продолжала она. – Он ничем не лучше, если... А ее мать меня терпеть не может! Вы ничему не верили, пока не увидели… а ведь можно было понять, что если об этом говорят, то это правда! И знайте – я ни о чем не сожалею! Понимаете?! Ни о чем!
Она передернула плечами, отвернулась от нас и направилась в сторону террасы. Там ее остановили. Король повелел ей сесть и никуда не уходить. Деста послушно села. Ее лицо было бесстрастным.
– Олаф, теперь я действительно не сомневаюсь в виновности Десты! – сказала я, увидев это все.
– Вряд ли можно сомневаться, если ее слова очень похожи на то, что говорили Гриша и Вася, – заметил Олаф.
– А как тебе улики? – спросила я как можно тише.
– Сокрушительные! – он отошел со мной к беседке. – Но видишь, она не знает, что Амиласет жива. Деста нашла способ отомстить королеве и остаться безнаказанной.
Когда мы с Олафом подошли поближе, король с королевой посмотрели на нас так, что эту боль не передать словами. Неужели мы позволили себе видеть смерть Амиласет, когда это было категорически запрещено? Вряд ли они поверят, что мы оставались на берегу после окончания церемонии вовсе не для того, чтобы нарушить местные обычаи и увидеть омерзительную сцену.
На поминках Гриша и Вася ожидали, что по-прежнему никто их ни о чем не будет спрашивать. Они умело обвели вокруг пальца все племя, создавая видимость, что выразили свою печаль, посочувствовали, разделили горе со всеми. Теперь же оставалось только под благовидным предлогом покинуть деревню.
– Заливаем горе, Гриша! – сказал уже подвыпивший Вася, – Чего стоишь, как вкопанный?
– Не шуми, балбес! – прошипел на Васю Гриша. – Мы не на гулянке, а на поминках! Уважать надо!
А куда делся бородатый? До сих пор нигде его не видно. Если он появится в селении, его никто не прогонит – традиция запрещает прогонять того, кто пришел на поминки, даже если человека видят первый раз . Это никак не повлияло бы на обстановку, если, разумеется, он не нарушает заведенного порядка. Во время траура, на поминках люди либо громко плакали, либо вообще мало на что реагировали. Рассаживались вокруг, одни в слезах, а другие просто тихо сидели, погрузившись в скорбные мысли. Если кто-то привлекал к себе много внимания, так это Гриша и Вася, которые усиленно старались закрепить свое алиби. Они все время говорили о том, как сожалеют о том, что произошло, и «просто не могут себе представить, что это правда», ведь они «ничего не видели». Что правда, то правда, видеть они ничего не могли, так что все полагали, что они проявили уважение к традициям. Мы же с Олафом оказались не в лучшем положении – многие всерьез подумали, что мы увидели натуралистические подробности.
Тем временем ко мне на колени прыгнул кот, который начал теребить меня лапкой, требуя почесать ему за ухом. Тиская котика, я оглянулась и заметила, что Гриша засуетился, а Вася как-то странно тявкнул и попытался выдать это за кашель. Однако ни король с королевой, ни другие не заметили ничего – не до того было.
– Разве для этого я родила Амиласет!? Она только расцвела... и теперь... за что мне такое наказание?! – едва смогла сказать королева.
– Почему такая дорогая цена заплачена за воду? В чем была вина моей дочери?! – король тоже не мог смириться с потерей.
– Моя дочка... моя маленькая девочка... почему непременно она, почему?! Мне не пережить ее смерти! – королева была близка к бесчувствию.
Олаф взял меня за руку, я встала и мы подошли к родителям Амиласет. Мы не скрывали того, что не сразу вернулись в деревню, но ведь еще никто не знает, почему. И вот теперь настало время объяснить причину – спокойно, без волнений. Гриша и Вася уже собираются уходить, а мы не должны этого допустить!
Наши опасения были не напрасны, к тому же мы так и не увидели бородатого. Похоже, Гришу и Васю начало раздражать долгое присутствие здесь и теперь они стремились поскорее отсюда сбежать. Гриша снова скатился до вульгарного натурализма, Вася отошел к беседке, достал сигарету и закурил. И тут прямо у него перед носом возник бородатый.
– Это уж-ж-жасно..., – запинаясь, произнес он. – то, что произошло на берегу озера! Все-таки Амиласет должна была умереть!
Многие удивились, увидев его здесь. Кто же этот бородатый и откуда пришел?
– Что тебе здесь нужно? – едва мог сказать Вася.
– Что нужно? Теперь и сам не знаю, что нужно, – странно ответил бородатый. – Только вижу, вода уже есть!
После такого ответа ни у кого больше не возникало бы вопросов, если бы не быстро изменившееся поведение Гриши и Васи Бородатый же убедился, что в деревне траур по Амиласет. На берегу озера он так нигде ее не увидел, что произошло, толком и не понял. И не мог найти этому никакого объяснения. Кроме одного.
– Откупиться от дракона можно только так, – бубнил бородатый.
Никого из присутствующих эти слова не удивили. Однако по плану Гриши и Васи бородатый не должен был здесь появляться. Мы с Олафом очень надеялись, что он так и не обнаружил, где находится Амиласет. Теперь же он хотел оправдаться перед Гришей и Васей. Но вокруг столько людей, по траурной обстановке видно, что в ее смерти никто не сомневается. Где же она? На поминках, в присутствии безутешных родителей девушки, он так и не решался сказать напрямую о том, что афера провалилась.
В это время Олаф разговаривал с Гошей по мобильному телефону.
– Гоша, ты едешь? Все получилось? Они еще здесь... Появился тот, с бородой... С Амиласет все нормально, но пока никто здесь не знает, что она жива... Непременно... Сейчас поминки... Ждем.
Потом Олаф сказал мне, что Гоша едет сюда из Аддис-Абебы вместе с полицией. Гоша сообщил в полицию о попытке работорговли, завуалированной использованием местных суеверий и традиций. Это приняли во внимание и совсем скоро будут на месте происшествия.
Гриша и Вася возмущались, почему пришел бородатый.
– Чего приперся, кто здесь тебя ждал? – Вася уронил сигарету и хотел подальше увести бородатого.
– Где ты ее оставил, дурак?! – напирал на бородатого Гриша. – Где Амиласет? Я тебя спрашиваю! Куда ты ее дел?!
– Как это где? – бородатый испугался. – С чего ты взял, что я ее где-то оставил? Я последний раз видел ее возле дерева!
Гриша не на шутку разозлился, а Вася испуганно попятился. Казалось, еще немного, и состоится потасовка.
– Брось притворяться! – требовал Гриша. – Говори, куда спрятал, немедленно забираем ее и смываемся!
– Где я мог ее спрятать, если ее дракон съел!– доказывал бородатый.
– Какой это «дракон» ее съел? Когда? – проскрипел Вася.
– Зря подстроили этот фокус с негодным краном! – убеждал бородатый. – Дракон есть, и ее он съел, когда ее там одну оставили!
– Ничего не понимаю... – Гриша не решался в присутствии многих людей добиваться правды от бородатого.
– Ну, чего ты ежишься? – обратился к нему бородатый, а потом добавил очень громко, во всеуслышание: – Я тебе говорю – съел!
– Как съел?! – возмутился Вася. – Что ты городишь какую-то чепуху?
– Чеп-чеп-чепуху, говоришь? Дракон немного полюбовался ею, а потом... – бородатый разошелся в своих фантазиях не на шутку!
Он заврался, а Гриша и Вася требовали объяснений, где Амиласет.. Но вместе с тем они не хотели портить себе алиби, а потому Вася громко спросил:
– Не дорого ли дракон потребовал за воду? Что за произвол?
– Вася, не будь дураком! Какая еще плата нужна «дракону»?— бородатый вынул из кармана какую-то мятую купюру. – Тут не отделаешься рваным рублем и ржавой копейкой!
– Рваный рубль тут ничего бы не решил! – гаркнул на бородатого Вася. Бородатый с перепугу уронил рубль, Гриша подобрал его с возмущенным воплем, что кроме этого рваного рубля бородатый ничего не получит.
Как и следовало ожидать, такое поведение не могло остаться без внимания. Короля и королеву возмутило, что Гриша с Васей устраивают какие-то разборки прямо сейчас и здесь, когда у них горе и вся деревня в трауре. Это выглядело уже просто неприлично. К тому же они говорили о том, как это произошло, а описание таких подробностей было вопиющим неуважением к окружающим, прежде всего, к королю и королеве. Король приказал своим людям немедленно задержать и привести Гришу и Васю.
Бородатого привлекли к ответственности за грубое нарушение обычаев – как очевидца натуралистической сцены. С его появлением Гриша и Вася, казалось, забыли элементарные нормы приличия. А за неуважительное поведение во время траура и на поминках их могут просто поколотить. Если мы с Олафом не воспользуемся этим моментом, потом может быть поздно. Гриша и Вася не могли видеть ничего, что было возле озера, так что упрекнуть их было не в чем. Подозрения в намеренном нарушении порядка могли упасть разве что на бородатого, который, очевидно, плохо разбирался в местных обычаях.
– Я не мог поверить, пока сам не убедился! – попытался реабилитироваться бородатый, не подозревая, как эти слова обернутся против него, – Но когда пришел, Амиласет уже не было, дракона тоже не было, и тогда я все понял.
Некомпетентность бородатого грозила обернуться против него! Убедившись в том, что афера сорвана, при этом не зная, где Амиласет, он, надеясь оправдать себя, опять заговорил что попало, не мог остановиться и сморозил несусветную глупость. И начинал понимать, что его ждет разговор... очень серьезный разговор.
И тем не менее мы с Олафом осознавали, что это не означает поворота ситуации в лучшую сторону для нас. Возникает какая-то нездоровая суета, обстановка накаляется, напряженность растет.
Воспользовавшись этим, Деста тоже решила нас опорочить. Она надменным тоном обратилась ко мне:
– Кристина, признайся, что ты все видела! Ты ведь этого хотела?
– Не приписывай мне свои пороки! – я повысила голос.
– Деста, в отличие от тебя, Кристина не желала смерти Амиласет! – когда Олаф сказал Десте эти слова, она тут же притихла и замолчала. В присутствии короля и королевы она вообще не должна была высказываться без их разрешения, так что своей дерзостью вредила только себе.
. – Меры приняты, – Олаф продолжил разговор с королем. – Что, если Ваша дочь, которую сейчас все оплакивают, осталась жива?
Король с королевой вздрогнули от неожиданности. Неужели может быть самый слабый, самый маленький шанс, что Амиласет жива?
– Как можно такое говорить, когда моя несчастная дочь принесена в жертву? – упавшим голосом сказал король.
– Ее оставили совсем одну возле озера... бедную, беспомощную... – королева Фекрей закрыла лицо руками.
Я решилась подняться повыше и сообщить важные сведения королеве, хотя и сомневалась, что смогу утешить ее. Однако я знала правду, поэтому вскоре ко мне вернулась уверенность.
– Ваше Величество, не плачьте! Ваша дочь жива! – я старалась говорить уважительно и вместе с тем уверенно. – Мы с Олафом видели, кто ее спас... С ней все хорошо, ее удалось привести в чувство!
По мере того, как я произносила эти слова, слезы королевы иссякли. Ее огромные черные глаза раскрылись, в них сверкнула робкая надежда. Она сделала знак рукой и пригласила меня сесть рядом.
– Кристина говорит правду, – поддержал меня Олаф, в то время как я все еще не решалась снять покрывало. – Жизнь принцессы вне опасности!
– Кто спас ее? – спросил король, не сводя с нас взгляда.
– Текле – спаситель Амиласет! – ответил Олаф. – Мы с Кристиной можем подтвердить, что Амиласет жива!
– Вы видели, что Текле спас Амиласет? Она жива? – в порыве чувств говорил король, который уже не надеялся увидеть живую дочь. – Если Текле спас ее, то пускай как можно скорее они будут здесь!
Тем временем королева снова расплакалась и лишь через несколько минут снова была в состоянии что-то говорить.
– Кристина, не скрывай ничего... – она посмотрела на меня, но в ее взгляде все еще отражалась боль, – Амиласет спасена?
– Да, Ваше Величество! В этом не может быть сомнений.
– Где же она? И где ее спаситель? – она слегка улыбнулась, потом обняла меня и с благодарностью посмотрела на Олафа. – Вы ведь знаете!
– Вы не беспокойтесь, она сейчас спит в машине! – когда я это сказала, королева закрылась накидкой, словно не могла поверить.
– Амиласет не досталась дракону... – она едва могла это осознать, и, казалось, сейчас лишится чувств, все еще не веря в спасение дочки .
– Нет, с ней все хорошо, Текле с ней рядом и ее жизнь в безопасности! Вы скоро их увидите! – заверяла я.
– Дракон не съел ее... она жива... спасена..., – только и могла сказать королева. – Привезите ее сюда!
– «Дракон» даже не мог съесть ее, потому что это был неодушевленный предмет! – с этими словами Олаф включил запись на диктофоне.
Эта запись оказалась сейчас необходимой – помимо наших слов, это было единственное подтверждение того, что не просто Амиласет спасена, но что это была провокация. Бандиты, подстроившие это, были здесь! Они много рассуждали про дракона, у которого нет совести, но была ли совесть у них? Да, они создали себе алиби – подложное, разумеется, но не рассчитывали на то, что здесь есть европейцы. И не нашли ничего другого, кроме как обвинить нас в том, что мы находились на берегу озера в то время, когда это никому не было позволено. Да, мы видели Амиласет, привязанную к дереву! Мы видели, кто ее спас и сами оказали поддержку! А теперь Гриша и Вася испугались того, что их вина будет обнаружена. То, что мы с Олафом пришли позже, они объяснили тем, что мы нарушили обычаи и тайным образом позволили себе увидеть смерть Амиласет. Таким образом, они рассчитывали на то, что уйдут, а мы с Олафом окажемся в очень неприятной ситуации. Они перестарались с алиби, а увидев бородатого, были просто ошарашены и разочарованы, ведь ожидали совсем другого поворота событий. Никак не входило в их планы, чтобы туземцы узнали о том, что на самом деле принцесса жива, дракона вовсе нет и это все провокация – это ведь разрушает все их планы. Бородатый же так завирался, что Гриша с Васей перестали что-либо понимать, и хотели только узнать, где Амиласет, куда он ее спрятал и зачем появился здесь. Назревал беспрецендентный конфликт, разрешить который можно было только одним способом.
Король с королевой желали как можно скорее увидеть живую дочь и того, кто спас ее – очевидно, что до этого момента они не смогут окончательно убедиться в том, что Амиласет спасена. Жители деревни тоже не поверят нашим словам до тех пор, пока сами не увидят живую принцессу. Гриша и Вася теперь уже никуда не убегут, а бородатый будет задержан как соучастник – это он уже понял, поскольку угрожал, браня и проклиная всех и вся. Тем временем позвонил Гоша Белочкин и сказал Олафу о том, что сообщил в полицию и сейчас едет с полицейскими на место преступления. Разумеется, Гоша ничего не говорил про дракона, а доложил о спровоцированной ситуации. Но еще до приезда полиции необходимо, чтобы люди увидели живую Амиласет и поняли, что дракон вовсе не съел ее, да и дракона-то никакого не было.
Когда мы с Олафом пришли на берег озера, Амиласет только-только проснулась. Она открыла свои прекрасные черные глаза, увидела Текле, а потом и нас с Олафом. Сначала она замерла, не в силах поверить, что самое страшное осталось позади. И поняла все... осознала, что спасена. Гибкие руки Амиласет обвили шею Текле, горячие губы прижались к его губам.
– Я жива! Спасена! – прошептала она, дрожа от восторга и любви.
Большие, любящие, восторженные глаза принцессы смотрели в глаза молодого человека и не могли насмотреться. Самое плохое было уже позади, она видела, что ей ничего не угрожает. Мы немного рассказали о том, что бородатый появился в деревне, поругался с Гришей и Васей, после чего их задержали.
Текле теперь тоже убедился в том, что все было подстроено, и никакого дракона в озере вообще нет.
– Но кто же тогда выдвинул это условие? – спросил он. – Да еще так, что нельзя было распознать подделку?
– Вероятнее всего, это Вася! – сказал Олаф. – Тот самый, который на дереве свое имя написал.
– А куда ушел бородатый? – спросил Текле.
– Бородатый появился в деревне и недостойным поведением выдал себя, – ответил Олаф. – Он оказался сообщником Гриши и Васи.
– К тому же такую белиберду нес, – вспомнила я, – видно было, что он ничего не понял.
– В селении продолжают поминки по мне, – в голосе Амиласет появилась грусть. – Кристина все еще в покрывале.
– Чтобы волосы не выгорали, – пояснила я.
– Твои папа и мама едва могут поверить в твое спасение, – сказал ей Олаф. – А все остальные не поймут, пока тебя не увидят.
– Это будет сюрпризом, – я едва ли могла представить их реакцию.
Пока мы ехали, я не могла сказать ни слова. Принцесса спасена, более того – все в деревне должны узнать, что это была провокация, а дракона вовсе нет. Чем ближе мы приближались к селению, тем больше я переживала – еще немножко, и все увидят живую Амиласет!
Олаф остановил машину и тогда мы начали действовать, как запланировали заранее. Сначала люди увидели только нас с Олафом, а мы решили подготовить их к неожиданности. Первым делом Олаф откинул мне покрывало, открывая мои волосы. Так мы давали понять, что повода для траура на самом деле нет! Этим жестом мы не успели никого привести в замешательство, поскольку в следующую минуту люди все увидели. Когда к нам подошел Текле с Амиласет на руках, на несколько мгновений наступила полная тишина...
Как только жители деревни увидели живую Амиласет, они сначала ошеломленно замолчали, будто не могли поверить своим глазам. Но потом тишину прервали радостные возгласы – принцесса спасена, она здесь! И с водой все нормально... Для всей деревни это было самое настоящее чудо. Все расспрашивали про дракона, а когда поняли, что никакого дракона нет и никогда не было, то невероятно удивились.
Но еще люди не успели опомниться, как вдали на дороге показалось облако пыли. Оно быстро приближалось и становилось больше. Скоро все рассмотрели, что к селению приближаются несколько автомобилей. Когда они остановились, вышли люди в полицейской форме, а с ними Гоша Белочкин. Потом начался обмен информацией, осмотр места происшествия и сбор вещественных доказательств. Случай оказался настолько необычным, что полицейские, несмотря на все старания, поначалу не могли понять, что к чему.
Нас пригласили для показаний и мы описали все от начала до конца. Вина бородатого была подтверждена в основном благодаря видеозаписи. А по записям разговора Гриши и Васи становилось очевидно, что они умышленно создавали видимость смерти Амиласет ради того, чтобы извлечь выгоду. Вася в своем возрасте так и не разбогател, хотя ему очень этого хотелось. Тяжелая сезонная работа не приносила прибыли, с тростником ничего не получилось. И не сразу они пришли к тому, что, используя легковерие туземцев, можно быстро разбогатеть.
Поначалу Гришу и Васю совсем не интересовали местные байки про дракона. Они не просто знали, что это все враки, а вообще относились безразлично к этой теме. Они думали прежде о том, как свести счеты с королем, с которым не поладили. И как раз в это время узнали, что Деста, одна из наложниц короля, желает отомстить королеве за унижение. Рассчитывая на то, что они помогут ей в этом, Деста рассказала все до мельчайших подробностей о том, каким образом будет проходить похоронная церемония и что должно быть после нее. Так она стала источником тех сведений, которых они бы иначе никак не получили. Откуда у них могли быть знания по таким вопросам, которые сами по себе не представляли для них ни малейшего интереса! Их волновала только выгода, а вот каким путем – это уже не столь важно. Гриша с Васей вскоре сообразили, что, провернув одно дельце, можно набить деньгами не мешок, а два. И не гривнами, не рублями, а долларами. И дельце-то пустяковое. Всего-то и нужно – перекрыть людям воду и создать видимость того, что за пользование водой нужно принести в жертву дракону принцессу Амиласет.
– Это просто подло и возмутительно, – Гоша до сих пор не мог представить себе все это.
Тем временем Гриша, увидев сначала Амиласет, а потом еще и приехавшую полицию, готов был поколотить бородатого.
– Д-дубина... – проворчал он. – Пень!
– Подставил нас... – негодовал Гриша. – Такие деньги пропали из-за этого тупицы!
Вася не без оснований опасался, что теперь их тут просто побьют. Все вокруг засуетились, закричали, да так громко, что совершенно невозможно было разобрать, кто что про них думает, хотя из отдельных слов можно было понять, что их готовы поколотить. Однако этот базар быстро прекратился. После того, как удалось восстановить порядок, нас во второй раз пригласили туда, где должно было разбираться это загадочное, темное и странное происшествие. Надо было еще раз подробно рассказать о случившемся.Что и говорить, разные бывают ситуации. И все-таки службой безопасности никогда не был зафиксирован ни один случай, хоть чем-то похожий на этот – чтобы кто-то использовал обычаи с целью поживиться на сельских суевериях
С Дестой разговор был отдельный. Когда мы увидели ее после этого, она медленно шла, низко опустив голову. Ей было позволено подойти к нам.
– Теперь вы знаете, какая я ужасная! – со слезами в голосе сказала она. – И перестанете со мной разговаривать! Я знаю, что я ужасная!
– Ты просто хотела чего-то большего, – сказала я.
Ее взгляд смягчился, она села на лавочку и расплакалась.
– Я так ужасно страдала! – продолжала она. – И не поступила бы так низко, если бы сама не была унижена!
В это время даже стало ее жаль. Я вспомнила, как Деста вела себя накануне того утра, когда исчезла вода. Она действительно выглядела странно: напряжение, в голосе неестественная веселость, но при этом в глазах – такое отчаяние, какого не передать словами. Это я заметила, но в то же время не придала этому большого значения – мало ли что могло быть тому причиной. А она, оказывается, первая узнала про ультиматум, но поверила, что так должно произойти. Не сомневаясь в реальности дракона, она хотела добиться принесения Амиласет в жертву и таким образом отомстить ее матери.
Таким образом, она состояла в сговоре с Гришей и Васей, хотя не знала, что именно они замышляют. Ведь если бы она не рассказала про саму церемонию, то они просто не смогли этим воспользоваться. Разумеется, они не стали делиться с ней своими планами – от нее нужна была только информация, знание которой помогло бы сделать им железное алиби.
Когда же Деста увидела, что Гришу, Васю и бородатого отправили в патрульную машину, она при всех упала на колени перед королем и со слезами умоляла не отправлять ее с ними.
Король приказал увести Десту. Потом он подозвал к себе Текле.
– Ты достоин жениться на Амиласет, – произнес он с неизъяснимой лаской, кладя руку на голову молодого человека. – Ты спас ее, и этим избавил нас от большого горя!
– Ваше Величество, для меня большая честь стать мужем Амиласет, – с почтением сказал Текле. – Я люблю Вашу дочь и хочу назвать ее своей женой!
– Я отдаю ее тебе, – сказал король. – Будьте счастливы!
И в то время, когда король давал согласие на брак, в глазах юных влюбленных блестели слезы счастья. Поскольку они были воспитаны на местных традициях, то сами не пошли бы против обычаев.. Но теперь невозможное стало возможным – совсем скоро Амиласет выйдет замуж за Текле, это будет по взаимной любви!.
Потом мы с Олафом рассказали, что Гришу и Васю увезли в Аддис-Абебу, после чего их депортируют из Эфиопии. Они думали, что нашли легкий путь к богатству, но вместо этого им грозит тюремное заключение. Бородатый тоже получит как соучастник – он вступил с Гришей и Васей в преступный сговор. Десте тоже это не сойдет с рук. Король сам решит, как ее наказать. Она хотела быть любимой, но так ничего и не добилась. Ее поведение не поддается описанию – она хотела видеть страдания короля и королевы только потому, что так и не выделилась из гарема!
– Страдания королевы не принесли ей счастья, – сделала вывод я.
– Она видит нас с тобой, она знала о взаимном чувстве Текле и Амиласет, – заметил Олаф. – А ей король в отцы годится, любви с ее стороны здесь нет.
– И тем не менее она хотела быть первой! – заметила я. – Неужели она не понимала, что гибель Амиласет и горе ее отца и матери не помогли бы ей удовлетворить свои амбиции?
– Может быть, и понимала, – предположил Олаф. – Но ей хотелось насладиться страданиями других, а в итоге она пострадала сама.
– Оказалось, что Деста интриганка и хулиганка! – высказалась я.
– И слишком себя превозносит, – добавил Олаф. – Помню, три месяца назад король взял ее в гарем. У Десты тринадцать сестер, но ни одна из них не удостоилась внимания короля – он выбрал именно ее, а это само по себе считается большой честью.
– И она этим возгордилась? – мне было интересно.
– Не просто возгордилась, а начала требовать к себе такого почтения, будто уже стала королевой, – рассказывал Олаф. – Она этого желала, но ее ожидания не оправдались.
– Потому что мать Амиласет все равно остается самой любимой?
– Да, король любит ее больше других жен. Благодаря этому она остается королевой. Деста же слишком много возомнила о себе.
– Олаф, я даже подумать не могла, что Деста такая гордая!
– Кристина, как бы ей ни было обидно, это не может оправдать такое поведение. Эта молодая женщина очень завистлива! – он и сам был удивлен тому, как Деста себя проявила.
– И своего не добилась!– я уже и не переживала. – Олаф, можно только представить, как чувствовала себя Амиласет все это время!
– Но теперь уже все позади. Амиласет выйдет замуж за Текле! – Олаф обнял меня и несколько минут мы обменивались взглядами.
Пройти на площадку можно было минут за пять, но у нас это заняло времени в три раза больше – все хотели быть поближе к нам и благодарили за то, что мы открыли им глаза на правду.
Позднее мы узнали, что король выгнал Десту из гарема и поселил на отшибе деревни в маленькой хижине под караулом. Из роскошных апартаментов она переселилась в хижину без элементарных удобств, то есть попросту в бомжатник, где все заросло пылью и паутиной. Там ей и оставалось думать о своем безобразном поведении. Появляться на свадьбе ей было запрещено.
– Да она бы тогда просто умерла от зависти, – сказала я. – И все-таки мне ее почему-то немного жаль!
– Видно, что ее терзает совесть! – Олаф тоже не думал, что она совсем пропащая. – Страшно то, что она добивалась смерти Амиласет ради того, чтобы отомстить королеве.
– К тому же в такой обстановке ни одна из девушек не могла бы чувствовать себя в безопасности! – заметила я.
– Да, это могло быть и в дальнейшем, – согласился Олаф.
– Как часто? – спросила я, пристально глядя на него.
– Этого точно не знаю, – признался он. – Деста могла рассказать Грише и Васе все подробности по этому вопросу.
Между прочим, Машина книжка про Эфиопию не была первой, откуда я узнала про этот криминал. В двенадцать лет нашла у папы какую-то книжку на полке на эту тему. Даже туда свои комментарии вписала своей рукой – что-то мне там не понравилось!
– А потом папа нашел книжку под кроватью, – я вспоминала свои детские шалости. – и мне повезло только потому, что в то время уехала на зимние каникулы к дедушке в Карпаты. Кстати, не написано, что это разовый взнос.
– Конечно, предполагается, что такое безобразие должно повторяться регулярно, – догадался Олаф. – Понимаю, тебя это возмутило.
–По меньшей мере, не реже раза в год, – я что-то могла вспомнить. – Представляешь, если бы Гриша и Вася так бы и действовали, тайно продавая девушек в рабство?
– На «регулярном взносе» они бы приобрели целое состояние за относительно короткое время.
– Редиски... шантажисты! Но все равно бы их можно было вычислить!
– Но это не было бы так скоро! – Олаф обнял меня за плечи. – Понимаешь, здесь же далекая провинция, сюда редко приезжают даже из столицы. А воспользоваться суевериями очень легко.
Теперь, когда для всей деревни настало столь неожиданное и радостное событие, все хотели подойти поближе к нам и выражали свою благодарность. Некоторые даже от избытка чувств цеплялись за нашу одежду. Я реагировала на это достаточно спокойно, а Олаф заранее предупредил меня, что здесь в порядке вещей такое открытое выражение эмоций. Текле и Амиласет, а также мы с Олафом были в центре внимания. Так мы и держались вместе – две любящие пары. Сейчас мы даже не столько сосредотачивались на наших чувствах, сколько радовались за Текле и Амиласет – мы действительно смогли им помочь, а содействие счастью других приносит даже больше радости.
– Вы ведь останетесь на нашу свадьбу? – спросила Амиласет, подойдя к нам поближе и в знак благодарности беря нас за руки.
– Мы очень хотим, чтобы вы были на нашей свадьбе! – Текле тоже подошел к нам. – Мы вам обязаны нашим счастьем!
– Да, мы обязательно будем на вашей свадьбе! – заверила я.
– А потом и вы приедете к нам на свадьбу! – напомнил Олаф.
Текле и Амиласет очень обрадовались такому приглашению. Теперь предстоит еще много интересных событий. Сначала открытие водопровода, а затем свадьба наших близких друзей, на которую мы приглашены. Свадебные обряды тут очень интересны и, на наш взгляд, экзотичны. Обряд бракосочетания состоится на следующей неделе, а готовиться к свадьбе начнут уже сегодня. Сама свадьба будет продолжаться не менее четырех дней, поэтому вернемся в Украину несколько позже, чем планировали.
Мы с Олафом затронули вопрос не только о нашей свадьбе, но и о том, что нужно для того, чтобы на такое радостное событие к нам беспрепятственно приехали Текле и Амиласет. Когда мы говорили об этом, подошел Гоша Белочкин.
– Вас тоже можно поздравлять? – спросил он.
– Поздравлять будешь на свадьбе, – ответил Олаф. – Мы хотим пожениться в начале июня.
– Гоша, Маша уже знает о том, что здесь произошло с водопроводом? Ты рассказал ей? – спросила я.
– Нет, она пока еще этого не знает, – ответил Гоша. – Сами все расскажете, а то мне она не поверит.
Мы с Олафом вспомнили нашу первую встречу, когда впервые увиделись на годовщине свадьбы Гоши и Маши Белочкиных. В тот вечер между нами возникла только симпатия, и ничего не могло проясниться между нами до того времени, когда я приехала в Эфиопию и возникла ситуация с водопроводом. Я Олафу очень понравилась, он мне тоже... это было важным составляющим, но все же не основным! Нам надо было проявить себя, чтобы увидеть друг друга такими, какие мы на самом деле. Интересно, что скажет Маша, когда узнает о том, что я выхожу замуж за Олафа? Может, она и не считала это для меня подходящим, но вместе с тем помогла этому совершиться – на годовщине ее свадьбы мы впервые увиделись.
;
***
В Киеве цвела сирень и распускались каштаны, когда мы приехали. Маша встретила нас возле подъезда.
– Я вижу, – сказала она, посмотрев на нас с Олафом, – что мои предположения оправдываются!
– И ты не ошибаешься, если думаешь, что Олаф женится на Кристине! – сказал Гоша. – После того, что произошло с ними в Эфиопии, свадьба должна стать кульминацией.
Маша, которая всегда была более разговорчивой, чем я, от удивления ничего не могла сказать, только загадочно улыбалась и молчала до тех пор, пока мы не зашли в квартиру.
– Здесь не может быть возражений, – наконец сказала она, когда я обула тапочки. – Кристина, твои глазки просто сияют!
– Ты уже знаешь, что с нами было? – удивилась я.
– Откуда мне знать, если вы только интригуете меня, но ничего не рассказываете! Правда, Гоша по мобильнику что-то говорил про дракона в водопроводе, но связь прервалась и я ничего не поняла.
Гоша открыл дверь комнаты и пригласил сесть на диван.
– Вот они не дадут ничего преувеличивать! – он указал на нас. – Что я тебе говорил! Когда Олаф сообщил об этом, я не на шутку удивился! И все не мог поверить, пока не убедился сам.
Маша в недоумении смотрела то на Олафа, то на меня, то на справочник по Эфиопии, который лежал на полке. Она теперь уже не вспоминала о своих попытках переубедить меня в моем желании выйти замуж за датчанина. В ее глазах было какое-то смешанное чувство удивления и в то же время радости за то, что Олаф со мной рядом.
– Первого июня у нас свадьба, – сообщил Олаф, – Здесь, в Киеве. Для родителей Кристины это оказалось приятным сюрпризом.
– Теперь они просто обязаны согласиться! – Маша подошла к нам и готова была заплакать, ведь что-то насчет водопровода уже слышала. – Я не сомневалась, что при необходимости Олаф проявит себя благородно. И такая ситуация возникла... Я правильно поняла?
Нетрудно понять, о чем она могла подумать. А пока мы не описали все в подробностях, пускай хотя бы порадуется за нас с Олафом.
– Почти, – сказал Гоша. – Но не совсем так!
– Что же с вами произошло, рассказывайте! – попросила она, поставив на стол салат. – Ой, подождите немного! А то буду слушать, а на кухне пригорит грибная запеканка!
– Олаф и Кристина предназначены друг другу, – обратился Гоша к Маше, когда она уже принесла запеканку, – я в этом убедился после того, как в Эфиопии с ними произошло то, что трудно себе представить! Водопровод поломался, не было воды, и попробуй догадайся, почему!
– Да что вы? – ахнула Маша. – Неужели правда?
– Все думали, что это дракон, – пояснила я. – Представляешь!
– И без криминала тут не обошлось, – с этими словами Олаф, поднял меня на руках и добавил: – Но самое плохое уже позади .
– Так оказывается... – Маша не сводила с нас взгляда и, вероятно, что-то предполагала. – Ну раз так, никаких возражений быть не может Кристина, неужели ты имела к этому отношение?
– Косвенное! – заинтриговала ее я.
– Такого я еще не слышала, как это может быть? – Маша улыбнулась и посмотрела на нас, ожидая ответа.
Когда мы сели за стол, Маша наконец узнала все в деталях о том, что же с нами было во время пребывания в горной деревне на северо-востоке Эфиопии, вблизи озера Ауаса. Если я имела к ситуации косвенное отношение, то кто же имел прямое?
– В селении так и поняли, что воду забрал дракон, – рассказывал Гоша, – который, грубо попирая социальные нормы, потребовал в жертву принцессу Амиласет – самую красивую девушку в той местности.
– Вот это уже шантаж и вымогательство! – возмутилась Маша.
– Только на самом деле не дракон перекрыл водопровод, а бандиты, которые хотели тайно продать принцессу в рабство, – продолжал Гоша. – И тогда никто бы не узнал, что с ней на самом деле.
Про Гришу и Васю Маша что-то слышала, по крайней мере, о том, что они были на сезонных работах на берегу Ауасы и не поладили с королем. Но одно дело иметь с кем-то разногласия и совсем другое – быть уличенными на попытке похищения человека. Как подтвердилось в дальнейшем, они уже знали, где, кому и по какой цене продать Амиласет, поэтому действовали целенаправленно. Заключить сделку они собирались сразу после приезда в Аравию. Их привлекал быстрый способ получения денег. Но разоблачение пришло слишком быстро, а вообще-то они планировали проделать подобный фокус еще по меньшей мере несколько раз, а то и вообще развернуть подпольный бизнес. Тем более, легко выведав у Десты всю необходимую информацию, они не опасались разоблачения . Но всем, чего они добились, стало тюремное заключение.
– Как они умудрились подключить сюда дамочку из гарема? – спросила Маша. – Или она сама подключилась?
– Мы долго не могли понять, как такое может быть, – сказал ей Олаф, – но по ее словам поняли, что у нее были свои цели.
– А иначе она бы не рискнула, – добавила я.
Что же касается Десты, то она была отвергнута и длительный срок провела в изоляции, что оказалось намного хуже жизни в гареме. Все это время она могла думать о своей судьбе. На свадьбе Текле и Амиласет ее не было. Прошло немало времени до тех пор, пока король простил свою наложницу, которая все-таки осознала, в какой мере оказалась виновата.
– Гриша и Вася перекрыли водопровод и, пользуясь легковерием туземцев, ввели их в заблуждение, – рассказывала я.
– Но именно поэтому получилось, что Текле женился на Амиласет, – сказал Олаф. – И совсем скоро свадьба будет и у нас с тобой, Кристина!
– Как хорошо, что вы помогли влюбленным и сами благополучно вернулись! – Маша искренне радовалась за нас, но тут же добавила с некоторой долей сожаления: – Вы потом уедете в Данию?
– Не сразу, – ответил Олаф. – скорее всего, ближе к зиме. А на свадьбу ждем Текле и Амиласет.
– Кстати, у нас есть видеозапись с их свадьбы, – вспомнила я.
– Вы даже смогли что-то со свадьбы записать? – удивилась Маша. –Это не запрещалось?
– Нет, никто не возражал, – ответила я. – Только думаю, наша свадьба покажется им скромной, ведь у них неделю гуляла вся деревня.
– Потому мы и вернулись позже, – сказал Гоша.
– Мне очень интересно познакомиться с ними, – Маша вздохнула и задумалась. – Бедненькая Амиласет, какой стресс она пережила!
– В Аддис-Абебе никто бы этому не поверил, – заметила я. – А в горной деревушке люди так восприимчивы, что трудно представить.
Потом мы посмотрели видеозапись, и тут мой взгляд упал на вазу, которая, украшая комнату, стояла напротив в углу. Олаф обратил внимание, что я туда пристально смотрю. Он обо всем догадался, и мы вспомнили мой неудачный пример, а Маша, конечно же, спросила, к чему это. Пришлось объяснить!
– Что ж я тебе такого сделала, что ты меня с драконом сравниваешь! – воскликнула Маша. – У тебя ваза стояла бесхозная в углу, а я ее вымыла, вычистила, теперь она вон какая красивая! И потом – разве я получила вазу и успокоилась лишь на некоторое время?
– Нет, конечно! – согласилась я. – Ведь я такого не говорила, потому ты вовсе не напоминаешь дракона.
Маша в это время рассматривала сувениры из Эфиопии и примеряла украшения. Потом она попросила Гошу сфотографировать нас с Олафом, а сама тем временем взяла компьютерный диск с музыкой.
– Вы удивительная пара, – сказал Гоша.
– А это песня про вас, – Маша понимающе улыбнулась и поставила музыкальный диск. В песне был такой текст:
До чего же мы разные, к одному приступая,
Словно кровь моя красная, а твоя – голубая!
Только эта непохожесть – самый большой магнит.
Как он меня манит... и тебя тоже!
Манит магнит... за тысячи миль
Я чувствую жар твоей руки.
Две половинки одной любви
Нелепо разделены... пока разделены!
Я знала эту песню, в которой красивыми словами описано, как тянутся к соединению две противоположности. Когда Олаф приехал в Киев и мы впервые встретились на годовщине свадьбы Белочкиных, эта встреча могла остаться всего лишь случайным эпизодом. Поэтому дома я даже не сказала об этом. Тем более, вскоре после этого Олаф уехал в Эфиопию, и между нами легли тысячи миль. В то время я даже старалась меньше думать о том, что мы встретимся. Не так быстро прояснилось, что мы будем вместе, хотя взаимная симпатия появилась с первого взгляда. Когда я приехала в Эфиопию, первое время не было никаких изменений в этом направлении. Ситуация с перекрытием водопровода поспособствовала тому, что мы проявили в полной мере свои личные качества. Стремление помочь Текле и Амиласет сблизило нас, пускай даже на фоне того, что некоторые беспринципные люди пытались использовать местные верования для своей выгоды. И конечно же, сама эта ситуация оказалась очень интересной, во многих отношениях необычной и нестандартной. Пришло время, когда мы с Олафом начнем новую, семейную жизнь и будем безраздельно принадлежать друг другу. Наш брачный союз будет основан на настоящей любви, когда не идеализируешь любимого человека, а принимаешь его таким, какой он есть. И пускай мы в самом деле разные, эта непохожесть и оказалась подобна магниту, как дальше поется: слишком силен магнит в наших ладонях.
Олаф протянул мне маленькую открытку с изображением сердечка, на фоне которого были два котенка – беленький и черненький.
– Продолжение песни про нас с тобой, – он положил открытку на мою ладонь. – Две половинки одной любви соединились.
Наши руки соприкоснулись, взгляды встретились, а за окном пошел теплый весенний дождик, распространяя вокруг аромат сирени.