Что ты спрятал, то - потеряно. Что ты отдал, то - твоё.
Шота Руставели
В некотором царстве-государстве, в одном древнем городишке, в давешние наши годы жил-был, поживал обыкновенный народный Депутат.
Должно сразу заметить, что название как государства, так и города, где жил-поживал тот Депутат, равно как и его фамилия, для моего рассказа не имеет существенного значения. Важно здесь то, чтобы повествуя о нём, не упустить главного. А коли что и позабуду, то, надеюсь, вы меня поправите. Ибо многие из вас не понаслышке знают о теперешних-то депутатах.
Стало быть, вам хорошо должно быть известно, как несладко в нынешнее злосчастное время Депутату нашему живётся. Ведь по сути дела ему столько беззаконий необходимо устранить. Столько злоупотреблений искоренить. Столько обездоленных и слабых защитить. А какое немалое искусство и осмотрительность требуется для того, чтобы в одном и том же деле услужить и своим и чужим. И себя при этом не обделить. А после - сухим выйти из воды. Вот и получается, что практически каждое мгновение из кожи вон лезешь, чтобы сделать жизнь в стране лучше, а что взамен за это? Да ни фига! А где же благодарность? Где похвала? Где слава народная? Одним словом можно сказать, как не старается Депутат для спасения человечества, а всё одно мало кто ему сочувствует. И ко всему прочему находятся ещё и невежды, которые завидуют его жизни. И тщатся всякими коварными способами сжить его с поста законного, то есть лишить депутатства.
Со всем этим наш Депутат, - да не в обиду другим депутатам будет сказано, ибо наш не ведал, что творил, - склонен был думать, что как ни служи этому народу, а всё равно ничем ему не угодишь. И то людям не так, и это худо.
- Вот ветер пошумит да и утихнет, - рассуждал он про себя однажды на досуге, - а простой люд как расходится, как закипит - не скоро уймётся. Сладкими речами его и уверениями не так-то просто сегодня улестить.
Ай, да что толковать о неблагодарных, - продолжал рассуждать он в том же духе. - Народ народом, а пока в депутатах ходишь в первую очередь надо поднатужиться и поспеть целую уйму своих личных дел устроить. И на будущее запастись порядочным количеством всякого добра, чтоб и дальше, нисколько не утруждая себя мыслями о нуждах каких-то людей, в праздности и наслаждении жить-поживать. Но на всё это нужно время. А тут, как на беду, до следующих выборов рукой подать. Час от часу не легче! Подумать только! - За что ж я за несчастливец такой! - воскликнул Депутат.
И как скоро он вспомнил о выборах, так тут же в голову ему пришла страшная мысль. И до того страшная, что он чуть не лишился чувств: а вдруг - упаси Господь! - не изберут его люди на следующий срок? Что тогда?
И, преследуемый этой мыслью, враз пригорюнился наш Депутат. Впал в отчаяние. Скука-тоска и тревога одолела его. Сидит бедняга с кислою миной, подперев щеку рукой. Сидит в своём скромненьком дворце, устланном персидскими коврами. Украшенном драгоценными «дарами». Сидит на третьем этаже он у окошка, глядит на озеро необычайно обалденной красоты с белыми лебедями, и гложет его большое раздумье. Всё есть у него. И вина изысканные. И яства заморские. К услугам его и «блондинки с картинки», и иные утехи. А ничто не радует сердце. Лишь беспокойство одолевает. Страх перед будущим душит его. Хочется ему и дальше для народа служить, дабы тем самим, кроме всего прочего богатства, стяжать себе ещё и имя бессмертное. Славу, почёт. Но ума не приложит: где же ту тайну ему отыскать, с помощью которой люди его заново бы избрали на этот прибыльный пост?
Погоревал он сколько-то времени. Попечалился несколько дней. Порылся в своей памяти. Понапрягал воображение, и, в конце концов, измыслил он вот что: «Как бы то ни было, а Бог даст, явится тайная тайна - как дальше мне быть. И может тогда всё обойдётся!»
Оживился он мыслью такой. И с этим в одно утро, когда едва взошло красно солнышко, презрев негу пуховиков, пустился в долгий путь. По древней и некогда знаменитой дороге в позабытую ныне всеми слугами народа глубинку отправился с надеждой - авось среди первозданного мира ту самую тайну там и отыщет.
Близко ли, далеко ли, скоро ли, коротко ли он шёл тем путём-дорогой, смотрит: а вокруг несказанное, блаженное пространство нежной красоты. Солнечный свет первозданным теплом материнским всё вокруг согревает. Изящные, лёгкие, хрупкие бабочки беззаботно порхают. Молчаливо сочная травка гимн всему миру поёт. Сладкие переливы жаворонка с поднебесья слух услаждают. Прохладные струи от родничка по камешкам мелким бегут средь оврага цветущего. Поодаль глазам открывается роща уютная, где зеленью нежной деревья ласкают изнеможенный путника взор. Одним словом: повсюду великолепие божественное разливается. Родное. Своё. После которого на дали заморские и смотреть-то не хочется.
Меж тем огляделся наш Депутат по сторонам. Осмотрелся вокруг. Как вдруг откуда ни возьмись нежданно-негаданно перед взором его, - Корова стоит. Красивая. Пёстрая. С огромным выменем, Корова. Стоит она себе спокойная, как сама вечность. Стоит среди покрытого цветами прибрежного луга, жуёт монотонно жуйку тягучую. И величавое наслаждение из глаз её мудрых струится.
И показалась она Депутату стародревней, как мир. Постоял, постоял он какое-то время, а затем, пораскинув умом, рассудил: в этом есть нечто знаменательное! - Авось она знает разные премудрости. И, вне всякого сомнения, ей доступны многие тайны. А возможно и самая главная, - та, которую он ищет. И, пламенея желанием выведать у Коровы то, что ему очень надобно, ощутил он в себе твёрдую решимость. И не стал дальше раздумывать, а смиренно и покорно обратился к ней с таким словом:
- Здравствуй, Корова! Проходят годы, тысячелетия. Приходят в мир и уходят поколения. Поднимаются и рушатся большие империи. А ты остаёшься всегда. - Скажи же мне милая: за что многие народы воспринимают тебя как божество и поклоняются тебе? Почему ты всем всегда нужна? В чём твой секрет?
Враз притихло всё окрест: ни дуновенья ветерка тебе, ни звука малого. Лишь светящаяся глушь и тишина. Наступила та отрешённость, когда исчезает время и начинает вести свою безмолвную речь сама матушка вечность.
А Корова тем временем перестала жевать. Подняла голову и воззрилась на незнакомца, пытаясь получше разглядеть: кто это тут путается под ногами? Кто докучает ей разною чепухой? А вот малое время спустя она, возведя очи к небу, в добродушной задумчивости молвила так:
- Я кормлю молоком и своих и чужих. И богатых и бедных. Всех вас кормлю с молчаливою добротой. С преданным, спокойным терпением. Вся моя жизнь - это самоотречение. Вечное жертвование. Вечное кормление.
Услышав такие слова, Депутат оторопел. Его прошибла испарина. А далее, очень скоро придя в себя и приободрившись любопытством, в свойственной ему нагловатой манере выражаться, воскликнул он со скрытым вопрошающим упрёком:
- Ты так верна человеку и потому эксплуатируема им. Но разве ты счастлива от этого?
В ответ, покорная судьбе Корова, большими мечтательными глазами преданно и немного печально посмотрела на Депутата, и молвила ему вот что:
- Я несу свою ношу и делаю это с охотой. - Я тайно страдаю. Возможно, за других. Возможно, как жертва. Но делаю это с достоинством. И даже когда человек самодовольно и безразлично принимает мои дары, когда он мелочно, ворчливо и без живого, сердечного отношения моё потребляет молоко, я всегда остаюсь верна природе-матери. И потому я могуча, сильна, и счастлива.
Глаза у Депутата загорелись, и он заметно осмелел.
- Ты замечательная кормилица мира, твоим молоком вскармливаются целые народы, - немного погодя он лестно произнёс. И продолжал: « Я заклинаю тебя, Корова, сжалься ты над бедным Депутатом, который, служа народу своему, тягчайшие претерпевает муки. Скажи мне святая носительница тайны мировой - знаешь ли ты как мне пост свой депутатский навечно за собою удержать, не замарав себя при этом самым отвратительным образом? Как мне стать необходимым для всех, от мала до велика, и в памяти народной для потомков прослыть приличным человеком?»
Поток невинного доброжелательства светился из мудрых глаз Коровы навстречу Депутату. И она, видя его мучения по обладанью властью над людьми, покорно ответила ему. И её слова были по-матерински чистыми, святыми:
- Такое лишь тогда возможно, когда для тебя щедрость станет как профессия, а жертвенность - как образ жизни!..
Как только Депутат такой вердикт услышал, то чуть он было не вскипел от дерзких слов таких. Разгневался. Вспотел. И, всё же, зубы сжал. Опомнился. Сдержался.
И как нельзя здесь вовремя припомнилась ему старинная былина об Илье Муромце, в которой говорится так: «Слово - оно что яблоко: с одного-то боку зелёное, а с другого - румяное, ты умей его, девица, повертывать».
Перекрестился тут наш Депутат, возрадовался он своей мысли. И вот что с ним произошло потом. Не успел он ещё и раза три моргнуть, как вдруг почуял во всём теле необычайную воздушность. Как будто бы свалился с сердца давнишний камень у него. И сделалось ему легко-легко... почти благоговейно.
А то! - он понял вдруг, что отыскал желанную, большую драгоценность. Которая вполне его удовлетворяла, так как соответствовала его личному коктейлю в голове. И теперь состояние его души было похожее на счастье.
Известно ж, депутатское...
О, как ликовал наш Депутат. Собой как услаждался. Ибо он точно знал, как необходимо поступать, чтобы и далее ему прекрасно поживать. Медок да пиво попивать. Да денежек побольше наживать. Да не одну каденцию рулить. А так долго, чтоб и на закате жизни, когда настанет час пред вечностью предстать, чтоб и тогда все "почести" свои не потерять.
Наивный, скажете вы?