Не спеши стрелять

Арбуханов Владимир Русанов
  Конечно, разумнее всего было бы не начинать ремонт.
Ведь ни один нормальный мужчина не возьмется своими
силами родить младенца. И пусть сделать ремонт не ре-
бенка родить, но и это занятие может затянуться на девять
месяцев. Втягиваешься на четвертом. Впрочем, это может
быть любой месяц. Просто наступает такой момент, когда
свыкаешься с ремонтом, как свыкаются с затянувшимся
стихийным бедствием, и становится привычным, вернув-
шись со службы, взять в руки кисть, стамеску или другой
строительный инструмент...
  Такой момент для Лешки еще не наступил. Ему еще
казалось, что надо, как перед грозой, спрятаться под де-
рево и переждать. И он выключил радио, звонок над две-
рью, расставил на столе банки с порохом и дробью, гильзы
и уселся заряжать патроны. Когда же кончились порох и
дробь и осталось только три пустых гильзы, ему стало ка-
заться, что ремонт - дело затяжное и пора вылазить из ук-
рытия. Когда он убрал со стола, то решил, что уедет на
охоту. Правда, квартира не стала выглядеть лучше. Но и это
его не остановило.
  Вечерний поезд медленно пробирался от полустанка к
полустанку. Он был переполнен и почему-то наводил на
размышления о временах продразверстки и военного ком-
мунизма. На каждой остановке переполненный тамбур
оживлялся - одни выбирались по чьим-то ногам через меш-
ки, сумки и портфели - другие тем же путем пытались про-
никнуть в вагон.
  Наконец, и Лешка остался на очередном полустанке.
Похрустел галькой меж шпал и двинулся в степь.
  Закат был красив до боли так, что казалось растворял те-
ло. Высоко в небе летели утки. С холма виднелось вдали
озеро. А до него еще шагать и шагать... Но ноги мерно,
будто сами по себе, несли Лешку и, казалось ему, что вот
так он и ходит всю жизнь, не чувствуя усталости, не заме-
чая того, что за спиной рюкзак и помня только о ружье в
руках. И душа его наполнялась чувством причастности и к
дикому закату, и к изумительной зелени деревьев, а раз-
рушающая сила ружья смутно воскрешала первобытную
уверенность в покорности мира его, Лешкиной, воле... По-
степенно стемнело. Фонарь, хоть в нем и стояли новые ба-
тарейки, не зажигался, зато встретились два неказистых
охотника. Один уже пожилой и высокий с немецкой еще
двустволкой. Другой - моложе и помельче, ростом чуть
больше, чем его современная вертикалка. И пошли к озеру
они уже втроем.
  Светила обкусанная луна и звезды плясали в огромных
созвездьях, когда показалась возле озера охотничья будка, у
которой надрывались собаки. Но егерь был новый, и захо-
дить к нему было незачем; дождя не предвиделось, да и
ночь обещала быть не очень холодной, так что решили
они, что переночевать можно и под кустом. Костра не раз-
водили. Просто расстелили одеяла и уселись при скудном
свете чужого фонарика поедать нехитрые припасы, запи-
вая дешевым крепленым вином, чтобы потом не замер-
знуть.
  От вина Лешку разморило, и он решительно засыпал. А
тот охотник, что постарше, которого, как выяснилось, звать
надо “дядей Сашей”, все елозил ногами в огромных сапо-
гах по высокой траве и басил, вспоминая:
  - Вылетели на меня, - сквозь дрему слышал Лешка. - Гу-
си!!! Туман-то - густо-о-ой... Я думаю: - “Высоко!”…
...Пропустил их… А потом соображаю: - “Если в такой ту-
ман я гусей увидал?.. А?.. Что тогда? И уж очень быстро
они так летели. Ага. Значит, близко были”… А тут еще
летят. И от меня. Лесенкой. Ну, я приложился и первого...
Смотрю - два падают. Я, значит, из второго ствола... Ага!..
Еще один. А у первого, вожака то есть, потом смотрю - но-
ги нет. Отстрелена. Напрочь. И зарубцевалась...
   “А как же гусь взлетал?” - подумалось на мгновение Леш-
ке, но дрема навалилась влажным одеялом осенней ночи.
    ...А егерь, - надтреснутый с хрипотцой голосок Виктора,
охотника поменьше, вновь разбудил его - скачет на коне
вокруг озера и орет: - “По командам не стрелять!!! По ко-
мандам не стрелять!!!” Какой там!.. Никто не слушал. Люди
приезжали. В будке сесть негде. На станции ночевали, а ут-
ром на озеро шли. Вот так раньше лысуху гаяли...
    В следующий раз Лешка услышал уже вообще нечто не-
суразное:
  - Ночь...- вновь рассказывал дядя Саша. - Смотрю, а по бу-
гру два зеленых огонька ко мне приближаются. Я, значит,
потихоньку за ружье. Приложился. Выстрелил. Пропали...
Смотрим, а в кустах коза... Мертвая... На трех ногах. Задняя
нога напрочь отстрелена... И зарубцевалась...
    “А ну их к лешему, - подумал Лешка, окончательно засы-
пая, - вот если бы ремонт зарубцевался...”
    Больше он ничего не слышал, и ни о чем не думал, и
проснулся лишь под утро от холода. Особенно мерзла го-
лова. Он испугался простуды и попытался было в утеше-
ние вспомнить, что же советовал Суворов держать в тепле,
но так и не вспомнил и потому решил закурить и встать...
   Стоять утрянку, в сущности, занятие несколько стран-
ное. Ни черта не видно, а подранков воруют лисицы. На-
летают свистящие тени, ты вскидываешь ружье, и исчезают
прошлое и будущее, и перестаешь быть самим собой. Ста-
новишься ружьем, дробью, летящей уткой... Появляется
мгновенная уверенность в прицеле. Гремит выстрел...
   А потом тишина и неожиданно слышишь, как шумит
камыш... Подранок бьется на воде, а после сильного удара
головой о приклад у уток вылазят глаза...
   С рассветом исчезают и лисицы, и утки. Стоишь дурак -
дураком в редких камышах посередке озера. Хочется спать,
а спать негде, и до берега с полкилометра брести, увязая в
илистом дне. Брести не хочется, но солнце поднимается
все выше и выше в звеняще голубое небо. А пестрые утки
лежат в кустах на зеленой траве. Конечно, могли бы они
быть и побольше и если бы не поспешил с выстрелом, то
вместо маленького чирка взял бы материковую утку, но все
же пробуждается чувство удовлетворения от того, что охо-
та была удачной... Ты добытчик. И есть птица, и будет еда.
Уток можно зажарить над костром, запечь в глине или сва-
рить... Дома… В кастрюле. На газовой плитке. А перья
сложить в мешочек на будущую подушку. Приготовить
уток надо будет сразу. В морозилке ведь места нет. Там го-
вядина. А подушка в универмаге стоит одиннадцать рублей.
Огромная подушка. На ней запросто две головы поместят-
ся... Утки уже лежат в кустах. Красивые... Но твердые и
мертвые. Они уже никуда не денутся. Только мухи их могут
засидеть. Или просто протухнут.
   Дядя Саша с Витей остались в камышах. Им лень было
ходить. Самое тяжелое - выдергивать сапоги из ила. Пор-
тянки сбиваются в мокрый комок, неизвестно зачем ока-
завшийся в сапоге. Вот, наконец, и берег. Песок... Низкие
кусты... Смешно убегает заяц... Хвост - розочкой и скачет, а
сам серый.
   Птицы не нападают на людей. Но с охоты нельзя воз-
вращаться пустым. Выстрел... Горлинка косо упала с дере-
ва и забилась на пашне. Дробинка попала в глаз и прошла
навылет. Капли крови на земле и на перьях. Хлопают кры-
лья. Она пытается встать, взлететь, но глаз нет. Только кро-
вавые комочки... Ударить головой о приклад, так ведь и го-
ловы-то почти нет. Добить вторым выстрелом - разнесет в
клочья. Зачем охотиться, если не есть дичь?.. Зачем?.. За-
чем вообще стрелял? Ведь есть уже утки. Лежат в мешке за
спиной. Но ведь в руках ружье!..
   Лесной голубь маленький. Общипывать долго, а тушка
получиться меньше ладони... И на вкус жестковат... Выст-
рел не исправить. А жизнь?.. Руки тряслись.
…“В следующий раз на кабана пойду - подумал Лешка, за-
совывая уже мертвую птицу в мешок. - Неприлично воз-
вращаться пустым...”
   За обводным каналом старый саманный дом. Нет ни
окон, ни дверей - одни дыры. Здесь ружья пристреливают.
И Лешка здесь свое пристреливал. Года три назад. Еще
отец был жив. А Лешка переживал развод. Ружье было но-
вое - подарок ко дню рождения. Лешка стрелял, пока не
кончились патроны. Даже плечо заболело. Отец вообще
стрелял редко, но птицу клал прямо к ногам, и подранков у
него не было.
 - Главное, - не спеши стрелять, - говорил потом отец, ко-
гда они уселись на траве под деревом перекусить. - Спо-
койно прицелься и бей наверняка. Если сомневаешься в
выстреле - Лучше пропусти птицу. Следующая будет твоя.
Птицы на всех хватит. И вообще, с дичью, как и с жен-
щинами, прежде чем стрелять, подумай, что ты с нею по-
том будешь делать. И никогда не спеши... Выстрел не ис-
править.

   За песчаными буграми заболоченный лес. Низкие де-
ревца. Щебет маленьких пташек, похожих на воробьев, но
более пестрых. А так, болото - оно болото и есть.
   Бекас с криком взвился в посеревшее небо. Наконец за-
росли кончились. Кончилось и болото. За прозрачным
ручьем вновь бугры... Там кто-то грохнул дуплетом. Метрах
в пятидесяти пробежала черная лисица... Наконец и стан-
ция... Гравий... Рельсы... До поезда тридцать минут.
   “Господи! - думал Лешка, сидя на лавке и чувствуя, как
наливается усталостью тело. - Если бы я столько же уси-
лий тратил на ремонт! Да я бы уже полгорода отремон-
тировал! И зачем ездить на охоту?.. Атавизм какой-то…
Видно, судьба у меня такая делать глупости. А от чего так?
Может быть просто спешу?.. Поспешил жениться, поторо-
пился развестись, оставил ребенка - обычная история из га-
зетной рубрики. С ремонтом только не спешу. А зачем?
Мне он не нужен. А если не нужен, то зачем затеял? Опять
поспешил. На охоту уехал - опять спешил, спешил настре-
лять птицу, спешил к поезду, даже костра не разводил, ведь
люблю костер. - Потом!.. А что потом? Кто знает, когда на-
ступит потом? И окажется, что жизнь так и прожита на-
черно. Ничего не доделал. Куда-нибудь заспешил и от-
ложил на потом... И никто не ждет с охоты. …Выстрел не
исправить!..
   ...А жизнь?..”
...Показался поезд.
   Лешка сидел в вагоне. Размышления и посадка окон-
чательно утомили его, и теперь в пустой до шума голове
лишь изредка возникало ужасающее видение длинной и
крутой лестницы с вокзала...
   Два охотника делились впечатлениями: - один был нату-
рально по уши вымазан в грязи. Поджидал птицу, уснул на
корточках и свалился в грязь. Он говорил про знакомого
егеря:
  - Да был я у него на будке... Ну что?.. Ходят дяди с огром-
ными животами в трусах и пьют. Они, вообще, как с поезда
- так и пьют. Потом собираются и уезжают, так ни разу и
не выстрелив. Больше я туда не хожу. Пить я могу и дома.
    А другой в ответ:
  - Я вот три ноля взял. Мне понравилось. Зайца бьешь -
только клочья летят. Не уходит...
    Город. Лестница. Неудобные сапоги. Тяжелый рюкзак.
Дверь. Он вошел. Как-то содрал сапоги. Бросил на пол
почти пустой патронташ. Три пустые гильзы так и лежали
на столе. Достал мешок с дичью. Постучал к соседям. Те
уже привыкли и, приготовив птицу, звали в гости. Но он не
ходил. Вернувшись в комнату, Лешка лег на кровать. Сил
не было смотреть на то, что творилось в квартире. Лешка
отвернулся к стенке. “Может быть, вернется жена”? - робко
шевельнулось в голове...
    С тех пор, как умер отец, он не делал ремонта... Подумал,
что если бы он ночевал в поле, то перед сном навел бы по-
рядок в палатке. “Надо встать”... “Потом”... И Лешка уже
спал. Ему снились летящие утки.