Фрагмент из повести "Читающий камни".
Повесть в работе.
***
« Когда засеребрится волос на твоей голове, когда во время черного солнца пересохнут родники в земле твоей, и в колодцах не будет воды, и обмелеет река на три четверти, черные ручьи потекут к твоему дому, и большая птица закружит над ним, в те дни, не более двух, у тебя родится наследник»
Так пели в народе слова - предсказания о повелителе пятигорья, моря и девяти долин, ведущем бесконечные войны с племенами окружавшими его владения со всех сторон. Племя его было пришлым в этих местах, много лет назад они высадились на берег чужой земли, спасаясь от засухи на своей родине и, в удивлении богатству местной природы остались здесь навсегда. Родившись в лодке, на берегу моря, в третью ночь пребывания его рода на этой земле, он стал первенцем у своего отца и матери, и его рождение посчитали хорошим знаком для всех прибывших.
Трех лет от роду, он остался жив благодаря матери, когда в одну из ночей, люди с той стороны пустынной равнины, вырезали половину женщин и детей семьи, воспользовавшись тем, что большинство мужчин участвовали в стычке между племенами равнин и отсутствовали дома. Он проснулся от криков на улице и рук, пеленающих его в одеяло. Мать, прижав его сонного к груди, испуганной тенью выскочила из дома и, озираясь, побежала в темноту ночи, шепча на ухо, чтоб он только не кричал. Стрела, глухо воткнувшись в спину, остановила ее, и от второй, она упала в небольшую яму, накрыв его своим телом; - не кричи, не кричи только не кричи и не двигайся только не ….
Всю ночь, не шевелясь, он пролежал под ее остывающим телом, с закрытыми от ужаса глазами, и онемевшими губами, сжатыми от страха и крови матери, капающей на его лицо из-под стрелы, пробившей ее сердце насквозь.
К удивлению сородичей, решивших, что он онемел после смерти матери, повелитель заговорил лишь, когда достиг возраста мужчины. Речь его была скупа, но глаза и весь облик, были достаточно выразительны в его чувствах, чтобы все понимали его с полуслова. По старости лет своего отца, он возглавил род и начал беспощадную войну с соседними племенами, став искусным воином, хитрым и коварным военноначальником. Про него говорили, что он держал на поводке смерть вместо псов; в забаву своим воинам, перед битвой он всегда вызывал на поединок самого сильного из противников, и как бы ни был силен или хитер противник, редко кто осмеливался вступать с ним в бой. Смерть равнодушно ждала их всех.
Он убивал соперника, одним ударом рассекая его грудь и сердце, и глядя, как кровь стекает с его сабли, поджимал губы и хладнокровно, коротким и страшным ударом слева направо отрубал смельчаку голову.
С каждой новой победой, чья-то жизнь завязывалась узлом на его натянутом поводке, и чем больше становилось узлов, тем острее он чувствовал близость смерти. Он не боялся увидеть ее в глазах врага, однажды увидев ее в лице матери, но каждый раз смерть пряталась, ловко ускользая от его пристального взгляда, в чужих, омертвелых от ее дыхания, лицах.
Дни его жизни насквозь пропитались чужой кровью, и сердце, отяжелев, пусто стучало в его груди, оказавшись в плену ожидания. Но как бы ни становился короче поводок судьбы, он не видел лица, в котором бы узнал свою смерть. В мире не осталось никого, кто мог бы мог победить его.
И не было ему равных.
Слабых он уничтожил за несколько лет, а с сильными вел изнурительные войны, досаждая им везде и во всем. И племена пятигорья, и девяти долин, чтобы остаться в живых, покорились его власти, кроме народа затаившегося в ненависти к нему, с той стороны пустынной равнины.
Время без войны тянулось для него бесконечной вереницей дней, ссохшихся от тоскливого однообразия. Повелитель не находил интереса в управлении народом, ни выгоды в торговле, ни удовольствия в празднествах. Молчаливой пустой тенью, слоняясь по дворцу и скрывая тлеющий в себе огонь, он с легкостью, если где-то назревал бунт, бросался в бой, загораясь в гневе, как сухая трава загорается от случайной искры на ветру.
Волос засеребрился на его голове, враги были почти разбиты, жена в родах приносила ему мертвые плоды, а долгожданного сына, которого бы он приучил к мечу и седлу, у Повелителя все еще не было.
Но наступала пора, когда солнце почти не заходило за горизонт, и дни становились бесконечными, а ночи, короткими, как сон. Приближалась засуха. Он давно ждал это время, словно время схватки, но впервые не огонь пылал в его душе от встречи со смертью, а духота заполняла сердце Повелителя до края.
« Когда засеребрится волос на твоей голове, когда во время черного солнца пересохнут родники в земле твоей, и в колодцах не будет воды, и обмелеет река на три четверти, черные ручьи потекут к твоему дому, и большая птица закружит над ним, в те дни, не более двух, у тебя родится наследник»
Жена его, уже который месяц пребывала в тяжести положения, и по всем приметам, она вот-вот должна была разрешиться в родах.
В одну из душных ночей, измученный непонятными предчувствиями и бессонницей, он вышел к звездам на смотровую площадку над домом и с тревогой смотрел, как тонкая алая полоса света вспарывала темный небосвод над горами, и солнце стремительно поднималось пламенеющим диском над землей, выжигая утреннею синеву неба до сияющей белизны.
И черные ручьи потекли к его сердцу.
Он увидел сверху, как по камням, по песку, сквозь щели в каменном заборе, из-под земли, по стенам, под ступени лестницы, ведущей в его дом, по всей земле, в цепочку друг за другом, след в след, тускло поблескивая отливающей в утреннем свете кожей, ползли черные змеи. Извиваясь, черными ручьями, в тень его дома, зарываясь в прохладу земли под ним, вместе с юркими ящерицами, осторожными скорпионами, серыми водянистыми гусеницами, ползла вся мелкая насекомая тварь, укрываясь от наступающей засухи. Телохранитель, следующий за ним по пятам, впервые увидел повелителя побледневшим, но все также молчаливым.
За ночь ушла вода из колодцев, и стихли родники в саду повелителя, и птицы замолчали в приближении дня, забиваясь под крышу его дома.
Белым слепящим полотном, сотканным из раскаленного воздуха, нависло небо над землей.
Ни от дерева, ни от листа его, ни от камня рядом, тень не появилась на земле. Только в покоях дворца повелителя она осталась темными пятнами тревоги и тяжестью в душе его обитателей.
И Большая птица закружила над его крышей
Оцепенев от наступающего дня, он поднял глаза, и увидел на горизонте со стороны пустынной равнины, столб пыли за всадником…
Он уже знал, какую весть держит в зубах, стрелою несущийся гонец...
К вечеру повитуха сообщила о том, что плод у роженицы опустился, и вот-вот отойдут воды. Повелитель зашел в покои жены, глядя на нее, молча постоял у двери, и ушел. Собравшись, он выступил в ночь навстречу противнику и, преодолев путь к утру, встал возле обмелевшей реки, отрезав неприятеля от берега…
Племя с той стороны пустынной равнины под предводительством человека с черным лицом - его старого, заклятого врага, только подходило к реке в надежде отдыха. Они едва успели поставить первые ряды лучников, наткнувшись на заслон из конницы, и наспех собрали свои силы в центре, решив, что перед ним всего лишь небольшой отряд…. Словно ударом ножа под ребра, был внезапный бросок повелителя с фланга. Он первым ворвался в дрогнувший от неожиданности передний ряд врага и, страшными ударами сабли рассекая тела неприятелей, словно туши жертвенных баранов, пробился к растерявшемуся предводителю вражеского войска, дал ему махнуть саблей и, привстав на стременах, со всей силы нанес ему удар в грудь. Доспехи лопнули, как скорлупа ореха, и из рассеченного надвое сердца хлынула кровь. Застряв ногою в стременах, предводитель замертво упал со вставшего на дыбы коня. Оттерев кровь с лица, повелитель криво усмехнулся… Конь, поскакал прочь, волоча в пыли своего мертвого наездника. Воспользовавшись паникой, охватившей противника, повелитель своими стремительными проходами сквозь ряды неприятеля, рассек его растерянное войско на мелкие кучки, выкашивая одну за другой в ярости пылающей в нем, как солнце, уже встающее над полем битвы. Захватив обоз неприятеля, остатки войска, он вытеснил на равнину и взмахом руки осадил своих бойцов, чтобы не преследовать бежавшего врага под палящим солнцем. Он знал, что произойдет на равнине; оставшись без воды, они погибнут, перерезав своих коней ради их крови, а потом и друг друга, сойдя с ума от жажды и миражей.
Ему, как победителю, оставалось только вернуться домой. И он решил дать короткий отдых своим воинам, чтобы утолить жажду и собрать трофеи, захваченные в бою.
Тяжело дыша, повелитель во время этой короткой передышке в последнем бою за превосходство своего рода и чистоты крови своей семьи над другими племенами, один спустился по выстланным мягким коврам к течению горной реки, чтобы напиться на берегу и омыть лицо свое от пыли и чужой крови. Не снимая доспехов и тяжело опустившись на одно колено, он наклонился к реке и сквозь отражение своего лица на тихой воде, вдруг увидел лицо ребенка и его открытые глаза, выглядывающие со дна реки, но мелькнувшую вспышку солнца на кончике лезвия ножа в глубине, он заметил слишком поздно. Нож взметнулся из воды короткой молнией слева направо, брызги косой линией сверкнули вслед за ножом, и когда до телохранителя донесся их всплеск, повелитель, уже лежал на берегу, захлебываясь собственной кровью из перерезанного горла, так и не сделав ни одного глотка воды, что бы утолить жажду. Густая, выкипающая от жары кровь, хлынула из его глотки и пенящейся струей понеслась по течению.
Вопль телохранителя пронзил тишину над рекой, и вслед за ним, по команде, тысячи стрел в одно мгновение с шипением вонзились в воду…
В полдневном расстоянии пути от места схватки, крик новорожденного огласил дворец, повитуха приняла окровавленного младенца и, перерезав пуповину, вознесла родившегося наследника над матерью…
От крика и свистящих в воздухе стрел животные на противоположном берегу реки отпрянули от воды и заметались в панике. С криком, поднимая пыль, и ломая перья на взлете, тяжело захлопали крыльями птицы; надрывно затрубили слоны; нервно зарычали и попятились львы от кровавой полосы в воде. Рев слонов, лай диких собак, крики птиц разорвали тишину, и сердца услышавших этот рев, вздрогнули от ужаса.
В мертвой тишине дворца, беспрерывно все кричал и кричал наследник повелителя, захлебываясь в своем крике на руках матери, вытирающую ему с лица кровь и воду, в которой он появился на свет…