Фото 11. Последний бой - он трудный самый...
К 65-ой годовщине Победы над нацизмом
Игорь Абросимов
ПОБЕДНАЯ ВЕСНА СОРОК ПЯТОГО ГОДА: КРАСНАЯ АРМИЯ НА НЕМЕЦКОЙ ЗЕМЛЕ
1. Нацистская Германия и Советский Союз накануне окончания войны.
2. Германия на пороге поражения
3. Красная Армия на последнем этапе войны.
4. Трудные дороги на Берлин.
5. Накануне.
6. Сражение началось.
7. Сокрушение Одерских рубежей.
8. На Берлин - широким фронтом.
9. Берлин перед штурмом.
10. Последний шаг к Победе.
11. Советский солдат в Германии.
12. Вместо заключения. История войны и историческое знание.
Приложения и примечания.
Использованная литература.
___________________________________________________
12. Вместо заключения. История войны и историческое знание
Пропагандистская по своему характеру советская историческая литература военных и послевоенных лет, которая подвергалась жесткой идеологической цензуре, представляла последние военные месяцы как период триумфальных побед и славных подвигов советских воинов, проходя мимо горечи потерь, упущенных возможностей и прямых неудач, сопряженных с громадными жертвами. Не отражались в ней и подлинные причины стойкости немецкого сопротивления, а также трагическое положение, в котором оказалось население Германии, ставшей местом жестоких сражений.
Действовала твердая партийная установка, согласно которой социалистическая страна была способна без тяжелых последствий отразить агрессию, но временные и случайные факторы помешали это сделать. В результате Красная Армия испытывала «временные неудачи». Причиной «временных неудач» называлась внезапность нападения, а также, в какой-то степени и в определенный период, необоснованные репрессии, нанесшие некоторый урон командному составу РККА. Но на последнем этапе военных действий все это осталось далеко позади, и Красная Армия своей победой продемонстрировала преимущества советского государственного и общественного строя.
Представления о прошедшей войне искажались, как известно, не только идеологизированной исторической наукой и сросшейся с ней в единое целое пропагандой, но и многолетним творчеством писателей и деятелей искусства, которые, в частности, гипертрофировали момент добровольного массового жертвенного поведения советских людей военного времени, их отказ во имя Родины и Победы не только от собственного блага, но и от самой жизни, а также утверждали безусловное и столь же самоотверженное следование своему служебному и партийному долгу руководителей всех рангов и уровней. Из сознания людей подобные произведения пытались вытеснить дегероизирующие мотивы и «окопную правду» редко допускаемых произведений иной направленности, а «литературные генералы» и партийные идеологи подвергали произведения эти дискредитации и гонениям.
Тенденции официальной историографии, внедряемые в сознание людей массовой пропагандой и произведениями литературы и искусства, с течением времени превратились в стереотипы коллективной исторической памяти. Вызревавшая таким образом при тоталитарном идеологическом диктате, историческая память оказывала, в свою очередь, негативное влияние на историографию. Полезно заметить, что сама по себе историческая память ничего общего с исторической наукой не имеет, даже будучи сформированной в иных условиях, вполне допускающих широкий плюрализм мнений. При этом влияние исторической памяти на освещение исторических событий отнюдь не ограничилось временными рамками существования упомянутого диктата, так как коллективная память существует по своим собственным социальным законам, воздействуя, в том числе, и на историков-профессионалов.
С другой стороны, ряд идеологически ангажированных историков, придерживаясь противоположных взглядов на исторический процесс и желая любыми путями доказать позорный и бесчеловечный характер сталинизма, более того, ложный, даже преступный характер революционного пути, по которому пошла страна, использовали в этих целях и трагедию войны. С целью нахождения аргументов для диcкредитации советской власти масштабы, причины и характер поражений, неудач и тяжелых потерь вольно или невольно искажались, а вина за свершившуюся трагедию целиком возлагалась на руководство страны. Как следствие такого подхода не раскрывались причины и движущие силы, которые привели страну к столь дорого доставшейся победе, а значение этого события и вовсе подавалось в виде политизированных деклараций, не имеющих отношения к исторической науке.
Излишне доказывать, что подобными средствами невозможно достигнуть желаемого результата на пути исследований особенностей и преступлений советского тоталитарного режима. А вот содействовать дальнейшей дискредитации исторического знания, над чем в свое время многие годы трудились коммунистические идеологи в союзе с подчиненной им исторической наукой, вполне возможно.
Историографическая традиция советского времени не изжила себя и сегодня. Однако, представляется неактуальным еще и еще раз опровергать ее догмы, мифы и стереотипы. Об этом, во всяком случае на уровне конкретных фактов и событий, в последние годы сказано достаточно много и подробно. С другой стороны, представления, согласно которым советское военно-политическое руководство, а также командование Красной Армии на всех уровнях продемонстрировали некомпетентность и беспомощность при решении стратегических, оперативных и тактических задач, в результате чего последний период военных действий оказался цепью досадных просчетов, приведших к напрасным потерям, получили довольно широкое распространение. Возникшая на волне разоблачительной критики, как реакция на былое масштабное искажение исторических событий, такая интерпретация конкретных фактов, преподносимых в неполном, а часто в предвзятом виде, не позволяет объективно оценить происшедшее. В результате не только искажается картина прошлого, но затушевываются на самом деле значимые исторические факторы, которые определяли развитие событий. Причины неудач и поражений сводятся зачастую к ошибкам либо изначальной недееспособности неких конкретных лиц, а также порочности системы, при которой лица эти получили власть и при которой все это стало возможным.
***
Примером, частным, но весьма иллюстративным, показывающим, как деформируются исторические факты и делаются на этом основании ложные выводы, могут служить фрагменты историографии Берлинской наступательной операции. Многочисленные упреки высказываются сегодня по поводу оперативно-стратегических решений командования 1-го Белорусского фронта, поддержанных Ставкой, при планировании и проведении наступления с Кюстринского плацдарма. Штурм сильно укрепленных позиций признается не только неразумным и ошибочным, но объявляется следствием антигуманной сущности советского руководства и всего советского государственного и общественного строя. Не обсуждая в данном случае этих далеко идущих заключений, тем более, не защищая от обвинений советский строй и его жестокую практику, покажем тем не менее, что в данном конкретном случае материала для столь категоричных построений явно не хватает.
В предлагаемой работе не ставилась задача детального описания и анализа операции, которая продвинула Красную Армию от Одерских рубежей до Берлина. Однако читатель, вероятно, заметил, насколько бои в районе Зееловских высот и на всем фронте перед Кюстринским плацдармом отличались от тупого прошибания, несмотря ни на что, вражеской обороны, которая пала в результате якобы «забрасывания противника телами бойцов и командиров». Поясним, что пассивно стоять 8 гв. армии Чуйкова у Зееловских высот в ожидании, когда прорыв осуществится на соседних участках фронта, или перенацелить ее дивизии на соседние участки, как это рекомендуют некоторые современные аналитики, не представлялось возможным. Немецкие войска на Зееловских высотах необходимо было прочно связать боем, иначе части, наступавшие на соседнем участке, которые также преодолевали сильную оборону, рисковали при продвижении вперед получить удар в открытый фланг. Кроме того войска противника, как правило, перемещались с неатакованных участков, усиливая оборону на угрожаемой полосе, что также не могло способствовать достижению общего успеха.
Как только наметился успех у соседей справа, а это случилось в первый же день наступления, с целью прорыва второй (главной) полосы обороны, корпуса 1 гв. танковой армии, действовавшей совместно с дивизиями 8 гв. армии, переместились на правый фланг. Одновременно прикрывая открывшийся в результате продвижения левый фланг соседней 5 ударной армии Берзарина, они усилили давление на противника в глубину, а также начали охват его обороны на Зееловских высотах с тыла. На другой день началось выдвижение в этом же направлении дивизий 8 гв. армии, что наряду с успешным наступлением с фронта привело к успеху. Не было, таким образом, бездумного прошибания неприступных рубежей, а осуществлялась грамотная и гибкая тактика с нащупыванием слабых мест во вражеской обороне, что и привело в течение двух дней, 18 и 19 апреля, к прорыву оборонительных порядков противника на всю тактическую глубину.
Вопреки мнению, часто высказываемому сегодня, прорыв одерских рубежей именно вскрытием Кюстринского плацдарма на центральном участке, где наступали 8 гв. и 5 ударная армии, был необходим и соответствующим образом спланирован, так как преследовал цель реализовать ключевую задачу первого этапа Берлинской наступательной операции. Необходимо было рассечь оборонительные порядки обороняющихся в направлении Берлина, прорваться непосредственно к его окраинам и окружить город, оттеснив таким образом не только дивизии 9 полевой армии, но и части соседних с ней слева и справа - 3 и 4 танковых армий Вермахта.
Варианты, предусматривающие прорыв обороны противника севернее и южнее реально осуществленного, глубокий охват и последующее окружение столицы Третьего Рейха с выходом на рубеж Эльбы для встречи с армиями западных союзников, сулили в перспективе крайне неприятные осложнения. Не говоря о том, что и в этом случае прошлось бы преодолеть не менее упорное сопротивление, к Берлину и его окрестностям оттеснялись десятки боеспособных дивизий Вермахта и войск СС. Не только 200-тысячная франкфуртско-губенская группировка противника из состава войск 9 полевой и 4 танковой армий, попавшая в окружение к юго-западу от Берлина, но и дивизии 3 танковой армии, занимавшие оборону на левом крыле фронта и отброшенные к северу от столицы, вошли бы при ином варианте в состав берлинского гарнизона. Не вызывает сомнений, что штурм громадного городского мегаполиса, буквально набитого обученными, хорошо вооруженными и вполне боеспособными регулярными войсками, был бы куда более длительным и кровопролитным. Таким образом, оперативно-стратегические «просчеты» советского командования на самом деле являлись достижениями и показателем высокого уровня руководства войсками.
Можно привести и другие примеры из этого ряда. Потери и неудачи Красной Армии в последний период войны при внимательном и добросовестном рассмотрении оказываются, конечно не всегда, но зачастую вполне объяснимы объективными условиями того непростого времени, а в ряде случаев вообще не могут быть расценены как чрезмерные потери либо реальные неудачи. Неоднократно в упрек советскому командованию и персонально Г.К.Жукову ставился и ставится ввод подвижных соединений на улицы Берлина, в результате чего были якобы «сожжены» две танковые армии. Однако общеизвестно, и об этом говорится в предлагаемой работе, что без участия 1 и 2 гв. танковых армий стрелковые дивизии, не обладавшие необходимым уровнем боеспособности, завершили бы штурм города только после более длительных и неизмеримо более тяжелых боев и, как следствие, при гораздо больших итоговых потерях. Тем более, заключение о том, что танковые бригады армий Катукова и Богданова были «сожжены» не более чем публицистическое преувеличение.
***
Вторая мировая война была жестокой и беспощадной, это было время, о котором даже его пережившим, судить трудно. Ибо опыт любого отдельного человека всегда ограничен. Между тем, понимание эпохи и осмысливание исторических реалий не может быть адекватным, если прикладывать к ней оценки и мерки, чуждые тому времени и характерные, к примеру, для сегодняшнего дня. Поэтому при историческом анализе важно понять эпоху и ее общественный контекст, реконструировать присущую ей систему ценностей, исходя из нее самой, проникнув во внутренний мир фигурантов происшедших событий, в общественную атмосферу времени. Важно далее представить реалии интересующей нас эпохи как результирующую всего предшествующего развития страны, как продукт сложившихся цивилизационных параметров, для нее характерных. Только в этом случае наши выводы будут по-настоящему соответствовать историческим событиям и помогут нарисовать картину, близкую к реальной.
Необходимо при этом отделить официальные представления прошедших времен, так или иначе зафиксированные официальной идеологией и подцензурной печатью, от истинного их наполнения, выявить подлинный смысл эпохи и настроения «безмолвствующего» народа. Без исследования проблемы массовых представлений, ментальности и систем ценностей, что само по себе является сложной научно-исторической проблемой, трудно представить себе решение этого вопроса.
История не является изложением того, как прошедшие времена представляются нам сегодня, в свете нынешних социально-политических установок и предпочтений. Как не раз подчеркивал М. Блок на страницах знаменитых «Анналов», современность позволяет дать верный взгляд на прошлое отнюдь не в том смысле, что историк модернизирует его, переносит понятия, применяемые в наше время, на другие исторические периоды. Но, с другой стороны, современность ставит перед историей проблемы, подлежащие изучению, открывая нашему взору историческую перспективу во всей ее глубине, а видение прошлого не может не меняться в зависимости от времени. Да, в этом одно из противоречий, преследующих историческую науку. И все же, если история наукой действительно является, определенные методологические подходы должны позволить истории находить выходы и из этого противоречия.
Вместе с тем, указанное противоречие представляется в определенной мере плодотворным, ибо создавая интеллектуальную напряженность при сосуществовании вновь добытого исторического научного знания и традиционных как научно-исторических представлений, так и убеждений, закрепленных исторической памятью, позволяет в результате научных дискуссий и общественных дебатов двигаться по пути углубленного изучения подлинной исторической картины прошедшей войны.
Сегодня существует разнообразная литература и опубликованы сотни чрезвычайно интересных документальных источников, на основе которых разрабатываются и накапливаются различные варианты трактовки и интерпретации тех или иных военно-политических событий Второй мировой войны. При этом во многих случаях объявленная приверженность к исторической правде и следованию принципам изучения исторического процесса в реальных исторических связях, в целостном и конкретном историческом контексте не приводит, к сожалению, к адекватным выводам. Моральные и политические оценки, трактовка исторических событий в русле исторической памяти, публицистическое обличение или оправдание, а все это не является, как известно, предметом исторической науки, способствуют подмене беспристрастного анализа иллюстрацией уже заранее предрешенных истолкований прошлого, связанных с мировоззренческими предпочтениями данного автора. Более того, под эти предпочтения подгоняются факты, во имя подобных «доказательств» факты специально подбираются, а иные, «неудобные», замалчиваются.
Именно указанное обстоятельство, тесно связанное с упомянутой выше внеисторической оценкой людей и событий, как правило, мешает плодотворному истолкованию литературных и документальных источников. Поэтому в любых текстах на историческую тему, в первую очередь в тех, что используют опубликованные ранее материалы и рассматривают исследованное ранее, должно присутствовать по крайней мере стремление проанализировать, на основании какого корпуса фактических данных были сделаны те или иные оценки и выводы. И, как следствие, надо пытаться если не отвергнуть, то пересмотреть оценки и выводы, не отвечающие исторической закономерности явлений и событий.
Можно сколько угодно негодовать, рассуждая с позиций сегодняшнего дня, по поводу тех или иных жестоких поворотов исторического процесса. Однако, не наше эмоциональное, а вернее сказать, идеологизированное отношение к истории, но беспристрастный анализ могут дать основания для серьезных суждений и выводов. Эмоционально-окрашенные оценки должны уступить место оценкам научно-взвешенным. Иначе мифы о Второй мировой войне советского времени будут всего лишь заменены (и заменяются!) новыми, также имеющими лишь слабое отношение к историческим реалиям.
_________________________________________
I. Приложения и примечания - II. Использованная литература - http://www.proza.ru/2010/05/04/1295
_________________________________________
(Начало статьи - http://www.proza.ru/2010/02/09/1036)
Вернуться на авторскую страницу - http://www.proza.ru/avtor/igorjan