...стало по ночам теперь казаться,
что слышен звон стремительных копыт,
что слышно ржанье,что в седле казацком,
бессонный,бледный,Лермонтов сидит.
Стучит напрасно в разные ворота,
в раздумье поворачивает вспять,
и вновь летит,и вновь зовет кого-то
стать ему братом,секундантом стать...
Отар Челидзе
...Пылит дорога. Жадное осенннее солнце спешит довершить свои земные дела. Летят паутинки. Небо над Мцхета голубое, легкое.
Праздник. Храмовый. Безудержно и щедро языческий – с обилием всяческой тучной снеди и детской радостной пестротой поделок.
Опаленные склоны гор – живой и мрачный укор тщете человеческой ненависти и злобы иноземца-завоевателя.
И вдруг... внизу, у дороги, почти у кромки гудящего шоссе – силуэт. Путник? Пешеход? Попутчик?..
...Каменная офицерская шинель накинута на плечи. Усталая, чуть с грустинкой осанка. Серое, припорошенное вековой пылью лицо. Голова горделиво приподнята. Прищурены большие глаза. Смотрят вдаль...
А там... Изумрудно-зелены воды Арагви. Сурово и строго течение Куры. Просится в акварель неуловимо-горделивое, как в грузинском танце, соединение двух вод - изумительный изгиб рук и надменное своеволие жеста.
И выше, между небом, солнцем и миром – тот самый монастырь, монах-отшельник. Молчаливый и светлый. Видавший все. Все знающий и помнящий...
Одинок он на суетливой и вечной дороге - повзрослевший и возмужавший послушник-Мцири. Демон, не нашедший Тамару.. Есть какое-то щемящее сиротство в этом бессрочном стоянии в иной земле, в ином времени. В ином языке.
...Серая шинель накинута на плечи. Прищурены глаза. Смотрят. Вдаль...