Исчез шум мотора. Самолет стал падать. По выжжен-
ному солнцем степному ипподрому, в ожидании скачек
разбрелись жокеи и лошади. Был полдень. Болела голова.
Над единственной, но свежевыкрашенной трибуной не бы-
ло навеса. Чистенький спортивный самолет вновь вышел
из пике.
Чтобы передвинуть эту чертову перегородку деньги со-
бирали три года. Работа казалась не сложной: разломать
кусок бетонной стены, а вместо нее поставить деревянную,
сдвинув сантиметров на тридцать. В результате одна ком-
ната увеличивалась, другая уменьшалась, а кладовая исче-
зала вовсе. Но стену ломать Виктор ни за что не хотел.
Вот тогда-то и решили для этого дела нанять людей.
К весне в прихожей уже стало невозможно повернуться
от всякой дряни необходимой для возлелеянной женой по-
стройки. Виктор крепился и продолжал готовиться к от-
пуску. Маршрут был разработан еще зимой. Они пойдут на
плотах. Там еще никто не сплавлялся. Их ждут зеленые бе-
рега и скалы и места, где еще не ступала нога человека, а
после тяжелого перехода: - великолепный отдых на пус-
тынном берегу моря. И было все готово, кроме палатки.
Старая была тяжелая и ветхая. Ее швы держались только
до очередного хорошего ветра, не говоря уже о том, что во
время дождя вода сочилась... - Одним словом... - Не было
места, откуда бы она ни сочилась. Конечно, можно было
обойтись и без палатки, но в магазине появились велико-
лепные спасательные жилеты, и без них обойтись было
нельзя. Тогда Виктор сказал жене, что нанимать людей не
надо, что он все сделает сам, а деньги пойдут на жилет и
палатку, и то что останется, жена может истратить, как ей
вздумается. Жена, как обычно, согласилась, и Виктор взя-
лся за дело. Палатка и жилет перекочевали из магазина в
сарай, а стена затрещала под ударами кувалды.
Некоторые сложности затянули работу до начала отпус-
ка. Сначала Виктор хотел все бросить, сплавиться по реке,
как это и было задумано, а потом, вернувшись, закончить
строительство. Но молящие глаза жены и тихий плач по
ночам решили все иначе, так что плоты понеслись по те-
чению без него, а Виктор все строил и строил, и когда все
было закончено, закончился и отпуск, да и от лета осталось
не так уж много... Но невозможно же провести все лето, со-
всем не выезжая из города!!? И, когда жена робко заго-
ворила о воскресных скачках, он согласился. Они решили,
что по утру посмотрят первый заезд, а потом отправятся на
пустынный пляж рядом с ипподромом и будут купаться в
море. Жена даже похорошела, мечтая о том, как они вместе
проведут это воскресенье. Теща согласилась посмотреть за
дочкой. Ну а Виктора не покидало ощущение подвоха - уж
слишком все хорошо складывалось.
В субботу выяснилось, что тревога была не напрасной.
Оказалось, что скачки начнутся только в полдень. Еще ока-
залось, что на пляже будут проводиться соревнования пара-
шютистов. Но отказываться было поздно.
Прохладный воскресный рассвет был отравлен чувством
обреченности и не предвещал ничего хорошего. В полови-
не одиннадцатого в переполненном автобусе они, нако-
нец, добрались до ипподрома. От духоты у Виктора разбо-
лелась голова. Но жена была счастлива. Теперь, сидя на
трибуне, Виктор ощущал себя жертвенным животным,
возведенным на алтарь семейного счастья. Он ничего не
имел против семейного счастья, но его возмущал заму-
соленный ритуал заклания. Самолеты будут расчетливо
делать уже около столетия всем известную петлю Несте-
рова, парашютисты - прыгать в намеченную точку, лошади
- скакать по кругу и ничего, ровным счетом ничего не про-
изойдет.
“... И никто в том не виноват... - Подумал Виктор. - ...И
даже тот, кто клеил афиши, не виноват... - Продолжал раз-
вивать он, неизвестно почему вдруг возникшую в сухой,
сжавшейся от боли голове мысль. - ...Мы же не ходим смо-
треть на все, о чем пишут на заборах?.. Интересно, бывает
ли у лошадей головная боль от солнца?.. У жены, обычно,
голова болит от дождя... от музыки... от игр дочери... от
моих идей... От солнца у нее голова не болит. Её - хоть на
Экватор, - но голова не заболит. Занятная голова... Знать
бы, откуда в эту голову мысли приходят... Лечь бы у моря и
не думать. Просто лежать и смотреть, как набегают волны...
К вечеру собрать плавник, развести костер, заварить креп-
кий чай. ...Надежные у них все же моторы... А вот бы он
грохнулся!” Но новый самолет с ревом вышел из пике, чем
окончательно обозлил Виктора.
“Ну почему я должен в воскресный полдень сидеть на
трибуне? Зачем мне нужны эти скачки? Пусть жена жа-
рится. Я не буду. Не буду, даже если сама английская коро-
лева поскачет вместо лошади”.
- Я больше не могу. Я иду на пляж.
- Но сейчас ведь самое интересное начнется, - удивилась
жена.
- У меня будет солнечный удар вот ты и повеселишься!
После тридцати вредно сидеть на солнце. И как ты это пек-
ло переносишь? Женщины явно выносливее мужчин. За-
чем тебе нужно смотреть, как лошади разгуливают, куда им
вздумается?
- Но ведь ты же знаешь, как я люблю лошадей!
- И при этом ты можешь спокойно смотреть, как эти вы-
родки в английских костюмах над ними издеваются?
- Они не выродки. Они - Жокеи. - Попыталась возразить
жена.
- Мозги у них на скачках вытрясло, - еще больше распа-
лялся Виктор. - Вот они и не могут другого занятия найти,
кроме как над животными издеваться. Смешно в летний
полдень, в двадцатом веке скакать на лошадях. На велоси-
педах ездить надо. В море купаться или в тени арбузы трес-
кать...
И тут лошади куда-то поскакали. Зрители на трибуне
завопили и затопали ногами, поднимаясь со своих мест,
чтобы лучше видеть. Взмокшие милиционеры замахали
им руками, призывая сесть. Но никто их, разумеется, не
слышал. Лошади же очень скоро прискакали к финишу и
исчезли, а зрители перестали вопить и, успокоившись, от-
правились есть сосиски. Никто не упал. Виктор реши-
тельно зашагал к выходу. Жена спешила за ним. Самолет
вновь вышел из пике.
Над пляжем парили парашютисты под рваными купо-
лами, но тоже не падали...
На автобусной остановке была тень от бетонного ко-
зырька. Жена, обмахиваясь программой состязаний, пыта-
лась разжалобить Виктора:
- Я так давно нигде не была. Всю неделю собиралась на
скачки! Всю неделю ждала, чтобы ты сходил со мной. А
ты?! Что ты мне устроил? За что? Ты все время хочешь от-
делаться. И голова у тебя не от солнца болит... Нет. Я еду
домой. Не могу я ходить на пляж и не хочу. Раньше люби-
ла, а теперь не могу. А ты как хочешь... - Тут она сделала
паузу, перевела дыхание и продолжила. - Ты специально
все это устроил, чтобы от меня отделаться! Свидание у тебя
на пляже. Иди. Иди. - Морочь голову очередной дуре!.. И
можешь домой не приходить!.. Обойдусь!.. Ты слышишь,
что я тебе говорю?
Подъехал пыльный автобус. Открыл двери и из него вы-
плеснулся разогретый и пропитанный потом воздух.
- Просто скандальная баба, - пробормотал Виктор. Подо-
ждал, пока закроются двери, и долго еще махал рукой вслед
уезжавшему автобусу. Потом повернулся и зашагал к морю.
Пляж копошился обнаженными телами. Парашютисты
прыгали в воду. Там, где они падали, море оказалось ядови-
то-зеленым. Похоже, полиняли. Посмотреть на них собра-
лась большая толпа.
Километров шесть пришлось идти вдоль моря, пока не
кончились палатки, машины и люди. Только за обветша-
лым маяком, что стоит на каменном мысе, берег оказался
пустым. Здесь никогда не было воды. Но если купаться, то
пить не хочется...
... Зеленая глубина. Обломки ракушек на песчаном дне и
тишина... Солнце прогревает тело. Дневной бриз сдувает
жару. Там, за песками - трасса. Далеко. Никто не придет...
Здесь, почти у воды, песчаные дюны и заросли колючек.
Оставляя на желтом песке узоры, деловито ползет черный
жук. Зашуршал куст, и показалась маленькая ящерка. Она
застыла, сливаясь с пожухлой зеленью. Потом испугалась
чего-то и исчезла...
Мерно колышется море. Голубое. Зеленое. Теплое. Суета
небольшой волны. На гребнях - смятыми бусами пена... В
ней искрится солнце. И море повелевает. И нет сил про-
тивиться. И Виктор встает и входит в воду... Она подни-
мается от щиколоток все выше и выше. Уже достает до гор-
ла. Глубокий вдох - и мир растворился в золотисто-
зеленой воде.
Хорошо плыть без цели. Просто так. Никуда. Кажется,
что воздух перемешался с водой. Красиво и немного жут-
ковато от того, что впереди ничего нет - только светлое
небо и глубина голубого моря. Главное не сбиться с ритма.
Вновь приближается берег, и уже под ногами песок.
Влажное тело согревает предзакатное солнце...
Плавник... Во время дождя его вынесла в море река. По-
том, в шторм волны выбросили на берег мертвые ветки.
Солнце их высушило. Они побелели от соли. И уже не уз-
нать, с какого дерева их когда-то сорвал ветер.
Не надо собирать весь плавник. Надо оставить на потом. А
то не известно, когда еще пойдет дождь и снова взбухнет
река и вновь понесет в море мертвые корни и обломанные
ветки...
…Солнце садится не в тучи и закатное небо - желтое, - зна-
чит не будет завтра ни дождя, ни ветра. Надо посмотреть
закат до конца. Тогда будешь знать, какой будет день зав-
тра.
Завтра... Завтра надо вернуться домой, в город. И вновь
видеть сжатое крышами небо. Везде крыши. И от погоды
жизнь не зависит. Будет дождь или не будет - на работу
надо идти. От одной крыши под другую. А газовую плиту
ни дождь не зальет, ни ветер не задует. На кой черт людям
в городе закат? Есть телевизор и синоптики с высотными
зондами и спутниками. И начальство есть. И часы... Повер-
нул стрелки в одну сторону - и стало на час меньше. По-
вернул в другую - на час больше. И плевать на звезды. Да-
же если они падают. Ведь на крыши падают - не на головы.
А крышам все нипочем - бетонные.
Солнце село. Пожелтела луна. Очень круглая луна. Пол-
нолунье. А рядом повисла большая звезда. Эта не упадет...
Задымил разгораясь костер. Жарко горит плавник. На
час его хватит. Потом... Потом надо идти. Но это потом. А
сейчас языки пламени отплясывают всеми позабытый та-
нец. Одна за другой падают ветки в костер. Вот и послед-
няя рассыпалась в угли. Костер умирал. Красные угли чер-
нели. Лишь изредка, будто в агонии, пробивалось сквозь
них пламя Черных углей становилось все больше и боль-
ше. Наверное, в таких углях появляются саламандры. А ес-
ли одна из них появится и в этом, почти мертвом костре?
Они, как и призраки, ждут вопроса. И надо будет спро-
сить... И он спросит. Но о чем? О счастье или вечности? О
природе вещей или о загробной жизни? О прошлом или о
будущем? О судьбе или о славе? О чем спросить саламанд-
ру?..
Костер прогорел. Уже никто не появиться. И некого
спрашивать. Но почему? Может быть она не захотела отве-
чать на его вопросы? Надо засыпать песком останки костра.
И тогда случайный ветер не раскидает угли. Куда уходит
огонь, когда прогорает костер? А куда уходит любовь?.. Но
разве об этом надо спрашивать?
Песок осыпался под ногами. Кончились барханы и ко-
лючки. По трассе, слепя огнями, спешили машины. При-
шел и его автобус. Мимо окон проплывали черные деревья.
Впереди высветились городские огни. Скачки давно кон-
чились, и самолеты не летали. Все было тихо и пустынно.
Висела над городом огромная луна. За перегородкой води-
теля заворчал приемник о событиях за рубежом. И будто
треснула хрустальная оболочка, и липкая жижа повсе-
дневности нахлынула на Виктора. И стало почему-то со-
вершенно ясно, что дальше терпеть нет сил и надо ради-
кально все изменить, чтоб уже не ломать голову над тем,
как за счет кухни или кладовки расширить квартиру, уст-
роить профилактический разнос и дочери, и жене, и теще,
и как-нибудь изловчившись плюнуть в морду свояченице,
и тем самым, наконец, добиться желанного покоя в семье,
чтобы перестать сожалеть о не вырезанном шахматном
комплекте и о неиспользованных возможностях, чтоб кон-
чилась эта невыносимая бессмысленная суета рассуждений
о микро и макро космосе, черных дырах, экстрасенсах и о
том, что делается в Нью-Йорке, Лондоне, Париже, и в Мо-
скве, чтобы кончилась эта раздвоенность и беготня из го-
рода в пустыню, и, чтобы, наконец, его мятущаяся в поис-
ках неизвестно чего душа успокоилась и дала отдых его
родным и близким.
“Нет. Хватит. Пойду электриком в колхоз. Я там дом по-
строю и сад разведу. Живность всякую: кур, уток, амбар,
камин и огромную собаку в будке. С детства о собаке меч-
таю. Утром будет восход. Вечером - закат. Дети на свежем
воздухе. Дождь - так дождь. Снег - так снег. Жара?.. - Пусть
будет жара. Лишь бы вода была рядом. Буду работать в
колхозе, что-нибудь выращивать в огороде. Осенью ходить
на охоту...
Если жена будет против, - разведусь. Черт с ними со все-
ми. Ведь все же самое паскудное - так это помирать с ощу-
щением, что ни черта в жизни не сделано... А у детей и
своя голова есть”.
Дома уже все спали. Стараясь не шуметь, Виктор про-
брался мимо свежевыстроенной стенки на кухню, где и
нашел на столе заботливо оставленный, но уже успевший
остыть ужин. Он почти управился с едой, когда в дверях
появилась сонная жена и спросила:
- Ну и где тебя носило?
Виктор, пристально глядя на жену, медленно допил хо-
лодный чай, поставил на стол пустой стакан и уже тогда
ответил:
- Костер жег.
- И хорошо горел? - Спросила утомленно жена.
- Хорошо. - Деловито ответил Виктор. - Но не в том дело.
Мне нужно с тобой серьезно поговорить. Я подумал и ре-
шил перебираться в деревню. Ты как на это смотришь?
Жена помолчала, сморщилась, потерла лоб и, наконец,
спросила:
- А на Крайний Север ты уже передумал ехать?
- Там холодно.
- Но ведь там и деньги платят, и тайга, и охота, и рыбалка
и вообще: - “Крайний Север - это самое подходящее место
для настоящего мужчины”.
- Нет, ты не права. В деревне лучше и теплее.
- Ладно, - вздохнула жена. - Когда и как ты это соби-
раешься претворять в жизнь?
- Пока конкретно не знаю. Но я хотел вот что узнать: -
принципиально ты со мной согласна или нет?
- Согласна. Согласна хоть на край света. Только вместе. И
чтобы ты не убегал неизвестно куда... Ты наелся?.. Можно я
теперь пойду спать?..
Спала жена. Спала дочь. Спал Виктор. Под утро ему
приснился будущий дом в деревне. Во дворе бегает огром-
ная мохнатая собака по кличке Рекс. В курятнике кудахтают
куры. В хлеву - корова. В саду с деревьев уже осыпаются
листья.
Вечер. Темный осенний вечер. Он сидит в большом зале
у камина, до верху наполненного тлеющими углями. По
ним бегает маленькая огненная ящерка, очень похожая на
ту, что встречается в песках.
Вот она остановилась. Посмотрела на Виктора изумруд-
ным глазом.
И он спросил ее:
- А тебе не скучно?..