Баба Фрося своего соседа по квартире в шутку называла астрономом. И, так как соседу некогда было подумать о себе (то с телескопом возился, то много читал, то что-то писал, а то и увлечённо разговаривал сам с собой), сердобольная бабуля два раза в неделю готовила ему полную кастрюлю щей или каши. Любитель древнейшей науки за последние дни от трудов праведных немного подустал. Он всё так же по ночам рассматривал звёздное небо, а днём, отложив в сторону научную литературу, каждый день теперь, прохаживаясь по комнате, размышлял об астероидах. Размышлял о том, что вот летит он по прямой, и ему другого не дано, так же как и Земле, хоть и движется она не по прямой, а по эллипсу. И, не дай бог, пути их сойдутся. И странное дело: люди, существа разумные и обладающие свободой выбора, навряд ли смогут, а то ещё и навряд ли соберутся предотвратить эту катастрофу.
Однажды заглянувшая к соседу баба Фрося, обеспокоенная его болезненным видом, посоветовала ему выйти на свежий воздух. Астроном, нехотя одевшись, так и поступил. За последние несколько месяцев это была его первая прогулка. Побродив по улицам города, он зашёл в пивной бар. Взял две кружки пива и солянку с сосиской. Залпом выпив первую кружку, он слегка закусил и не спеша приложился ко второй. С каким-то вопросом обратился к соседу, тот ответил, завязалась беседа, к ним присоединились ещё несколько человек. И, когда астроном убедился, что разговор сводится лишь к размышлениям о выпивке и о способах опохмелки, решил всю инициативу взять в свои руки. Он заговорил о звёздах, о Птолемее, Копернике, Фридмане, предсказавшем общее расширение Вселенной на основании теории тяготения, созданной Эйнштейном. Но, заметив, что собеседники заскучали, Астроном решил оживить разговор, предлагая утверждения, или, как говорят в научном мире, посылки, из которых его оппоненты должны были сделать какие-то выводы или заключения. В ответ послышалось невразумительное бурчание. Тогда он предложил им тезис, на который должен был последовать антитезис, чтобы затем сообща прийти к синтезу, получив от этого удовлетворение, а может быть, даже и радость. Но и здесь реакция была довольно прохладной. И тогда, махнув рукой, Астроном обрушил на них несколько постулатов, которые не надо было доказывать, а просто принять их как аксиомы. И вдруг, хлопнув себя ладонью по лбу, он вспомнил об астероидах. Как вдохновенный проповедник, Астроном заговорил о грозящей из космоса опасности, о вымерших динозаврах, о глупости современного человечества с его бесконечными холодными и горячими войнами. И, не переводя дыхания, в пароксизме отчаяния воскликнул: «Вместо того чтобы, забыв все распри, по-братски объединив усилия, встать на защиту планеты…»
В этот момент к нему шагнул приземистый, крепко сложенный мужчина. Угрюмо взглянув, отрывисто произнес слова, полные холодной ярости: «Астероид, говоришь… всем кирдык?! Что ж, умник хренов, защищайся, если сможешь». И, коротко взмахнув рукой, нанёс бедняге сокрушительный удар по голове.
На следующий день Астроном стоял перед зеркалом и, разглядывая припухшее лицо и синяк под левым глазом, размышлял: «Вчера я ошибся, вступив в разговор с незнакомыми людьми, надо было молча поесть и отправиться домой. Результат неправильного выбора налицо. Но почему этот квадратный человек не полемизировал со мной? Почему своё нелепое утверждение он так чудовищно аргументировал? Да к тому же таким аргументом, который больше похож на булыжник, чем на кулак человеческий." И тут страшная догадка исказила и без того несимметричное лицо Астронома: а вдруг он, как космический астероид, также не способен на свободный выбор. Против всего непонятного и чуждого ему приводит один и тот же сокрушительный аргумент, скорость которого ну никак не меньше, чем у его космического собрата. А теперь будем рассуждать логически. Если я выжил после такого катаклизма и даже не потерял дееспособности, то и у человечества в будущем, может быть, не всё потеряно, и оно выживет, не прибегая к защите».
Немного повеселев, Астроном обернулся к окну. На подоконнике стояла кастрюля с едой. За окном начинался вечер, небо было без облаков. Астроном взглянул на своего единственного друга и привычным движением расчехлил телескоп.