Мало развлечений в деревне зимой. До Москвы всего триста вёрст, а до пятьдесят третьего года не было ни электричества, ни радио. Два раза в месяц приезжала из города кинопередвижка.
Собирались бабы вечерами у кого-нибудь в избе на посиделки, не судачили, не бездельничали, а рукодельничали – вязали, да вышивали, пряли по-старинке, ещё непременно книжка вслух дочками читалась. Знаю: « Обрыв» Гончарова всем нравился, сама читала им ещё и прозу Пушкина.
Редко что в деревне происходило, а тут надвигалось важное событие: выходила замуж из дома напротив - Шура Брычёнкова. Женихов в деревне и во всём сельсовете давно не водилось, а Шуре повезло. Вернулся из армии завидный жених - Лёша Корсаков.
Трудяга, руки на месте, всё умеет, да и тракторист передовой – председатель не нахвалится. Одна похайка имелась – во хмелю дурак-дураком бывал, хоть и редко с ним такое, но случалось.
Бегал с топором, или колом по деревне, грозился всех порешить и порубить. Никто в такие дни, от греха подальше, на улицу не совался, собственная мать в подполе пряталась.
С Шурой-то он так слюбился: бегал в очередной раз с топором по деревне, а Шура с вёдрами от колодца шла. Встала перед ним, маленькая, худенькая, белые курчавые волосики в разные стороны торчат.
Вёдра на коромысле покачиваются, совсем не боится подвыпившего парня с топором, даже обрадовалась, с улыбочкой сказала: - Хорошо, Лёша, что встретился, а то у меня в доме дрова поколоть некому, а ты, как раз, с топором.
И пошёл смирно за нею грозный тракторист. Дрова, что напилены были, переколол, вместе их в поленницу сложили, самовар Шура развела, чаем с черничным вареньем напоила. Ласково на тракториста смотрела.
Обещал ей Лёша ещё по хозяйству помочь, коли надобность будет. Ещё какая надобность мужика в доме была! Вскоре деревня о свадьбе заговорила.
Как-то вечером учила я уроки, вижу, что достала мама из сундука кофту и юбку праздничную, шаль цветами, от нафталина всё отряхнула.
Жакетку плюшевую, по последней деревенской моде, надела, перед зеркалом на себя, раскрасивую, полюбовалась: - Пойду к Брычёнковым, на свадьбу.
- Смотри, мама, ты ведь жениха знаешь! От него всего ждать можно.
- Неужто, на своей свадьбе напьётся, да бузу учинит?
И отправилась мама на свадьбу за приключениями.
Собрались соседи деревенские, чинно молодых поздравили, вдоль стенки стоят, место для пляски и танцев оставили. Что за стол не пригласят – знали, да и не по чину, они ведь пришли только песни поорать, на молодых посмотреть, да на угощения, что на столе расставлены.
А что может быть необычного не деревенском столе, хоть и богатая свадьба, ведь тракторист женится? Не из купленных, а из своих продуктов винегрет, огурцы, да капуста квашенная, гусей двух и поросёнка забила тёща.
Студень и тушёное мясо с картошкой теснились в блюдах на столе. Даже дорогая селёдка на тарелке разлеглась. Посуду Шура по всей деревне собирала, не из общей посуды ели, а по-городскому, каждому тарелочка поставлена, вилка положена.
Сама невеста красивая в цветастом платье шёлковом, брови себе нарисовала, красиво получилось. Застеснялась, раскраснелась, счастливая .
Бабы обычаи знали, дружно - «горько» закричали.
Поцеловались молодые, купленного красного вина пригубили, Лёша, видать, и самогонкой малость самую перед торжеством побаловался. Решил жених гостей угостить выпивкой самогонной и огурцом солёным.
Мама никогда самогонку не пила, она даже от ложки пива домашнего еле до кровати доходила, душа спиртного не принимала. Бочком, бочком стала протискиваться к двери, но жених узрел такое непочтительное отношение к молодым на своей свадьбе, перегородил дорогу к двери.
- Ты что же, тётка Паша, проздравить нас не хочешь, угощеньем нашим брезговаешь? – в голосе жениха была угроза, а в руках стопка самогонки и огурец.
- Да что ты, Лёшенька! Совет Вам, да любовь! Только не могу я пить! Не приученная.
- Приучим! Коли меня уважаешь, то пей и закуси за счастье наше! – жених поднёс маме стопку. Напрасно она противилась, это только раззадорило жениха. У него на свадьбе, да выпить соседка отказывается!
Он припёр маму к стенке: - Пей, старая б.., а то ты ведь меня знаешь!
Мама знала характер жениха, у неё от перепуга уже подгибались ноги, догадалась, что для неё эта свадьба добром не кончится, но продолжала упрямиться.
Тракторист силком влил самогонку ей в рот, остатки – за ворот, сунул в нос огурец. Обожгло самогонкой рот и горло, перехватило дыхание, от противного вкуса тошнило, на непослушных ногах мама, качаясь, вышла на улицу. Ночь тёмная, хоть глаз выколи. Это куда же домой идти, в какую сторону?
Сзади в доме пела и топала свадьба, догадалась, что идти нужно в противоположную сторону, её дом напротив, совсем рядом. Только ноги, словно чужие, несли непонятно куда, а точнее - в заросли репья, что рос большой и высокой клумбой на куче камней.
Ох, и знатные заросли репейников перед домом Матрёны, Шуриной матери! Баба с ленцой была, да и не мешали ей репейники: - Пускай себе растут, кому от этого плохо?
Плохо скотине было, вечно на овцах и коровах колючки висели! Ругались с Матрёной.
Плохо было маме, она стоять уже не могла, а только ползала среди высоченных зарослей репья, растущего на груде камней. Расплакалась, поняла, что бесовские это проделки, племя хвостатых её по колючкам таскает за грехи, отпускать не хочет.
Взмолилась: - Господи, прости моё великое прогрешение, помоги! Сам знаешь, не по своей воле согрешила, вино попробовала.
Стоит на четвереньках в репейниках. Видно, всевышний молитву услышал, спасение послал. Выскочила на улицу по нужде Матрёна, тут мама голос из репья и подала: - Помогите!
Матрёна даже струхнула: - Кого это леший в колючки занёс?
- Прасковья, ты, что ли? Чего тебя туда занесло?
- Да вот, домой иду, заблудилась, помоги выбраться!
- Давай, держись. Пошли домой! Ох и грузная ты, Прасковья, до двери в дом тебя довела, дальше сама иди, темень, а лестница у вас крутая, ноги не поломай.
И поползла мама на четвереньках по лестнице, до двери доползла, закричала, меня звала.. Открыла я дверь, испугалась. Я ещё в ту пору всякие сказочные небылицы выдумывала, как тут не испугаться: стояло передо мной на четвереньках чудище, вместо шкуры- репейники торчат. И было то чудище в праздничной маминой шали и жакеточке.
Долго потом маму деревенские расспрашивали, как на свадьбе погуляла, охотно рассказывала, шутница она была.
Да… Нет теперь таких свадеб ни в городе, ни в деревне. Потом и вспомнить нечего, никакого тебе веселья!