Таганай и зимняя вылазка
Обычно в первую декаду ноября в Челябинске снега мало. Но в Златоусте уже зима. Естественно, и в горах снежный покров достаточно глубок. В год открытия в Челябинске первого университета и появления памятной медали в честь этого события снег выпал рано, а в горах его навалило без меры. Появилась задумка сделать на Таганае закладку с памятной медалью, и, таким образом, отметить такое незаурядное событие. Небольшой отряд студентов, которые в лучшем случае имели валенки и захудалую амуницию туристов, возглавил известный мастер спорта по альпинизму, взявший на себя и роль проводника. Сборы были не долгими, и после официальной части торжеств седьмого ноября отряд отправился на вокзал. До Златоуста добрались, естественно, глубокой ночью. Мороз оказался душещипательным. Поэтому, выстроившись гуськом, мы энергично зашагали в след за командиром, и вскоре тем же порядком, т.е. друг за другом втянулись в лесную просеку. В известном смысле я был «правой рукой» командира, а потому шёл замыкающим. Тяжёлый сам по себе да ещё и с нехилым рюкзаком на плечах, я раз за разом проваливался даже и ступая, как говорят, «след в след». Яркая луна, звёздное небо, ослепительно белый, свежий снег позволяли рассмотреть всё окрест. Ясно стало, что наш отряд идёт по лыжне, и впереди, за распадком эта лыжня начинает длинный подъём. Но по этому поводу не было бы причин и задумываться, если бы местами, особенно ближе к распадку, снег ни был бы разворочен гусеницами тяжёлой техники. Позже выяснилось, что этим днём за несколько часов до нашего появления солдаты на бронетехнике искали двух замёрзших лыжников. Одного так и нашли, присевшим у ствола ели и ремонтирующим крепление на лыже --- по свежему снегу они заблудились. Но мне, например, было непристойно жарко. По мере подъёма к вершине, двигаться было все более и более тяжело. Я постоянно проваливался и сильно отставал. Когда группа уже добралась до площадки где решено было разбить лагерь, я отставал уже метров на семьдесят. Это для тех условий было так много, что когда я, наконец, догнал отряд костёр уже развели, продолжая, правда, подтаскивать дровишки. Даже и в палатке уже кто то копошился, поправляя её изнутри. Всё шло своим чередом, но для меня проблема состояла в том, что вся одежда на мне была совершенно мокрой, что называется --- «нитки сухой не осталось». Мороз ли крепчал, или собственное тепловыделение иссякло, но внезапно почувствовался озноб. Пришлось отойти за палатку, где из рюкзака я извлёк запасной комплект нательного и верхнего платья. Утрамбовав пяточёк в глубоком снегу, я собрался с духом и как только мог быстро сбросил с себя всю одёжку, остался «в чём мать родила». Так же, не мешкая оделся в подготовленную амуницию. Перевёл дух, осмотрелся, приготовил для укладки вещей рюкзак и ах! --- растерялся. Ничего из того, что несколько минут назад было на мне одето, я не мог даже сложить. Всё застыло, и запихать в рюкзак ничегошеньки не удавалось. Позже, когда место у костра освободилось, эту проблему удалось решить без особых проблем. Но это занятие, а позже и подготовка к фотосъёмке позволило мне скоротать время до утренних хлопот и завтрака.
С выходом к вершине замешкались, и когда все вместе наконец отправились в путь, слепящее бликами от снега солнце уже поднялось. Первый этап пути к перевалу проходил через громадную поляну на которой возвышался ствол, вероятно, лиственницы в два или три обхвата. Удивительным были всё же не размеры, а практически полное отсутствие ветвей, коры и вершины --- этакий вот ужастик. Ветер стал подниматься, когда мы не дошли ещё до этого ствола. По глубокому снегу двигаться было трудно. Поэтому, достигнув перевала, сделали привал, укрывшись как было можно между каменными глыбами. Осмотревшись, наш званый проводник выбрал направление для перемещения к ближайшей вершине. До неё было сотни две-три метров. Но если в начале пути серьёзным препятствием были засыпанные глубоким снегом глыбы камня, то у самой вершины мы попали в тупик. Дело в том, что с общего согласия я вышел вперёд, что бы сфотографировать «отряд на марше». Так я и остался впередиидущим, когда мы вышли на карниз скалы. Слабо выраженный в начале подъёма, он, по мере подъёма становился всё более и более обозначен с одной стороны --- отвесной стеной, которая возвышалась над нами сумеречной громадой, а с другой --- совершенно отвесным обрывом. И если в начале пути под ногами ещё был снег, то недалеко от вершины камень был совершенно чист «как летний тротуар». Но проблема заключалась в том, что карниз мало по малу превращался в узенькую «приступку». А всего в нескольких метрах от выхода на вершину двигаться по нему стало совершенно невозможно. В расселину у вершины, куда мы казалось бы должны были выйти, порывами ветра выносило облака снега, и проникал яркий солнечный свет. Он падал к подножию обрыва, освещая засыпанные снегом вековые ели, но эта суровая красота в создавшемся положении скорее пугала. Ниже нашего карниза, метрах в трёх снег лежал сугробом вдоль всей стены и под ним угадывался ещё один уступ. По всему выходило, что если продвинуться к вершине по возможности близко, то прыжок в низ давал шанс укрепиться сперва в расщелине, а затем по ней подняться и к вершине. У нас не было никакого альпинистского снаряжения, а у меня ко всему напрочь отсутствовал опыт восхождений, и оттого, вероятно, был я тогда глуп до безрассудства. Оглянувшись на попутчиков и глубоко вздохнув, я попросту прыгнул в снег. Повезло. Снег оказался достаточно глубоким, ниже съехать даже и не потянуло, а высвободив руки из под снега, я бодреньким голосом пригласил их последовать моему примеру., а сам поспешил «поплыть» вверх по расщелине. До сих пор радуюсь тогдашней удаче.
Случайно или нет было выбрано это место, но лучшего, наверное, найти не удалось бы. Сразу за расщелиной располагалась довольно просторная площадка. Она одновременно могла служить смотровой, но дополнительно сыграла роль строительных лесов, ибо с неё был проведён тщательный осмотр возвышающейся вершины на предмет наличия в её стенах трещин или отверстий пригодных для хранения там памятной медали. Нашли, очистили, произвели закладку и памятной медали и подготовленного кем то вымпела, законсервировали. На всё про всё ушло несколько минут. Но здесь, открытые всем ветрам, мы были иссечены залпами колючего снега, а стужа была такой, что в одном из фотоаппаратов у меня треснула плёнка, а второй, как только я его расчехлял, мгновенно покрывался изморозью так что даже и линза объектива теряла функциональность. Очень скоро все потянулись вниз. Склон был высоким и крутым. На всём его протяжении до стоящих в низу заснеженных елей из под глубокого снега выглядывали то чахлые кустики каких то растений, то обломки скалы. Каждый следовал своим путём, но когда все собрались в низу, то сперва скучились, попирая личное пространство, и приумолкли. Всех поразил контраст жёсткого дискомфорта у вершины и ласкового уюта тихого заснеженного леса здесь, в низу. Подумать было о чём: как оказалось --- спичек никто не взял, из продуктов на всех оказалась начатая пачка печенья, о компасе так же никто не подумал. Рассевшись прямо в снегу, мы быстро пришли к общему мнению: обратный путь по собственным следам нам заказан --- прыгая с карниза в расселину, мы о возвращении не думали. Подняться же на несколько метров по совершенно гладкой отвесной стене было заведомо делом безнадёжным. Планы двигаться за расщелиной в заснеженный лес «с той стороны» сразу признали несостоятельными. Неизвестно как далеко придётся обходить кряж, по гребню которого мы так удачно выдвинулись к вершине, а снега там было никак не меньше. По такому снегу без лыж идти невозможно. Как ни тихо было в лесу, но без движения все стали замерзать, да и солнышко пошло на закат, а, посыпавшийся было снежок, становился всё плотнее, видимость стала заметно хуже. Никто не мог с уверенностью сказать как нам лучше построить маршрут. Даже относительно направлении к лагерю высказывались противоречивые мнения. Ситуация грозила холодной ночёвкой, но это был бы конец. Поэтому приняли волевое решение штурмовать новый кряж, который, как мне представлялось, должен был простираться по отношению к пройденному, под острым углом. Это же следовало из ожидания кратчайшего пути к лагерю.
Подниматься пришлось по склону, гораздо более крутому, чем приведший нас в распадок от вершины. Но подниматься всегда легче. И здесь каждый торил свою тропу.
Надо признаться, взобравшись не гребень, мы не сговариваясь, отступили на несколько метров обратно, где было спокойнее. Надо было обсудить что делать дальше. Никаких признаков лагеря, конечно, не было и в помине. Но рельеф местности казался знакомым. С вершины гребня просматривался довольно мелкий, но широкий распадок, простирающийся вниз и заваленный громадными камнями. Только выше, ближе к вершине, к угадывающемуся за снежной пеленой очередному гребню, снежный покров полностью укрывал разбросанные кругом камни. С противоположной стороны распадка вниз тянулась полоса довольно густых зарослей, и только в избранном направлении перемещения эта полоса прерывалась махонькой и чуть видимой за снегом проплешиной. Без лишних разговоров мы вновь направились на гребень. Ветер уже откровенно бесновался и даже небольшая задержка там грозила неприятностями, Отстаивая версию о необходимости движения в этом направлении, я сам себя поставил в положение лидера, который только и мог доказать справедливость своих утверждением практическим поступками. Поэтому я первым сделал шаг к виднеющейся в зарослях проплешине. Метров пятнадцать осталось позади, но оглянувшись, я даже опешил --- люди в трепещущей одежде, запахивая руками полы или придерживая шапки, оставались неподвижны. Они молча следили за моим движением. Не напрасно, Отвлёкшись, я что то опустил из поля зрения и ухнул в какую то щель. Только раскинутые в стороны руки прекратили падение, но внизу --- почувствовать это было просто --- была пустота. Предложение эвакуировать меня обратно пришлось отвергнуть: не было верёвок, но главное --- ресурс функциональности у всех, кто оставался на гребне фактически уже закончился. Несколько минут, и без вариантов --- холодная ночёвка. Всем ситуация была ясна, поэтому вновь согласились с моим предложением. Они начали спускаться, выстраиваясь гуськом и забирая выше, где под снегом больших глыб камня не было видно. К тому времени, когда стало ясно, что охватывающий меня полукругом маршрут удался, а я окончательно убедился, что повис всего то между громадными глыбами камня, и выбрался из западни, даже замыкающий движение был уже на полпути к проходу в зарослях. Рисковать не хотелось, и, вернувшись несколько метров назад, я вышел на протоптанную в снегу тропу. Догнать замыкающего трудов не составляло. Однако случилось это уже непосредственно перед входом в проплешину между зарослями, причём сыграла свою роль очередная заморочка.
Линейный характер размещения зарослей оказался не случайным, кусты росли вдоль какой то границы раздела, вероятно, пластов. Причём, переместиться с нашего распадка дальше, на стоящую впереди гору, можно было лишь нырнув сперва на несколько метров вниз --- только там, внизу начинался крутой подъём. Так что остался ли позади распадок или плато сейчас даже и сказать трудно. Но так ли это важно для повествования, если судьба распорядилась так, что вчерашний ещё абитуриент вновь оказался перед необходимостью волевого решения поступка. Дело в том, что вниз вёл как будто бы специально сделанный аккуратный жёлоб как на трассе бобслея: садись на пятую точку, упрись локотками в боковые стенки для торможения и катись. Настораживало только то, что точка приземления за границей небольшого обрывчика в низу была практически не видна.
Когда я догнал замыкающего нашей колонны, тот сидел на краю жёлоба готовым к спуску. Но прошло несколько минут, а парень чего то ждал. Оказалось, что ждал он пока освободится место приземления. Вот когда из за обрывчика в гору вначале на четвереньках проследовал какойто горе-альпинист, стартовал.и он. Несколько секунд --- и парень скрылся за кромкой обрыва. Устроиться в стартовой позиции потребовало от меня нескольких минут --- так всё раскатали и так сложно было удержаться на краю скользькой поверхности в подмёрзших на камнях за время ожидания валенках. Но и, устроившись на старте, я не видел замыкающего на протоптанной отрядом тропе. Следовательно, он оставался внизу. В затянувшемся ожидании я стал замерзать, но когда уже решился на спуск, парень, вдруг, подал голос. К тому моменту скорость была уже приличной, и остановка стоила мне ни одного синяка, поскольку ни уцепиться за кусты ни упереться в неровности боковых стенок жёлоба получилось не с первого раза. Что ж, завис, подождал пока он покажется наконец на тропе, и полетел дальше. За обрывом под собой я успел только рассмотреть снежную кашу, в которую через несколько мгновений и нырнул.
Уже через несколько минут я понял причину задержек предшественников. Под снегом, естественно, оказались камни. Но расположены они были таким коварным образом, что нога в валенке, попадая в щель меду ними, оказывалась вывернутой невероятным образом. Что бы освободиться требовались известные усилия и, к тому же, смена первоначально занятой телом позиции. Мне, например, потребовалось вывернуться назад, упереться руками в камни, и только в этом положении изгиб ноги в колене оказался достаточным для извлечения её из каменной ловушки. Уверен, окажись среди нас какой нибудь хроник от клаустофобии, он там под снегом и околел бы. Но и для меня такая задержка не прошла без последствий. Когда, выскребясь из под снега и поднявшись по тропе так, что впереди открылись перспективы, я увидел цепочку нашего отряда, до замыкающего оказалось метров пятьдесят. И это при том, что сам он ещё не занял своего места в строю. Пришлось поспешить. Выручала как это ни странно рябина --- тропу торили по над обрывом, но так, что с правой стороны над ней нависали ветки рябины с редкими, оставшимися с осени красными ягодами. Периодически хоть кто ни будь, но тянулся за ягодой, а в итоге общее движение было неторопливым. И всё же догонять то их нужно было.
Когда до колонны было рукой подать, я позволил себе отвлечься на ягодки --- кисленького захотелось. Оступился и по склону понёсся кувырком вниз. Быстро сгруппировался, раскинул во все стороны свои конечности, и уже на животе, тормрозясь,
скоренько остановился. Опять повезло. Метра полтора дальше и уклон от чувствительных сорока- сорока пяти градусов увеличился бы до семидесяти. Пока я выбирал безопасный способ встать на ноги, пока поднимался обратно к тропе, колонна шла в гору, втягиваясь в густеющие заросли лиственного леса. Я же, осмотревшись, обнаружил, что один из фотоаппаратов чудом ещё держится на ремешке только потому, что порванный с одного конца, другим он обмотался вокруг шеи. Это был серьёзный повод более основательно рассмотреть свою фототехнику. До сих пор поражаюсь, вспоминая, как под чехлами фотоаппаратов застёгнутыми на все замки даже в самых отдалённых закоулках оказалась плотная корка из спрессованного снега. Чистить пришлось немедленно. Естественно --- опять задержка. Радость посетила измученное тело, когда относительно недалеко от места этого падения почувствовался, вдруг, запах костра. Лагерь оказался рядом, и шли мы к нему так, что фактически наткнулись на палатку, хотя с этой стороны последние метры путь вёл по крутому подъёму. Когда я добрался таки до костра и, зайдя в круг протаявшего вокруг снега прошёл к свободному месту, то нормально присесть у меня не получилось. Казалось, только намёка на желание согнуть ноги мышцам оказалось достаточно что бы они попросту отключились. Как говорят о таких случаях, ноги просто «подкосились», а я с маху плюхнулся в снег. Здесь до его поверхности от земли, в проталине которой потрескивал огонь, было около метра. Ясно, что от падения никаких неприятных последствий и быть не могло.
За время вылазки все нагуляли аппетит и притомились. В незаметно наступивших сумерках перекусили «говяжьими мозгами». Укладываться стали кто как, но вполне по погоде --- в тёплые спальные мешки и в палатку. Для себя же я устроил замечательную лежанку из двух жердей, которые уложил на снег над оставшимися на месте костра тлеющими углями. На них и переночевал. Выдумка оказалась удачной, хотя с тех пор повторить её не удавалось. Утром стали собираться домой, ориентируясь на распивание электричек. По пути случился казус. Начав спуск, мы очень скоро вынуждены были пересечь довольно широкую и хорошо утоптанную тропу, которая на том отрезке пути вела в нужном нам направлении. Удивились, но решили воспользоваться.
Идти было легко, поэтому шли кучно, можно сказать, толпой. Надо было видеть наши растерянные лица, когда, увидев развилку и повернув вниз, мы оказались на обширной утоптанной и совершенно круглой прогалине. Дальше пути не было. Мы несколько раз возвращались на прежнюю, «магистральную тропу и сворачивали, оказываясь, всякий раз на круглой вытоптанной прогалине Это наваждение исчезло, когда пришло озарение: просто напросто мы попали на место лёжки стада лосей. Наш командир тут вспомнил о своём прозвище в среде альпинистов --- «Лось». Что ж, дальше вниз довольно долго шли за ним прямо по целине. Зашли к лесникам, угостились молоком прямо из трёхлитровых банок со льда. Лёд приходилось разбивать у горлышка; так и пили. Любопытно, что потом никто даже не простудился. И хотя всё формально закончилось удачно, студенты многое запомнили и не простили «Лосю». В следующий раз я отказался идти за бездумными приключениями. Думаю --- правильно. Рассказывали о конфузе на маршруте, и крупном его конфликте со студентами. Но реальная беда в том, что и по жизни всё было аналогично вплоть до выхода на пенсию.