ГЛАВА 7
Утром следующего дня в поместье Ватилы прибыл посыльный от Хозяина с бумагой. Жулагу давалось право управлять поместьем на неопределённое время. В городе заболела Рэна, Хозяйка, тамошние лекари прописали заграничную лечебную грязь. Вобщем Ватила с женой отправляются в лечебницу. В заключение Ватила сообщал, что на днях приедет дочь Риска на каникулы, и на время отсутствия Хозяина, Жулага просил быть ей как отец.
Жулаг знал своё дело отменно: не первый год был управляющим в имениях Ватилы. Начал с того, что осиротевшую семью Увкара переселил в деревню. Тело охотника, без всяких церемоний, свезли на деревенское кладбище.
Тэрусу поставили клеймо на шею - головка куницы и витиеватая "В". Что значило: отныне Тэрус собственность Ватилы из славного рода Куницы. Облачили мальчишку в рваньё, определили в помощники к кривому конюху Зосме. Как милость, Жулаг разрешил Тэрусу ночевать в деревне у своих. Фанту определили в портомойки, Гэру - в ткахи. Выдали четверть месячного: кусок дешёвой ткани, немного муки и растительного масла.
Охотником стал Панф. Это его старший сын выказывал усердие в сопровождении хозяйского сына Лобода, это он старательно помогал барчуку стегать Тэруса. И это его лошадь лягнула Увкара.
Печь, непривычный порядок в лесной избушке поразили семейство Панфа до глубины души. Панф проникся незнакомым до селе чувством уважения к прежним хозяевам и дал себе зарок, по мере возможности, помогать семье Увкара. С Панфом безропотно согласились жена Наса и сынишка Рэг, десяти лет от роду. Старший Ролт всё время пропадал подле барчука Лобода, к своим почти не заглядывал.
Тэрус, прежде жаждавший узнать жизнь поместья и крестьян, теперь наблюдал её полно и ясно. Тяжёлая бесправная полуголодная крестьян и работных, светлее дворовых. И- сытая, праздная хозяев и Жулага с госами. Последние самодовольные прохаживались, покрикивая и за малейшее нерадение стегали плетью. Утро неизменно начиналось с их противного крика:
-На работу, дармоеды!
Крестьян и работных презрительно называли "кротами", дворовых - "мышами", себя же причисляли к "дикобразам".
Трудились все, кто мог двигаться. Заболевших никто не лечил и они зачастую медленно и мучительно умирали. Запуганные, забитые, подчинялись окрику и плети, безропотные как скот.
В конце каждого месяца выдавался месячный паёк: одежда, мука, сорная крупа, растительное масло, соль, кое-что из подпорченных овощей. Определённая норма на едока: мужская побольше, женская и детская вдвое меньше. Трудились от зари до зари, в поле и в поместье.
Жили в убогих вросших в землю землянках. Крохотное оконце, затянутое пузырём. Грубые столы и лавки, лежаки, набитые соломой, ветхие лоскутные одеяла. У входа на лавке неизменная лохань с водой, чуть в стороне очаг, скудная утварь. Всё чёрное покрытое слоем пыли и сажи. Неприглядные человеческие конуры. Снаружи тоже не лучше: каменистая улочка- старое русло речки,- всюду горы мусора, вечерами в этих зловонных кучах вместе с птицами и собаками копаются дети в поисках хоть чего-нибудь съестного. Родители к тому времени спят, придавленные усталостью.
Почерневшая от горя, поседевшая Фанта стала молчаливой, равнодушной ко всему. Машинально шла, куда гнали, машинально делала, что велели. Её ещё недавно светлые глаза, излучавшие тепло и нежность, казалось, навсегда погасли.
Молчали и Тэрус с Гэрой. Разбитая непривычной, утомительно-непосильной работой, девочка едва добиралась до лавки. От былой свежести, улыбчивости не осталось и следа.
Тэрус с трудом расталкивал их, заставлял проглотить немного горячей похлёбки. Приходил он раньше, менее уставшим, приводил в относительный порядок помещение, готовил похлёбку. А едва подступала ночь, таскал глину и камни для будущей печи. Надеялся: печь приободрит Фанту и Гэру.
Ночи как назло были тёмные, беззвездные. От смрада лучин резало в глазах, и кружилась голова. Присядет передохнуть - и уже спит. Так что дело с печью продвигалось крайне медленно.
А днём всё время в движении. Зосма неожиданно занедужил, и вся работа целиком легла на Тэруса. А её этой работы было невпроворот: уход за лошадями, включая купание, вывоз навоза, ремонт телег к предстоящей жатве. И всё это делай под окрики и издёвки надсмотрщиков. Они забавы ради прозвали Тэруса Рваная Щека.
За прошедшие четыре дня Тэрус ни с кем и словом не перекинулся. Днём просто невозможно, а вечерами не до разговоров: от усталости все валились с ног. Дети смотрелись вровень с взрослыми: такие же худющие, желтолицые, с голодными глазами. Одно слово рабы.
Покончив с ремонтом телег, Жулаг решил навести порядок у себя в доме. Печь в лесной избушке не давала ему покоя. А наблюдения за Рваной Щекой укрепляли ощущение, что этот малец умеет и не такое. Чтобы иметь камин Хозяин выписывал иноземца-мастера за большие деньги. А тут вонючий крот задарма может сварганить, только прикажи. Хотя однажды пристально заглянув в глаза мальчишке, Жулаг понял: с ним надо иначе, без нажима и показного превосходства. Открытый прямой и твёрдый взгляд мальчишки красноречиво говорил о гордой натуре. Жулаг уже и не помнил, когда таких встречал. Надо будет при случае пораспрашивать из каких земель юнец, как так случилось, что в нём не выбит этот свет. Кроты повсеместно уже рождаются с потухшим взглядом, а этот будто свободным родился. Смешно даже допустить что он из благородных. Баба с девкой молчат, так и не удалось выяснить, откуда этот юнец взялся. Клейма не было, стало быть, не беглый.
Разве что он из чулов. Чулы кочевое независимое свободолюбивое племя, не признающее хозяев и границ. Потому их и осталось, раз два и обчёлся. Крепкие и непримиримые, из них, говорят, хорошие телохранители получаются. Если захватить в юном возрасте, да пообломать вольный дух. С одним чулом Жулаг встречался в молодости, у прежнего хозяина Рокода. Этот гнусавый плешивец предпочитает держать при себе именно чулских воинов. Рваная Щека видимо новокупленный, бежал до клеймения, умело сбил со следа преследователей. А иначе давно бы пришли от Рокода. Узнает Ватила, что чулский крот у него в поместье непременно обменяется с любым из соседей. А пока хозяин Жулаг и хлопать ушами не будет. В Чаре за чула дадут красную цену…
В помощь Тэрусу Жулаг определил двух отроков - Лунка и Лэка. Погодки, щуплые, кареглазые. Лунк веснущатый с рыжей прямой шевелюрой, Лэк смуглый, волосы волнистые, серовато-чёрные. Сперва Тэрус решил, что они братья: в их забитом виде, в выражении лиц было много общего. Но оказалось, что они не были даже приятелями. Просто рабы одного хозяина. Работали в разных местах, виделись мельком. Атмосфера окрика и плети, отупляющая работа, высасывающая к вечеру все силы, так что после работы не до приятельских общений. Пусто в глазах, пусто в душе.
Жулаг не мог присутствовать, поэтому оставил присматривать госа с крупным родимым пятном у виска. И ещё всё время мелькала жирная носатая жена Жулага. Справа за стеной пищали и смеялись дети.
Гос посидел, понаблюдал, вскоре ему это надоело, и он шмыгнул на кухню.
Пока освобождали участок, ребята оставались безучастными, равнодушными к происходящему. Когда сделали первую ходку за камнями, а потом к кузнецу за металлическими прутьями, в отроках что-то сдвинулось. Появился слабенький росток любопытства. Тэрус понял, что не нужно слов: произведение их рук будет много красноречивее.
Неожиданно для себя Тэрус стал насвистывать бодрый мотивчик. Любопытство отроков возрастало, наполнялось смыслом. Бессловесная жизнь приучила их выражать чувства внутренне. Сейчас в их душах зажглись десятки лучинок, и их свет бился из глаз. Такого они даже и помыслить не могли: такой же крот, как они, выполняет дело, которое обычно делают нанятые за большую плату чужеземцы, капризные с тонкими белыми руками. Они покрикивали писклявыми голосами и работали в нарукавниках. А тут простой крот, их ровесник… Было чему поразиться.
Лунк и Лэк затаённо наблюдали, как Тэрус ловко и ладно клал камни поверх слоя глины смешанной с соломой. Непонятное сооружение росло на глазах.
Уложен последний камень. Тэрус отошёл в сторону, внимательно оглядел сооружение с разных точек, после чего приступил к обмазке. Помощники только успевали подносить глиняный раствор.
И вот, наконец, сооружение заблестело влажными ровными боками и покатой спиной, квадратная труба чуть наискосок вырывалась наружу сквозь стену. Тэрус выпрямился, стряхнул с рук остатки раствора, широко улыбнулся:
- Хороша печка получилась.
Лунк и Лэк не нашлись что сказать и лишь в ответ заулыбались, возможно впервые свободно, расковано. Трудно было поверить, что пару часов назад они были вялые, равнодушно-пустые.
Тэрус вытер руки, взял кусок бересты, разлохматил конец. Ребята во все глаза, не дыша, наблюдали: чем ещё удивит этот странный крот?
Тэрус поджёг бересту, огонь ярко вспыхнул, языки потянулись в зев печи, в трубе сердито загудело. Ребята от неожиданности отпрянули.
- Хорошо,- успокаивающе сказал Тэрус и, опустившись на колени перед печью, стал запихивать в неё поленья.
Вскоре печь бодро загудела, запела, потрескивая, окуталась паром испарений. За заслонкой клубились языки пламени, но вырывалось лишь тепло.
Вбежали Гос и хозяйка, а следом видимо нянька с тремя пухленькими розовощёкими ребятишками. Дети внезапно повизгивая радостно запрыгали вокруг няньки, что-то лопоча.
Гос с неопределённым лицом подёргивал ус, вперив распахнутые глаза в печь.
Хозяйка, ахая и всплескивая руками, суетилась около печи, то, подступая, то, отскакивая, когда в печи потрескивало, улыбаясь, выставляла ладони в сторону печи и, подобно детям, что-то невразумительное лепетала. Со стороны она казалась слегка не в себе.
Но, наконец, хозяйка взяла себя в руки, игнорируя слова госа, буквально вцепилась в рукава ребят, потянула за собой. Притащила на кухню, усадила за стол, велела тут же подать мастерам лучшие кушанья. Пока "мастера" уплетали невиданные до селе яства, хозяйка расписывала, каким должен быть камин в спальне. Затем ещё печь сюда на кухню.
Гос поняв, что его ни во что не ставят, удалился в неизвестном направлении. Хозяйка предоставила ребятам полную свободу перемещения. И даже не заикнулась, когда Тэрус осмелился сказать, что "мастерам" нужен небольшой отдых. Напротив, хозяйка тут же кликнула дворовую девку, дала ей какое-то указание и та унеслась сломя голову. Через некоторое время "мастерам" вручили по внушительному узлу, в которых была одежда, правда ношеная, но чистая, по караваю хлеба, кое-что из овощей. Но самое фантастическое: рядом с хлебом в промасленной бумаге были завёрнуты кусок солонины и пара колбасок.
Хозяйка разрешила отнести вознаграждение домой, немного отдохнуть и возвращаться к работе.
Лунк с Лэком на время, потеряв дар речи, взирали на Тэруса как на спустившегося с неба Бога, а он как-то странно усмехался, точно говорил: толи ещё будет, други…