Бирюк

               







Зима уж прочно вошла в свои права и снежное покрывало с каждой неделей, становилось толще  и толще, снег все более и более покрывал Тамбовскую губернию. Среди множества сел разбросанных по необъятному краю заметало и Успеновку. А чего ей отличаться от других. А вот поди ко, отличиться пришлось. Да так, что долго потом судачили об этом случае во всех уголках губернии . И несмотря на то , что дело было в начале прошлого века, кое где старики вспоминают случай этот  до сих пор, хотя по младости  и не застали, а рассказано было им как бывальщина .

Жизнь села текла обычной своей неспешной простотой. Простотой с виду, поскольку повседневный крестьянский труд того времени отнимал столько сил и настолько выматывал своей тяжестью и монотонностью, что не у всякого хватало твердости духа тянуть эту лямку. Кто и плюнув, запивал горькую, унося в кабак с таким трудом нажитое добро, чтоб помереть вскорости под чужим забором. Свой то к тому времени уж пущен полностью был на топку. Или начинал воровать и так же споро с толпой таких же горемык каторжан, месил босыми ногами холодную грязь, неспешно следуя в кандалах в сторону Сибири. Но уж не так  было и много таких. Подавляющее большинство крепко трудилось, зарабатывая на хлеб насущный не только себе, но и многочисленным отпрыскам, а детей тогда в России в крестьянских семьях рожали много. Так вот упорно, до кровавого пота работая, люди обрастали добром. Глядишь и вторая лошаденка появлялась, вместо покосившейся избушки крепенький дом – пятистенок. Живи и радуйся!               

Об этом примерно размышлял молодой, женившийся недавно парень Пров управляясь во дворе по хозяйству. Что не пройдет и пяти лет, как насобирав деньжонок вырученных от продажи пшеницы он купит леса и не без помощи родных конечно, срубит себе новенький крепкий домишко на месте того что достался по наследству. Споро кидая вилами навоз, он предавался своим мечтаниям, когда вдруг чуть не подпрыгнул, испугавшись неожиданного, громкого визг

У плетня стояла блаженная Вера и смотрела на ошарашенного Прова  небесно - чистыми глазами святой.  Етит твою, - буркнул себе тихонько под нос Пров, и уже громче добавил, тщетно пытаясь скрыть робость, - Чего людей полошишь?

А я хожу по дворам , что бы не был тарарам! Дай хлеба кусочек и пусти погреться! – быстро – быстро залопотала блаженная наваливаясь на плетень и покачивая влево – вправо головой.

    Блаженной отказать было грешно, но Пров даже рта не успел раскрыть, а Вера неожиданно резко повернулась и уже семенила прочь выкрикивая : К нему я иду! К ироду, аспиду треклятому. Хватит ему ужо!

Пров постоял некоторое время задумчиво,  завороженно глядя ей в след, а затем покачав головой вернулся к своему занятию.

Блаженная пройдя весь порядок подошла к крепенькой избе стоящей на самом отшибе. Здесь с семьей жил Раков Савелий, по уличному Бирюк. Высокий сутулый мужик с постоянным взглядом изподлобья  и впрямь оправдывал свое прозвище, походя на настороженного, вечноготового к броску волка. Вера вошла в открытые ворота и откуда то из тени к ней навстречу неслышно вышел сам хозяин, молча на нее глядя.

- К тебе, к тебе я пришла! – затараторила сумашедшая. Почивать , что помирать , постели мне постель мягкую, на тот свет!


     Легкая тень недоумения мелькнула по лицу Бирюка и казалось что он колеблется с каким то решением для себя, но справившись с чувством опасности возникшим после неожиданной для него загадочно – пророческой фразы сумашедшей нищенки он радушным жестом показал в сторону сарая.





Пихнув тяжелую дверь Вера вошла первая и остановившись закрутила головой, пытаясь разглядеть  в полутьме окружающую обстановку. Бирюк  неслышно подошел сзади и цепкими , сильными руками крестьянина сжал до хруста позвонков горло блаженной. Тело ее всего лишь конвульсивно дернулось несколько раз и безжизненно повисло. Бирюк продолжал держать его некоторое время на вису, а затем осторожно опустил и вытерев руки об армяк зачем то посмотрел на них внимательно.

Из за кучи старых хомутов сложенных в дальнем углу сарая он достал керосиновую лампу с надколотым стеклом и прикрыв дверь зажег ее. При желто- тусклом, мерцающем свете, коротко размахнувшись, Бирюк ударом топора отделил от туловища голову несчастной женщины и аккуратно сцедил хлынувшую кровь в небольшое деревянное корытце.

На дворе по прежнему было тихо. Бирюк пошарил рукой на притолоке и нащупав извлек щербатый, но острый ножик. Освободив тело от одежды он привычным движением сделал надрез от шеи до паха и принялся сдирать  с туловища кожу. Закончив , надрезал живот, придерживая выпирающие внутренности. Вынув их он бросил неподалеку и разогнувшись отер руки тряпкой, чтоб взяться вновь за топор и разделить тело вдоль.Лезвие поднималось, летело вниз и чмокнув в мясе заканчивало путь глухим стуком о позвоночник. Полузапекшаяся кровь, костяные и мясные крошки летели в стороны из под топора, скрипели выворачиваемые суставы и сипло дышал Бирюк заканчивая свою страшную работу. Наконец он удовлетворенно распрямился оглядывая дело рук своих. Конечности были отделены и разделены и лежали кучкой подле рассеченного уже туловища. В это время дверь скрипнула и из морозной ночи в сарай зашла жена Бирюка. …

       У – у – у – у – у – у ! – завывал за домами ветер, уныло и зябко, будто выгнанный из теплого дома пес. Одиноко ему, холодно и тоскливо. Оттого и мечется он неприкаянный, жалобно подвывая… У – у – у – у – у ! – только и слышно, да шурша катится по корочке наста снежная крупа.

         - Где тятька с мамкой? – потянув ручонками за подол рубахи, спросил Илюшка  старшего брата. Тот в неярком свете масляной коптюшки сосредоточенно выстрагивал ножиком деревянный брусок, мастеря западню для птичек. Откель мне знать? На дворе! – машинально бросил старший не отрываясь от своего занятия. А я исть хочу! – канючил свое Илюшка,  не переставая теребить рубаху озабочено сопящего брата. В это время в сенях послышались шаги, дверь отворилась и в клубах морозного  воздуха  в избу вошел их отец, Савелий   Бирюк  сверкая из под косматых бровей злым, настороженным взглядом.  В правой руке его был зажат изляпаный кровью топор, а в левой держал взявши за волосы две человеческих головы. Блаженной Веры и своей жены … Старший из братьев – Федька встал с лавки в недоумении и уронив из враз ослабевших рук ножик и недоструганную палочку страшно закричал.

       Бирюк дернулся, словно его ожгло кнутом по спине, рыкнул и занес топор. Федька даже и не пытался бежать, а стоял скованный ужасом, только выставил руку вперед, будто это могло остановить смертоносное движение острого металла. Тяжелый удар обрушился ему на плечо, лезвие рассекло ключицу и грудь, а Бирюк нечеловечески быстро перехватил топор и обухом уже раздробил висок сына.Тело мальчика брякнулось на пол, заливая вокруг алой кровью, а Илюшка в это время сидел неподвижно прижавшись к печке и не мог оторвать взгляда от застывших навек, тускло поблескивающих в полумраке глаз матери.

Трудно однозначно ответить почему Бирюк не убил и младшего сына, во всяком случае роль здесь сыграла не жалость, ибо такого понятия для него уже не существовало, однако что то блуждающее по потемкам его безумной психики заставило отбросить топор и протянуть руки младшему сыну прижавшемуся к печи: Илюшка, родной! Не бойся, иди ко мне! Мальчик вскочив подбежал и схватился за окровавленные руки, поскольку разум покинул и его … Сейчас сынок, сейчас … - бормотал тихонько Бирюк. Тятька сейчас тебя накормит, говорил он гладя сына окровавленною рукой по светлым волосикам. Сейчас … И легонько отстранив подкинул дров в печь, поставив затем к  огню чугунок с водой.

Следующим уже днем Пров ехал с дальнего покоса, где с лета стоял у него неперевезенный к дому стожок сена. Пришла ему пора, пока не потравили душистое сено лоси и косули. И покидав полстожка на сани доехал он почти до дома, когда оторопев,  резко натянул на себя веревочные вожжи с криком, - Тпру –у –у! Настолько необычен показался ему предмет, что грызла собака у ворот Ваньки Оралкина.  Приподнявшись Пров сошел с саней и подошел ближе.



- Господи, святые угодники! – испуганно закрестился он. На притоптанном снегу лежало оставленное отбежавшей при виде кнута в крестьянских руках собакой, обгрызенное уже тельце новорожденного ребенка. Свят, свят, свят, - шептал Пров не переставая крестится, - кто ж злодейство такое исчинил …

Село всколохнулось в один момент, словно пересохшая солома охваченная огнем занялся людской гнев. Горе будет виноватому!  Стерве той, что ребенка выкинула, кишки на волю надо пустить! А потом саму собакам на съедение бросить! – возмущенно гудела за считанные минуты собравшаяся толпа. А двое братьев живших неподалеку для начала загнали попробовавшую человечины собаку в ближайший угол, где и прикончили вилами.  А у Савелия Бирюка жена на сносях была – крикнула толстая баба с волосатой бородавкой на носу. Точно, подтвердил Ванька Оралкин, да и собака ента по моему яго же! И людской муравейник ринулся по порядку к дому Бирюка.

Возбужденно гомонящая толпа окружила дом Бирюка и самые отчаянные постучали в дверь. Никто не отзывался и не отворял, поэтому Антип, чернобородый жилистый кузнец толкнул дверь. Посреди избы стоял Бирюк, уперев руки в боки и яростно зыркая  глазами изподлобья, - Чего надобно? За его спиной, за столом , на лавке сидел младший сын Илюшка и ел студень из большой чашки.

 - Чево? – опять гневно спросил Бирюк. Антип замялся, - Мы это, узнать пришли … Где твоя жена.
Дальнейшего Антип не ожидал, потому что Бирюк пробормотав – Сейчас, сейчас … неожиданно резко оттолкнул его и выпрыгнув в дверь  понесся к лесу.

При виде убегающего у толпы нет обыкновения выяснять причину столь поспешной ретирады, бегущего сразу бросаются ловить и люди вырывая по пути колы из плетня и ломая прясла понеслись вдогонку,  крича и потрясая дубьем над головами.

Савелий не зря получил кличку Бирюк. Даже бежал он как то по волчьи, жестко, не петляя, втянув голову в плечи и жадно хватая ртом морозный воздух. Непонятно было только, куда он стремился, если бы и достигнул цели – стоявшего верстах в двух от села леса, то что бы делал там, зимой в крепкий довольно мороз в одной рубахе и легких лаптишках.


Впрочем этого не суждено было узнать, погоня не была долгой, поскольку в нее вступили два охотника, что шли краем деревни и заметили преследуемого. Побросав связки зайцев они отрезали беглецу путь к лесу легко догнав его по глубокому снегу на лыжах, сбили с ног, оглушив ударом приклада по голове и легонько помяв, скрутили руки за спиной пояском, затягивавшим овчинный тулуп одного из них.

Толпа возбужденно шумела, пока тащили пойманного до его избы даже и не представляя себе, что ждет их, до какой степени ужасна тайна до сей поры скрытая с их глаз.

Где твоя жена? – вновь спросили Савелия, затащив наконец во двор, но тот лишь неопределенно повел плечами. Несколько крестьян зашли тогда в избу и спросили того же у мальчика. Он обсасывая косточку показал им на печь. Недоуменно хмыкнув кто то
подошел и снял с печи заслонку, отшатнувшись тут же в испуге. Все вздрогнули как один и единый же вопль ужаса был ими исторгнут, поскольку из чрева печи глядели на них три опаленных жарким огнем человеческих головы.

Сначала Бирюка долго били. Основательно, по крестьянски, следя за тем, чтобы он не умер сразу и поэтому гася вспыхивающий в душе гнев. Затем привязали к столбу ворот, чтобы каждый мог подойти и ударить его, а рядом бросили дохлую собаку, что грызла его нерожденного сына вынутого им же из утробы жены. Каждый, даже самая согбенная старуха ударила Бирюка, а последним подошел его кум. И подняв голову прошептал тогда Бирюк разбитыми в кровь губами – Ты же кум мне, убей, убей меня! Но кум, молча плюнул в синее лицо и не более. И Бирюк избитый висел на ремнях стягивавших его, пока не замерз до смерти.

А люди не могли уж более ужасаться, осматривая дом людоеда. Уже мутило от вида подвешенных в амбаре кусков человеческого мяса. А в доме народ обступил ребенка, болтающего на лавке ногами и объедающего человеческий палец, поскольку именно из них был сварен студень, жуткая пища, годная разве что дьяволу. И не знали, что делать то с этим ребенком, поскольку отнять жизнь у отрока  ни у кого рука не поднялась.



Приехавший отряд уголовной полиции обнаружил лишь труп замерзшего людоеда, привязанный к столбу, в сараях и амбаре жуткие свидетельства преступления, а в уже остывшей избе тихонько хихикая, игрался косточками маленький мальчик.

Допросив народ, более для острастки, дело закрыли, за фактом естественной смерти душегуба, - погиб дескать по неосторожности, замерзнув до смерти, сетуя только что не удалось допросить лиходея, чтоб установить, скольких же он успел отправить на тот свет и как ему удавалось скрывать все это от жены и детей, ведь как потом уж вспоминали что многие нищенки пропадали вовек, зайдя в дом Бирюка. И скрывал ли он все это от жены.

Но и это не конец истории. У Савелия в расположенном не так уж и далеко селе называвшемся Семеновкой жил родной брат. Полицейские успели туда добраться гораздо позже слухов и обнаружили, что местные крестьяне прознав про жуткие дела в Успеновке перевернули вверх дном дом Бирюкова брата и обнаружив страшные следы причастности к подобному же злодейству, подняли всю семью на вилы. Всю , поскольку людоедствовала там вся семья. В чугунке стоящем в печи лежала уже сваренная детская рука, половина детского трупика лежала в сарае, а в смрадной выгребной яме за сараем нашлось немало человеческих останков. В основном детских. Воровали их верно где то по соседству , поскольку в самой Семеновке дети практически не пропадали.

Илюшку же,  Бирюченка никто не захотел взять в свою  семью. Тут можно было понять чувство людей.  Его свезли в приют в волость. А уж дальнейшая его судьба никому не известна,  под каким уж именем и фамилией он жил, и где.





20 04 2009 года