«В 2004 году зарегистрирована Русская школьная библиотечная ассоциация (РШБА).
Миссия Ассоциации – объединение духовных и интеллектуальных ресурсов для развития российских школьных библиотек, как катализаторов процессов воспитания, образования и качества жизни детей и юношества.
Ассоциация представляет интересы самой большой библиотечной сети России – сети школьных библиотек. Министерство образования и науки Российской Федерации поддержало инициативу создания ассоциации, рассматривая её как эффективный инструмент в формировании библиотечной политики в области школьных библиотек на федеральном, региональном и международном уровнях.
Школьные библиотеки самая многочисленная сеть библиотек России – 67,0 тыс. (для сравнения: сеть Министерства культуры – 50,0 тыс.). Задачей Ассоциации, в первую очередь, является усиление роли школьных библиотек в образовании и жизни общества. В зарубежных странах школьные библиотеки – центры информации и документного обеспечения учебного процесса. Они играют большую роль в образовательном процессе. У нас же, к сожалению, школьная библиотека находится на задворках развития школы, а школьные библиотекари разобщены, социально и профессионально не защищены...»
Все вы, наверное, учились в школе. У меня есть такое подозрение, что учились. Как правило, в школах есть библиотеки, в которые вы, надеюсь, хотя бы изредка, но заходили. Возможно, даже что-то брали почитать. Припоминаете?
А теперь ответьте, пожалуйста, на вопрос: каков статус этих школьных библиотек?
Вот, к примеру, статус редакции мы знаем. Статус учредителя, статус журналиста мы с вами в федеральном законе имеем. Мы знаем кто это. Вот, пожалуйста, открываем и видим: статус учредителя. Учредитель – он на что имеет право? Во-первых, он есть. Во-вторых, он утверждает устав редакции, заключает договор с редакцией или с главным редактором. Учредитель в праве... и т. д.
Подробнее: http://www.consultant.ru/popular/smi/42_2.html
Вот, о статусе редакции. Редакция осуществляет деятельность на основе профессиональной самостоятельности независимо от учредителя. У неё есть договор с учредителем.
Подробнее об этом (и не только): http://www.rg.ru/1991/12/27/smi-zakon.html
Этот договор на то и договор, чтобы они договорились: кто на что имеет право. И, как правило, редакционный коллектив, если он понимает, что от этого договора зависит многое, не будет голосовать за те пункты, которые противоречат их (штатных журналистов) дальнейшей возможной деятельности.
Но ведь он же есть – этот статус редакции.
А каков статус школьной библиотеки? И каков, соответственно, статус библиотекаря?
Технический работник. Технический – вот в чём соль.
У нас есть закон, который определяет. А нужно добиться того, чтобы он исполнялся. Если мы споткнулись на чём-то во взаимоотношениях с учредителем, то у нас всё расписано. Опираясь на букву закона, мы начинаем требовать исполнения.
Другое дело, что мы можем, конечно, десять «бумажек» написать, и одна из них воздействует. Мы можем со своей «бумажкой» в десять инстанций ходить и где-нибудь добьёмся. Но у нас есть основания. У нас есть то, что Архимед назвал рычагом: «Дайте мне рычаг! И я переверну…». У нас есть такой рычаг. Другие вопросы: можем мы им пользоваться или нет? Или нам лень? Длинный рычаг или короткий? Быстро или долго это будет делаться? Но, повторяю, мы имеем основания.
А что бывает с людьми, у которых нет закона, регламентирующего их профессиональную деятельность?
Вот у нас есть закон. Мы очень часто им не пользуемся. Это плохо. Кто виноват? Закон? Виноваты мы. Потому что нам дано то, ради чего Закон Российской Федерации от 27 декабря 1991 года «О средствах массовой информации» (имеющий на сегодняшний момент уже 17 редакций) и был прописан докторами юридических наук Батуриным Ю. М., Федотовым М. А., и кандидатом юридических наук Энтиным В. Л. Создатели этого закона потратили годы жизни и массу нервов, чтобы его пробить и отрегулировать. Они многого добились, исследуя основные институты права массовой информации, показывая достоинства и недостатки различных вариантов правового регулирования в данной сфере. Мы всего лишь должны научиться пользоваться законом.
Так вот, о главном. Школьные библиотеки не имеют статуса библиотек.
Научные, юношеские, детские, районные, областные – все имеют данный статус. Школьные – нет. Их нет в законе. Поэтому они не финансируются. Поэтому люди, работающие в них, не могут получать достойную зарплату. Не могут влиять на круги чтения.
Давайте разберёмся. Если по статусу школьный библиотекарь – технический персонал (не педагогический), который, так сказать, к примеру, берёт правой рукой с полки книжку, а левой отдаёт её школьнику, а после записывает в формуляр, то у меня рождается простой вопрос: к чему его, библиотекаря, пять лет учат в институте культуры и искусства? В Москве – это МГУКИ (Московский Государственный университет культуры и искусства). И такие «ГУКИ» разбросаны по всей стране. Они каждый год выпускают, в том числе, и библиотекарей.
Вот зачем человека 5 лет учат? С какой плавностью брать с полки книжку? С какой улыбкой отдавать её школьнику? К чему его там учат педагогике, психологии и т. д.? Чтобы потом, на практике уже, он умел быстро расставить и найти?
Вы знаете, в школьных библиотеках не надо искать быстро. Там всего 120 (символично) книжек. Нет, вы скажете, там гораздо больше, там их полторы тысячи! Нет, остальные – не книги.
Вот пример из жизни. Прочувствуйте связь. Наш преподаватель рассказывал. Когда его дочери было 5 лет, он привёз ей из командировки (если не изменяет память – ему, конечно же, а она ему редко изменяет – из Болгарии) платьице. Замечательное такое – с рюшечками, с розочками какими-то – с тем, что мне, ему, и любому другому мужчине никогда не понять. Но в Союзе таких точно не было. И она, как настоящая маленькая женщина, вертелась в нём перед зеркалом – и так, и эдак на себя смотрела. И он с ней на пару радовался. Ну, какой же, скажите, родитель не будет рад, если его ребёнок рад?
А тут она вдруг поворачивается к нему: «А подарок где?»
И тут, как у всякого мужчины, у него от такой, можно сказать, наглости челюсть – ап! И он, заикаясь, говорит: «А ЭТО что?!»
И вот, ей шестой год, а она отвечает: «ЭТО – одежда! Родители обязаны кормить и одевать своих детей. А где подарок?».
Так вот, когда этот же самый преподаватель спрашивает о том, какие книжки школьники читают в летние каникулы, ни один не отвечает: физику, химию, историю, учебник по литературе и т. д. Но все упоминают названия тех или иных книг – художественных.
Следовательно, вот 120 книжек есть в библиотеке. И учебники. Которые не являются книгами потому, что они те самые пресловутые (из примера) «одежда» и «еда». Они – не «подарок», не книга.
Есть фонд художественной литературы (не учебной). Во-первых, он не обновлялся уже много лет. Во-вторых, если хотите посмотреть на настоящий подвиг, зайдите в какую-нибудь школьную библиотеку. Эти ежедневные подклеивания, заклеивания, переклеивания скотчем. Книги уже развалились столько раз, что любой Иван Фёдоров плюнул бы и сказал: «Я тебе любую новую напечатаю!».
Но библиотекарь понимает: новой не будет. Потому что директор даст деньги только на учебники. Ни на что больше.
Библиотека – это такое же подразделение школы, как столовая, спортзал, мастерские (где делают табуретки). Вы скажете: «Ну и что?». А то, что человек, который называется библиотекарем, имеет такой же статус, как уборщица, как повар в столовой. Понимаете? Он не имеет отношения к педагогическому коллективу. Во что это дальше выливается? В то, что этот человек не только получает зарплату меньшую, чем педагог, не только получает отпуск меньший, чем педагог (как технический работник – 21 день, а не 50 дней). Не в этом даже дело. А дело в том, что с одной стороны, если нет такого специального учреждения, как школьная библиотека, то, следовательно, нет и строки на содержание этого учреждения. Нет денег на книги. Их никто не выделяет. Выделяются деньги НА ШКОЛУ. А уж как директор их распределит – это дело директора. Он не обязан ни перед кем отчитываться за фонд библиотеки: есть у меня там, к примеру, три книжки 1964 года – ради Бога, нет – ну, так нет. У меня там полно учебников и ни одной художественной книги – и что?
Поэтому-то и добиваются наличие этой одной строчки в Законе об образовании: что в нём есть школьные библиотеки. Закон об образовании должен иметь рычаг. Основываясь на этом, мы, заинтересованные журналисты, можем тогда добиваться в президентской администрации, у законодателя в Госдуме дополнения, расширения этой строки, но главное, чтоб он (законодатель) принял эту поправку.
За несколько лет, небольшое количество людей, которые тратят свои нервы, силы, добились, наконец, чтобы в 2009 году прошли парламентские слушания.
Организована Русская школьная библиотечная ассоциация (РШБА). Она и проводит вот эти самые мероприятия с единственной целью: достучаться до власти, на языке власти (!) донести этой власти (!), что происходит абсурд.
Что, власть не знает о том, что происходит абсурд? Знает.
У нас есть целый закон о СМИ. Целый закон – 62 статьи. Расписано всё, как мы можем воздействовать. Но для этого закон надо знать. У нас есть все рычаги. У нас, у журналистов. Вот мы и должны понять сейчас, что нам даёт эта маленькая книжечка. Она нам даёт профсамостоятельность и колоссальные возможности.
И библиотекари, имей они упомянутую уже, строку в законе, я вас уверяю, сумели бы добиться многого. Но им не на что опереться. А если им можно будет опереться на что-то, тогда наши дети, наши внуки получат другую возможность пользования фондами, на других условиях. А библиотекарь получит законное, а не подпольное (!) право организовывать обсуждения книг, организовывать какие-то конференции по книгам, проводить встречи с писателями.
Вы можете сказать: он и так это сейчас делает. А на каком уровне?
А это альтруизм. А альтруистом обязать быть нельзя. То есть безвозмездно, для своего удовольствия делать работу, за которую мне ничего не платят, а, наоборот, ещё учитель возмущается: «А чего ты у меня их с урока снимаешь? Какой ещё писатель? У меня география!»
Библиотекарь не имеет сейчас возможности влиять на политику педколлектива: а какие книжки желательно почитать, а что сейчас важно, допустим, для воздействия на формирующуюся психологию ребёнка? Потому что процесс чтения сейчас стоит на первом месте. И когда либо химик, либо физик, либо биолог будет мне говорить: «Да, но есть учебник. Он получает отсюда информацию. Мне достаточно, чтоб он сдал экзамен».
Да нет, недостаточно этого. Только два человека во всей школе умеют профессионально организовать процесс чтения. Это литератор-словесник и библиотекарь.
Не потребление книжек, а процесс чтения, как завершённый! То есть понимание прочитанного, осознание прочитанного и умение использовать прочитанное уже в любом предмете: будь то биология, будь то химия или физика и т. д.
А мы сейчас не умеем даже пользоваться книгой. Потому что существует такой вот кошмар: вы заходите в книжный магазин, а там написано: «книга для чтения». Видели такое? У меня сразу возникает вопрос: а для чего ещё бывают книги? Кота ударить? Чайник поставить? Или книга – как лучший подарок тёще на 8 марта?
Так вот, когда мы с 1 по 4 классы приучаем ребёнка к тому, что есть такие вот «книги для чтения» и, следовательно, есть книги НЕ для чтения – вот это-то и страшно.
Конечно, это не такая уж глобальная проблема, как мне могут сейчас возразить. В стране и без этого хватает проблем, которые уже всем набили оскомину. Но, друзья мои! Можно, естественно, во всю глотку горланить о масштабности неподъёмных задач и ничего для этого не делать. Это сплошь и рядом. А можно взяться за что-то менее глобальное и довести дело до победного. Хотя, как показывает практика, даже что-то незначительное в России даётся с таким колоссальным трудом, столько чинят препятствий на пути, что действительно опускаются руки. А тут вопрос ставится о детях, об адаптированном воспитании молодых граждан нашей страны. Ибо абсурднейшую брешь (а абсурд тут на каждом шагу) в нашей системе образования заделывать и исправлять, кроме нас, взрослых, больше некому.
/Март, 2010 г./
* * *