Можете представить себе поселкового журналиста - тощего сутулого интеллигента лет пятидесяти, в коротких джинсах, шагающего по тротуару пружинистой походкой, который при этом бормочет:
- Да-а... фьюить... у нас попадаются камни... фьюить... морские, скажем... один из них я отнёс в музей...
До ближайшего моря при этом... словом, действие происходит среди заледеневших болот Подмосковья.
Собственно говоря, рассказ не о Германе.
Это - что-то вроде антуража. Как, впрочем, и всё остальное.
...
А история простая. О виолончели.
Чудесный инструмент. Он принадлежит девушке по имени Глаша.
Виолончели этой лет сто двадцать, Глаше - меньше раз в шесть.
Она водит смычком по струнам, а я сижу на кухне и вслушиваюсь во всевозможные стаккато-спиккато, и на душе у меня благодать, потому как за дверью не только Глаша, но и мой сын, и ещё один ироничный юноша, и там у них репетиция, а мы с Лёхой балуемся эклерами и пьём китайский чай с жасмином, и болтаем о жизни, о нашем спектакле, о ребятах, о студии, и что, на самом деле, всё только начинается, и почему-то переходим на русского писателя - эстонца Ахто Леви, на зеков, на войну, и говорим ещё о чём-то, вроде о свободе, которая и есть та самая любовь, или о том, что мы за эти месяцы здорово изменились, точно изменились, стали лучше, и мы говорим об этом спокойно, как если бы полностью довольствовались тем, чем обладаем на данный момент, а так оно и есть, всё отлично, и Герман, который ко всему сказанному выше не имеет никакого отношения, на самом деле и является центром Вселенной, потому как без него и его камня наша жизнь потеряла бы смысл.