Можно было взять еще одну. Или две. Можно, конечно взять много, даже все. Мама была не против, но она хитро щурила глаза и спрашивала: «Ники, ты действительно хочешь, чтобы тебя стошнило?». И Никита знал, что, если съесть много конфет, станет тошнить. Не потому что он верил маме, хоть она не врала ему никогда-никогда. Он на самом деле однажды объелся конфет, и его тошнило. Когда тот пожилой, худой дядя дал ему конфеты, он не сказал ему, что все есть не стоит. Было удивительно и странно, что не все взрослые, оказывается, знают о конфетах такую простую вещь.
Никита сощурился хитро, как мама, конфетам в стеклянной вазе, даже показал им язык и снова отвернулся в окно. Во дворе кошка с соседней дачи, Муська, стала на кого-то охотиться и Никита влез на подушку, лежавшую в кресле, чтобы получше все видеть. Кошка тщетно пыталась поймать желтую бабочку. Мама играла что-то веселое на пианино в соседней комнате, и кошка, будто специально под музыку, забавно подпрыгивала и вертелась волчком. Никита тихо рассмеялся и на несколько минут забыл даже, что ему должно быть скучно.
Мишка, приезжавший к своей бабушке на дачу, что напротив, уже уехал. Он был старше Никиты на пару лет и поэтому, как он важно вчера заявил, «поехал готовиться к школе». А Никита еще застрял здесь, потому что у родителей еще не кончился отпуск. Ник не очень хорошо понимал, что такое «отпуск», но знал точно, что, когда он кончается, родители ведут его в детский сад и оставляют там до вечера. Они становятся не очень веселыми и часто говорят ему «мы заняты». Так что «отпуск», это – хорошо. Это – бабушкина дача, лето, речка, Мишка. Жаль только, Мишка уехал. Поэтому можно уже и в детский сад.
Кошке надоело бесполезное занятие, она пришла на крыльцо и улеглась под креслом. Мама перестала играть, она говорила о чем-то с папой, они оба смеялись. Никита снова заскучал. Он подпер подбородок ладошками, посмотрел на конфеты, отвернулся и вздохнул.
С улицы вошла бабушка. Она внесла корзину яблок, поставила у двери и подошла к Никите.
- Может, сходишь во двор? Даже Муська нашла там себе занятие. – Улыбнулась бабушка и поправила волосы внука.
- Она больше не играет. Бабочка улетела. – Никита положил голову на руки.
Бабушка посмотрела в глаза мальчика и улыбнулась снова. Когда она так улыбалась, Никите казалось, что у нее в глазах включаются солнышки и вокруг глаз бабушки не морщинки – лучики. А бабушка говорила, что у него тоже очень красивые глаза, как у ее мамы, а иногда она называла его глаза «вишенками», и еще говорила «как у оленя», почему-то. Никита видел оленя только на картинках. И, сколько не всматривался в его глаза, никогда не понимал, почему бабушка так говорит, и вообще больше всего он запомнил огромные рога, которые, наверно, очень тяжело носить оленю.
- Тогда мы сделаем для Муськи солнечную бабочку! - Сказала бабушка и полезла зачем-то в комод. – Посмотри, она еще не ушла?
- Нет еще! – Заторопился Никита, - Давай быстрее делать бабочку!
Бабушка мягко засмеялась и протянула ему маленькое зеркальце. Никита удивленно поднял свои большие глаза на бабушку и хлопнул длинными ресницами.
- Смотри!
Бабушка поднесла зеркальце в уголок подоконника, куда падал луч солнца, поймала его и стала поворачивать зеркало туда-сюда.
- Смотри-смотри! Туда!
Никита снова влез на подушку и стал высматривать на крыльце Муську. Мама снова играла на пианино, и теперь зайчик от зеркальца прыгал по крыльцу под ее музыку. А кошка, насторожившись, рассматривала новое чудо. Потом она поднялась и стала осторожно приближаться к замершему зайчику. Она подошла близка-близко и присела, будто потеряла интерес к добыче, но зайчик прыгнул на кресло и Муська ринулась за ним. Никита смеялся вовсю, тогда бабушка вручила ему зеркальце и скоро Никита уже сам дурачил кошку. Особенно ему понравилось, когда Муська так старалась поймать «солнечную бабочку», что кувыркнулась через спину и рухнула с кресла. Мальчик так смеялся, что потерял «бабочку» и долго ловил лучик зеркальцем, пока Муська забавно кружилась на месте, тревожно мяукая.
Никита поворачивал зеркальце, пока не сверкнуло что-то так ярко, что на секунду ему показалось, будто он ослеп. Когда Ник проморгался, он увидел, что на крыльце стоит человек в очках и заслоняет глаза от его «бабочки» ладонью.
Никита опустил зеркало, а человек опустил руку, и тогда мальчик узнал этого человека. Это был тот дядя, который позволил ему съесть так много конфет.
Дядя улыбнулся Никите, приподнял с головы шляпу и постучал в дверь.
Никита не понимал, почему так все изменилось сразу. Бабушка перестала хлопотать у плиты, мама перестала играть на пианино, «бабочка» так и не нашлась, и Муська куда-то ушла. Но не в этом было дело.
Когда бабушка открыла дверь, Никите стало почему-то очень темно и зябко. Хоть по комнате по-прежнему разливался солнечный свет из кухонного окна, и бабушка по-прежнему промакивала фартуком лоб.
- Здравствуйте! А я вот к вам знакомиться. Я, знаете ли, дачу здесь рядом купил. Думаю, дай познакомлюсь с соседями! – Дядя улыбнулся и достал из небольшой корзины с огромными красными яблоками небольшой букетик цветов. Он отдал корзину маме, улыбнулся вежливо, мягко пожимая мамину ладонь.
- Альфред Феликсович.
- Здравсвуйте-здравствуйте! – Улыбалась мама, представляясь.
Букет мужчина протянул бабушке.
- Спасибо, Альфред Феликсович! - Бабушка отерла руки о фартук и взяла букет.
- Что Вы! Фред. Просто – Фред. - Мужчина поймал бабушкину ладошку и, слегка наклонившись, поцеловал ее руку.
Худой человек протянул руку папе и крепко пожал ее.
- Здравствуйте. – Улыбнулся отец, - Проходите!
И только потом мужчина прошел в комнату и протянул руку Никите, так же, как до этого протянул ее отцу.
- Давайте же и Вами знакомиться, молодой человек!
Но Никите очень не хотелось дотрагиваться до руки этого человека. Он помнил, что еще тогда, дотронувшись до его холодных и влажных пальцев, он отдернул руку, будто коснулся чего-то неприятного и опасного. И, когда брал из рук этого худого дяди следующую и следующую конфету, Никита брался пальцами за самый кончик фантика и тянул к себе. Тогда еще дядя наклонился к нему и, улыбаясь, заглянул Никите прямо в глаза, удерживая очередную конфету. Никита смотрел в глаза мужчины, и ему становилось очень страшно, потому что в глазах его будто пропадал свет. А еще ему виделось, будто в них, где-то глубоко-глубоко, там, где, казалось, Никита вот-вот утонет, что-то есть. Оно жило там, шевелилось и смотрело на Никиту оттуда, из темноты, будто хотело прыгнуть. Никита уже хотел отдернуть руку снова, когда дядя, вдруг, выпустил конфету из цепких пальцев, между его плотно сжатых губ мелькнул кончик языка, облизывая тонкие губы, и человек улыбнулся снова, но уже по-другому. И тогда очнувшийся мальчик решил, что ему все это показалось. И они пошли дальше, беседуя о чем-то интересном. Никита теперь не помнил, о чем. Потому что тогда его окликнул папа, с которым они собирались на рыбалку. И Никита, будто проснувшись, понесся папе навстречу, зажимая в руке таявшую сладость.
То ли оттого, что конфет было много, то ли оттого, что слишком быстро Никита бежал к отцу, ощущая позади себя что-то такое, что напомнило ему, как он убегал от соседской собаки, бросившейся к нему, или оттого, что испытывал неимоверную радость от наконец-то близившейся первой настоящей рыбалки, то ли от всего вместе, но Никиту, подбежавшего к отцу, тогда жестоко стошнило. Его лихорадило и трясло, но Никита почему-то очень хотел именно сейчас сказать папе, что эту конфету, расплывшуюся темным пятном в его ладошке, дал ему вон тот дядя. Папа должен был его увидеть, неважно, почему. Должен и все тут! Но папа почему-то не видел этого человека, он вообще, казалось ничего не видел. Ни человека, ни растаявшей конфеты, ни брошенных удочек, ничего. Он только схватил в охапку Никиту и побежал с ним домой.
Рыбалка тогда так и не состоялась. С соседней дачи, с той, где жила кошка Муська, пришел доктор, Роман Николаевич, и долго осматривал Никиту и спрашивал о том, что тот кушал.
Вот после этого, мама стала хитро щурить глаза, когда Никита хотел конфет. А про человека больше никто не вспоминал. До этого дня.
А теперь этот худой мужчина стоял перед Ником, слегка наклонившись, без конфет, и, вежливо улыбаясь, протягивал ему руку.
Никита почти уже не боялся его. Потому что рядом были папа и мама, и даже бабушка. Но, когда мальчик понял, что ему нужно пожать руку этого человека, снова коснуться его холодных и влажных пальцев, смутная тревога червячком зашевелилась у него в животе и поднялась из желудка, отчего Никиту снова стало подташнивать. Поэтому Ник убрал руку за спину и насупился.
Человек стал разгибаться, его пальцы веером описали круг, так делала мама, когда усаживалась за пианино и разминала пальцы. В глазах человека снова мелькнула тень того, кто там жил, Никита точно это видел, а мужчина спрятал ладонь в другую ладонь и откашлявшись произнес:
- Ну, что же…
Никита уже хотел сказать отцу, что это тот дядя, который заставил его съесть так много конфет, когда папа, вдруг, сердито глянув на него, заявил:
- В комнату.
- Но пап!..
- Немедленно!
Никита спрыгнул с кресла, чтобы уйти. Он опасливо глянул на мужчину и у того снова в глазах был тот зверь. Да-да! Зверь. Теперь Никита не сомневался в этом. Потому что этот зверь сидел уже не в глубине его глаз, поедающих свет. Он близко, совсем близко и хотел броситься на мальчика сейчас! Немедленно! Мужчина стоял спиной к родителям и поэтому, когда он поднес к губам палец и сделал неслышное «Тсс!», этого никто не увидел, кроме Никиты. На спине у мальчика словно поселились тысячи муравьев, холодных, мертвых, которые забегали по его спине, отчего Никите стало холодно и жутко. Он видел этого зверя в глазах человека, сквозь круглые линзы очков, и именно этот зверь сказал мальчику: «Тсс!».
Проходя мимо мамы, Никита поднял на нее глаза. Но он уже знал, что мама скажет, она всегда так говорила: «Делай, как сказал отец!». Поэтому он, не оглядываясь на бабушку, которая уже извинялась за его поведение перед этим худым человеком, быстро поднялся к себе в комнату, ту, что под самой крышей, и в первый раз за свою недолгую еще жизнь, хлопнул дверью.
Никита запутался в своих ощущениях, будто крошечная букашка, он испытывал ужас и хотел злиться. И на папу, и на маму, и даже на бабушку. А еще было такое ощущение, будто он снова вступил в жидкую кашицу, оставленную Мишкиным щенком у них на крыльце. Но, когда дверь громко захлопнулась за его спиной, все чувства, разом пропали, ему стало, вдруг, невыносимо тихо. Мальчик прижался к двери спиной, боясь повернуться лицом туда, откуда только что ушел. И стал вслушиваться в тишину за дверью. В ушах его что-то зашумело и его накрыло волной, как тогда на реке, когда папа внезапно отпустил его в воду. Никита тогда барахтался в воде, отчаянно пытаясь повернуться на спину, боясь закрыть глаза, чтобы увидеть отца и поймать его спасительные руки. Он видел, что отец что-то говорил ему, размахивая руками, но не слышал ничего. Тогда мальчик вцепился в ногу отца и выкарабкался из воды, вдыхая и плача, а отец только повторял:
- Я же говорил, плыви, вот так! Вот так! – И махал снова.
Тишина навалилась на Никиту снова, как и тогда, внезапно, тяжело, оглушающее. Она заполнила весь дом внизу и расползалась по дому, подбираясь к лестнице, что вела в его комнату. И вместе с тишиной, Никита знал, к его комнате подбирался этот человек. В глазах его эта страшная темнота и в его карманах обязательно есть эти конфеты! Никита искал в тишине лазейку, хоть крошечную, в которой услышит голоса близких ему людей, чтобы убедиться, что они все еще там внизу, и с ними все хорошо. А тишина треснула по шву резким смехом человека в очках.
Никиту обдало горячим с ног до головы, он отшатнулся от двери и на ватных ногах бросился к своей кровати. Мальчик взобрался на нее и нырнул под одеяло, накрывшись с головой. Он обнял дрожащие коленки и, уткнувшись в них лицом, стал быстро раскачиваться, пытаясь вспомнить почему-то слова, которым учила его бабушка. Он говорила, что, если он станет говорить их перед сном, то ему будут сниться очень хорошие сны и с ним никогда-никогда ничего плохого не случится. Но, как Никита не пытался вспомнить эти слова, ни единого из них ни пришло в его голову.
Человек в тишине был уже рядом с его дверью, наверняка! А Никита не знал, что же теперь ему делать!
И тогда мальчик вспомнил, вдруг, своего друга. Он появился, когда родители стали оставлять Никиту одного в его комнате. Мама читала на ночь сказку, потом родители желали спокойной ночи и выключали свет. Никита не понимал, зачем выключать свет?! И зачем же говорить «спокойной ночи», выключая свет, если после этого, она совсем не спокойная! Когда темно и не знаешь, что прячется в темноте под столом, и в шкафу, и под кроватью, разве может быть спокойно? Но родители выключали свет и уходили. Вот тогда у Никиты и появился друг.
Он не мог быть кошкой или собакой. Потому что родители ни за что не разрешили бы ему спать с ними. Он не мог быть его плюшевым медвежонком, потому что медвежонок не умел объяснить про темноту в углах. Он не мог быть его другом Мишкой, потому что Мишка всегда уходил спать домой. Поэтому Никита придумал его сам. Он назвал его Пушистиком. Потому что друг был маленьким пушистым комочком, жившим у Никиты под одеялом. Он появлялся всегда, как только родители выключали свет, и разговаривал с ним, пока мальчик не засыпал. Пушистик знал много сказок. Все они были добрыми, и в них никогда не было темноты. А иногда он рассказывал о себе, о своей семье и о своей волшебной стране, где никогда не было темноты.
Когда Никита научился не бояться ночи, Пушистик стал появляться все реже и реже.
Но теперь у мальчика появился новый враг, - тишина. И ему срочно понадобился его друг. Одного только Никита боялся, что друг обиделся и не придет к нему сейчас, когда он так нужен! Но Пушистик не обиделся. Он появился сразу, как только Никита позвал, поерзал под одеялом и устроился под коленками малыша.
- А хочешь, я расскажу тебе про страну, где не было тишины? – Спросил Пушистик и улыбнулся.
Был ли у Пушистика рот, чтобы рассказывать и улыбаться, Никита не знал. Он никогда не видел этого. Но он точно знал, что Пушистик улыбается. Почти, как бабушка!
Пушистик рассказывал не быстро и не медленно, мягко и обволакивающе, он говорил и говорил, и мальчика окутывало спокойствие, пока, наконец, он не начал дремать, погрузившись в мягкие белоснежные облака, качающиеся невысоко над маленькой страной, где всегда светило солнце и пели бесконечные песенки бесчисленные Пушистики.
Когда вошла бабушка, мальчик спал. Она присела на краешек кровати, убрала одеяло с лица Никиты, сняла с него сандалии, осторожно поправила кудряшку на лбу. По лицу бабушки пробежала тень тревоги, когда малыш, дернувшись, свернулся калачиком, скрутив руки на груди, будто что-то обнимал невидимое, прижимая к себе. Тогда бабушка нашла медвежонка и вложила в сложенные руки мальчика. Никита расслабился, прижал медвежонка и улыбнулся во сне. Бабушка тоже улыбнулась, отчего солнца засияли снова в ее глазах. Он встала, чтобы уйти, выключила свет, задержавшись у порога, вернулась, включила ночник, кивнула согласно каким-то своим мыслям и вышла из комнаты.
Следующее утро было снова солнечным. Никита проснулся и почувствовал что-то пушистое рядом со щекой. Обрадовано, он подхватился в кровати в надежде увидеть наконец-то Пушистика, не закрывая глаз, но, обнаружив медвежонка, слегка угас. Усадил мишку у подушки. Вчерашний страх ушел, от вчерашнего дня у мальчика осталась лишь легкая тревога. И когда он подошел к своей двери, чтобы выйти из комнаты, он боялся только чуть-чуть, ровно столько, сколько трусил перед прививкой в поликлинике, куда ходил с мамой перед самым мамы-папиным «отпуском».
Он набрался смелости, как и перед кабинетом, как учил его папа, вдохнул и открыл дверь.
Внизу в кресле сидел папа, читая газету. Странно, что люди, взрослея, начинают читать такие скучные вещи. Мама и бабушка ставили на стол тарелки, собирая завтрак.
Мальчик закрыл за собою дверь и стал спускаться.
Папа обернулся, и Никите показалось, будто тот хочет что-то сказать ему и еще, что он все еще сердит. Но бабушка подошла к папе и тихонько тронула его за локоть. Удивительно, не то, как взрослые умеют разговаривать без слов, другое, - почему же они тогда не понимают без слов и его? А бабушка? Ведь она точно знает все-все! Какой бы вопрос не придумал Никита, бабушка обязательно будет знать на него ответ. Да и мама с папой всегда спрашивают ее о чем-нибудь.
Никита спускался вниз и страх вчерашний уходил из него ступенька за ступенькой. В доме пахло яблочным пирогом и покоем.
За завтраком все было, как обычно, будто и не приходил вчера высокий, худой человек в очках. Только папа как-то не так разговаривал и родители с бабушкой иногда обменивались взглядами, смысл которых Никита не улавливал.
- Не поможешь ли ты мне в саду, Ники? – Сощурилась бабушка, помогая маме убирать тарелки.
Ну, конечно же, он поможет, бабушке ведь тяжело! Они возились в саду, пересаживая какие-то очень странные росточки, которые бабушка называла цветами. И у Никиты не было оснований не верить бабушке, даже если на этих коротеньких сучках нет цветов. Они присели отдохнуть за домом на скамейке.
- Ники, тебе очень не понравился наш вчерашний гость, не так ли? - Спросила бабушка, отряхивая фартук.
Никита ощутил внезапно холод на коже, будто его коснулась чья-то ледяная рука. Мальчика передернуло, и вчерашние страхи всплыли, вдруг, будто и не уходили вовсе. Он очень не хотел об этом говорить. Ему казалось, что если они станут об этом говорить вслух, то этот неприятный человек снова придет к ним. Обязательно. Поэтому Никита просто кивнул головой, отворачиваясь:
- Угу.
Бабушка помедлила и сказала, вдруг:
- Хочешь, я открою тебе секрет? Я никогда-никогда тебе его не открыла бы, но теперь, я думаю, можно. Ведь ты можешь хранить секреты?
Никита удивленно оглянулся на бабушку, захлопав ресницами. Бабушка улыбнулась, глядя в глаза внуку, но даже ее солнышки глаз не смогли сегодня согреть Никиту. Ну, разве что только чуть-чуть. Никита быстро закивал головой. Бабушка поправила кудряшки Никиты.
- Я с детства не люблю кипяченое молоко. Просто терпеть не могу.
Глаза Никиты распахнулись еще шире. Он не мог поверить, как же она тогда могла?..
- Да-да. Знаю. Когда я уговаривала тебя пить кипяченое молоко с медом, я не призналась тебе в этом. Как ты думаешь, почему?
- Потому что я не стал бы его пить тоже? – Предположил Никита.
- Ага! – Засмеялась тихо бабушка. – Но ведь ты все-таки попробовал. И тебе понравилось. А я очень-очень хотела, чтобы ты выздоровел тогда. Понимаешь?
Никита закивал головой снова и хитро глянул на бабушку.
- И как ты думаешь, почему я так поступила? – Сощурилась хитро теперь бабушка.
- Потому что ты меня любишь! – Радостно заявил Никита, это же такой простой вопрос!
- Правильно, мой хороший! Я люблю тебя и очень не хочу, чтобы тебе было нехорошо!
Бабушка ждала чего-то от Никиты. И мальчик начал смутно понимать, чего. Но стоило Никите подумать об этом страшном человеке, как ему почудилось, будто в самое его ухо кто-то зашипел: «Тсс!». И Никита знал, кто этот «кто-то». Поэтому мальчик снова насупился и замолчал.
Подождав немного, бабушка вздохнула, подумала и спросила еще:
- Но у тебя ведь есть причина не подать ему руки, так ведь? Потому что, я собираюсь совершить очень вздорный поступок, может быть. И, если такой причины нет, я буду очень глупо выглядеть.
Никита внимательно посмотрел на бабушку, подумал, не отрывая своих глаз от бабушкиных, внимательных и серьезных, и осторожно кивнул.
- Я верю тебе. – Завершила бабушка. – Идем-ка, займемся делом.
Бабушка снова улыбнулась и Никиту согрело уже больше. Но, когда он встал вслед за нею со скамьи, он все же опасливо оглянулся.
После обеда он с папой убирал во дворе, и, отдохнув только чуточку, ушел прибираться в своей комнате, так попросила бабушка, потому что отпуск у мамы-папы кончался уже послезавтра. Мальчик был занят весь день. Бабушка, будто специально не давала Никитке присесть. К концу дня он так намаялся, что, казалось, валился с ног. В ожидании ужина мальчик уселся у окна, чтобы посмотреть, не пришла ли соседская Муська, когда снова увидел его.
Худой человек шел вдоль их невысокого забора, и Никита точно знал, куда он идет. Ужас, казалось, отдохнувший за день, схватил Никиту за горло с новой силой. Он отчетливо понимал, что не переживет снова такого страха. Мальчик тревожно заерзал в кресле и стал оглядываться в поисках бабушки, а та, лишь мельком глянув на Никиту, уже выходила во двор.
Никита видел, как бабушка прошла через двор, и, когда плохой человек уже поворачивал к их калитке, она встала перед нею, ожидая его. Человек, увидев бабушку разулыбался, подошел к ней и снова, приподняв шляпу, протянул бабушке букетик цветов. Она взяла цветы. Никита не видел ее лица. Он только видел, как бабушка что-то объясняет человеку в очках, а тот, перестав улыбаться, слушает ее внимательно.
Сзади к Никите подошел папа, выглянув в окно, он тоже стал смотреть на бабушку, но, вдруг, негромко чертыхнулся и ушел из комнаты. Никите было слышно, что папа о чем-то спорит с мамой, он почти ничего не разобрал, понял только, что мама рассказывает отцу, что бабушка очень-очень умная. Но мальчика мало сейчас интересовал спор родителей. Он напряженно вглядывался в глаза человека, чтобы увидеть, не прыгнет ли оттуда зверь, чтобы сделать что-то ужасное с его бабушкой. Но глаз человека не было видно отсюда, лишь круглые линзы его очков хищно поблескивали под солнцем.
Выслушав бабушку, человек снова приподнял шляпу. Он улыбнулся, и Никита понял, что сейчас вот вежливо улыбается не человек, а тот зверь, что живет в его глазах, потому что люди так не улыбаются. Человек повернулся и стал уходить. И бабушка повернулась, чтобы уйти в дом. Увидев Никиту в окно, бабушка мягко улыбнулась, но солнышек в ее глазах не было, и мальчик испугался. А, вдруг, они пропали насовсем?
И побыстрее бы бабушка вошла в дом, ведь зверь мог обмануть ее! Он, наверно, очень быстро бегает. И поэтому, хоть Никите очень не хотелось, он снова отважно посмотрел вслед уходящему человеку, чтобы проследить, не задумал ли он чего дурного.
И человек, вдруг, обернулся. У Никиты съежилось все нутро и разом ухнуло вниз живота, отчего там заныло и стало очень больно тянуть. Человек не смотрел на бабушку, он смотрел прямо на него, на Никиту! Смотрел недобро, снова улыбаясь своей звериной улыбкой. Человек приподнял шляпу и медленно кивнул.
Никита не мог больше выносить этого, он сорвался с места и понесся к входной двери. Распахнув ее настежь, он выскочил на улицу и влетел с разбегу бабушке в живот. Та охнула, обняла Никитку и встревожено оглянулась. Человек уже уходил, не оглядываясь больше.
Никита поднял глаза на бабушку, обнимая ее, а она наклонилась и поцеловала его в макушку.
- Идем-идем. Все хорошо. Все будет хорошо!
И Никита ей верил. Очень-очень хотел верить!
Когда они вошли в дом, мама и папа ожидали их в столовой.
- Нам нужно поговорить. – Твердо сказал папа бабушке.
Мама, наверно тоже собралась разговаривать с нею, но, взглянув на Никиту, передумала. Она присела перед ним на корточки, взяла его ладошки в руки, удивилась тому, какие они холодные, тревожно оглянулась на папу.
Бабушка нехорошо глянула на отца, и на мгновение Никите показалось, будто бабушка заразилась от плохого человека чем-то. Но она прошла в кухню, открыла нижний ящик, где было ведро для мусора, что-то достала из кармана на фартуке. И, как она не прятала, мальчик успел заметить, что бабушка выбросила букет плохого человека в ведро, решительно захлопнув дверцу шкафчика.
Потом она повернулась к негодующему отцу и спросила его:
- Любишь ли ты мою дочь?
- Что?.. – Оторопел папа. - Причем здесь это… Мы должны…
- Любишь ли ты мою дочь? – Повторила тверже бабушка, не выслушав отца.
В комнате, будто росло и росло что-то, что несло в себе тревогу, такую, как ощутил Никита в прошлом году. Здесь у бабушки на даче была страшная гроза. Вот тогда, еще перед нею, когда небо внезапно заволокло тучами и стало очень тревожно дышать, Никита точно так же чувствовал, что растет что-то очень грозное.
Но, вдруг, все замерло на мгновение. И Никита почувствовал, что то, что росло рассыпалось внезапно на мелкие кусочки. Потому что папа как-то по-детски ответил, Никите даже показалось, будто папа оробел:
- Да… Ну, конечно же…
Бабушка молчала, чего-то еще ожидая от папы. Никита еще никогда не видел бабушку такой. Он очень-очень любил и маму, и папу, и бабушку. Но, кроме этого, он почему-то очень гордился сейчас бабушкой.
Папа вздохнул:
- Я очень люблю Вашу дочь. Люблю мою жену. – Он повернулся к Никите и маме, пристроившейся рядом с Никитой на коленках. – Я люблю маму моего сына, и сына очень люблю.
И немного, совсем чуть-чуть папа улыбнулся, потом повернулся к бабушке и теперь он ждал от нее чего-то.
- Хороший ли она человек? Сильный? – Спросила бабушка, чуть смягчившись.
- Да. – Просто ответил папа.
- Веришь ли ты ей?
- Да.
- А мне?
- Да.
- А сыну?
Папа повернулся к Никите снова, подошел к нему и тоже присел на корточки, рядом с мамой. Он заглянул Никитке в глаза так, что у того навернулись слезы. Потому что до этого папа никогда-никогда так не смотрел в его глаза. А папа, вдруг, поменялся в лице, проглотил что-то, будто в горле его застрял большой комок, сказал: «Да» и обнял малыша крепко-крепко. И Никитка прижался к отцу, охватив его шею ручонками так, будто боялся, что что-то пропадет. Что-то такое большое, теплое, спасающее и сильное, что увидел он в глазах отца. И, когда мама обняла их обоих, Никиту и отца, малыш не смог удержаться, расплакался и тихо на ухо папе прошептал:
- Это тот дядя, который кормил меня конфетами.
Шепча это, Никита на секунду испугался, что плохой человек узнает, обязательно как-то узнает, что он сказал это папе, но, когда он выдохнул это до конца в папино ухо, его, вдруг отпустило, совсем. И Никита решил, что это так замечательно, когда у тебя есть такой сильный папа! И мама. И бабушка, конечно!
Бабушка улыбалась, глядя на них, и в ее глазах снова были солнышки. Солнышки были мокрыми, но Никита был счастлив, потому что они вернулись.
А папа, услышав про конфеты, стал очень серьезным. Он внимательно посмотрел на сына, обнял его снова. Мама встревожилась, и по ее глазам Никита понял, что она спрашивает папу о чем-то. Мальчик очень гордился, что начинает понимать этот немой язык взрослых. Вставая, папа шепнул что-то маме, и мама тоже стала серьезной. Но малыш не сомневался, все будет хорошо, потому что папа не отпускал его, и покой разливался в теле Никиты, вытесняя напрочь все его тревоги. Папа подхватил Никиту на руки, и они все вместе пошли за стол. Когда все уселись ужинать, бабушка почему-то обошла всех и каждого поцеловала в макушку. И когда она это делала у каждого, кого она целовала, включались солнышки в глазах.
Вечером, когда мама дочитала сказку, Никита все-равно не смог заснуть. Сегодняшний день казался ему невероятно длинным. А события его настолько важными, что перевозбужденный мальчик даже не смог сомкнуть глаз.
Мама погладила его по голове, вздохнула и вышла, а немного погодя в комнату Никиты заглянул папа. Он загадочно подмигнул и стал протаскивать в комнату что-то огромное. Застряв в дверном проеме, папа позвал Никитку на помощь и тогда мальчик увидел, что папа пытается протащить в дверь огромный надувной матрас. Пыхтя и хохоча поочередно, они втащили-таки его в комнату, папа бросил его на пол и снова подмигнув, убежал. Никита прыгал на матрасе, когда зашла бабушка. Она обняла внука, чмокнула его в щеку и спросила:
- Не помню, - склонила она на бок голову, делая вид, что задумалась, - Я говорила тебе, что все будет хорошо?
- Но я же это знал! Ведь я тебе верю! Я тоже тебе верю! – Обхватил Никита ручонками бабушку.
Зашел папа. Он снова застрял в проеме, потому что нес две подушки и огромное одеяло. Папа заявил:
- Будем говорить мужские разговоры! - И бросил на матрас все, что приволок.
- О! Мужские разговоры не для бабушек! – Вскинула руки бабуля.
Никита засмеялся и важно закивал.
Потом они с папой устроились под одеялом на матрасе, который лежал прямо на полу. И папа долго рассказывал забавные истории про какой-то «пионерский лагерь», о котором у Никиты сложилось впечатление, будто там собираются только лишь дети, которые целыми днями попадают в смешные истории и спят обязательно тоже на матрасах, которые лежат на полу.
В конце-концов сморился первым папа. Он засопел на полуслове, а Никита, подождав еще немного, осторожно выкарабкался из-под одеяла, влез на свою кровать, накрылся с головой своим, обняв коленки и улыбаясь прошептал:
- Пушистик, спасибо тебе большое! Ты такой хороший! Но можно, я сегодня посплю с папой?
И Пушистик, конечно же согласился. Он ведь друг. Самый-самый настоящий. Тогда счастливый Никитка соскользнул со своей кровати, нырнул под одеяло к отцу и забрался под его тяжелую руку. Отец почти проснулся. Никита это понял по тому, что папа перестал сопеть. Но, очевидно не совсем, потому что, вдруг, сказал странную вещь:
- Прости меня, малыш.
Никита замер, обдумывая слова отца: "...И кому это он?". Но отец снова повторил:
- Прости меня, ладно?
- Ладно… - Задумчиво прошептал Никита, так и не поняв, почему папа так сказал.
Но он не успел толком подумать об этом, потому что в следующее мгновение он уже спал. Спокойно, крепко и без сновидений.
Следующий день выдался суматошным. Родители собирали какие-то вещи, укладывали их в машину. Никита не успел загрустить еще оттого, что расстанется с бабушкой, потому что было некогда. Но в день, когда они должны были уезжать, он скис и заговорчески прошептал бабушке:
- С тобой ведь все будет хорошо?
- Все в руках Божьих. – Улыбнулась бабушка.
Никита не очень хорошо понимал, кто такой Бог, но, судя по тому, как улыбнулась бабушка, решил, что он хороший человек. И, если все в его руках, то все обязательно будет хорошо.
Сборы закончились. Бабушка поставила на заднее сиденье машины, рядом с Никитой, корзину яблок. Еще раз чмокнула Никиту и они уехали.
Бабушка всегда оставалась на даче еще надолго, после того, как они уезжали. Она приезжала к ним в город, когда листья на деревьях становились совсем желтыми. Как объяснила однажды мама, «потому что это – осень». Но в этот раз Никите было тревожно за бабушку. Ведь где-то там, совсем рядом с нею, остался этот страшный-страшный человек. Поэтому, когда они всей семьей пару раз приезжали к ней на выходные, Никита страшно радовался и обнимал при встрече бабулю пуще прежнего.
Детский сад, друзья во дворе и детские заботы вовсе вытеснили дурные воспоминания Никиты о конфетах страшного человека, когда случилось что-то страшное.
Однажды отец забрал его из детского сада раньше обычного, он не успел даже толком очнуться от дневного сна. Папа был чем-то страшно расстроен. И, когда они с Никитой вошли домой, Никита отчетливо почувствовал близость грозы снова.
Мама вышла к ним из комнаты заплаканная, обняла Никитку и молча заплакала. Папа пытался ее успокоить, отправил в комнату и, проводив мальчика в кухню, сказал, что у них будет снова мужской разговор. Но Никита точно знал, что про пионерский лагерь папа рассказывать на этот раз не станет.
Папа усадил Никиту на табурет, опустился перед ним на корточки и спросил:
- Никита, ты знаешь, что происходит с людьми, когда они умирают?
Никита сделал большие глаза и отрицательно помотал головой. Тогда папа продолжил:
- Они не исчезают. Они становятся ангелами. И берегут близких людей. Мы их не видим, но они всегда-всегда с нами. И хоть не слышно, как они отвечают, с ними можно даже говорить.
- Почему ты это говоришь мне? – Осторожно спросил Никита.
- Потому что наша бабушка теперь – ангел, сынок.
- Это значит, я ее никогда не увижу больше? – Заскулил Никитка.
- Увидишь. Обязательно! Во сне. И она будет рядом с тобой!
- Всегда-всегда? – Плакал мальчик.
- Всегда-всегда. – Плакал отец.
Папа обнял Никиту. Они посидели так, пока Никита немного успокоился. Потом малыш очень серьезно попросил:
- Можно, я побуду один?
Папа задумался ненадолго и ответил:
- Можно. Конечно. Но мы с мамой рядом. Хорошо?
Никита кивнул, потому что снова хотел поплакать и говорить не мог. Он спрыгнул с табурета и пробежал мимо мамы, которая облокотившись на стену плакала тихонько в прихожей. Мама потянулась к Никите, хотела что-то ему сказать, но папа остановил ее и обнял.
Никита закрыл за собой плотно дверь своей комнаты. Разулся и влез под одеяло. Обхватив коленки ладошками, он позвал Пушистика. И когда тот появился, мальчик спросил у него, правда ли то, что сказал папа. Про бабушку. И про ангелов. Не то, чтобы Никита не верил папе. Они ведь – семья! Но Никита слышал где-то, что люди врут иногда, чтобы не сделать больно тем, кого любят.
Но Пушистик сказал, что все это правда. Никита поплакал еще немного, но Пушистик рассказал ему несколько историй про ангелов-пушистиков. И малыш понемногу разрешил себе привыкать к тому, что бабушки нет.
Мама и папа уехали на несколько дней, Никита жил у маминой подруги, которая оказалась веселой и приятной, почти, как бабушка, отчего Никите иногда становилось грустно.
А спустя несколько дней после того, как приехали родители, к ним пришел милиционер. Они долго говорили о чем-то с папой в кухне. Потом они спорили. Никита расслышал только несколько слов о каком-то мальчике, который пропал. О бабушке. Из всего этого мальчик не понял ничего. Но, когда милиционер назвал имя страшного человека, у Никиты закралось гнетущее подозрение, что бабушки не стало именно потому, что там есть этот ужасный человек.
Когда милиционер вышел, чтобы уйти, Никита стоял в прихожей. Он очень хотел спросить у этого важного человека в форме, почему он назвал это нехорошее имя. Милиционер, указывая на Никиту, обернулся к папе:
- Но он же свидетель, мне ведь просто поговорить…
- Он не может добавить ничего к тому, что сказал Вам я. – Твердо сказал папа.
И Никита не успел ничего спросить у милиционера, потому что тот очень быстро вышел.
Папа спросил как-то устало:
- Ты подслушивал?
Никита закивал головой. Они же верят друг другу, зачем же врать?
- А почему этот дядя-милиционер назвал меня так? – Поинтересовался Никита.
- Свидетель? – Спросил папа.
Никита снова закивал. Папа вздохнул, подумал, потер голову обеими руками зачем-то. И позвал Никиту в кухню. Отчего мальчик сообразил, что все важные разговоры ведут именно там.
В кухне папа налил чаю Никите, все еще вздыхая и думая о чем-то. Потом сказал:
- Ты ведь мне веришь?
Никита грея холодные ладошки чашкой, снова кивнул.
- Тогда поверь мне и теперь, малыш. Забудь этого дядю-милиционера. Все, что он говорил для тебя сейчас неважно. Хорошо? Просто поверь.
И папа снова посмотрел в глаза Никитки так, как тогда на даче, когда присел рядом с ним.
Никита поверил.
Но вечером, когда укладывался спать, он все-таки спросил у Пушистика, правда ли, что в том, что случилось с бабушкой, виноват тот страшный-страшный человек. Пушистик Был ему другом. Он тоже не мог врать. Поэтому Пушистик ответил: «Да».
В ту ночь Никите снился страшный сон. Он видел, как бабушка с букетиком цветов идет от калитки к двери дома, а страшный человек идет позади нее. Никита видел, что из глаз человека вот-вот выпрыгнет зверь. Он кричал бабушке и стучал ей в стекло. Но она только улыбалась и шла-шла по бесконечной тропинке к дому.
Кошмары стали повторяться. Никита стал замкнутым и все чаще просил не выключать у него в комнате свет на ночь. Не помогали ни сказки, прочитанные мамой. Ни посиделки с отцом на старом надувном матрасе.
Никита ложился спать и каждый раз ждал, что человек в очках из его снов сможет выбраться. И, просыпаясь ночью, в холодном поту, Никита шарил глазами по углам в страхе, что увидит там худого человека с конфетами в кармане и его страшные глаза со зверем на дне. Что станет тогда с ним? И с его Пушистиком, который только и может, что рассказывать истории?
Быть добрым очень хорошо. А быть злым… – не страшно.
Вот тогда Никита и спросил у Пушистика с надеждой:
- А у тебя есть зубы?
Пушистик обреченно вздохнул и грустно ответил:
- Есть.