У вас очень усталое лицо, вы знаете?
Круги под глазами, морщины прорезались четче и кожа полупрозрачная и похожа на пергамент.
Вы сегодня седы, знаете? Раньше это было незаметно, а сейчас дошло – у вас же абсолютно белые волосы. Я раньше и не замечал, как вы стары, обвинитель.
Вы вообще сегодня спали?
Боже мой, я же знаю, что нет. Знаете, я завтра с костра, пожалуй, крикну вашему начальству, чтобы не смели так загонять ценнейшего сотрудника.
Давайте я сейчас позвякаю в колокольчик, придет слуга, и вы попросите у него кофе? Я не распоряжаюсь, боже упаси, просто вы же уснете сейчас. Вам или в постель, или упиться кофе до того состояния, когда глаза уже физически не закрываются.
Вы ещё хотели задавать мне какие-то вопросы?
Боже, да зачем? Меня так и так завтра сожгут, дело не сошлось и от того, что я все вам повторю уже в сотый раз – ничего не изменится. Вы не помолодеете, я не уйду отсюда на свободу…
У вас на столе целая кипа бумаг – это что, все обо мне?
И все это писали вы?
Тогда понятно, почему у вас слезились глаза. Эта дурная стража не может даже обеспечить нормальное освещение своим же работникам.
Знаете, обвинитель, а мне вас жалко.
Вот мы сидим через стол – и я выспавшийся и свежий, меня покормили завтраком, я видел рассвет через окошко… А вы? Вы вообще от бумаг отрывались? Я сегодня перестукивался с соседями – милейшие люди, оказывается, и царапал по стенам стихи – а вы писали ненужные никому протоколы. Обо мне будет плакать оставшаяся там девушка и где-то растет сын – а у вас нет ни жены, ни любовницы…
Мне было весело, когда я плясал со шпагой с достойными противниками, весело было учить и проповедовать, я любил, играл, жил..
А вы, обвинитель?
Вы когда-нибудь брали в руки гитару? Когда-нибудь смотрели, как пляшут на площадях цыгане? Вы знаете, как танцуют фламенко и что такое дуэндэ? Я вот знаю и мне даже умирать весело.
Я еретик, да.
Зато я люблю весь мир, а ваши отцы церкви ненавидят его и прикрываются совами писания.
Вы ведь хороший человек, у вас не пустые глаза, хотя вы и гасите в себе душу. Зачем? Неужели вы не понимаете, что однажды она может и правда погаснуть?
Я бы мог показать вам много чего, обращая в свою веру..
Но время уже к обеду и вы засыпаете на ходу..
Меня уведут и я помолюсь за вас.
Прощайте, обвинитель.
…Он смеялся из пламени, не надсадно и хрипло, не смехом безумца, а чистым, радостным смехом человека, возвращающегося домой. Он пел и вещал, читал стихи и шутил – пока мог говорить. А в толпе билась в руках у брата девушка, так и не успевшая до конца понять сожженного. Билась, кричала, подпевала песням, вырвавшись завела танец вокруг костра и люди шептали «безумная.»
А где-то в той же толпе, под надвинутым на глаза капюшоном тихо молился седой опять не выспавшийся старик. Молился и почти плакал – на костре умирал последний человек, решивший его пожалеть.