Даша протянула карточки, и продавщица усталыми и привычными движениями уже в который раз начала выкладывать на прилавок положенный набор продуктов. Очередь десятками хмурых глаз молча наблюдала за этим нескончаемым процессом с единственным желанием поскорее получить вожделенное и пойти наконец по домам – голод и равнодушие были написаны на лицах каждого.
Даше тоже хотелось скорее рассчитаться и уйти из этой недобро молчащей толпы. Кругом все выглядело запущенным и унылым: этим летним днем даже луч солнца не пробивался сквозь немытые, пыльные окна, наполовину закрытые стеллажами с коробками только что привезенного сливочного масла, часами ожидаемого измотанными от безысходности людьми.
Там, за окном, происходило хоть какое-то движение, и единственным желанием было вырваться отсюда. Сквозь серую мрачность стекла Даша смотрела на спешащих после работы людей, как вдруг ее взгляд на долю секунды выхватил из этих чужих очертаний до боли знакомый силуэт.
Сердце взметнулось куда-то вверх и невольно затрепетало от неожиданности:
– Неужели это он? Не может быть!
– Девушка, Вы будете рассчитываться или что?
Продавщица, наткнувшаяся, словно на препятствие, на непредвиденную остановку в своем монотонном, роботообразном процессе, неприязненно и тупо смотрела на нее. Толпа, будто обрадованная, что наконец нашлось на кого выплеснуть свое накопившееся за день раздражение, загудела растревоженным ульем.
Даша торопливо сунула в руку продавщице заранее заготовленные, без сдачи, деньги и, быстро запихнув несколько пачек сливочного масла в тряпочную сумку, с какими большинство ходили тогда отовариваться, стремительно выбежала из магазина.
Все ее мысли были только о нем – действительно ли это был он или ей все же показалось. Улица шумела непрерывным дорожным и людским потоками. Девушка побежала в сторону, в которую, судя по мгновению мимолетного видения, он мог пойти. Она стремительно проскальзывала сквозь движущуюся в разных направлениях людскую завесу, надеясь наконец увидеть знакомый силуэт. Вырвавшись через какое-то время на относительно открытое пространство, она с надеждой стала вглядываться вдаль, и ей вновь почудилось, что там промелькнул он.
Эта гонка продолжалась довольно долго – она пробежала уже два огромных перегона между автобусными остановками, как вдруг на противоположной стороне площади мелким родным штрихом Сергей мелькнул снова, с кем-то попрощался и скрылся уже навсегда в поглотившем его людском море.
Она стояла, буквально задохнувшись не столько от быстрого бега, сколько от мыслей и разом нахлынувших воспоминаний, с готовым вырваться из груди сердцем, и понимала, что дальше не сможет жить, не услышав хотя бы его голос.
Откуда-то из тайников ее памяти услужливо всплыл номер телефона, который она не набирала уже столько лет и, казалось, совершенно забыла его.
А можно ли войти в одну реку дважды? Великий мыслитель, которому многие безоговорочно верят столько веков, утверждал, что нельзя.
Даша чувствовала, она не хочет в это верить, несмотря на всю безумную боль их закончившихся диким разрывом отношений. Несмотря на те слова, которые сказала ему тогда, накануне их свадьбы.
Сергей умолял ее вернуться, он говорил ей о любви, а у нее в ушах лишь звучали слова его сестры и приехавшей матери, не принявших и унизивших ее. Он пытался тогда успокоить их, но ей казалось, он предает ее и ту зародившуюся в ней жизнь, о которой они лишь недавно узнали.
Она сама ответила за себя и выбежала из квартиры, разом ставшей ей ненавистной. Даша не помнила после, что он бежал за ней, уговаривал и они как будто даже пришли к ее родителям, ожидавшим их и гостей. Все сплелось в ее памяти в какой-то жуткий клубок боли, беспорядочными обрывками продолжающей плескаться в лихорадочном сознании.
Одним из таких обрывков были ее слова:
– Самое лучшее, что ты можешь сделать, – никогда больше не встречаться на моем пути.
Она произнесла их ледяным и бесстрастным голосом – таким, каким было всё внутри нее. И он понял, что никакими словами не сможет пробиться сквозь выстроенный против него защитный барьер отчужденности. Что бы он ни говорил теперь, она, живущая отныне в каком-то другом, новом для него, своем мире, не услышит его. Их жизни, только что сияющие рядом безудержным огнем любви и нежности, вдруг стремительно разлетелись в разные, словно параллельные друг другу, измерения.
Все эти годы Даша так и продолжала жить в этом другом измерении, в котором не было его. В нем не было даже памяти о нем, как будто кто-то заботливой рукой напрочь стер всю ее прежнюю жизнь с ним.
И вот сегодня, от внезапно мелькнувшего сквозь грязное магазинное стекло силуэта того, чей мир не должен был по определению пересечься более с ее, Даша вдруг ощутила свалившуюся наконец с души ее памяти завесу, обнажившую разом казалось бы давно забытые чувства, тщательно спрятанные в самых глубоких уголках ее сознания.
От этих ярко пронзивших ее ощущений Даше почудилось, что она очнулась от долгого-долгого сна, в котором пребывала все эти годы. И в этом, своем вновь обретенном мире, она набрала номер его телефона и так, как будто они никогда не расставались, просто сказала:
– Здравствуй. Это Я.
(продолжение "Сквозь годы")