Иллюстрация: Картина Константина Маковского «Болгарские мученицы» 1877 год.
Статья опубликована в журнале "Русское поле" №3, 2010 г.
Есть люди, чья роль и значение проявляются не сразу, весы истории долго колеблются, мнения и оценки расходятся как берега Волги в ее широком разливе, но приходит время и спадает пелена с глаз, осыпаются нагромождения лжи и наветов, и является на всенародные очи герой во всей своей силе и правде. Таков Михаил Никифорович Катков (1818—1887) – выдающийся русский консервативный мыслитель, журналист, публицист, издатель и общественно-политический деятель. Основатель русского политического национализма.
Ах, как хотелось врагам России вытравить саму память об этом человеке! Они называли его «реакционером» и «прихвостнем самодержавия». Царедворцы считали его революционером, а революционеры – царедворцем. Патриоты предлагали поставить ему памятник и посвящали хвалебные стихи:
Чей голос слышу я? Не Минин ли воскрес
Спасать Отечество вторично силой слова
И с высоты Кремля воззванье произнес?
Нет, это льется речь разумного Каткова!
Его оружием было печатное слово, ему единственный раз в мировой истории, удалось сделать печать действительно «четвертой властью» в государстве.
В 1863 году Россия переживала трудные дни. На всей территории Царства Польского и Западного Края польские мятежники атаковали русские гарнизоны. Начался террор. Русских солдат и офицеров убивали из-за угла, верных подданных русского императора вешали специальные «жандармы-вешатели» во главе банд которых стояли католические ксендзы. Великий князь Константин Николаевич –наместник русского императора, беспомощно смотрел на то, как власть ускользает из его рук и умолял Петербург лишь об одном – не применять репрессий. Западные державы почувствовали, что наступил удобный момент, чтобы добить Россию, униженную Парижским миром 1856 года. Они требуют признать повстанцев воюющей стороной, созвать международную конференцию по польскому вопросу. Повстанцы же заявляют о восстановлении Польши в границах 1772 года. Вот как описывал это Катков: «Живо вспоминаются нам события того времени: как русским солдатам плевали в лицо, как их изменнически перерезали, как русской женщине нельзя было показаться на улице в Вильне, не опасаясь быть оскорбленной; как наша администрация давала дурачить себя и плясала либеральный канкан под дудку то белых, то красных вожаков «польской справы», как сами русские власти помогали этим вожакам набирать и дисциплинировать армию, и как напирала на нас европейская интрига, и как, наконец, наше оскорбленное народное чувство, воспрянув, расправилось и с европейской интригой и с польским мятежом».
Герцен, который принимал активное участие в подготовке восстания в Польше, в своем «Колоколе» призывает убивать «гадких русских солдат». Как тут не вспомнить пушкинские строки, посвященные русскому либералу.
Ты просвещением свой разум осветил,
Ты правды чистый лик увидел.
И нежно чуждые народы возлюбил
И мудро свой возненавидел.
На стороне организаторов мятежа выступили русские революционеры, проживавшие в эмиграции. Русская «свободная печать» по польскому вопросу хранила молчание. Демократическое движение по рукам и ногам было повязано польской интригой и играло роль пятой колонны внутри страны. Позиция Каткова ясная и последовательная. Польша — часть России, на ее территории должны без изъятия действовать все русские законы. Мятежники должны быть жестко разгромлены. Русское (великороссы, малороссы, белорусы) население должно быть освобождено из под национального гнета польских помещиков. Необходим срочный передел земли в пользу русских. В культуре нужна политика последовательной русификации и призыва на Запад чиновников из русских губерний. Всякие международные претензии на суверенную территорию России должны быть жестко отвергнуты, причем не следует бояться войны. Ежедневно «Московские Ведомости» Каткова рассказывали о новых зверствах поляков, сдирая с мятежа романтический ореол. Каждый день Катков писал статьи, посвященные не только мятежникам, но и критике пассивности властей Царства Польского и Западного Края. День за днем Катков разъяснял, — если поляк может любить свою родину, то и русскому позволено любить свою. Если поляк хочет за свою Речь Посполиту убивать русских, то значит русский, за Российскую Империю должен утопить в крови поляков. Блестящий мастер аналитического обзора, хлесткого злого фельетона, такого, как, например «Совпадение интересов украинофилов с польскими интересами», о затевавшемся «украинском» движении или убийственная характеристика Бакунина — «Кто наши революционеры». Блестящий филолог, он владел словом как никто до и после среди русских публицистов.
В 1863 году энергичная деятельность Каткова быстро принесла плоды. Началось, по сути, национальное восстание русских против собственного отупения, пассивности и нигилизма. Простые рабочие отслужили панихиду в Московских церквях по убитым русским солдатам. Дворянство и купечество по инициативе Каткова организовало подачу «адресов» поддержки Государю Императору.
«Всю Россию охватил сифилис патриотизма!» — сокрушался клиент банкирского дома Ротшильдов Герцен.
Правительство наконец-то начало принимать жесткие антиреволюционные и антипольские законы, сделав ставку на указанную Катковым «русскую» карту в земельном вопросе Западных губерний. Наконец 5 мая 1863 года происходит подлинный поворот – Виленским генерал-губернатором назначается Михаил Николаевич Муравьев. Катков, комментируя строгие, но справедливые действия виленского генерал-губернатора, с удовольствием отмечал: «А Муравьёв хват! Вешает да расстреливает, дай ему Бог здоровья!»
Муравьев воплощает в действии катковскую программу русификации и вслед за замирением разворачивает обрусение: «Что не доделал русский штык — доделает русская школа».
К моменту победы русской армии над повстанцами, Катков, не занимавший никаких официальных постов, становится политической фигурой первой величины. Впервые в русской, да и в мировой истории, журналист становится важнее министров.
Ситуация складывалась беспрецедентная: частное лицо, журналист, идеолог промышленно капиталистической, демократической монархии, открыто и резко вмешивался в важнейшие дела внутренней и внешней политики, обвиняя высших правительственных чиновников в государственном предательстве, антипатриотизме. Против Каткова был, выдвинут ряд серьезных обвинений. Министр внутренних дел Валуев и министр просвещения Головин организовали обсуждение деятельности Каткова, в результате чего было вынесено решение о недопустимости такого положения, когда частная газета «разбирает действия правительства, иногда прямо осуждая высших должностных лиц, и тем самым создает положение ненормальное, несогласное с коренными основами государственного строя». В официальной печати Каткову были предъявлены обвинения в том, что его патриотизм сеет в общественном сознании самый разнузданный демократизм, материализм и атеизм.
Конечно, «кто изменяет русскому делу и способствует антирусскому, - отвечал в своей газете «Московские ведомости» Катков, - тот находится на правом пути. Что бы такой ни говорил, ни делал, все будет одобрительно. Кто, напротив, будет в России мыслить и действовать в русском смысле, тот проклят и что бы такой ни говорил, все будет омерзительно…» Но нынешняя ситуация в России, продолжал он, отнюдь не исключительная, а потому стоит заглянуть в наше историческое прошлое, дабы извлечь из него уроки для настоящего и будущего. «Назад тому почти три века Россия так же переживала смутное время, - напоминал он об эпохе Минина и Пожарского. – Но тогда действовала простая сила, и дела делались грубо, а теперь они происходят в неосязаемой стихии мнения, где вместо силы действует обман. В ту давнюю пору пришлые враги владели русской столицей, открыто жгли, грабили и били. Но предки наши не пришлых врагах видели главное зло. В сказаниях того времени встречается сильное слово «русские воры». Предательство и не думало прятаться…
И в настоящую пору не обходится без домашних воров, и теперь еще более, в них то вся и беда…» При этом Катков недвусмысленно давал понять, что под «русскими ворами», «внутренними врагами» России подразумевает он отнюдь не нигилистов от «студентов», на которых правительство пытается свалить все грехи, но нигилистов – « воров» как раз именно от правительства, высшей бюрократической машины государства.
В апреле 1876 г. в Болгарии вспыхнуло антиосманское восстание жестоко подавленное турками. Было сожжено 80 и полностью разграблено 200 населенных пунктов, свыше 30 тыс. чел. погибло в результате турецких репрессий. По всей России возникли общества помощи славянам, началось добровольческое движение. Власти разрешили предоставлять отпуск всем военным, которые решили отправиться за Дунай. Известные врачи – Склифосовский и Боткин, писатели и художники Глеб Успенский, Гаршин, Поленов, Константин Маковский, Верещагин – поехали в Болгарию. Либеральная пресса открыла, однако, компанию дискредитации как добровольческого движения внутри России, так и самой освободительной борьбы славян. Какие только аргументы не пустили в ход либералы: и убивать, дескать, не гуманно, и всякая война – зло, и зверства, чинимые над порабощенными славянами, слишком-де преувеличены, и вообще, может быть, им под туркой лучше, чем на свободе. Да как мы смеем… в калашный ряд. Да мы еще рылом не вышли, чтобы кого-либо освобождать. «Россия освобождает народы» - какая нелиберальная мысль! – писал в эти дни Достоевский в своем «Дневнике писателя».
Катков требовал от правительства активной внешней политики на Балканах. Его статьи оказали сильное влияние на русское общество, требующее от правительства начать войну с Турцией за освобождение славян.
В 1880-х годах, после прихода к власти Александра III, влияние Каткова на государственную политику усиливается. Главными врагами Каткова становятся министр иностранных дел Гирс и министр финансов Бунге. Катков обвиняет германофила Гирса в предательстве интересов России. Он заявляет, что существует не русское Министерство иностранных дел, а «Министерство иностранных дел в России». Эта остроумная фраза была подхвачена и растиражирована в печати. После провала политики России в Болгарии в 1885—1886 годах, требования отставки Гирса и назначения подлинно «русского министра стали особенно непримиримыми. Всякая неудача российской внешней политики немедленно обращалась Катковым «в пользу» борьбы за отставку «иностранного министра».
Под давлением Каткова министерство финансов капитулировало – Бунге потерял свой пост, отставки Гирса добиться не удалось. Александра III встал на защиту своего министра. Раздраженный очередной разгромной статьёй «Московских ведомостей», он распорядился сделать им официальное предостережение.
Лето 1887 года стало последним в жизни Каткова. В одном из своих предсмертных писем он писал: От самого начала моей общественной деятельности, я ни к какой партии не принадлежал и никакой партии не формировал, не находился в солидарности ни с кем. Моя газета не была органом так называемого общественного мнения, и я большею частью шел против течения; газета моя была исключительно моим органом…. Ни с кем, ни в какой солидарности не находясь, я свято блюл свою независимость. Высказывал только то, что считал, по своему убеждению и разумению, полезным безо всякого лицеприятия или пристрастия.
Катков скончался 20 июля 1887 года в своём имении, похоронен на кладбище Алексеевского монастыря. Это кладбище было уничтожено в 1930-е годы, могила не сохранилась.