То было так давно, что нынешние умники и вовсе плечами пожимают,
дескать: а было ли это или, может, соврал кто, заморочил головы легковерным. Вот и я не стану в том божиться, только, что слышала, то и вам поведаю.
В одном княжестве княжил Алексей. В народе прозывали его Добрейший. Что хочешь, говори, а народ не обманешь. Тут каждый сам себе смекает, так сказать, своё разумение имеет. Но в одном все сходились, что князь-то наш и впрямь Добрейший. Земли много было у него пахотной, и луга заливные имелись. А лесов-то, лесов, страсть сколько! Податями людишек не обижал, судил справедливо и, чуть ли не на каждой улице крестники у него подрастали. И у самого сынишка в силу входил. Александром прозывался, стало быть, Алексеевичем. Да и княгинюшка-матушка, каждый в том поручиться мог, добрейшей женщиной была. А уж как
любила, как пестовала сынка-то своего. Видать, чуяло её сердечко, что
сиротинушкой останется. Хоть и были к нему приставлены мамки-няньки,
да всё не родная матушка.
Отец-то, князь Алексей, день-деньской в седле. И дружина у него -
один к одному, молодые, проворные. Им двадцать верст отмахать - всё едино, что щей похлебать. Спать лягут, соломки под себя подстелят, а то и так: седло под головушку, а, вместо одеяла - небушко. Здоровяки! Всё им ни по чём!
Пока княгинюшка была жива, всё шло ладно, как бы само собой.
А как не стало её, голубушки, затосковал князь. Ничего ему не мило.
Иной раз казалось, что он сам свою смертушку ищет. Ему б за баталией
издали приглядывать, а он ногу в стремя - и первым на неприятеля соколом летит. До поры до времени хранила его Судьба. Но всё чаще усталость
заглядывала в его глаза, будто-бы что-то изнутри грызло его.
Все случилось в одночасье. С вечера ещё он с молодым князем слушал гусляров да со стариком иноверцем разговоры вели, а утром вошли
к Александру придворные с опущенными головами. Кого ж тут будешь винить? Смертушка ни у кого совета не спрашивает. Ей, окромя Бога, никто не указ.
"Как-то оно будет? - слышалось со всех сторон. - Князь Александр
молод, неопытен. А злые вороги, как прослышат о смерти батюшки, налетят
как воронье. Совладаем ли?.. Молодой-то князь в ученье ударился. Всё
мудрые книги почитывает, запершись в покоях. А что в тех книгах? О чём
думается ему на сон глядючи? Поди, узнай. Не больно-то разговоришься с
нынешними молодыми. Ох, не раз ещё вспомним Добрейшего, царствие ему
Небесное...»
Темной ночью, когда за окнами металась непогода и, потрескивая, догорала свеча, за дверью послышался шорох. Будто-бы кто пытался открыть тяжелую дверь.
- Кто там? Ответствуй, не медли! Чего надо в столь поздний час? -
Спросил молодой князь.
А в ответ только жалобное мяуканье. Александр, взяв малый подсвечник и, прикрывая качающийся огонёк, подошёл к двери и чуть приоткрыл её.
В светлицу вбежал серенький, мокрый котёнок.
- Киска?! - удивленно воскликнул князь. - Как же ты сюда пробралась?
Ведь на ночь выпускают сторожевых псов! Да и не только ворота, но и все
двери заперты на засов... И то, верно, кто ж тебя, этакую кроху, пожалеет,
окромя меня? Ну, что ж ты дрожишь вся? Иди к огню, погрейся. А я поесть
тебе чего-нибудь поищу.
Котёнок, будто и впрямь понял человеческую речь, подошёл к камину и
лёг, свернувшись в клубочек. Александр, сидя в кресле, глядел на него.
Впервые за три года, как не стало ни матушки, ни отца, улыбнулся. Тёплая радостная волна, словно от брошенного камушка ширясь, охватила всю
его грудь, закатилась во все уголки, разбудила тончайшие струны
души. Захотелось петь и плакать одновременно. Он вспомнил, что такое
уже с ним было, когда матушка прижимала его к груди, укрыв от людского
глаза невольную слезу. Ему в тот раз было больно и обидно. Ведь шутка ли сказать: князь свалился с коня! И, конечно же, не в счёт, что зовут
его отроком. Он - князь! А князь должен быть на коне. Утерев слезу и
отведя руку матушки, он опять сел на коня. Прикусив нижнюю губу, поднял
выкованный специально для него, меч.
Взъерошив волосы, Александр стряхнул с себя воспоминания. Налил в
плошку молока и придвинул поближе к котёнку.
- Спасибо. И я отплачу тебе добром... - тихим шелестом прозвучали
слова кошечки, коим Александр нисколько не удивился, а напротив, обрадовался. Как ни странно, но в этом крохотном пушистом комочке он почувствовал верного друга.
Свеча догорала, и Александр поспешил лечь спать. Сны ему в эту
ночь снились радостные. Проснувшись ранним утром, как бывало ещё
при отце, по пояс умылся холодной водой.
- Слава тебе, Боже! - радовалась, глядя на него старая нянюшка. -
Ожил соколик наш! Он ещё себя покажет! Семечко-то Алексеево, сердечко Добрейшего. А уж храбростью весь род их славится... - шептала
старушка. А когда князь вернулся в светлицу, спросила. - Что за котёнок
у тебя обретается? Ты, чай, не девица, а воин. Не пристало воину с кошками нежиться. Конь, на худой конец собака, но кошка?.. - старушка неодобрительно покачала головой.
Свёл брови Александр, в одну линию, поглядел на кошку и твердо сказал:
- Не каждого Максима прозывают мужчина. Эта кошка дюжину сторожевых псов обошла. Полагаю, что врагов можно извести не только удалью, но и хитростью. Пущай тута живёт. Иной мужичонка хлипок, да умом
раскидист. Так-то, нянюшка, - улыбнулся ей молодой князь.
С этого дня стала Мурка жить в княжьих покоях. Нраву кроткого
была, и к ней скоро привыкли. Днём на подоконнике сидела да на двор
с высокого окна, глядела, а вечером, примостившись на коленях у князя,
глядела в книгу, которую читал хозяин, и тихо мурлыкала.
Однажды, тихим летним вечером, сидела кошка на подоконнике и смотрела на звёзды.
- Иди ко мне! Почитаем чего-нибудь... - позвал её хозяин.
- Подойди лучше ты ко мне, князь Александр, - сказала задумчиво кошка.
Редко кошка заговаривала с ним человеческим голосом. Это и насторожило князя. Он подошёл к ней, почесал за ушком и, глядя в её немигающие глаза, спросил:
- По что звала меня, подруга? Али узрела чего в звездной дали?
- Звездный узор я читать не умею. А вот людей распознать могу.
- И что же? - обеспокоился он.
- Не случайно я опрокинула кувшин с квасом. Дурной дух учуяла
в нём, неспроста всё это. Видать, почуяли вороги в тебе опасность
для себя. Злое надумали...
- Вот оно как! Спасибо тебе! - поклонился ей князь. Не
чаял я в своем дому с бедой встретиться. Велю повара пытать. Авось
чего и скажет...
- Охолонь, князь, охолонь. Повар тебе не враг. Да и не знает он
ничего. Не вспугни зверя раньше времени. Вели лучше кошачий лаз
в дверях сделать, да от твоего окна к дереву жёрдочку кинуть. И ещё
о том, что на языке людей разговоры с тобой веду, никому не говори.
Без меня за стол не садись. Не хмурься, чего знаешь - другим не сказывай. И виду не показывай.
Задумался молодой князь. "Много ли я видел в наших покоях родного
батюшку? Где уж там! Ему и коня всегда держали под седлом. А что же
я? Ведь не перевелись же вороги, желающие земли мои под свою руку прибрать. Вон нашего соседа, поговаривают, зельем со свету свели. Сперва
княгиню, а потом и его самого. Дочь у них была. То ли выкрали её, то
ли спрятали. А потом Игнашка, черная его душа, всем заправлять стал...
Не его ли лапища сюда потянулась? А Мурка молодец! Не-ет, это видать
не простая кошечка... Ну, да поглядим, чья возьмёт..."
Прорубили кошачий лаз, от окошка светлицы князевой к раскидистому
дереву жёрдочку прикрепили, да об том и забыли. Мало ли какая причуда
в голову светлейшего придёт. Да и то сказать: не томиться же кошечке
взаперти.
Молодой князь приблизил к себе всех тех людей, с кем батюшка
дружбу водил. Стал советы их слушать, да порядки прежние налаживать.
Воспряли други: "Дух Добрейшего заговорил в сыне! Надо б ему помочь..."
Теперь, как и при батюшке, лучший конь под седлом стоит, его дожидается.
А Александр всё меньше в светёлку заглядывает, всё больше с дружинушкой по дорогам да степям разъезжает, кордоны ставит. Князь перед седым
старцем голову приклонит, выслушает его, монетой одарит. А тот и тому
рад, что светлейший беседой не побрезговал. Возмужал Александр. Плечи
распрямил. Ветры степные, дожди проливные - всё ему ни по чём.
И кошечка в светёлке не засиживается. Во все углы княжьего двора
заглянет. Ей и рады. Кто чем угостит, кто по шёрстке погладит, кто слово ласковое скажет, а кто, и так пройдёт. А того лучше, попривыкли уже к ней. Каждый своим делом занят. Промеж собой разговоры ведут.
Мало ли что кошка на лавке дремлет? А то и вовсе не видать Мурки по
нескольку дней. Никому до того и дела нет. "Кошка не собака. На цепь
не посадишь. Есть захочет - сама объявится", - между делом, проронит
прислуга.
Только если уж князь на порог ступит, кошечка тут как тут. Да разве ж этим удивишь кого? Добрая скотинка к своему хозяину льнёт,
только и всего. А князь посадит её на плечо, сам сядет отдохнуть,
прикроет глаза и слушает кошачье мурлыканье. Но ежели б кто повнимательней пригляделся, то б, наверное, заметил как от того мурлыканья
хмурилось его лицо, как сходились в одну линию брови, как кивал он
головой и рука решительно ложилась на рукоять сабли острой.
И опять клубилась дорожная пыль под копытами лучшего скакуна,
слышался звон по кузницам, собирались люди ратные. Скакали посыльные,
несли князю вести со всех окраин. А от него наказы строгие. Все шло
своим чередом, как и под всевидящим оком Добрейшего.
Как-то раз случилось князю проснуться среди ночи. От лунного света,
от частых звездочек светло в покоях княжеских. Только почудилось ему,
будто бы кто-то тихо плачет. Разомкнул он веки, глядь, а на подоконнике сидит девица. Вся, как есть, нагая. Тело белое. Распущенные волосы, словно
шалью, укрыли плечи и грудь. Глядит в окно и часто всхлипывает. От тяжких вздохов вздымается грудь, вздрагивают плечи.
Хотел расспросить князь, о чём так печалится девица. Только совестно
ему стало смущать её. Приспустил веки и смотрит, что дальше
будет. А девица вытерла слёзы, подтянула коленки под самый подбородок,
что-то прошептала и оборотилась серенькой кошечкой. Спрыгнула на пол,
мягко ступая, подошла к княжьей постели, взобралась на неё, легла ему
в ногах и уснула.
На другой день, повелел князь принести в его спальню сундук, в котором хранились матушкины платья. Вечером открыл он тот сундук и
спать лёг. Кошечка в ногах примостилась. А как взошла луна, стало
светло будто днём, превратилась в девицу и стала матушкины
наряды примерять. Так увлеклась, что и не заметила, как князь во
все глаза глядел на неё. Приоделась девица, косу заплела и села у
окна. И опять полились слёзы по белому лицу. Не утерпел тут князь
и спрашивает:
- Об чём печалишься, красна девица? Али житье тебе худое в моих
покоях? Али обидел кто? Ты скажи, не таись. Верь слову моему, никому
тебя в обиду не дам!
Встрепенулась девица. Закрыла руками лицо. А потом и говорит:
- Не уж-то ты, князь, за бедной девицей подглядывал? Как теперь
глядеть мне в очи твои ясные? Придётся уйти мне куда глаза глядят от такого позора...
- Виноват я! Прости меня, за ради Христа! Так уж вышло... Только,
осмелюсь просить тебя, остаться. Не видел я девицы краше тебя. Да и
друга верного не было у меня, ближе тебя. Хотел бы я взять тебя в жёны.
Вот, не знаю, согласишься ли ты стать хозяйкой в этом доме?
Ещё пуще заплакала девица. Александр ей ласковые слова говорит.
Не знает, как утешить, чем помочь её горю. А она, голубушка, успокоившись, стала рассказывать.
- Не всегда я в кошачьей шкуре хаживала. Жила в княжеских покоях
и прозывали меня, единственную дочь князя Панкрата и княгини Марфы,
Мирославой.
Это за лесом сосновым, за горами каменными, за речкой-говоруньей.
Было время, видала я за нашим столом твоего батюшку. Помню, говорил он,
на меня глядючи, что, дескать, невеста, моему сыну Александру, подрастает.
А как не стало ни твоих, ни моих родителей, моя добрая старая нянюшка
научила меня кошачий облик принимать и к тебе послала. "Погляди, дитятко, что за человек соседушка наш, Александр? Коли хороший, откройся
ему и попроси помощи. Черная туча нависла над нашим княжеством. Душегуб Игнатий по твоим покоям похаживает, людьми помыкает да над памятью рода твоего насмехается. Беги детушка, беги, не мешкай...
Лютой смертью казнил Игнашка нянюшку. О-ох! Все выпытывал, где дочь
княжеская? Ничего она ему не ответила. Тяжело вздохнула и глазоньки
закрыла.
А я лесами и болотами к тебе добиралась. Да вижу, что и у тебя неспокойно. Игнашкины людишки и тут похаживают да вынюхивают. Да чего тут говорить? Сам знаешь...
- Знаю! Трудами твоими, голубушка. Ничего, даст Бог, силушки наберусь,
собью Игнашкину спесь! За всё с ним поквитаюсь!.. Но ты ответь мне,
успокой сердечко мое любящее, скажи слово верное...
- С тонкой жердочки не свернёшь. Судьбой назначенного не обойдёшь.
С малых лет для тебя взрастала я. С тобой душа моя, жизнь моя, надежды
свет. Но не время нам пиры пировать. Надо родную землю, от ворога, вызволять.
- Правду говоришь, ласточка ты моя ясноглазая. Не время столы застилать. Надо дружинушку собирать.
- Поспешай князь Александр! Да только дождись меня. А я схожу на
родную сторонушку. Погляжу там, что да как. Ворочусь, короткую дорогу
укажу.
При этих словах, оборотилась она серенькой кошечкой, запрыгнула
на подоконник, по жёрдочке на дерево, с ветки на ветку да к высокому забору и скрылась из глаз. До рассвета князь Александр не сомкнул глаз. А утром собрал совет самых близких людей, кои ещё батюшке верой-правдой служили. И решили они идти войной на соседнее княжество. Повелел князь коней ковать, обозы собирать, сухари сушить да Богу молитву творить.
Спешат гонцы: "Все готово, светлый князь! Ждём твоего повеления!.."
А князь головой кивнет и молча в покои удалится. Дивятся гонцы: "Спешили, коней не щадили, а он медлит... Видать ждёт какого-то особого гонца". Сидят, поглядывают на ворота, гадают: "Кто таков может быть?"
Только под утро вскарабкалась на забор серенькая кошечка да по веточкам на дерево, а с дерева по жёрдочке прямо в открытое князем окно.
- Пора, мой светлый князь! Да не ходи дорогою. Ждут тебя там лихие
люди. Иди оврагами, вдоль речки, а там ложбинкой мимо старого хутора.
В том хуторе старый Анисим живёт. Он ещё деду моему служил. Самый
короткий путь он тебе укажет.
- Спасибо тебе! Жди меня дома, как и подобает жене ждать из похода
мужа своего. Гляди на лампадку, что перед образами горит. Как закачается сердечко огненное, знай, битва страшная началась. А если потухнет
огонёк, то и будет означать, что в живых меня уже нет. Тут ты поступай,
как знаешь.
Сказав так, поклонился он святому лику и ушёл за порог. А серенькая
кошечка сидит, будто каменная, смотрит немигающими глазами на огонёк.
Вот качнулся горящий лепесток раз, другой. И ветра нет, а огонёк долу
клонится. Бьётся, мечется, то воспрянет, то, потрескивая, чуть теплится.
А то, вдруг, струйка дыма поднялась, вот-вот погаснет.
Вскочила кошечка, нырнула под подол матушкиного платья и поднялась
красной девицей. Выбежала на крыльцо и закричала:
- Люди добрые! Худо князю Александру! Одолевает сила тёмная, дружинушка его кровушкой исходит. Подмога нужна! Седлайте коней! Я поведу вас короткой дорогою!
Смотрят на незнакомую девицу дворовые люди, переглядываются.
- Платье на ней княгини-матушки! Видать не чужая она князю, коль
подмогнуть ему просит...
И застучали копыта по гулким мостовым. Вышли за ворота матери, благословляя сыновей своих. А впереди девица на коне. Волосы по ветру
развеваются, глаза огнём полыхают. Даже те, кто сомневался, что, дескать,
не бабье дело в походы хаживать, забыли об этом, видя, как велико стремление помочь князю Александру.
А за старым хутором кони хрипят, льётся
кровушка людская, ломаются копья, и воронье слетается на страшный пир.
У дороги стоит старик, как лунь седой, воздевши руки к небу и шепчет
что-то запекшимися губами.
Но, вот послышался вдали конский топот. Осенил себя старик крестным
знамением и показал, мчавшимся воинам на поле ратное. И разгорелся бой
пуще прежнего.
- Княгиня Мирослава вернулась! - отовсюду слышатся радостные крики.
- С нами крестная сила! - крестились старухи, глядя на великое побоище и прижимали к себе внучат.
Как закатилось красное солнышко, утих сабельный звон на поле брани.
Говорили потом два израненных воина, что Игнашка серым волком оборотился.
Зарычал, оскалясь, и ушёл в леса дремучие. Не сразу поверили им люди.
Всё искали супостата. Но, не найдя, утешились: "Войне конец! Пора и по
домам!"
При всём честном народе, благодарила Мирослава князя Александра.
А тот, поклонился ей в ноги, попросил стать его женой и объединить два
княжества. Как услышали это люди, стали шапки вверх кидать да радоваться.
С честью похоронили павших ратников, перевязали раны живым и воротились они в родные сёла, к полям-пажитям. А князь Александр с княгиней
Мирославой вскорости обвенчались. Стали жить-поживать, детей да внуков
пестовать да сказки им сказывать.
28 декабря 2001г.