Погорельцы-4

Михаил Заскалько
ПОГОРЕЛЬЦЫ-4
Останки сгоревшего архива

В армии, а точнее летом 1976-го, я  написал душещипательный роман страниц эдак на 400- "СПАСТИ ЧЕЛОВЕКА". Этот фрагмент- осколочек того романа.
    С первого дня в армии(служил в стройбате) я вёл Дневник.,записи делал специально придуманным шифром. Однажды Дневник украли(прятал под подушку,кто-то подсмотрел). Мои записки попали в руки командира роты. Три ночи подряд деды изгалялись надо мной:требовали расшифровать Дневник. В сущности я был хлюпиком, а вот ведь выдержал пытки: и три бессонные ночи, и мытьё казармы носовым платком, а туалет зубной щёткой, одну ночь провёл на "губе" у соседей-связистов в компании с частями трупа: жмурика нашли в лесу расчленённого,до утра поместили в холодную гаупвахту…Короче,ничего не добившись истязатели оставили меня в покое. Дневник реквизировали. Весь свой архив(два романа, три повести и десятка два рассказов, а так же наброски, эскизы, сюжеты) я спрятал в лесу. К великому сожалению, за месяц до дембеля, архив пропал: кто-то нашёл…Вернувшись домой(середина 1977г.),я первым делом попытался восстановить по памяти утерянное.Эти листки оттуда. Листки обнаружил в папке с газетными вырезками 4апреля2005года.
СЮЖЕТ романа: солдатик стройбатовец случайно спасает от самоубийства тринадцатилетнюю девочку. Узнав причину, солдат решается девочке помочь. Она из неблагополучной семьи, из-за постоянных нервных стрессов у девочки развился энурез. Вместо того чтобы её лечить,помочь психологически- её наоборот вгоняли в недуг: презирали, шпыняли. Поединок солдата и девочки против косности,пошлости,дурости людской. И одержанная победа.


СПАСТИ ЧЕЛОВЕКА
Роман(фрагмент)

….Утром пришла телеграмма: умерла бабушка.
Во время поминального обеда, где лились рекой водка и самогонка, все шумели, судачили о своём, как на гулянье. Лёша сидел, точно контуженный. Перед глазами стояла бабушка, такая живая, с её мягкой улыбкой,пахнущая ватрушками с тутовым вареньем …

Его встряхнули за плечи. Крёстный, дядя Коля.
-Выпей, крестник, помяни душу бабушки. Поутряне поедем ко мне, на рыбалку сходим. Я знаю местечко: вот такие окуньки цапают…
-Что ты в конце концов раскис, как варёный макарон, -пьяно подала голос старшая сестра.
-Мёртвым мёртвое, живым живое, -громко сказала мать, поднимая стакан с водкой.- Выпьем.

Лёша вскочил, грохнул бутылку о стол. В наступившей тишине говорил гневно. Высказал всё, что думает о матери, о сёстрах. Те в ответ сразили его в самое сердце:
-Дурак ты…Себя считаешь лучше нас, а самого девчонка водит за нос…

Они сказали всё про Нину. Низко, гадко сказали. Лёша потух, медленно опустился на стул, его губы тихо шептали, как в бреду:
-Зачем…зачем…зачем…

Обессиленного Лёшу раздели, уложили в постель. Нет, он не заснёт, не успокоится, пока не удостоверится, что сказанное ложь, грязная клевета. Решение придало сил: его не смогли удержать. Вместе с крёстным-шофёром они уехали в Камышановку. На месте были в начале четвёртого утра. Лёша сразу пошёл к Нине. И судьба пошла ему на встречу: лучше сразу правду…

Нина не была целомудренной. Она была из тех, кто раз испытав сладострастие, ради него теряют разум, стыд, совесть…Значит, тогда он не ошибся, когда предположил, что она как мать…Лёша застал Нину с мужчиной в двое старше её.
Ничего он не сказал, посмотрел и молча вышел, окаменев лицом.
-Лучше бы ударил, -запоздало крикнула Нина.

Спустя четыре часа он был уже в кабинете директора училища и просил разрешения сдать экзамены досрочно: пойдёт в армию.

-Погоди ещё полгода, в танковые возьмём, -пробовал отговорить военком.
-Не могу.
-Почему?
-Не хочу оказаться на скамье подсудимых. Или…сопьюсь…
Военком выдал ему повестку на 14мая.

-Бабушка у него умерла…видно, очень любил, вишь как поседел…-шептались у него за спиной девочки - одногруппницы.
Нет, он не стал белым как лунь, но в его роскошной копне отчётливо были видны  серебристые волоски. Увидев их, мать вскрикнула, обняв Лёшу, долго мочила его плечо слезами раскаянья…
                3.
Лёша проснулся в половине девятого. В казарме было тихо, за рейками обивки попискивали мыши. С улицы доносился голос старшины: за что-то отчитывает дневального.
Вот и ещё один день его службы начался. Двести тридцать восьмой. Вообще-то Лёше разрешено отдыхать до 13,00,но он не любил долго валяться в постели. Сегодня тем более: после девяти в больнице разрешено навещать больных. Как там спасённая?

Заправив кровать, на ходу прикончив пайку всухомятку, Лёша вышел из казармы. День просто чудесный: тихо, светло, лёгкий морозец. Окликнул старшину, собравшегося уходить, спросил выходное обмундирование.
-К чему? -старшина удивлённо поднял брови.
-В больницу. Проведать…
-Заноза? -повысил голос старшина. -В больницу или в роддом?
-В больницу. Девочка знакомая…
-Не одобряю, рядовой Тишин, не одобряю. Тебя призвали добросовестно служить, выполнять долг, а не интересоваться девочками. Тебе положено отдыхать, так отдыхай и не замусоривай голову всякой ерундой.

Поставив точку, старшина ушёл. Бесполезно, что-либо объяснять -не поймёт. Старшина Слепко не блистал умом и вполне соответствовал старшине из анекдотов. Он был из тех, кто остался в армии не из любви к ней, а из-за лёгкой жизни. Слепко практически ничем не занимался, разве что в неделю раз делал вечернюю проверку. А так придёт утром перед разводом, покричит на правых и неправых, даст цэу каптёрщику и -до следующего утра. Все его прямые обязанности в роте выполнял каптёрщик- маленький юркий деловой татарин Фатула. Будь он в роте- в увольнении, в город поехал с родственником встретиться, -Лёша и не просил бы у старшины, не унижался. Что же делать? Идти в рабочей неловко: грязновата. Стоп! ведь дежурный по роте сейчас отдыхает, до двенадцати.
-Кеша, да проснись ты на минутку…Понимаешь, позарез надо в больницу сходить. Дай хэбэ на часок. Через час буду как штык. Ровно в десять.
-Отстань. Возьми и катись на все четыре стороны. Поспать не дают…

Через десять минут Лёша уже был во дворе больницы. В вестибюле было душновато и людно. На скамейках вдоль стен сидели люди в больничных халатах и пижамах и те, кто их пришёл проведать. Разговаривали, делились новостями, передавали кульки, свёртки. Лёша остановил пробегавшую медсестру:
-Скажите, пожалуйста, могу я увидеть девочку,…сегодня ночью поступила…
-Которая с ожогами?
-Да. Как она?
-Значительно лучше, но разрешения на посещения не было. Подождите, я спрошу у Антона Никитича.

Девушка ушла по коридору. Лёша повернулся, что бы уйти с прохода и едва не налетел на старушку, что стояла рядом.
-Спасибо, сынок! -сказала она тихо и притронулась к руке Лёши. -Спасибо.
-Вы её бабушка?
-Соседка я…Присядем, сынок, стара я стоять…Зиночку я знаю почитай с пяти годков. Душевная, ласковая девчушка…золотое сердечко. Но вот, чего греха таить, семья у неё чёрствая…

Подошло медсестра:
-Антон Никитич просил сообщить, что к сожалению сегодня нельзя.  Психика ребёнка сложная вещь…-похоже она собиралась точь в точь передать слова врача и Лёша перебил её.
-Простите, а когда можно?
-Через пару дней. Извините, мне надо идти.
-Жаль, очень жаль…
-Да вы не беспокойтесь, бабушка. Опасности никакой нет. Полежит недельки две и выпишем, -попробовала успокоить старушку медсестра, уходя.
-Ну, что ж, пойдём, сынок. Тебе не спешно, а то сам видишь какой я ходок? Нам сюда,- кивнула старушка влево, когда они вышли во двор. -В аккурат до того столба: напротив моя избёнка. Воротца голубые…

До голубых ворот было чуть больше полутораста метров. Старушка шла очень медленно, опираясь на руку Лёши и тихо, проникновенно рассказывала о Зине, о её семье…

-Отчим у неё служащий советской армии. Шофер. Мать на почте работает. Детей у них трое, двое мальчуков, да Зина. Ты про энурез слыхал?нет?Это…недержание мочи во время сна. Очень неприятная болезнь. В сущности, она излечима, если вовремя и правильно поставить лечение. У Тучковых об этом некогда думать…Каждодневные пьянки, драчки…Девочка росла без присмотра, болезнь затягивалась. Посадили отца Зиночки на пять лет…На пьяную руку загубил людскую душу…Потом отчим появился, братишки…Если при родном отце на Зиночку совсем не обращали внимание, то при отчиме она была под перекрёстным огнём.  Её то и дело стыдили, ругали, затем стали бить. Обделяли во всём:»Вот перестанешь мочиться в постель и тебе будет…»И у отчима и у матери сложилось впечатление, что девочка здорова, её тупое упрямство, безстыдство всему причина. Зиночка терпеливо сносила всё. Ей сколотили деревянный топчан, переселили в полуразвалившуюся летнюю кухню, бросили ворох тряпья, заместо постели.
-Помучается -образумится, -высокопарно изрёк отчим.

Отчим не пил и не курил, до копейки зарплату отдавал жене. Мать Зины, не видевшая ничего хорошего от первого мужа, решила, что и её посетило счастье. Перечить мужу, высказывать недовольство, значит…гнать от себя счастье. Нет, на такое она не пойдёт. Поэтому для неё слово мужа стало законом, не требующим  ни обсуждения, ни, тем более, осуждения. Как в армии: приказ не обсуждают, его исполняют. Мать вполне сама справлялась с работой по дому, отчим запретил Зине прикасаться к чему-либо.
-От неё дурно пахнет, -сказал он брезгливо и мать безропотно согласилась.

Девочка очень обиделась на мать и старалась вообще не попадаться ей на глаза. Обида и мучительное желание излечиться переполняли всю её так, что даже пропал аппетит. Если она находила у себя остывшую, подмороженную пищу, принесённую по велению отчима матерью, то съедала тут же, не ощущая ни вкуса, ни что ест. Зина отчётливо знала: еда- это жизнь. А она хотела жить. Очень. Она видела себя в сновидениях певицей, как Мария Пархоменко или Валентина Толкунова…

Старушка умолкла: они подошли к голубому заборчику.
-Зайдёшь, али как?
Лёша посмотрел на часы:
-На полчасика, не больше.
-Да это ж уйма времени. Я напою тебя превкуснейшим чаем, -обрадовано воскликнула старушка и, неожиданно, быстро засеменила к крыльцу. -Следуй за мной.

Когда Лёша, тщательно отерев ноги о влажную тряпку на ступеньке крыльца, вошёл на веранду, на плите уже стоял небольшой чайник ярко-зеленого цвета. Старушка копошилась у шкафчика и, словно фокусник, извлекала из него хрустальную хлебницу, с мелко нарезанной булкой, блюдце с маслом, банку с вареньем, вазочку с конфетами, пачку печенья. Всё это в строгом порядке располагалось на весёлой клеёнке старого стола.
-Пока чай поспеет, я продолжу историю Зиночки…