Клоун с Луны

Александр Леонтьев
        КЛОУН С ЛУНЫ /или опыт перевода стихов Дилана Томаса/

  Хотелось бы утверждать, что Дилан Томас (1914-1953), этот воинствующий нонконформист, продолжил эстетическую традицию О. Уайльда. Но это далеко не так.
Да, у них были общие культурные корни, если говорить именно о глубинной кровно-мифологической связи. Один был ирландцем, другой валлийцем, то есть оба бессознательно черпали образы и мотивы из кельтского мироощущения, кельтской традиции. Да, в обыденной жизни Дилан Томас проявлял себя не менее эпатажно, чем Уайльд. Но, пожалуй, эпатаж, и некое генетическое сродство – это все, что может роднить этих поэтов.
Но, оставив в стороне поиск типологической схожести этих двух авторов, сосредоточимся на переводе стихов Дилана Томаса.
        Каков же он Дилан Томас в своих стихах? «Клоун с луны», как озаглавлено одно из его стихотворений, или «щенок», который «ныряет в море». Именно так,  в одном письме, он как-то сформулировал свое писательское кредо: “...надо только нырнуть глубоко в себя, как щенок ныряет в море”, а потом еще и написал прозаическую книгу автобиографических рассказов «Портрет художника в щенячестве», акцентировав этот аспект творчества.
Не знаю точно, что имел в виду Дилан Томас, но «клоуном с луны», или «щенком» ощущаешь себя именно ты сам, когда берешься переводить его стихи.
        Туманная образность, путаные ассоциации, аллюзии, реминисценции, сугубо биографические мотивы, оговорки, и в тоже время мощь, размах, энергия, пронзительные идеи, которые как вспышки озаряют твое сознание в финальных аккордах стихов; невероятная музыкальность, смелость, всеохватность, мифологизм, и разящая проникающая вневременность, то есть вечность, то есть гениальность, все это есть в его стихах.  Но, прежде всего – энергия. Да, энергия буквально брызжет из его стихов.
Стих Дилана Томаса ритмически неоднородный, это и свободный стих, и местами стих рифмованный, если говорить сугубо о его формальных признаках, но когда пробуешь этот стих переводить эквилинеарно и эквиритмично, чему обычно учат в университете, перевод начинает рассыпаться, как карточный домик.
Мне пришлось долго подбирать ключи к формальной передаче его стихов, но, убедившись, что это во многом бессмысленное занятие, я решил переводить не слова, а именно смысл, музыку стиха, внутреннюю интонацию, ритмику души…

          ‘Clown in the Moon’ (1953) («Клоун с луны»), пожалуй, одно из самых понятных  стихотворений Дилана Томаса. Название, возможно, это еще один ироничный экивок автора.
«Клоун», здесь не просто клоун, а клоун с Луны, что само по себе уже уникально. Поэт сравнивает слезы с ‘petals from some magic rose’ («лепестками магической розы»). Образ красив, зрим и пластичен, и далее поэт разворачивает и поднимает ассоциативный ряд образов-ощущений, в прямом и иносказательном смысле: ‘Of unremembered skies and snows’. Затем неожиданно поэт меняет ракурс видения, будто он и впрямь находится на Луне: ‘I think, that if I touched the earth, It would crumble; It is so sad and beautiful, So tremulously like a dream.’ (« И, мне кажется, если б коснулся земли я, Она бы распалась; Так прекрасно и невыносимо, Как мечта в лунном мерцании».)
Перекрестная рифма оригинала, которая более характерна для русского а не аглийского стихосложения, путем её сохранения в переводе позволяет добиться ритмического и смыслового соотвествия между переводом и оригиналом, сохранить настроение оригинала, его собственную "мелодию".
          О чем же это стихотворение? Можем ли рассматривать его, как иносказание, в том смысле, что каждый художник – это клоун, или, что душа художника – это «душа кретина», как в свое время высказался Иван Бунин .
          Думаю, в подтексте есть и эти смыслы, но явно Дилан Томас говорит о Красоте, красоте земли, о красоте мечты, о хрупкости нашего бытия, и это, наверне, главная тема.
           Хотя, возможно, ему просто пришел в голову красивый образ, а потом накатило чувство, он услышал музику, и стих сложился, а все остальное досужие домыслы.
  «Мое ремесло или печаль искусства» ‘In my craft or sullen art’ – впервые напечатано в сборнике «Смерти и входы» ‘Deaths and Entrances’ (1946).

         Одно из программных стихотворений Дилана Томаса. Сразу оговорюсь, что этот стих я переводил не дословно, или строка в строку, ориентировался даже не на смысл, но шел именно от музыки, и образности оригинала. Если разбирать этот перевод слово за слово, строка за строкой, то есть так, как разбирать стихи, уверен, не должно, нетрудно обнаружить ряд отступлений от подлинника, но если перечитать оба стихотворения (оригинал и перевод) одно за другим, в любом порядке, нет-нет, да и возникнет вопрос, а не собственно ли авторский это стих?
Тема стиха – это бескорыстное служение искусству. 
‘In my craft or sullen art Exercised in the still night When only the moon rages And the lovers lie abed With all their griefs in their arms I labour by singing light Not for ambition or bread Or the strut and trade of charms On the ivory stages But for the common wages Of their most secret heart’, – пишет Дилан Томас. 
        Перевожу дословно: « В моем ремесле или мрачном искусстве Рожденном в тишине ночи Когда только луна в гневе И любовники лежат в постели  Я тружусь, воспевая свет Не для честолюбия или хлеба Не для напыщенного вида или торговли чарами На подмостках из слоновой кости (на подмостках пребывания в гордом одиночестве) Но за обычную плату Их самых сердечных тайн».
        Перевожу поэтически: «В моем ремесле печаль искусства Тихой ночи Когда луна лает от грусти А слюна горчит На губах раем потерянным Отлюбивших на простыне Я льюсь в сиянии пения Не ради славы, не на дне Самодовольства торговца чарами Аквариумного волшебства Но за обычную плату Таинства их естества». 
        Формальная цель была сохранить внутреннюю звуковую ритмику оригинала, акцентировав внимание на концовках строк, развернуть в метафору сравнение ‘ivory stages’, – образ торговца, стоящего в аквариуме, а не на подмостках, как-то родился сам собой;  введение фразы «раем потерянным» позволило мне придать еще больше драматичности и объемности смыслу.
           И далее у Томаса: ‘Not for the proud man apart From the raging moon I write On these spindrift pages Nor for the towering dead With their nightingales and psalms But for the lovers, their arms Round the griefs of the ages, Who pay no praise or wages Nor heed my craft or art’.
        Дословный (фразовый перевод) здесь такой: «Не для гордеца в отдалении Из яростной луны я пишу на тех страницах морской пены Не для возвышающихся покойников С их соловьями и псалмами Но для влюбленных, их рук Вокруг горестей всех веков, Которые не похвалят и не заплатят Не обратят внимание на мое ремесло или искусство».
        Перевод поэтический: «Не для гордецов, свысока взирающих В ярости лунной пишу Пеной моря вскипающей Не для идолов прошлых – дышу С их соловьями и псалмами Но для тех, кто разжав кулаки, Обнимает веков распятия, И в пылу любовной тоски, из которых Никто не оплатит мне ни секунды Из солнечных снов, И не вспомнит в мгновенье приятия Моих стихов».
Наверняка, придирчивые критики и взыскательные читатели обратят внимание на некоторые добавленные «красивости». Но при переводе я почувствовал, что здесь стоило чуть расширить проблематику, поэтому и появился во второй части образ распятия, а в первой части стиха фраза «раем потерянным».

        ‘O make me a mask’ – «О, дайте мне маску», впервые опубликовано в 1938 году и позднее включалось в сборники «Карта любви» ‘The Map of Love’ (1939) и « Сборник стихов»‘Collected Poems’ (1953).
         В этом стихотворении определение качества маски, будь то социальные или (в поэзии) формальное, вступает в конфликт с неясностью самого процесса самоопределения, который может продолжаться бесконечно. Кто должен дать маску? Какую маску? Стихотворение не дает ответов на эти вопросы. Перевод выполнен был мной по наитию, интуитивно, ощупью, в темноте.