Надежды маленький оркестрик

Корнелий Абрамцев
(Как выпить за счет папочки жениха)

Выпить хотелось до чертиков. Но ничего не светило. Андрюхе даже не хотелось думать, как раздобыть хотя бы пива. А его приятель Васяня что-то сосредоточенно обдумывал. Андрюха решил, что Васяня сейчас выдаст нечто. Но как оказалось, Васяня только посыпал соль на раны.
– Андрюха, когда лучше выпивать: летом или зимой?
Услышав это Андрюха хотел убить Васяню, но трезво, совершенно трезво ответил:
– Выпивать лучше зимой! Всегда можно больше выпить! Но зачем глупые вопросы задавать. Зачем травмировать душу? Выпить нечего, и до зимы далеко.
– Понимаешь, Андрюха, а выпить можно.
– Наливай!
– Отработать надо. Ленина помнишь: «Кто не работает, тот не ест»?
– Васяня, ты про еду не беспокойся, ты мне выпить налей.
– Кто задницей не вращает – тому не наливают!
– Что? На что ты намекаешь?
– Это все та же ленинская политика – без дела сидишь, то на выпивку только глядишь. Понял, Андрюха?
– Ну и что надо делать?
– Есть халтура. И честная, и по-крупному.
– По-крупному – это как? Сейчас по-крупному – это сто миллионов или хотя бы один миллиард долларов.
– Возьмем немного меньше. Ящик водки и два ящика пива. Да еще сверх того рубли, но это уже будут не наши.
– Если бы ты меня спросил – понял ли я хоть что-нибудь, то я бы...
– Знаю, Андрюха, ты будешь вопить. Ты никогда не можешь проблему уловить в целом. Поэтому давай по частям. Скажи, каким музыкальным инструментом ты владеешь? А может, даже несколькими?
– У тебя все дома? Инструментами!
– Ну, на скрипке играешь?
– Могу на аккордеоне! Могу на баяне! Прекрасно владею арфой! И, конечно, виолончель и это, как её, большая скрипка. Альт! Вот!
– Не придуряйся! Нет такого человека, который не мог хоть на чем-нибудь играть. На губной гармошке? На дудочке?
– А ты на дудочке можешь?
– Я нет. Я только на барабане...
– Удивил. На барабане и я, наверное, смогу.
– Не скажи! Надо ритм чувствовать. В такт бить. Двойным ударом владеть...
– Чтобы лупить по барабану ты, конечно, консерваторию кончал!
– Андрюха, ну неужели ты ни на чем не умеешь играть? Дело тогда наше пропащее. Уплывут ящик водки и два ящика пива...
– В детстве я когда-то пробовал учиться играть… на балалайке...
– Да? Ну вот! Я же говорил! Не талантливых людей нет! Дорогой, ты выручишь весь оркестр! А где балалайка?
– Дома. На антресолях. И струны, кажется, все. Да там их всего три струны. И вообще, любую проволоку можно натянуть...
– Мы спасены! Андрюха, ты гений! Ты станешь большим артистом! Ты Кобзон! Ты Белла Ахмадулина! Ты Филя Киркоров! И сама Пугачиха! Бежим!
– Куда?
– К балалайке!
Достать балалайку с антресолей было не так-то просто. Но откопали. Васяня сам стал ее протирать, оттирать от вековой пыли и грязи, обещал покрыть лаком. Сунул балалайку в руки Андрюхе и сказал: «Давай!»
– Чего давать?
– Играй! Играй смело! Играй всё! А я отберу репертуар.
– А я ничего не умею…
– Ты что, издеваешься? По морде захотел?
– Правда, ничего не умею... Я же только учился.
– И чего ты учил?
– Светит месяц...
– Давай «светит месяц»! С чувством и громко!
Андрюха пытался что-то изобразить, раз десять начинал тренькать, пока, наконец, что-то отдаленное, с трудом похожее на мелодию, возникло и погасло.
– Суду все ясно, – пробурчал Васяня. – Где ключи от квартиры? Давай сюда! – и Васяня вытащил насильно у Андрюхи ключи. – Запру! К вечеру приду со жратвой. Но чтоб «светит месяц» светил как надо! Чтоб без ошибок играл даже с закрытыми глазами. А главное, играй громко! Если экзамен не сдашь, то и жрать не получишь. – И Васяня исчез.
Выпить хотелось до чертиков, и Андрюха набросился на струны – тренировка началась. Скоро на мозолистых пальцах Андрюхи появились новые мозоли. Андрюха, порывшись в барахле, вырезал из пластмассы себе тренкалку наподобие той, что итальянцы играют на мандолине, а наши дергают за струны электрогитару. Андрюха и название этой штуковины знал, но вспоминать не было времени. Цепляя струны этим кусочком пластмассы, убедился, что балалайка стала звучать на порядок громче. А Васяня сказал, что громкость – главное.
Через несколько часов «Светит месяц» звучал громко и вполне тянул на ужин. Васяня сообразил поесть и велел осваивать различные мелодии дальше. Особенно современные танцы. А сам Васяня пошел к какому-то дяде Митяю за барабаном и колотушкой. На вопрос Андрюхи, – а когда соберется весь оркестр и начнутся репетиции, – руководитель предстоящей операции Васяня только махнул рукой и удалился.
Сколько ни бился Андрюха, но кроме мелодии «Светит месяц» ничего из балалайки выжать не удавалось. Где-то в глубине мозгов, как считал Андрюха, что-то звучало, но на поверхность не выходило. Больше всего Андрюху мучила мысль: как же это при помощи балалайки зашибить ящик водки и два ящика пива. И тут совершилось чудо. То ли Андрюха так зацепил струну, то ли получил увесистый толчок из мозгов по спине, но очень знакомая мелодия вырвалась на поверхность, и прозвучал целый такт, а может и полтора. Андрюха узнал ее! Это была «Темная ночь». Андрюха даже вспомнил несколько строк: «Темная ночь, только пули свистят по степи, тускло звезды мерцают...» И уже через час мелодия напоминала сама себя, а через два часа звучала почти так же классически, как и «Светит месяц».
Когда в квартиру вломился с барабаном и колотушкой Васяня, то всё это ему решительно не поправилось. Он потребовал увеличить громкость балалайки минимум в четыре раза. И сколько Андрюха не доказывал Васяне, что балалайка это не орган – Васяня стоял на своем!
Андрюха осмотрел барабан деда Митяя, которого, оказывается, уже давно не было на этой грешной земле. Барабан отдала вдова дяди Митяя за тридцать электрических лампочек, которые электрик Васяня достал даже не вспотев.
На одной стороне туго натянутой кожи был нарисован бравый пожарный с огромными усами»
– Это когда дядя Митяй играл в оркестре пожарных, – пояснил Васяня.
На другой стороне был изображен похоронный венок и надпись «Вечная память».
– А это нарисовано, – вещал Васяня – когда дядя Митяй играл в похоронном оркестре.
– А мы где будем играть? На пожаре или на кладбище?
– Мы, – сообщил Васяня, – будем играть на свадьбе!
– С надписью «вечная память»?
– Исправим!
Васяня достал бутылку растворителя и стал стирать слово «память». Работа двигалась плохо, но вони от растворителя было много. «Память» не сдавалась, видать, была написана лет пятьдесят назад. Но растворитель и упорство Васяни победили! На месте «памяти» Васяня, макая кисточку в пузырек с зеленой нитрокраской, вывел, как умел крупно слово «Радость». И получилась «Вечная Радость!» На венке Васяня тоже обновил зелень и, как умел, нарисовал в центре венка три зеленых розочки. На этом реставрация барабана закончилась.
– Сойдет! – похвалил сам себя Васяня, отнес барабан на балкон – просушивать и проветривать музыкальный инструмент. – «Вечная Радость» – это звучит гордо! – подвел итог Васяня. – А ты, я слышал, уже бацаешь темную ночь? Держи так и дальше! А я сейчас помчусь проверить, в порядке ли Саша Розенфельд. Наш саксофонист. Гений! Талант мирового значения. Великий мастер! Бог саксофона! И только один недостаток…
– Поддает?
– Если бы... Колется... Нам за работу ящик водки и два пива, а ему наличняк. Ему надо дозу регулярно покупать... Сейчас важно его до завтра, до часу дня продержать. Чтоб не залетел в кайф. А то всё рухнет. Весь оркестр развалится.
– А сколько в оркестре-то? – предчувствуя недоброе, спросил Андрюха.
– Трое нас! Трое! Ты что, не понял? – видя, что Андрюха слегка покачнулся, добавил – Если Саша Розенфельд берет в руки сакс, то вообще больше никто не нужен! Но до тех пор, пока он дозу не примет... Завтра в час дня стоим у подъезда дома, где будет на первом этаже свадьба сына зав. рыбным отделом и дочерью зав. отделом обуви!
– А чего они не в ресторане? Там оркестр из профессионалов!
– Ты их будешь учить жить? Да они светиться не хотят. Кто гуляет в ресторане, того компетентные органы на карандаш берут и – в картотеку, в смысле в компьютер… А рэкет не спит. Не сразу, но трясти начнет. Наше дело у подъезда шум создавать! Чтоб все в округе знали, что сын зав. рыбным отделом...
– Ни хрена из этого ничего не выйдет, – совсем упал духом Андрюха.
– Ты балалайку осваивай и меньше думай. А я пошел...
Утром пришел Васяня, по нему было видно, что караулил саксофониста всю ночь. Но зато он принес два галстука «бабочка» и два не очень свежих тёмно-красных пиджака.
Весь «оркестр» встретился на автобусной остановке, и через два прогона они вышли. Васяня тянул за собой все ту же тележку на двух колесах за ручку, на которой была намотана длинная веревка. Барабан Васяня нес на ремне на своей шее.
Гений саксофона, естественно, был с саксофоном в тёмно-красном мешковатом пиджаке и с желтой «бабочкой». Андрюхе бабочка досталась белая.
Лучший игрок мира на саксофоне шел покачиваясь, ни на какие вопросы не отвечал, только махал на все рукой, а глаза открывал очень редко, и, казалось, совсем не дышал.
У подъезда встали. Было слышно, как в открытые окна проникал шум свадебных приготовлений. Из квартиры вытащили всё – кроме унитаза. Вдоль стен стояли столы, ломившиеся от еды и количества бутылок. Сотни рюмок и фужеров располагались на трех этажерках. Гремел кассетник, все танцевали или опрокидывали фужеры. Некоторые в себя, другие на пол. Свадьба проходила по-современному. На всё на это великий саксофонист не взглянул и никак не отреагировал. Но в 13-00 по городскому времени Саша Розенфельд открыл глаза и сказал – «Поехали». Три – четыре. И саксофон издал мощные звуки популярной мелодии. Саша Розенфельд опять закрыл глаза и последующие четыре часа их уже не открывал. Васяня врезал по барабану, потом еще, еще, уловил ритм и забухал что есть силы. Андрюха поправил белую «бабочку», вздохнул и заиграл «Светит месяц». А что было делать? Андрюха думал, что сейчас заржет весь мир, и вообще он выпадет из «оркестра», и на него все сейчас покажут пальцем. Но ничего подобного не случилось. Поскольку Саша Розенфельд стоял с закрытыми глазами и время от времени начинал новую, еще более популярную мелодию, то на Андрюху посмотрел Васяня, ободряюще кивнул и грохнул по барабану. Андрюха осмелел и что бы не исполнял Саша Розенфельд – Андрюха тренькал «Светит месяц».
«Оркестр» мигом окружили зеваки, периодически на улицу высыпала вся свадьба и ее руководитель. Свадьба пыталась петь и танцевать, Саша Розенфельд удовлетворял все заявки, и все это время Андрюха наяривал «Светит месяц». Васяня уже перестал ловить ритм и бацал колотушкой по коже барабана с одинаковой скоростью, но с возрастающей силой. «Оркестр» «работал».
То, что Саша Розенфельд гениальный саксофонист, «балалаечник» Андрюха понял уже давно. Кончался второй час, но Саша не остановился ни на секунду и ни разу не повторился. И как он только мог выдерживать такую нагрузку? Худой, длинный, вроде как вообще не живой, но играл как Бог! Один только раз Саша «протянул» ухо в сторону Андрюхи, который услаждал слух планеты мелодией «Светит месяц» под любую мелодию, которую сакс выводил идеально чисто. Но что мог поделать Андрюха, его заклинило. Он не в силах был перейти на «Темную ночь». И вдруг такая возможность представилась. Саксофон сделал что-то вроде короткой паузы. Андрюха исхитрился забренчать «Темную ночь», а Саша Розенфельд, оказывается, перешел на «Светит месяц», чтобы отдать должное упорству «балалаечника», и окончательно убитый двухчасовым ее звучанием. И понеслось. Саксофон надрывался над «месяцем», Андрюха шпарил «Темную ночь», Васяня, произнеся несколько, ну, десятка три, ненормативных слова, продолжал дубасить по барабану всем демонстрируя надпись: «Вечная Радость!» и улыбающуюся рожу бравого пожарного.
Последние два часа прошли под знаком битлов и знойных танго тридцатых годов. Разумеется, все шло под аккомпанемент «Темной ночи».
Всем собравшимся было уже ясно, что на свадьбе первое место занял именно оркестр, а не жених и, тем более, не невеста.
И вот настал исторический момент. Отец жениха, зав. рыбным отделом, вышел к «оркестру» с небольшим подносом, на котором стояли три фужера с водкой, а рядом лежал конверт с купюрами. Позади рыбного начальника везли коляску Васяни, на которой были привязаны три ящика спиртного. Папаша жениха остановил ополоумевший оркестр и сказал, что у него нет слов выразить, как он благодарен коллективу, и что ничего подобного он в жизни не видел и не слышал. Так без перерыва четыре часа могут играть только виртуозы и выдающиеся музыканты. Вот вам гонорар. Он несколько увеличен за старание, – папаша показал на конверт, а это вот как договаривались: ящик белого и два ящика пивка. Ну, еще я воблочек штук пятьдесят положил. А это по фужерчику за счастье молодых! Примерно так сказал начальник рыбного отдела.
Васяня взял два фужера, а на третий кивнул Андрюхе.
– Давай, Андрюха, за здоровье молодых! – и махнул один фужер.
Андрюха выдохнул и заглотал водку в два приема.
– А вот, маэстро саксофонист что же? – удивился папаша.
– Я за него, – ответил Васяня. – Саша у нас по другой части...
И Васяня опрокинул фужер за один прием повторно. Задержал дыхание, выкатил глаза, а потом, взяв конверт с гонораром протянул его гению саксофона. Саша спрятал конверт и только тут широко открыл глаза.
– Это твое, – сказал Васяня, – Как договаривались...
Дальше все замелькало словно в калейдоскопе. Васяня крикнул всем «До свидания!», потом добавил: «Вечная Радость!», вцепился в свою тележку и, увлекая Сашу Розенфельда, бросился в отрыв. «Балалаечник» Андрюха потерял только секунду, но уже через две был впереди всех. Скрывшись за углом дома, саксофонист прошептал:
– Стойте! А то концы отдам сейчас. Вот, держите сакс. Пусть до утра, ну до завтра у вас поживет. Мне срочно доза нужна. Я сейчас к памятнику... На точку... Там, может, и уколюсь сразу...
Засунув свой конверт подальше, заплетающейся походкой виртуоз саксофона поплелся добывать дозу наркотика, а участники «оркестра» Андрюха с балалайкой, саксофоном и барабаном на шее и Васяня с заветной тележкой, минуя автобусный маршрут, через рощу двинулись к сараю. Сначала плюхнулись на старый продавленный диван. Потом, разминая мышцы спины, поставили на маленький стол тарелку с солеными помидорами и маринованным чесноком. Хлеб нарезали большими ломтями. Тост напрашивался сам собой – «За тяжелую жизнь музыкантов». Выпили. Повторили. Понюхала хлеба. Васяня протянул сочный помидор Андрюхе.
– Нет! – покачал головой Андрюха. – Я пивом. Разве лучше закуска бывает? Не бывает! Но как я устал! Легче три смены отработать...