Эвтаназiя

Алексей Косиновъ
  Рассказ - притча. Выводы делайте сами.

В черной избе, где тараканы выглядывали из-за  каждого угла, жила Марфа - дородная женщина с огромными кулаками и с таким же огромным и добрым сердцем.
Миловала она всякую тварь Божью и всем помогала.

Ко всему прочему была Марфа еще и повитухой. Оно, конечно, и не всегда у нее получалось, и девки потом хворали, да что там хворали, даже помирали, но малышков -пузанов все же рождалось больше, чем помирало. Ко всему прочему, она и травками, и заговорами людей лечила.

Даже, "как бы невзначай", у фельдшера книжку умную выпросила: "Гомеопатiя. д-р. Борманъ" именуемую. Для повышения квалификации, так сказать.

Фельдшер сельский Сергей Николаевич вместе со своим выводком и нехитрым скарбом из села в поспешности убег, как только услышал, что Красная Армия вошла в губернию, ибо был убежденным монархистом и имел дворянский титул.

Ох, и какой это был доктор! Золото, а не доктор был Сергей Николаевич. Правда, для Марфы фельдшер был "конкурэнтом". С его приездом в село и без того скромные доходы Марфы уменьшились.

Теперь же, с установлением Советской власти, работы у Марфы хватало. По-первому времени она молилась на "товарищей" и благословляла их крестным знамением. Только вот сами большевики ее не чествовали и к ней за советом не ходили. Да еще посмеивались над ее темнотой. А когда приезжий с ними лектор-агитатор по научному атеизму лекцию читал и упомянул о "темноте" и "мракобесии", вспомнил он и про Марфу, и пред всем селом позорить стал.

С тех пор Марфа больше идеи Ленина не поддерживала и в светлое будущее не верила. Жила в полузатворе,за скотинкой ухаживала, Богу молилась, да хозяйство свое вела.

А народ все равно: как ходил к ней, так и шел.
Революция приносила людям трудности, и рожать детей многие не хотели. Плюс ко всему - солдатушки без внимания женского скучали...

Марфа под покровом ночи била беременным девкам сапогом в живот... И девки, корчась от боли, доползали, некоторым образом успокоенные, до своих изб.

Весна была в самом разгаре. Цвели яблони, и все село превратилось в цветущий сад.

Как-то посреди ночи в окошко Марфы постучали. Сильно и длительно.

- Совсем Игнат у меня плохой стал, Марфушка, кровью харкает, пятнами весть покрылся... Страдает мученик, не приведи Господи! - заголосила соседка, простоволосая, растрепанная, в галошах на босые ноги, - давай ко мне, дюже плохо деду моему...

И Марфа с книжкой "Гомеопатiя", завернутой в цветастый платок, и сборником заговоров отправилась спасать страдальца.

- Нет. Я тут вам не помощник, - сказала Марфа после осмотра старика, - тут мои лекарства не помогут. Разве что заговор прочесть. Но читали мы, а не помогает.

За стенкой метался в агонии Игнат:

  - Убей меня, Степанида!!! Убей! Мочи совсем уж нету у меня никакой... Бог простит тебя, Он добрый... Убей. Сделай доброе дело....

- А что если мы его того, подушечкой накроем? - заговорщически прошептала Марфа. - Ведь страдает человек, да и сам этого хочет...

- Бог с тобой, Марфа! Разве же можно? - проговорила с дрожью в голосе Степанида.

Когда луну заволокли тучи, ставни на окнах были закрыты, и все замки заперты, женщины перекрестились и, сказав "Ну, прощай Игнат, Царствие тебе небесное", задушили деда подушкой.

Ноябрь выдался холодный и дождливый.

Дела у Марфы шли в гору. К ней продолжали ходить на лечение селяне, да и большевики убежали, так как к губернии приближался эскадрон "белого" атамана Синявского. Гремели ожесточенные бои, и красные отступали.

Ничего, что они забрали у нее корову и двух поросят. С ее сегодняшним заработком баба могла позволить себе такую щедрость.

Она продавала уставшим от жизни старикам "намоленные подушечки" для спокойного ухода из этой суровой и страшной жизни.

Село разделилось на два лагеря: одни поддерживали Марфу, а другие плевали в ее сторону.

- Но это все ничего, дай Господь им всем... - говорила она, молясь на почерневшие иконы в красном углу.

Ведь Марфа стала самым известным лекарем в селе. Ее слава как женщины милосердной и сердобольной достигла даже соседних деревень. Да, фельдшер Сергей Николаевич ей бы сейчас, наверное, позавидовал...

В январе месяце, аккурат под Христово Рождество, в село вошел "смешанный" эскадрон атамана Смурова.

Капитан Игнатьевский, блистая царскими погонами, приглашал селян в импровизированную походную церковь на молебен в честь освобождения губернии от красных...

В Сочельник на сельской "площади", у дома, где жил фельдшер Сергей Николаевич, отец Петр - полковой священник - служил молебен. Молилось все село, а тех, кто не хотел идти, пригнали нагайками.

Хлопьями с неба падал снег. Было тепло и светило яркое солнце.

Неожиданно в народе раздался ропот. Началось волнение и шум:

- А эта-то, сатана, что тут делает?
- Как она еще сюда пришла?
- Нагайка и черта на молебен пригонит!

Все эти возмущенные выкрики были направлены, естественно, в сторону Марфы, которая в свою очередь стояла впереди всех, почти рядом со священником.

- Молчать! - закричал капитан, - я сказал "молчать"!

Игнатьевский сделал несколько предупредительных выстрелов в воздух.

Молебен остановили, и атаман Смуров возвысил голос:

- Что случилось? Кто эта баба? - и он ухватил Марфу за косу, намотав ее на кулак.

Марфа взвизгнула. Зафыркали и затопали на месте солдатские кони.
Когда Смуров услышал про то, как Марфа помогала старикам уйти "на тот свет" , а некоторых, совсем невменяемых и ущербных, лично душила подушками, его глаза налились кровью.

- Расстрелять старую дуру, - холодно сказал он, - непременно расстрелять.
- Она доводила людей до самоубийства... - дополнил Игнатьевский.
- Она же старая дура! - сказал отец Петр, но после того как атаман сверкнул на него злыми глазами, замолчал.

- За что же вы меня, православные? - причитала, ползая по снегу, Марфа. - Я ж вам только добра желала.

В свое оправдание она попыталась развязать узелок с книгой фельдшера и сборником заговоров, но атаман Смуров сделал первый выстрел... Потом второй... Потом третий...

Через три месяца в село вошли красные. "Сборный" эскадрон гнали до самой границы губернии, где его разбил сам Семен Михайлович Буденный, как говорят.

В 1936 году в Париже, умирающий от туберкулеза капитан Игнатьевский, попросил какого-то бродягу, в обмен на золотые часы, задушить его... "подушечкой" Марфы, который он, по воле случая, взял с собой из того советского села.